§ 58. Общее и более точное определение духа

“Из того, что я существую, хотя во всем сомне­ваюсь и от всего отвлекаюсь, — говорит далее Декарт, — я познаю в то же время, что я не что иное, как мыслящее существо. Ибо только одно мышление неот­делимо от меня, и если я даже признаю все иллюзией, отвлекусь от всего, то все-таки я существую, когда и поскольку я мыслю; так что мышление есть моя суб­станция, я мыслящая сущность. Но что она представ­ляет? Сомневающееся, понимающее, утверждающее, отрицающее, нежелающее, также представляющее и ощущающее существо. Ибо разве не я сам, который во всем сомневаюсь, но понимаю нечто, что утверждаю как истинное, а остальное отрицаю, желаю знать боль­ше, не хочу быть обманутым, многое представляю себе даже против своей воли и получаю многие чувственные представления? Что из этого можно назвать отличным от моего мышления, отделенным от меня самого? Ибо что может быть яснее и достовернее, чем то, что я сам сомневаюсь, понимаю, хочу? Но я же тот, кто пред­ставляет; ибо, хотя бы не существовал ни один пред­ставленный предмет, тем не менее эта моя способность представления имеет положительное существование и принадлежит моему Мышлению и точно так же я тот, кто чувствует”.

“Таким образом, я уверен в том, что я мыслящее существо. Но что требуется для того, чтобы я был уве­рен в чем-либо? Что даст мне эта уверенность? Ничего иного, кроме познания, что это первое положение со­держит только ясное и отчетливое понятие о том, что я утверждаю. Но это понятие было бы недостаточно, чтобы дать мне уверенность в истине этого положения, если бы было возможно, чтобы нечто понимаемое мной ясно и отчетливо было ложно; и потому для моего познания я могу установить как общее правило, что все истинно, что я понимаю ясно и отчетливо”.

“Так как я при отвлечении от всего чувственного и телесного и через это отвлечение, через отрицание их бытия нашел свою сущность, познал, что я не могу от­влечься только от мышления, следовательно, это моя сущность, то отсюда я заключаю, что познание меня самого как духа или мыслящей сущности, то есть именно познание духа, вовсе не может зависеть от познания чувственных вещей, о которых я ещё вовсе не знаю, что они существуют, и что ничто из того, что я могу воспринять посредством воображения, то есть чувствен­ных представлений, ничто из всех чувственно-представимых вещей не принадлежит к понятию духа или меня самого”. “Поэтому дух может быть познан сам по себе вполне и отчетливо без всяких форм и атрибутов, относящихся к телу; понятие о нем не содержит ничего принадлежащего к понятию тела”. Поэтому дух и в действительности отличен от тела, ибо я могу понять его ясно и отчетливо без тела. Из того, что я знаю, что существую, и познаю, что к моей природе или сущно­сти не принадлежит ничего, кроме того, что я мысля­щая сущность, я вывожу с полным правом, что моя сущность состоит лишь в том, что я мыслящая сущ­ность. Ибо, хотя, как окажется ниже, я имею тесно связанное со мной тело, тем не менее я все-таки уверен, что действительно отличен от тела и могу существо­вать без него, так как, с одной стороны, имею ясное Я отчетливое понятие о себе самом как мыслящей, непротяженной сущности, а с другой стороны, ясное по­нятие о теле, поскольку оно есть протяженное, немыслящее существо. Поэтому наш дух не имеет ни цвета, ни запаха, ни вкуса, ни чего-либо ино­го относящегося к телу; поэтому его нельзя воспринять чувственным представлением или составить себе его образ, ибо душа, или дух, воспринимает себя лишь чи­стым интеллектом. Однако дух не непонятен; напротив, так как мы все понимаем через него, то он более понятен, чем все вещи. Да, дух познаваем скорее и достовернее, чем какая-либо телес­ная вещь, ибо мы уже восприняли его, а в существо­вании чего-либо иного мы ещё сомневаемся. Он есть самое достоверное, самое ясное в мире, самое извест­ное. Но это обнаруживается в следующем: чем более атрибутов субстанции мы познаем, тем совершеннее мы понимаем её природу; и как мы, например, в воске можем различать разные атрибуты, твердость, белизну и так далее, точно так же мы можем различать многое в духе: во-первых, свойство или Силу познавать белизну, затем способность познавать твердость и так далее. Но от­сюда следует, что ни в одной вещи нельзя познать столько атрибутов, как в нашем духе; ибо, сколько бы мы ни познавали их в каком-либо другом предмете, столько же можно их насчитать и в нашем духе, ибо он познает их; и потому его природа самая известная. Ибо и осязание и зрение суть определения, атрибуты духа. Здесь не идет речь о наших ощущениях с помо­щью органов (то есть об ощущениях, поскольку они, бу­дучи направлены на чувственные объекты, выражают их определения, утверждают чувственное в отличие от меня), но о сознании ощущения, то есть о чувстве, по­скольку оно едино с мышлением, с самодостоверностью, с моим отношением к себе самому. В результате отвлечения духа от чувственного оказывается далее, что о чисто духовных объектах нет собственно воспоминания, так как они одинаково хорошо мыслимы в первый раз, когда они появляются, как и во второй, и что мыслящая сущ­ность для выполнения своей деятельности не нуждается ни в каком другом объекте, даже если она Может распространить её на материальные вещи, когда она испытывает их.