Г. А. Франкфорт, д. Ж. Франкфорт в преддверии философии

Мифопоэтическая концепция времени, подобно концепции пространства, не количественна и абстрактна, но качественна и конкретна. Мифопоэтическое мышление не знает времени как однородной продолжительности или как последовательности качес­твенно индифферентных мгновений. То понятие времени, которым пользуется современная математика и физика, так же незнакома первобытному человеку, как и то, которое лежит в основе структуры нашей истории. Первобытный человек не абстрагирует идею вре­мени от своего переживания времени.

Уже указывалось (например, Кассирером), что даже самые примитивные народы глубоко и тонко чувствуют время. Оно переживается как в периодичности и ритме человеческой жизни, так и в жизни природы. Каждая стадия человеческой жизни — детство, юность, зрелость, старость — это особое время со своими особыми качествами. Переход от одной стадии к другой представ­ляет собой критический момент, перелом, во время которого чело­век участвует, совместно с общиной, в ритуалах, приуроченных к рождению, возмужанию, браку или смерти. Кассирер назвал этот специфический взгляд на время как на последовательность сущес­твенно различных периодов жизни "биологическим временем". И проявление времени в природе, последовательная смена времен

235

года, и перемещения небесных тел с древнейших времен воспринимались как признаки жизненного процесса, аналогичного человеческому и связанного с ним. Но несмотря на это, они не рассматриваются как "природные" процессы в нашем смысле этого слова. Всякое изменение имеет причину, а причина, как мы уже видели, есть воля. В Книге Бытия, например, мы читаем, что Бог "поставил завет" с живыми существами, обещая им не только, что потоп не повторится, но и то, что "впредь во все дни земли сеяние и жатва, холод и зной, лето и зима не прекратятся" (Бытие, 8;22). Ветхозаветный Бог в полноте своей власти щедро даровал упорядо­ченное время и упорядоченную жизнь природы (что одно и то же), и когда эта упорядоченность рассматривается в своей целокупности, как установленный порядок, она повсюду мыслится также основан­ной на волеизъявлением порядке творения.

Но возможен и другой подход: с ориентацией не на последова­тельность стадий в их целокупности, а на фактический переход от одной стадии к другой на фактическую последовательность стадий. Меняющаяся продолжительность дня и ночи, всегда новое зрелище восхода и заката, экваториальные штормы никак не предполагают плавного автоматического чередования "элементов" мифопо-этического времени. Они предполагают конфликт, и это предполо­жение подкрепляется беспокойством самого человека, полностью зависящего от погоды и сезонных изменений. Некоторые исследо­ватели называют это "драматической концепцией природы". Каж­дое утро солнце побеждает мрак и хаос, как это было в первый день творения и как это происходит ежегодно в первый день Нового года. Три эти момента сливаются воедино, они воспринимаются как нечто по существу единое. Каждый восход солнца, как и каждый первый день Нового года, повторяет первый восход солнца в первый день творения; и для мифопоэтического сознания каждое повто­рение сливается с первоначальным событием и практически с ним отождествляется.

Здесь в категории времени мы найдем параллель тому явлению, которое мы нашли в категории пространства, когда, как уже видели, некоторые архетипические места, как, например, первобытный холм, считались существующими сразу в нескольких местах страны одновременно, ибо эти места имели общие с их прототипом чрез­вычайно важные характеристики. Это явление мы назвали слиянием в пространстве. Примером слияния во времени может служить египетский стих, проклинающий врагов фараона. Нужно помнить, что бог солнца Ра был первым правителем Египта и что фараон был в той мере, в какой он являлся правителем, образом Ра. Стих говорит о врагах царя: "Они будут, как змей Апоп в утро Нового года". Змей Апоп — это враждебный мрак, который солнце каждую ночь

236

побеждает на своем пути через подземный мир от места своего захода на западе до места восхода на востоке. Но почему враги будут, как Апоп в утро Нового года? Потому что идея творения, ежеднев­ный восход солнца и начало нового годового цикла сливаются и достигают своей кульминации во время празднеств Нового года. Поэтому человек взывает к Новому году, т.е. вызывает его, чтобы усилить проклятие.

Эта драматическая концепция природы, видящая повсюду борь­бу между божественными и демоническими, космическими и хаотическими силами, не оставляет человека в роли простого наблюдателя. Он слишком вовлечен в борьбу добрых сил, его благоденствие слишком зависит от них, чтобы он не чувствовал необходимости выступить на их стороне. Так, мы видим, что в Египте и Вавилонии человек, т.е. человек как член общества, сопровождает важнейшие перемены в природе соответствующими ритуалами. Например, и в Египте, и в Вавилонии праздник Нового года сопровождался сложными, тщательно разработанными предс­тавлениями: мимически изображались битвы богов или про­водились учебные бои.

Мы опять-таки должны помнить, что такие ритуалы не просто символичны, они составляют неотъемлемую часть космических событий, посредством их осуществляется участие человека в этих событиях. В Вавилонии, начиная с III тысячелетия до н. э. и вплоть до эллинистического времени существовал праздник Нового года, длящийся несколько дней. Во время празднования декламировался эпос о Сотворении мира и разыгрывалась битва, в которой царь изображал победоносного бога. В Египте такие битвы разы­грывались на нескольких праздниках, связанных с победой над смертью и возрождением или воскресением: одна такая битва разыгрывалась в Абидосе во время ежегодной Великой Процессии Осириса; другая —накануне Нового года при поднятии колонны Джеду, третья устраивалась, во всяком случае во времена Геродота, в Пампремисе в Дельте. Этими празднествами человек участвовал в жизни природы.

Кроме того, человек организовывал свою жизнь, или, во всяком случае, жизнь общества, к которому принадлежал, таким образом, что гармония с природой, координация природных и социальных сил, давала дополнительный толчок его предприятиям и увеличивала его шансы на успех. Конечно, к этому результату стремится вся "наука" о предзнаменованиях. Но существуют опре­деленные моменты, иллюстрирующие потребность первобытного человека действовать в унисон с природой. Как в Египте, так и в Вавилонии коронация всегда откладывалась до того момента, пока начало нового природного цикла не обеспечивало благоприятного

237

момента для начала нового царствования. В Египте это могли быть раннее лето, когда начинал разливаться Нил, или осень, когда вода убывала и удобренные поля были готовы для посева. В Вавилонии новое царствование начиналось в первый день Нового года, только в этот день праздновалось и открытие нового храма. Это преднаме­ренное согласование космических и социальных событий ясно говорит о том, что для древнего человека время было не нейтральной и абстрактной системой отсчета, а скорее последовательностью стадий, каждая из которых обладает особой ценностью и важностью. Подобно тому, как это было с пространством, существуют особые "области" времени, недоступные непосредственному переживанию и существенно стимулирующие спекулятивное мышление. Это — далекое прошлое и будущее. И то и другое может стать нормативным и абсолютным, и всё же и то и другое выходит за рамки времени. Абсолютное прошлое нельзя вернуть; невозможно и приблизиться к абсолютному будущему. "Царство Божье" в любой момент может стать настоящим. Для древних евреев будущее нормативно. С другой стороны, для египтян нормативно прошлое, и ни один фараон не мог рассчитывать на то, чтобы достигнуть большего, нежели соз­дание таких условий, "какие были во времена Ра, вначале".

Мы попытались показать, каким образом "логика", специ­фическая структура мифопоэтической мысли, может быть выведена из факта, что разум не действует автономно, ибо он никогда не может отдать должное фундаментальному опыту древнего человека, опыту соприкосновения с многозначащим "Ты". Стало быть, когда древний человек поставлен перед интеллектуальной проблемой в многосторонних жизненных сложностях, эмоциональные и волевые факторы никогда им не отбрасываются, и выводы, к которым он приходит, оказываются не критическими суждениями, а комплек­сными образами. Сферы, к которым эти образы относятся, также не могут быть строго разграничены. Ибо для мифопоэтической мысли человеческая жизнь и функция государства включены в природу и явления природы зависят от человеческих поступков не в меньшей мере, чем человеческая жизнь зависит от гармонического слияния человека с природой. Сильнейшее переживание этого единства было величайшим благом, которое могла даровать древняя восточная религия. Целью спекулятивной мысли было осмысление этого слияния в форме интуитивной образности.

Франкфорт Г. А., Франкфорт Д. Ж.,

УилсонД. Ж., Якобсен Т

В преддверии философии. М., 1984. С. 41-