1310 Т*", как философ был озабочен примирением аристо-

телизма и неоплатонизма. В XIV в. Марсилий из Ингена, хо-

тя, несомненно, и придерживался некоторых оккамистских

тезисов, не соглашался с радикальной оккамистской крити-

кой метафизики.

Одной из физических проблем, к которым было прикова-

но внимание в XIV в, была проблема движения. Аристотель

провел различение между естественным и насильственным

движением. Огонь, например, имеет естественную склон-

ность к движению, направленному вверх: он легок по при-

роде и устремлен к своему естественному месту. Камень же

по природе тяжел и имеет естественную склонность к дви-

жению, направленному вниз. Однако если бросить камень

вверх, то некоторое время он находится в неестественном,

или насильственном, движении, пока вновь не заявит о се-

бе его естественная склонность к возвращению на свое есте-

ственное место. Как можно объяснить это неестественное

движение? Оно не может быть обусловлено камнем, кото-

рый, будучи предоставлен сам себе, движется вниз к земле.

Оно не может быть обусловлено просто человеком, который

бросает камень, ибо стоит камню оторваться от его руки,

XIV век чч

3^

как человек уже не имеет с ним никакого контакта. Соглас-

но Аристотелю, человек, который бросает камень, приводит

в движение также и окружающий воздух, и этот воздух при-

водит в движение более отдаленный воздух, и каждая часть

воздуха движет камень вместе с собой, до тех пор пока по-

следовательные движения воздуха не становятся столь сла-

быми, что естественное движение камня вновь заявляет о

себе и камень начинает двигаться к своему естественному

месту.

Оккам отверг это объяснение "насильственного движе-

ния". Допустим, два лучника одновременно стреляют друг в

друга и их стрелы встречаются в полете. Нелепо думать, что

один и тот же воздух движется в противоположных направ-

лениях. Вполне достаточно сказать, что движущееся тело

движется просто потому, что находится в движении. Мы

можем требовать, чтобы было объяснено прекращение дви-

жения камня, но не само движение.

Ведущие физики XIV в. согласились с Оккамовым опро-

вержением аристотелевской теории; однако его объяснение

движения метательного снаряда они вообще не посчитали

объяснением. Они предпочли теорию, которая в VI в. была

выдвинута филопоном, а в XIII в. подхвачена францисканцем

Пьером Жаном Оливи^'. Согласно этой теории, движущая

сила сообщает метательному снаряду определенное качество,

или энергию, которую они называли impetus (Оливи говорил

об "импульсе") и благодаря которой метательный снаряд

продолжает двигаться до тех пор, пока первоначальный по-

рыв не преодолевается сопротивлением воздуха и естествен-

ным весом метательного снаряда. Конечно, от подобной тео-

рии Оккам хотел уклониться, поскольку она вводила некую

сущность (импульс) из тех, какие он решился искоренить.

Действительно, сторонники теории импульса посчитали сво-

им долгом задаться вопросом о том, как следует классифици-

ровать импульс в терминах аристотелевской теории катего-

рий, или praedicamenta. Альберт Саксонский утверждал, что

отвечать на этот вопрос - дело метафизика, хотя сам он ду-

мал, что импульс надо классифицировать как качество.

Теория импульса была принята рядом мыслителей вклю-

чая Буридана, Альберта Саксонского, Марсилия из Ингена и

Николая Орема (Орезмского), Буридан заметил, что аристо-

телевская теория движения не может объяснить движение

вращающегося волчка, которое без труда могла бы объяс-

нить теория импульса. Альберт Саксонский пытался также

дать объяснение тяготению. Он провел различение между

центром тяжести тела и центром его объема, утверждая,

что эти центры не обязательно совпадают. Настоящим цен-

тром мира является центр тяжести Земли, а стремление ка-

ждого тела, обладающего весом, соединить свой центр тя-

жести с центром мира есть в действительности то, что мы

подразумеваем под тяготением.

Теория импульса имела далеко идущие следствия. На-

пример, Буридан предположил, что если мы представляем

Бога как сообщающего при творении небесным телам опре-

деленный импульс, то дальнейшего объяснения их движе-

ния не требуется, поскольку они не встречают никакого со-

противления. Тогда нет нужды верить, что они состоят из

какого-то особого элемента, и нет нужды постулировать су-

ществование интеллигенций, или ангелов, которые приво-

дят их в движение. Другими словами, объяснение движе-

ний небесных тел становится, в сущности, точно таким же,

как и объяснение движений тел на земле. Правда, Буридан

предложил эту теорию в качестве гипотезы, пояснив, что

хотел бы знать, что скажут о ней теологи. Однако она име-

ла значительный успех и была принята такими мыслителя-

ми, как Альберт Саксонский, Марс?илий из Ингена и Нико-

лай Орем. Эта теория, безусловно, прокладывала путь меха-

нистическому взгляду на мир, взгляду, представляющему

мир как систему движущихся тел, где движение, или энер-

гия, передается от одного тела к другому.

Одним из самых замечательных парижских ученых

был Николай Орем (ум. 1382). Видимо, он поступил в На-

варрский коллеж Парижского университета в 1348 г.

В 1356 г. он стал магистром коллежа; однако вскоре после

того, как он побывал учителем будущего короля Карла V, Ни-

XIV век nil

колай стал продвигаться по церковной лестнице и в 1377 г.

был назначен епископом Лизьё. Он написал комментарии к

"Этике", "Политике", "Экономике" и De Caelo Аристотеля,

вопросы к некоторым другим аристотелевским сочинениям,

ряд трактатов на математические темы и о динамике и кри-

тические работы об астрологии. Кроме того, он писал и по

проблемам теологии, но его комментарий к "Сентенциям"

был утрачен.

Николай Орем отказывался признать, что в физиче-

ской науке возможны строгие доказательства. Другими сло-

вами, научные теории являются гипотезами. Чтобы доказать

это, Николай пытался продемонстрировать, как одни и те

же явления можно "спасти" (объяснить) с помощью раз-

ных гипотез. Наиболее известный пример этого приема -

его трактовка проблемы движения Земли по отношению к

Солнцу, изложенная в трактате "О небе и мире" (Du del et

da monde). Посредством наблюдения, утверждает он, невоз-

можно доказать, что небо совершает суточное вращение, то-

гда как Земля остается неподвижной. Ибо явления, или

феномены, остались бы точно такими же, даже если бы вра-

щалась Земля. Что касается других возражений против воз-

можности вращения Земли, то на все могут быть даны отве-

ты. Относительно же Писания мы должны помнить, что Биб-

лия использует обычные способы изъяснения и не должна

рассматриваться как набор научных трактатов. Короче гово-

ря, теорию, сотласно которой суточное вращение совершает

именно Земля, а не Солнце, нельзя опровергнуть ни наблю-

дением, ни абстрактным рассуждением, ни обращением к

Писанию. Далее, гипотеза о вращении Земли более эконом-

на, нежели гипотеза о том, что вращается небо, а не Земля.

Иными словами, для первой гипотезы требуется допустить

меньшее число постулатов, чем для второй.

Возможность вращения Земли обсуждалась и прежде. И

было достигнуто понимание того, что посредством одного

лишь наблюдения решить эту проблему невозможно. Но хо-

тя Буридан и Альберт Саксонский обсуждали гипотезу су-

точного вращения Земли вокруг своей оси вполне сочувст-

венно, они оба отвергли ее. Альберт думал, например, что,

если бы Земля считалась вращающейся, эта идея предпола-

гала бы устранение всех движений небесных тел; и он заме-

тил, что движения планет не могут быть просто отринуты.

Николай Орем, однако, понял, что гипотеза вращения Зем-

ли повлекла бы за собой устранение не движений планет, а

только предполагаемого вращения сферы "неподвижных"

звезд.

В конце концов Николай выбирает общепринятое в то

время мнение, т. е. традиционную гипотезу, на том основа-

нии, что доводы в пользу принятия гипотезы о суточном вра-

щении Земли неубедительны. Однако совершенно ясно, что

он считает свою гипотезу более экономной, нежели альтер-

нативная гипотеза, и, следовательно, более предпочтительной,

даже если ее истинность не может быть доказана.

Тот же дух осторожности дает о себе знать в обсуждении

Николаем (в том же самом трактате) возможности сущест-

вования других миров, отличных от этого мира. Аргументы

(будь то теологические, философские или научные), доказы-

вающие невозможность множественности миров, неубеди-

тельны. В то же время следует считать, что этот мир - един-

ственный.

В трактате "О конфигурациях качеств" (DC configuratio-

mbus quoUtatum) Николай обсуждал проблему изменения ин-

тенсивности качеств*" и разработал геометрический графи-

ческий метод. Этот метод был также предложен им как сред-

ство изображения изменений скорости. Николай обнару-

жил, например, что расстояние, пройденное телом, движу-

щимся с равномерным ускорением, равно расстоянию, прой-

денному за то же время другим телом, движущимся с по-

стоянной скоростью, равной достигнутой первым телом в

середине его пути. Желая выразить эти и сходные последо-

вательные изменения в форме, которая облегчила бы пони-

мание и сравнение, Николай пришел к мысли представить

их с помощью системы прямоугольных координат. Про-

странство или время, например, представлялись им в виде

основной прямой линии, перпендикулярно которой изобра-

XIV век nil

жались вертикальные линии, длина которых соответствова-

ла положению или интенсивности переменной. Соединяя

концы вертикальных линий, Николай получал кривую, пред-

ставляющую колебания интенсивности.

Работой о пропорциях пропорций (De froportiornbus pro-

portiornim), или о соотношениях соотношений, Николай внес

значительный вклад в математику. В свои сочинения против

астрологов он включал аргумент, согласно которому допу-

щение несоизмеримости планетарных скоростей делает не-

возможным Предсказание точного положения планет.

Когда мы думаем о достижениях науки, мы склонны ду-

мать о плодах прикладной науки и технологии. И в этой об-

ласти средние века, конечно, могут предложить немногое.

Были, например, некоторые изобретения в оптике. И были

неосуществленные мечты Роджера Бэкона. Однако если рас-

сматривать историю науки начиная с Возрождения, стано-

вится очевидно, что достижения теоретической науки пред-

шествовали эпохе поразительных изобретений и эре разви-

тия технологии. В области же теории средние века не были

такими "темными" и обскурантистскими, как иногда пред-

полагали. Николай Орем, например, предвосхитил некото-

рые теоремы Галилея. Однако зачаткам науки в эпоху сред-

невековья было суждено дожидаться, пока их не откроют

заново. В каком-то смысле они оказались преждевременны-

ми. Почему так произошло, объяснить нелегко. Но чума, вой-

на, великий раскол, предчувствие неминуемой беды, кото-

рые стимулировали рост всякого рода религиозного фана-

тизма, не способствовали распространению научных иссле-

дований в XIV в.