§ 15. Метод естествознания

Естествознание, как и остальные науки вообще, опи­рается только на опыт, поэтому его удачи и успехи зависят только от успехов опыта. Поэтому место нынеш­них видов опыта должны занять другие, более разум­ные. Ведь до сих пор люди лишь поверхностно блуж­дали в области опыта, не имея определенного пути и плана. Так, например, усердие химиков привело к нескольким открытиям, но как бы случайно и ненаме­ренно или лишь благодаря известному изменению экс­перимента, а не благодаря определенному методу или теории. Но опыт, проводимый без определенного метода и представленный самому себе, является лишь блуж­данием в темноте. Именно как чувства, так и рассудок сами по себе недостаточны для опыта и познания, они нуждаются в определенных вспомогательных средствах, то есть в оп­ределенном наблюдении и руководящих правилах, в оп­ределенном закономерном указании и методе. Ибо чув­ство само по себе слабо и обманчиво, даже инструменты незначительно увеличивают его силу, поэтому всякое истинное познание природы, представляющее не произ­вольное, предвзятое толкование, не anticipatio предвос­хищение, а верное отображение её (interpretatio), по­лучается лишь через точное специальное соблюдение всех инстанций и применение искусных экспериментов, причем чувство судит только об эксперименте, а экс­перимент — о самой вещи. А рассудок, предоставлен­ный самому себе, не руководимый определенным мето­дом, от чувственного перелетает непосредственно к сверхчувственному, от особенного — к общему и, удов­летворившись им, скоро пресыщается и самим опытом. Как рука без орудий способна сделать немного, так и рассудок, предоставленный себе самому; поэтому подобно руке он нуждается в орудиях. Только через искусство дух справляется с вещами. Это орудие орудий, этот духовный орган, этот метод, который один только поднимает опыт до надежного, плодотворного искусства экспериментирования, есть ин­дукция, от которой одной зависит спасение наук. Spes est una in inductione vera Одна надежда в истинной индукции. Но та индукция, которая одна обеспечивает наукам счастливое будущее, должна отличаться от обычной до сих пор индукции, ибо последняя спешит в своем полете от чувственного и особенного к самым общим аксиомам, устанавливает их тотчас как непоколебимо истинные положения и превращает их в принципы, из которых затем выводит средние или частные положе­ния; а новая, до сих пор ещё не испытанная, но одна лишь истинная индукция, напротив, только под конец приходит к более общим положениям, лишь постепенно восходит к ним от чувственного и частного в непре­рывном переходе.

Индукция, представляющая метод не только естест­вознания, но и всякой науки, применялась до сих пор лишь к отысканию принципов, а средние и низшие по­ложения выводились из них с помощью силлогизмов. Но очевидно, что по крайней мере в области естество­знания, предметы которого определены материально, низшие положения не могут надежно и правильно вы­водиться путем силлогизмов. Ибо в силлогизме предло­жения сводятся к принципам через средние посылки, но именно этот метод доказательства или открытия на­ходит применение лишь в популярных науках, как этика и политика. Поэтому индукция должна приме­няться к открытию как общих, так и частных положе­ний.

Правда, старая и новая индукция имеют между со­бой то общее, что обе начинают с частного и кончают общим. Но они существенно различаются в том, что первая лишь поспешно пробегает область опыта, а по­следняя останавливается на ней с надлежащей осто­рожностью и спокойствием, первая уже с самого на­чала устанавливает бесплодные общие положения, а последняя лишь постепенно восходит к истинно обще­му и таким образом делает науку плодотворной. Ибо только аксиомы, которые в надлежащей постепенности и с необходимой осторожностью отвлекаются от част­ного, открывают нам снова частное, ведут нас к новым открытиям и таким образом делают науку плодотвор­ной и продуктивной.

Таким образом, истинная индукция совершенно от­лична от принятой до сих пор. Ибо бывшая до сих пор в ходу индукция, процесс которой состоит в простом перечислении примеров, есть нечто детское, она лишь выпрашивает свои заключения, как бы опасается опровержения своих выводов со стороны всякой противоре­чащей ей инстанции и в своих высказываниях апелли­рует к гораздо меньшему числу случаев, чем следует, и даже среди них лишь к таким, которые находятся под рукой, к совершенно простым и обычным. А истинная индукция расчленяет и разделяет природу надлежа­щими исключениями и выделениями и приходит к ут­вердительным определениям предмета лишь тогда, ко­гда она собрала и исследовала достаточное число отри­цательных инстанций и исключила все определения, для предмета несущественные.

Бог и, может быть, духи, вероятно, обладают силой непосредственно, путем простого утверждения, с пер­вого взгляда познавать вещи такими, каковы они есть;

но человеку доступны утвердительные определения вещи лишь путем предыдущего различения и исключе­ния отрицательных случаев. Поэтому природа должна формально анатомироваться и разлагаться, конечно, не огнем природы, но божественным огнем духа. Таким образом, задача истинной индукции в том, чтобы “да” следовало за “нет”, утверждение за отрицанием, чтобы положительно определять можно было вещь лишь после того, как все определения, не относящиеся к ней, отде­лены от нее и отброшены.

Таким образом, если надо исследовать какой-либо конкретный предмет, например теплоту, и отыскать его сущность, то по законам истинной индукции это иссле­дование должно производиться так: сначала надо со­ставить перечень всех вещей, которые, несмотря на раз­личное вещество, из коего они состоят, имеют общее свойство теплоты, то есть теплы или восприимчивы к теп­лоте, как, например, лучи солнца, особенно летом и в полдень, отраженные и сгущенные солнечные лучи, ог­ненные метеоры, воспламеняющие молнии, нагретые жидкости — словом, все тела, как твердые, так и жид­кие, как плотные, так и разреженные (как, например, воздух), которые на некоторое время приближаются к огню.

Затем надо сделать перечень противоположных, от­рицательных инстанций, то есть не только вообще вещей, лишенных свойств теплоты, но имеющих большое родство с вещами, наделенными свойством теплоты, как, например, лучи луны, звезд и комет, теплота которых чувствами не воспринимается, но и особых ограничений утвердительных инстанций. Здесь в первом издании так же, как в заключении II отдела, было высказано порицание метода Бэкона. Но я вычеркнул это место, убедившись после вторичного чтения “Nov. org.” и других сочинений Бэкона, что оно неправильно и поверхностно. Здесь было замечено, что Бэкон “отдает нас на волю случая и вместо сокращения долгих путей опыта растягивает их до бесконечности”. Во всяком случае опыт — долгий путь, но именно contructio inquisitionis сокращение исследования — один из моментов метода Бэкона. Вся II книга “Nov. org.” посвящена прерогативам инстанций, то есть таким инстанциям, которые сокращают индукцию, попадают в центр вопроса. В этом отношении можно было бы упрекать Бэкона лишь в том, что он не указывает на талант, или даровитость, как будто его можно заменить методом или сделать даже излишним. После этого надо произвести сравнение тепловых и восприимчивых к теплоте веществ и установить разли­чие степеней их теплоты, а именно постепенно, начи­ная с веществ, определенная степень теплоты которых вовсе не ощущается чувствами и которые имеют лишь возможность теплоты или восприимчивость к ней, до веществ действительно теплых, или таких, теплота ко­торых воспринимается чувствами.

По выполнении этого следует важнейший акт, с ко­торого только и начинается собственно сама индук­ция, — исключение всех определений, не относящихся к сущности теплоты, например определения космиче­ского, так как оно свойственно не только небесным те­лам, но и обыкновенному земному огню; определения тонкости, так как и самые плотные вещества, как ме­таллы, могут быть теплыми; определения местного пе­редвижения и так далее. Лишь после этих отрицаний истинная индукция приходит наконец к положительному выводу, к утвердительному определе­нию сущности теплоты.

Но как бы истинная индукция ни отличалась от при­нятой до сих пор, она также сильно отличается от ме­тода эмпирии. Ибо эмпирия не выходит из пределов особенного, она всего лишь переходит от опыта к опы­там, от одних попыток к новым попыткам; индукция же извлекает из попыток и опытов причины и общие по­ложения, а затем выводит новые опыты и попытки из этих причин и общих положений или принципов. По­этому индукция не остается на поверхности, она постоянно как бы поднимается и опускается: вверх к общим положениям, вниз к экспериментам.