Восточные культы, астрология, оккультизм

В государстве эпохи гражданских войн, насилия, злоупотреб­лений, где человек меньше, чем когда-либо, мог чувствовать себя защищенным, широко распространялись таинственные вос­точные культы и магии, причем не только среди городских низов, но и в среде просвещенных нобилей. Законы 58, 53 и 48 гг. до н.. против все более популярных в Риме египетских культов не дал результатов, и в 43 г. до н. э. участники II триумвирата уже планировали построить первое в городе святилище Исиды. Не менее популярной была тогда халдейская астрология, несмотря на то, что еще в 139 г, до н.э. астрологов изгнали из Рима. В трактате «О предсказаниях» Цицерон свидетельствует, что халдейских звездочетов можно было в его время видеть в Большом цирке, где он охотно составляли людям гороскопы.

Так как всевозможные гадания и пророчества были тогда моде и очень многие к ним прислушивались, то их нередко использовали и приспосабливали в политических целях. В 56 г. до н.. Помпеи под предлогом, что слышал гром с неба, распустил ш родное собрание и тем самым помешал избранию своего противника Катона Младшего претором. Позднее, когда Цезарь собирался в поход против парфян, у всех на устах было пророчеств' найденное в «сивиллиных книгах», будто парфяне могли быть по корены только царем: распространение этого пророчества Риме должно было облегчить Цезарю переход к монархии эллинистического типа.

Вера в вещие сны, которым, как мы помним, такое значение придавал Сулла, не была чужда и самым просвещенным людям последующих поколений. Цицерон рассказывает в одном из пи сем, какой сон приснился ему в Диррахии перед битвой при Фарсале между Цезарем и Помпеем. Октавиан Август вспоминал позднее о сне, который видел его друг и который помог ему в сражении у Филипп, когда они с Антонием вели войну против Брута и Кассия.

Составлением гороскопов занимались не только халдейски звездочеты, но и претор 58 г. до н.э. философ-неопифагореец Публий Нигидий Фигул. Согласно Светонию, он, узнав час рождения Октавиана, «объявил, что родился повелитель всего земного круга». Фигул написал множество книг о гаданиях и снах, об астрологии, где пытался соединить наследие этрусков с учением Пифагора. В его доме проходили собрания, считавшиеся в Риме святотатственными. Марк Теренций Варрон рассказывает о его занятиях магией, о способности отыскивать пропавшие вещи. Достойным собратом Фигула было другое должностное лицо: консул 54 г до н. э. Аппий Клавдий Пульхр, который у себя дома занимало спиритизмом, вызывая души умерших.

Философия

Те же чувства незащищенности, нестабильности, что подталкивали одних к восточным культам и магии, других влекли в «Сад Эпикура». Философ, учивший «жить незаметно», неизбежно должен был приобрести популярность в те бурные и грозные десятилетия. Число эпикурейцев постоянно росло. Из сочинений Цицерона мы знаем имена популяризаторов эпикурейства, «захвативших всю Италию». К ним — к Гаю Амафинию, Рабирию, Катию Гиту Инсубру и другим представителям эпикурейской филосо­фии в Риме —- Цицерон относился презрительно и даже утверждал, что никогда не читал их творений. Однако двух греческих Эпикурейцев, Филодема из Гадары и Сирона, действовавших тогда на побережье Неаполитанского залива, великий оратор не ко­леблясь называл своими друзьями, «наилучшими и ученейшими лужами». Филодем и его ученик Сирон прибыли в Италию, веро­ятно, вскоре после превращения их родной Сирии в римскую про­винцию, но не захотели жить в Риме с его шумом и суетой. На Вилле Филодема в Геркулануме (нынешняя вилла Пизони) были найдены остатки богатой библиотеки, состоявшей из произведе­ний как самого философа, так и других эпикурейцев. Здесь же проходили и их встречи. Фрагмент одного из сочинений Филодема, обнаруженный там, свидетельствует, что в эпикурейских диспутах принимал участие также Вергилий, а может быть, и Гораций. О дружеских связях между молодым Вергилием и Сироном говорят и упоминание философа в стихах великого поэта, |и тот факт, что после смерти Сирона его вилла в окрестностях (Неаполя перешла в собственность Вергилия.

Наиболее полное выражение римский эпикуреизм, столь сильно повлиявший на творчество молодого Вергилия, нашел в фило­софской поэме «О природе вещей» Тита Лукреция Кара, жившего в первой половине I в. до н.э. «Недоброе время для отечества», как говорит поэт, жестокость и абсурдность гражданских войн, честолюбие, алчность и похоть, терзающие римское общество, — (все это наполняло душу Лукреция отвращением к современности. Но будущее станет лучше настоящего — Лукреций был великим оптимистом, верившим в прогресс познания мира, в могущество человеческого разума, способного овладеть тайнами бытия и, главное, преодолеть страх индивидуальной смерти. В обществе, охваченном страхом и пороками, «как солнце среди звезд» сияет образ Эпикура, спасшего человечество от страха перед смертью (тем, что представил смерть всеобщим и закономерным явлением в непрерывном потоке рождении и смертей человеческого рода. [. Патетически, в красочных и величественных образах, возвещает он людям правду, открывающуюся ему в учении Эпи­кура, «воистину бога». Поэма «О природе вещей» и сегодня поко­ряет необыкновенной силой поэтического таланта, с какой Лукреций убеждает читателя или спорит с ним. Сочинения самого Эпикура погибли, и потому поэма Лукреция оказывается, кроме того ценнейшим источником познания распространенных в антично мире эпикурейских, механико-материалистических взглядов г космос и на человека.

Популяризацией среди римлян достижений греческой философии занимался и Марк Туллий Цицерон, когда победа Цезаря сделала для него невозможным продолжение активной политической деятельности. Связи многих видных римлян с греческих; философами стали в I в. до н.э. особенно тесными. Стоическая философия имела особенно много приверженцев; среди них были и Катон Младший, и убийца Цезаря Брут. К стоику Посидонию ездили на Родос не только Цицерон, но и Помпеи. Если римляне не ездили к философам в Грецию, то приглашали их к себе: так, у Цицерона гостил одно время стоик Диодот.

Никто, однако, не взял на себя труд изложить для сограж­дан на латинском языке учения греческих философов. Для этого необходимо было преодолеть немало языковых сложностей и обосновать полезность самой философии. Цицерону хватило на это решимости. Когда в 45 г. до н.э. умерла его дочь Туллия, он, читавший много греческих «утешений» философского характера, задумал написать «утешение самому себе», следуя здесь пример платоника Крантора. Два месяца спустя Цицерон был уже весь работе над «Гортензием» и «Академиками», а еще через месяц уже собирал материал для «Тускуланских бесед» (близ Тускул, находилось поместье Цицерона). Не дошедший до наших дней «Гортензий» был написан в форме диалога с Квинтом Гортензием Горталом, отрицавшим ценность философских штудий; в споре с ним Цицерон перечисляет все те выгоды, которые дает философия: от практической пользы общих знаний до литературных достоинств философских сочинений. Автор выражает надежду, что римские любители словесности, привлеченные красотами слог; этих произведений, обратят со временем внимание и на их со­держание. Сам Цицерон изложение философских идей почти во всех своих трактатах оживляет примерами из римской истории или цитатами из поэтов.

Оригинальным философом он не был и не стремился быть. Даже эклектизм, столь присущий его сочинениям, не был резуль­татом его концептуального выбора, а был отличительной чертой всего завершающего периода эллинистической философии. Эклектиками были все тогдашние стоики, вносившие в первоначальную систему стоических идей немало элементов платонического и пери патетического направлений. В теории познания и физике Цицерон склонялся к скептициз­му новой Академии, рекомендовавшей своим адептам избирать те взгляды, которые кажутся им более правдоподобными, и эклектически соединять элементы различных философских систем. Догматизм осуждался как проявление интеллектуальной лени; при том подчеркивалось, что ни Сократ, ни Платон отнюдь не были догматиками.