2. Райнер Мария Рильке

Райнер Мария Рильке (1875 - 1926) занимает одно из первых мест не только в немецкоязычной, но и мировой поэзии. В литературоведении по отношению к художественному творчеству иногда используется понятие "космос". "Космическим" -как мало кто другой из поэтов - был именно Рильке. Всю жизнь стремился он вырваться за рамки страны, в которой ему довелось родиться.

Творчество Рильке не укладывается в рамки какого-то одного течения, не поддается однозначному определению его метод. Каждый новый цикл его стихов свидетельствует о художественной эволюции поэта. Если в ранних его произведениях присутствуют элементы импрессионизма и неоромантизма, то с течением времени все более отчетливой становится принадлежность автора к символизму.

Трагична судьба поэта: постоянное - с детства и до конца дней - чувство одиночества, не единожды пережитое состояние тяжелой моральной депрессии, смерть от рака крови. "О святое мое одиночество - ты!" - начинается одно из первых его стихотворений. Отныне мотив отверженности, одиночества проходит сквозь все его творчество.

От века и навек всего лишенный,

отверженец, ты - камень без гнезда.

Ты - неприкаянный, ты - прокаженный,

с трещоткой обходящий города, -

скажет поэт в одном из стихотворений, включенных в книгу "Часослов", ознаменовавшую начало славы Рильке. Та же мелодия прозвучит и в "Элегии" - своеобразном поэтическом завещании.

Блестящими образцами рилькевской "новой вещности" являются стихотворения "Пантера", "Собор", "Окно-роза", "Лебедь" и др. "Новые стихотворения" создавались под впечатлением от творчества Родена; скульптурные же образы последнего, по меткому определению А. Карельского, - "почти всегда образы единоборства со стихией неподвижности". Поэтическая книга Рильке в целом - тоже парадигма бытия-творчества, развернутая его метафора. Не удивительно, что героями его "стихотворений-предметов" стали не только вещи недвижные (собор, окно, портал), но и живые существа - от представителей фауны (газель, пантера, лебедь и проч.) до просто человека и, наконец, даже Христа с его страданиями и исканиями:

Еще и это. И таков конец.

А мне идти - идти, слепому, выше.

И почему Ты мне велишь, Отец,

искать Тебя, раз я Тебя не вижу.

А я искал. Искал, где только мог.

В себе. В других. И в камнях у дорог.

Я потерял Тебя. Я одинок.

Большинство произведений, составляющих эти циклы, построено по принципу контрапункта: в одном стихотворении соединенными оказываются отдаленные друг от друга и даже полярные образы и мотивы - бренного и вечного, жизни и смерти, одиночества и сопричастности:

Тайна любви велика,

боль неподвластна нам,

и смерть, как далекий храм,

для всех заповедна.

Но песня - легка и летит сквозь века

светло и победно.

Художественный мир Рильке привлекал к себе внимание многих писателей. В той или иной форме он нашел отклик в творчестве Б. Пастернака, М. Цветаевой, О. Мандельштама, Г. Маурера, Л. Фюрнберга. На русский язык стихи и прозу Рильке переводили А. Биск, Б. Пастернак, А. Ахматова, С. Аверинцев, К. Богатырев, А. Гелескул, Е. Суриц, Г. Ратгауз, А. Карельский, В. Микушевич, Е. Витковский и др. В 1982 г. в переводе В. Сёмухи вышла на белорусском языке книга Рильке "Сонеты к Орфею". [209]

3. Брох . На основе романа «Невиновные»

У него складывается собственная концепция истории. По его мнению, история троична, ее составляют вечность, социальная история и отдельная человеческая судьба, что отражено в композиции романа, состоящего из притчи, новелл и стихотворных фрагментов. Большую роль здесь играет организация пространственно-временных отношений. Потому что вне их человек не существует, это среда его обитания.

На представленную концепцию времени-пространства, несомненно, повлияла теория относительности А.Эйнштейна, которую Брох наполнил трансцендентным смыслом, обнаружив связь между вечным и сиюминутным, которые одновременно раскрывают отношения между временем и пространством.

По мнению автора, жизнь человека, его поступки, звуки, произнесенные им, никуда не исчезают, а остаются в общем для всех материй времени-пространстве.

Именно в этом воздухе происходит “слияние судеб”, здесь тянутся “связующие нити” от человека к человеку, в этом “вечном эфире” происходят удивительные встречи прошлого с настоящим.

В этом теоретическом пространстве все текуче, ни один предмет не находится в статике.

Но человеку, живущему “здесь” и “сейчас” трудно понять беспредельность пространства и времени, “ибо люди в плену друг у друга”, их жизненное пространство сужено, ограничено страной, городом, а чаще домом. Они даже не подозревают о многомерности мира. Из всех персонажей только Пчеловоду дано это знание.

Итак, можно сделать вывод, что, с точки зрения Броха, человек, не принимая многомерности мира, ограничивая свое пространство, совершает трагическую ошибку. Заключая себя в свой собственный образ мира и проживая в нем, он теряет чувство принадлежности к вечному. Сделав центром всего себя, теряет способность адекватно воспринимать окружающий мир. Для такого человека с его смертью умирает и мир. Он смотрит на окружающее как на что-то неподвижное, статичное, где все четко, ясно, неизменно, в том числе сам человек. Возможно, в этом автор видит истоки равнодушия к ближнему, к происходящему вокруг. Если бы человек ощущал себя частью вечности, то, может быть, ощущал бы ответственность за совершенные поступки, за след, что оставит после себя.

Главная же составляющая пространства жизни – сам человек, его связи с другими людьми. Они его притягивают, но в то же время он бежит их. Его пугает одиночество, но он никогда не бывает наедине с собой. Человек начала ХХ века живет у Броха по давно установленным законам, изменить которые в одиночку он не в силах. Поэтому он творит свой миф, свою историю, свое пространство и время, которые примиряют его с другими мифами, с другими историями. И эта проблема не разрешима. Разорвать замкнутый круг может только смерть (развенчание мифа: самоубийство Мелитты, Андреаса, смерть баронессы). Но невозможность перемен не означает безответственности. По Броху, жизнь каждого героя протекает в вечном, и всякая отдельная человеческая история – часть вечной истории. Каждая жизнь – “индивидуальное” и непредсказуемое время мысли как события… Это время – бесформенное, становящееся… убывает…”. Существуют “два времени, две истории мысли…В истории как памяти всегда существует иная история, история забвения. Она реактивна и постоянно трансформирует субъекта наблюдения в ходе своих столкновений-воспоминаний с первой историей” (Подорога В.А., 1993, 11).

Потому искажение пространства – неизбежная составляющая пространства вообще, времени вообще и истории вообще. Объективный мир, реальность состоит как раз из множества таких вот искаженных реальностей. Когда человек оказывается перед лицом Вечности, единственно объективной в своих противоположностях (минуты прозрения А. перед смертью), он уже ничего не может изменить. Такая возможность изначально отобрана у человека.

25