§ 26. Мысли Гоббса о философии, её материи, форме и разделении

Объектом философии служит всякое тело, которое можно представить как-либо возникшим и сравнить с другими, то есть все, что можно сложить и разложить, что имеет возникновение или свойство. Поэтому то, что не возникло или не имеет свойств, не служит предметом философии, ибо она занимается лишь познанием свойств из причины или причины из свойств. Поэтому философия, как простое учение о телах, исключает из себя теологию, учение о природе и свойствах бога как вечного, нерожденного, непостижимого—словом все, что не есть тело или свойство тел. Logic, с. I, § 8 Ло­гика, гл. I, § 8.

Таким образом, бесконечное не есть предмет фило­софии. О бесконечном не может составить представле­ния ни человек, ни иное конечное существо; только бесконечное само может иметь понятие о бесконечном. Все, что мы знаем, исходит лишь из наших чувствен­ных представлений, или образов. Само знание и разум не что иное, как движение духа, вызванное давлением внешних объектов на наши органы. Поэтому все наши понятия лишь понятия о конечном. О боге мы знаем лишь то, что он существует и по отношению к нам есть бог, то есть царь, господин и отец. Физика, гл. 26, § 1; О гражданине.

Поэтому философия не что иное, как достигнутое правильным мышлением или заключением познание действий или явлений из их причин и возможных при­чин из их явлений или действий. Она не имеет также иной цели, как приносить пользу и давать преимуще­ство человеку.

Так как философия есть простое учение о телах, но есть два различных рода тел, из коих один, создан­ный природой, называется естественным телом, а дру­гой, созданный волей человека посредством догово­ров, — государством, то философия природы и фило­софия государства суть две главные части философии. Но так как познание государства предполагает позна­ние влечений, аффектов и нравов людей, то философия государства снова делится на две части, именно: эти­ку, которая говорит о влечениях и нравах, и политику, которая говорит об обязанностях граждан.

Философия же природы состоит из онтологии, или philosophia prima первой философии, которая трак­тует о самом общем предмете, о теле и его акциден­циях, величине и движении, — учения об отношениях, движении и величинах (прикладной математики и гео­метрии), и собственно физики, или учения о явлениях природы (Leviathan Левиафан, с. 9, и вообще Sect. I. De. Согроге. отд. I. О теле). Но впереди всех как “свет разума” стоит логика, предмет которой составляют знаки мыслей, имена, или слова, так как без них нельзя приобрести никакого знания и от одного пра­вильного употребления их зависит правильность на­шего мышления и умозаключений. Ср. интересное краткое предисловие “Ad lectorem”, где он излагает происхождение своей философии по образу книги Бытия Моисея.

Деятельность философии, мышление или умозаклю­чение не что иное, как счисление. Именно счисление состоит из познания суммы, когда несколько вещей од­новременно слагаются, и разности, когда одна вычи­тается из другой. Поэтому всякое мышление сводится к операциям сложения и вычитания, ибо счисление не ограничивается только числами, но можно также скла­дывать и вычитать величину с величиной, движение с движением, время со временем и так далее.

Так как мышление вообще лишь внешняя опера­ция, только сложение и вычитание и философия имеет своим объектом лишь созидаемые и разлагаемые вещи, то она в том же смысле, как математика, доказатель­ная наука; и такая же достоверность доказательства, какая свойственна геометрии, может иметь место и в философии, если только определения, то есть первые по­ложения, принципы доказательств, правильны.

Поэтому для вещей, имеющих причину и происхож­дение, философия должна в определении их указать причину или способ происхождения их, например оп­ределить круг как фигуру, возникающую из вращения прямой линии в плоскости, ибо цель доказательства есть познание причин и способов возникновения ве­щей.

Но с помощью такого доказательства, выводящего материю из её возникновения, то есть Доказательства a priori, мы можем познавать лишь такие вещи, коих происхождение зависит от нашей воли. Поэтому боль­шая часть предложений, касающихся величины, может быть доказана; ибо так как причины свойств отдельных фигур находятся в линиях, которые мы проводим сами, так что возникновение фигур зависит от нашей воли, то для познания своеобразных свойств фигуры тре­буется только, чтобы мы точно обдумали все вытекаю­щее из построения, которое мы сами делаем на черте­же. Но причины естественных вещей не в нашей вла­сти, и, сверх того, важнейшая часть их (именно эфир) невидима; поэтому мы не можем выводить их свойства из их причин, но должны выводить их причины с по­мощью доказательства a posteriori из действия и явле­ний. Но так как и физика, наука о природе, опирается на геометрию, учение о величинах, а познание движе­ния, которое производит в природе все, предполагает познание количества, то и в физике встречаются воп­росы, доказуемые a priori. Политика же и этика, как науки о справедливом и несправедливом, правильном и неправильном, допускают доказательства a priori, так как мы сами составляем законы и соглашения, кото­рые являются принципами и причинами законного и справедливого, ибо до возникновения законов и согла­шений не было ни правого, ни неправого. Способ, каким Гоббс понимает мышление и доказатель­ство, интересен не только потому, что он ясно обнаруживает механическую внешность его способа мышления, но и потому, что в нем уже содержится взгляд Канта на мышление, именно в том виде, как понимал и изложил его Якоби, согласно кото­рому мышление есть внешний механизм, а понимать можно лишь то, что можно конструировать, но конструировать можно лишь то, что можно самому произвести, сделать, и потому невозможно понимание и знание бесконечного, вечного.

Особенность методического доказательства состоит в том, что: 1) весь ряд заключений подчиняется зако­нам силлогизма, 2) посылки отдельных заключений до первых определений заранее доказаны, 3) за опре­делениями дальнейший процесс происходит тем же способом, каким исследователь находил каждую подробность, так что сначала доказываются те предметы, которые наиболее близки к всеобщим определениям и составляют содержание той философии, которая назы­вается philosophia prima, затем те предметы, которые могут быть доказаны при помощи простого движения, то есть предметы геометрии, после них вещи, которые мо­гут доказываться при помощи видимого движения, как удар и тяга. Отсюда переходят к движению невидимых частей или к изменению их, учению о чувстве и вооб­ражении, то есть к физике, наконец, от последней к мора­ли, исследующей такие движения души, как надежда, стремление, любовь, ненависть, страх, которые пред­ставляют первые основания обязанностей, или политики.