Приложение I

ВИНДЕЛЬБАНД Августин и средние века

Общий обзор средневековой философии.312

Rousselot. Etudes sur la philosophie du moyen âge. Paris 1840—42. B.Hauréau, De la philosophie scolastique. Paris 1850. —- Histoire de la philosophie scolastique. Paris 1872—80. A.Stöckl, Geschichte der Philosophie des Mittelalters. Mainz 1864—66. W.K-aulich,Geschichte der scholastischen Philosophie. Prag 1863.

Когда переселение народов наводнило и опустошило Римскую империю, а у нее не достало политической силы, чтобы защититься от северных варваров, тогда и научная культура подверглась опасности быть окончательно уничтоженной; ибо те племена, к которым перешло теперь владычество, имели даже еще меньше склонности и оказывали еще меньше понимания тонко разработанных философских понятий, чем это было у них по отношению к светлым образам греческого искусства. К тому же античная цивилизация уже настолько разложилась и ее жизненные силы были настолько подорваны, что она и вообще казалась уже неспособной воспитывать суровых победителей.

Таким образом, приобретения греческого духа были бы обречены на неминуемую гибель, если бы среди крушения древнего мира не выросла новая духовная сила, перед которой склонились сыны севера и которая сумела твердой рукой спасти от падения на многие будущие века блага культуры. Этой силой была христианская церковь.Чего не могли сделать государство, искусство, наука, то самое совершила религия. Будучи еще недоступными для тонкого воздействия эстетического созерцания и умственной работы, германцы были потрясены до глубины души проповедью Евангелия, которое действовало на них со всей силой своей величественной простоты.

==312

ВИНДЕЛЬБАНД. АВГУСТИН И СРЕДНИЕ ВЕКА

Потому только с этого пункта религиозного возбуждения и мог начаться процесс усвоения античной науки народами нынешней Европы, и только рука об руку с церковью мог войти новый мир в школу старого. Естественным же последствием такого положения было то, что из умственного содержания античной культуры сберегалось лишь то, что вошло в учение христианской церкви, причем поучающая власть беспощадно исключала все остальное и в особенности все противящееся ей. Конечно, этим мудро предотвращалась путаница в юношеских умах народов, которые не могли схватывать и перерабатывать многого и различного; но вследствие же этого и погрузились в глубину забвения целые области умственной жизни, откуда они были извлечены лишь позже, и то с трудом и борьбой.

Церковь уже потому прежде всего доросла до великой задачи — быть воспитательницей европейских народов, что сама она уже давно развивалась могущественно и непрерывно и из незначительных зачатков религиозного общества обратилась в единую организацию, которая во^ время распадения политической жизни являлась единственной, твердой и уверенной в себе силой. И так как эта организация была одушевлена мыслью, что призвание церкви — исходатайствовать всему человечеству спасение искупления, то религиозное воспитание варваров и явилось задачей, предписанной ей ее собственною же сущностью. Но еще тем более могла она взять это воспитание в свои руки, что и внутри себя среди многочисленных заблуждений она шла к цели с такой же уверенностью и достигла этой цели, выработав общее, в самом себе замкнутое, учение. К этому присоединилось, наконец, то особенно благоприятное обстоятельство, что при вступлении в новую эру она имела в своем распоряжении научную систему, в которую была приведена совокупность ее верований таким первоклассным умом, как Августин.

Он является истинным учителем средних веков. В его философии не только сплетаются нити христианского и новоплатоновского мышления, идеи Оригена и Плотина, но, кроме того, в ней же он с творческой энергией концентрирует и все мысли своего времени вокруг потребности в спасении и веры в удовлетворение этой потребности при помощи церковной общины; его учение это — философия христианской церкви.В нем он дал строго объединенную систему, которая и легла в основу научного образования европейских народов; и в этой-то форме наследство греков стало достоянием романских игерманскихнародов.

Но именно поэтому в своем внутреннем отношении к науке средние века пошли путем, обратным тому, как шли греки. В древности наука возникла из чисто-эстетического наслаждения самим знанием, и только в силу постепенного изменения стала служить она

==313

ПРИЛОЖЕНИЕ I

практическим потребностям, нравственным задачам и религиозному стремлению. Средние же века начинают с совершенно сознательного подчинения знания великим целям веры. В науке они видят сперва только работу ума, который должен уяснить себе и выразить посредством понятий то, что несомненно и неоспоримо уже содержится в чувстве и убеждении; но среди этой работы снова пробуждается, сперва робко и неуверенно, а затем все сильнее и самоувереннее, наслаждение самим знанием. Сперва оно школьнически проскальзывает в тех областях, которые, по-видимому, далеки от неприкосновенного круга представлений веры; наконец оно победоносно прорывается, когда наука начинает обособляться и становиться сознательно самостоятельной по отношению к вере, а философия испытывает то же самое по отношению к теологии.

Итак, воспитание европейских народов,совершаемое философией средних веков, имеет своим исходным пунктом учение церкви, а своим результатом — развитие научного духа; интеллектуальная культура древнего мира была сообщена новейшим народам в своей, заканчивающей ее, религиозной форме, и среди них постепенно приобрела зрелость для собственной научной работы.

Ввиду этих обстоятельств делается понятным, что история этого развития возбуждает скорее психологические и культурноисторические интересы, нежели дает новые самостоятельные плоды философской прозорливости. Правда, при усвоении данного материала то здесь, то там выступает своеобразная манера ученика, вследствие чего проблемы и понятия древней философии при этом восприятии их духом новых народов претерпевают некоторые тонкие преобразования; затем при изобретении новых (латинских) терминов в течение средних веков часто остроумие и глубокомыслие соревнуют с педантизмом и безвкусицей; но при всем том в своей философской основе средневековая философия не только по своим задачам, но и по их решениям, не выходит из круга понятий греческой и эллинскоримской философии. Как ни велика ценность ее работ для интеллектуального развития ее современников, но все же и ее лучшие произведения в конце концов ничто иное, как блестящие ученические работы, в которых только при самом тонком детальном исследовании можно различить зарождающиеся начатки нового мышления; но даже и последние во всем своем объеме и значении оказываются лишь приспособлением мира понятий умирающей древности. По своему духу средневековая философия составляет лишь продолжение эллинскоримской; различаются же они главным образом тем, что то, к чему стремились в первые века нашей эры, было дано раньше и оставалось в продолжение средних веков уже готовым и в главных чертах уже законченным.

==314

ВИНДЕЛЬБАНД. АВГУСТИН И СРЕДНИЕ ВЕКА

Целое тысячелетие продолжалось школьное время нынешнего человечества, и подготовка к науке шла вперед как бы по плану педагогической постепенности, чрез последовательное прибавление античного образовательного материала.Из противоречий, обнаруживающихся в нем, вырастают новые философские задачи, и при разработке принятых понятий образовываются научные мировоззрения средних веков.

При этой передаче средневековью античного материала сохраняется первоначальный разлад, существовавший между учением церкви, представителем которого является Августин, и новоплатонизмом. Конечно, этот разлад не везде и не всегда был одинаково глубоким, так как и сам Августин во многих существенных пунктах оставался под влиянием новоплатонизма; но все же это было противоречие в основном определении отношения философии к вере. Августинизм концентрируется в идее церкви: для него задача философии заключается в том, чтобы представить учение церкви в виде научной системы, обосновать его и разработать; и поскольку средневековая философия преследует именно эту задачу, она является церковной школьной наукой — схоластикой. Напротив того, новоплатоновская тенденция сгремится вести индивидуума чрез познание к блаженному единению с Божеством; и поскольку наука средних веков ставит себе такую же цель, она являетсямистикой.

Поэтому схоластика и мистика дополняют, но не исключают друг друга: как мистическое созерцание может стать частью учения схоластической системы, так и мистическое откровение может предполагать своей основой учение схоластов. Поэтому, хотя во все время средних веков мистика, больше чем схоластика, подвергается опасности сделаться еретической, все-таки, было бы неверно видеть в этом существенный признак различия между ними. Действительно, схоластика в главном совсем правоверна; но все-таки воззрения схоластов сильно расходятся друг с другом не только относительно обсуждения догматов, которые еще не вполне установились, но также и при научном исследовании уже выработанных учений очень многие из них пришли к совершенно еретическим взглядам, высказывание которых привело их в более или менее серьезные внешние и внутренние столкновения с церковью. Что же касается до мистики, то хотя новоплатоновская традиция и составляла часто теоретическую основу тайной или явной оппозиции против монополии церкви на религиозную жизнь ¹, но все же, с другой стороны, мы встречаем

Ср. H.Reufer, Geschichte der religiösen Aurklärung im Mittelalter, 2 Bde. Berlin 1875—77. Ср. также H.v.Eicken, Geschichte der mittelalterlichen Weltanschaung. Stuttgart 1888.

==315

ПРИЛОЖЕНИЕ I

воодушевленных мистиков, которые чувствуют себя призванными принять под свою защиту истинную веру против успехов схоластической философии.

Таким образом выходит, что не следует называть средневековую философию одним общим именем «схоластики». При подробном обсуждении оказывается скорей, что мистика принимала по меньшей мере такое же участие и в деле поддержания научной традиции, и в деле медленного приспособления и преобразования философских учений, имевших влияние на последующее время, как и собственно схоластика. С другой стороны, относительно большого числа выдающихся в философии личностей невозможно произвести полного разобщения этих двух течений.

К тому же и сопоставление схоластики и мистики ни в каком случае еще не исчерпывает средневековой философии. Если сущность этих двух направлений и определяется их отношением к религиозным предпосылкам мышления (в первой —отношением к утвержденному церковью учению, во второй — к личному благочестию), то наряду с ними, именно в последние столетия средних веков (хотя это было заметно и раньше) развивается так называемое светское побочное течение; и оно все в большем и большем количестве приносит вновь слагающейся науке богатые результаты греческого и римского мирового опыта. При этом сначала существует стремление органически соединить, по крайней мере — со схоластической учебной системой, этот обширный научный материал и господствующие в нем формы понятий; но чем больше эта область идей получает самостоятельное значение, тем более изменяются черты научного миросозерцания. И в то время, как посредничество религиозного чувства устраняется из области мышления, философское сознание начинает вновь отвоевывать себе область чисто теоретического исследования.

Это многообразие многократно сплетающихся нитей традиции, которое вносится античной наукой в средние века, делает нам понятными разнообразные проявления философии этого тысячелетия, наблюдаемые при историческом исследовании. В пестрой смене дружественных и враждебных соприкосновений эти элементы, передаваясь от столетия к столетию и возрастая и в объеме, и по содержанию, развертываются все в новые и новые картины. При слиянии их раскрываются изумительно тонкие переходы и оттенки, — обнаруживается оживленная работа мысли, проявляющаяся в значительном числе интересных личностей, в удивительной по объему писательской плодовитости и в лихорадочной живости научного интереса.

==316

ВИНДЕЛЬБАНД. АВГУСТИН И СРЕДНИЕ ВЕКА

Исследование истории литературы еще не везде отдало должную дань такой живой многосторонности ¹; но что касается до истории философских принципов, которая вопреки всему этому, по вышеприведенным причинам, находит сравнительно мало материала, относящегося к этому промежутку времени, то основные черты ее развития определены уже довольно ясно и отчетливо. Конечно, надо при этом остерегаться, чтобы не свести на слишком простую формулу живую сложность этого процесса, и не просмотреть множества положительных и отрицательных отношений, в которых в течение столетий попеременно стояли друг к другу элементы античной традиции, врывавшиеся по временам в средневековое течение.

В общем ход развития науки у европейских народов средних веков совершался в следующем виде.

Глубокомысленное учение Августина действовало сначала не своей философской стороной, а авторитетным изображением учения церкви; наряду с ним удержалась и новоплатоновская мистика; научное же обучение должно было довольствоваться незначительными компендиумами и отрывками из аристотелевской логики. При всем том из переработки последней возникла логико-метафизическая проблема, имевшая большое значение, которая возбудила в высшей степени оживленное движение мысли; последнее, однако, ввиду недостаточного содержания в познании мира, грозило выродиться в пустой формализм. В противоположность этому начала постепенно проявлять свою могущественную силу августиновская психология. Одновременно же с этим обнаружились также и первые действия соприкосновения с арабскойнаукой, которой Запад был обязан сперва, по меньшей мере, некоторым побуждением к реальным знаниям, а потом даже и полным расширением и преобразованием своего умственного кругозора. Произошло все это, главным образом, Причины этого лежат, конечно, отчасти в тех предрассудках, исчезающих лишь постепенно, которые долго препятствовали справедливой оценке средних веков, а также не в меньшей степени и в самой их литературе. Обстоятельная и в конце концов, в большинстве случаев, бесплодная многоречивость в исследованиях, схематическое однообразие методов, постоянное повторение и переворачивание аргументов, отсутствие остроумия в искусственных, а подчас и глупых вопросах, вялые школьные остроты: все это — черты, которые, может быть, и неизбежны при мировом историческом процессе обучения, приспособления и упражнения, представляемом средневековой философией, но тем не менее следствием их является то, что при изучении этой части истории философии количество материала и трудность его переработки для получения какого-либо общего итога, находятся в неблагоприятном отношении к последнему. Таким образом и случалось часто, что даже те исследователи, которые с рвением и упорством погружались в средневековую философию, не удерживались от резкого выражения своего неудовольствия по поводу своего предмета.

==317

ПРИЛОЖЕНИЕ I

вследствие знакомства со всей системой Аристотеля,приобретенного таким окольным путем. А ближайшим следствием этого знакомства было то, что, при посредстве метафизического основного понятия аристотелевского учения, система учения церкви была скомпонована в величественном стиле, и все ее части тщательно отделаны. Между тем аристотелевские сочинения были приняты от арабов (и евреев) не только в ихлатинском переводе, но и с их комментариями, притом истолкованные в сильноновоплатоновскомдухе. И в то время, как вследствие этого новоплатоновские составные части еще прежних традиций (в том числе и августиновских) находили себе во всех направлениях живейшее подкрепление, характерные моментыавгустиновской метафизикиуспели дойти до более резкого и энергичного выражения. А так как и то, и другое одновременно стало опираться на аристотелизм, то и получился раскол в научном мышлении, который нашел свое выражение в отделении философии от теологии. Эта пропасть разверзлась еще шире вследствие другого, не менее запутанного движения. Рука об руку с аристотелизмом проникло с востока в медицину и в естествознаниеэмпирическое исследование.Стремление к нему начало таким образом проявляться и у европейских народов; оно завоевало себе, не без помощи августиновского течения, также и областьпсихологии;и оно благоприятствовало развитию аристотелевской логики в таком направлении, которое далеко отступило от церковно-аристотелевской метафизики. Итак, в то время, когда переплетавшиеся нити традиций расползались во все стороны, между ними вплеталась уже тонкая пряжа новых начал.

В таких разнообразных отношениях взаимной поддержки или взаимного препятствования, при таких бесчисленных переменах основного настроения текли идеи древней философии через все средние века. Но, без сомнения, самым важным и резким поворотом было усвоение Аристотеля,совершившееся около 1200 г. Оно разделяет всю эпоху средневековой философии естественным образом на два отдела, которые по своему философскому содержанию находятся друг к другу в таком отношении, что интересы, проблемы, противоречия и движения первого промежутка времени повторяются и во втором в более распространенной и в то же время в более серьезной форме. Поэтому отношение этих двух отделов не может быть ближайшим образом обозначено здесь, как бы различие по существу*.

Нередко второй отдел средневековья подразделяют еще на два периода, из которых первый, непосредственно следующий за усвоением Аристотеля, характеризуется как время наивысшего расцвета схоластики, вызванного этим усвоением Аристотеля, второй же — как постепенное разложение схоластики. Такой-то именно схемы и держится Фуллье в своем изложении. A.B.

==318

ВИНДЕЛЬБАНД. АВГУСТИН И СРЕДНИЕ ВЕКА

То направление мысли, которое по преимуществу приняла средневековая философия и в котором она продолжала в принципиальном отношении философию древнего мира, было указано ей учением Августина. Онвпервые сделал господствующим центром философского мышления принципобращения мысли к внутреннему опыту -—принцип, подготовлявшийся уже в общем окончательном развитии античной науки. Поэтому-то Августину в общей истории философии и следует отвести первое место в новом ряде развития. Исполненное же им сведение в одно всех черт патриотической и эллинской философий своего времени было возможно лишь при условии сознательного объединения их в том новом понятии, которое само должно было сделаться зародышем философии будущего. Но сознание значения этого понятия принадлежало далекому будущему; для его современников и для ближайших столетий его философская оригинальность прошла бесследно; ибо в пределах старой культуры творческая сила мышления иссякла, а новые народы только постепенно дорастали до научной работы.

В монастырских и придворных школах, которые были очагами вновь зарождающейся культуры, приходилось шаг за шагом завоевывать право изучать диалектикунаравне с необходимейшими для образования монахов искусствами. А в первые столетия средних веков для этого элементарно-логического обучения имелись только два, и притом наименее значительных, сочинения аристотелевского органона: De categoriis и De interpretatione, в латинском переводе, с Введением (Εισαγωγή) Порфирия и со множеством комментариев новоплатоновского времени, особенно с комментариями Боэция (Boлthius). Для фактического же знания (Quadrivium'a) служили компендиумы умирающей древности, именно: компендиумы Марциана Капеллы, Кассиодора и Исидора Севильского. Из великих оригинальных произведений древней философии был известен только платоновский Тимеи в переводе Халкидия.

В силу этих обстоятельств научная школьная любознательность направилась, главным образом, на изучение формально-логического схематизма и на упражнение в нем; а разработка фактических частей познания, особенно же религиозной догмы, которая, разумеется, считалась уже законченной в своих существенных чертах и со стороны содержания неприкосновенной, могла заключаться лишь в том, чтобы дошедший по традиции материал обработать и изобразить в форме аристотелевско-стоической логики и по ее правилам. При этом главное внимание, разумеется, было обращено на формальную сторону: на образование и разделение родовых понятий и на правильные умозаключения. Как на Востоке античная школьная логика была привлечена Иоанном Дамаскиным на службу строго расчлененного развития учения церкви, так это случилось и в школах Запада.

==319

ПРИЛОЖЕНИЕ I

Между тем подобное направление, обусловленное дошедшим до средневековья литературным материалом, имело не только дидактическую ценность упражнения в мышлении при усвоении материала, но также еще и то следствие, что начатки самостоятельного мышления должны были обратиться к вопросу о значении логическихотношений; и, таким образом, уже рано появляются в западной литературе исследования об отношении понятия к слову, с одной стороны, к вещи — с другой.

Возникновение этой проблемы получило подкрепление еще со стороны другого своеобразного сплетения обстоятельств. Наряду с церковным учением существовала еще наполовину терпимая, наполовину осужденная мистическая передача христианства в новоплатоновской форме. Она основывалась на сочинениях, возникших в пятом столетии и приписываемых первому афинскому епископу Дионисию Ареопагиту; дальнейшее жераспространение получила она в девятом веке, когда эти сочинения были переведеныИоанном Скоттом Эригенойи положены им в основание его собственного учения. А в этом учении главным пунктом являлось то отождествление различных степеней абстракции со степенями метафизической реальности, которое было выставляемо уже древним платонизмом, а также и новоплатонизмом.

Вследствие всех этих побуждений вопрос о метафизическом значении родовых понятийстал в ближайшие столетия центральным пунктом философского мышления. Вокруг него группировались остальные логико-метафизические проблемы; и тот или другой ответ на него определял положение отдельных мыслителей относительно существовавших научных партий. Среди большого разнообразия различных решений этогоспора об un'iversaliaxвыступают главным образом три направления:реализм,утверждающий самостоятельное существование родов, является учением Ансельма Кэнтерберрийского, Вильгельма из Шампо и собственно платоновцев; из последних выдается Бернгард Шартрский; представителемноминализма, признающего universalia только общими наименованиями, является в это время преимущественно Росцеллин; наконец, примиряющее направление, называемоеконцептуализмом,а также исермонизмом, связывается с именем Абеляра.

Эти споры разражались главным образом в виде бесконечных диспутов Парижского университета, бывшего для того и для последующего времени центром научной жизни в Европе. И эти поединки, ведомые со всем искусством диалектической ловкости, производили на людей своего времени такое же обаятельное впечатление, какое когда-то производили на греков прения софистов с сократовским кружком. Здесь, как и там, была нарушена непосредственность на-

==320

ВИНДЕЛЬБАНД. АВГУСТИН И СРЕДНИЕ ВЕКА

родного самосознания; здесь, как там, лихорадочная жажда знания и страстное желание принять участие в такой, до сих пор непривычной, игре ума овладевали все более и более широким кругом общества. Пробужденное же такими путями стремление к познанию прорвалось далеко за пределы узкого круга монахов, бывших до тех пор исключительными носителями научного предания.

Однако это переживание диалектического развития встретилось тотчас же и с разнообразными противниками. На деле оно^и само по себе носило в себе серьезную опасность: этой блестящей деятельности абстрактного мышления недоставало во всех отношениях реальных знаний. Со своими различениями и заключениями она вела на открытом воздухе игру, которая до известной степени походила на жонглерство: игра эта хотя и приводила в полезное движение формальные умственные силы, но, несмотря на все свои повороты и извороты, не могла дать содержательного познания. Потому-то рассудительные люди, вроде Герберта, имевшего сведения об эмпирическом знании арабов, и увещевали отстать от этого формализма и обратиться к тщательному изучению природы и к задачам практической культуры.

Но в то время, как такой призыв оставался почти неуслышанным, диалектика наткнулась на более сильное сопротивление со стороны благочестия верующих и со стороны церковной власти. Не могло же не случаться, чтобы логическая переработка метафизики веры и выводы из мнений, высказанных в споре об универсалиях (сперва без всякого отношения к догматам), не приходили иногда в противоречие с догматами; и чем чаще это повторялось, тем более казалась диалектика не только излишней простому благочестивому уму, но даже и опасной церковному интересу. В этом смысле против нее боролись, даже с некоторым ожесточением, правоверные мистики. Visних самым мужественным был Бернард Клервосский; между тем монахи св. Виктора, покинув излишества и заносчивость диалектики, обратились снова к изучению Августина и старались воспользоваться богатой сокровищницей внутреннего опыта, заключающейся в его сочинениях, для чего они перенесли основную идею его психологии из области метафизической более в область эмпирическую.

Аврелии Августин(354—430) родился в Тагасте в Нумидии и там же, а также в Мадавре и Карфагене, получил юридическое образование. В своей юности он пережил почти все точки зрения тогдашнего научного религиозного движения: сначала он искал в манихеизме религиозного успокоения для своего нестерпимого сомнения; затем впал в академический скептицизм, воспринятый им уже рано из Цицерона; от этого скептицизма постепенно перешел к новоплатоновской доктрине; наконец, при посредстве миланского епископа Амброзия, перешел в христианство, философом которого ему суждено было сделаться.

21

5-

==321

ПРИЛОЖЕНИЕ I

Будучи священником, а позднее епископом в Гиппоне (Hippo Regius) он и практически, и как писатель, неутомимо трудился на пользу единства христианской церкви и учения; особенно выработалась его догматика во время донатического и пелагического споров. — Из его сочинении (в собрании Migne'a 16 тт. Париж 1855) в философском отношении наиболее важны: автобиография — Confessiones, далее Contra Academicos, De beata vita. De ordine. De quantitate animae. De liber arbitrio. De trinitate, Soliloquia, De immortalitate animae. De civitate Dei. — Ср. C.umdemann, Der hig. A. (3 Bde. 1844—1869). — Fr.Böhnnger, Kirchengeschichte in Biographien XL Bd. in 2 ТЫ. (Stuttgart 1877—78). —Â.Domer. A. (Berlin 1873). — W.DiUhey, Einleitung in die Geistes Wissenschaften I (Leipzig 1883). S. 322 ff.

Είσταγωγή εις τας κατηγορίας Порфирия (изд. Busse, Berlin 1887), переведенное Боэцием (Boëthius), дало внешний толчок для возникновения спора об универсалиях. Боаций(470—525) влиял кроме того на раннюю эпоху средних веков своим переводом и комментариями к двум аристотелевским и нескольким цицероновским сочинениям. К его книгам присоединялись в школах еще и другие, обращавшиеся под именем Августина. Ср. Pranll, Geschieh, der Log. im Abendl. Π и Ä.fourdain, Rescherches critiques sur rage et l'origine des traductions latines Aristote.

щавшиеся под именем Августина. Ä.Jourdain, Rescherches critiques sur Par. 2. ed. 1843.

/t -» l 40Af -

Под именем Реальной энциклопедиипогасающего древнего мира излагает Марцнан Капелла (из Карфагена в середине пятого столетия) в своем сочинении Satyricon (изд.Eyssenhardt'a, Leipzig 1866) после любопытного введения, озаглавленного — De nuptiis Mercurii et phiTologiae, семь свободных искусств, из которых, как известно, в дальнейшем школьном употреблении грамматика, риторика и диалектика составляли trivium, a геометрия, арифметика, астрономия и музыка (со включением также поэтики) — qyadrivium. Более ценный комментарий к Марциану Капелле написал позднее Скотт Эригена (изд.B.Haurйau,Paris 1861). Сочинения Кассиодора сенатора (480—570): Institutiones divinarum et saecularium lectionum и De artibus ae disciplinis litterarum liberalium (издан, в Париже 1588), и сочинение Исидора Севильского (Hispalensis) — ум. в 636 г.) Originum sive Йtymologiarum libri XX (в собр. Migne'a) стоят уже совсем на теологической почве. — Классический пример применения античной школьной логики к систематизации церковного учения далИоанн Дамаскин(около 700 г.) в своемΠηγή γνώσεως (издан, в Венеции 1748).

В то время, как бури переселения народов потрясали материк, научная работа искала убежища на Британских островах, в особенности в Ирландии; и позднее в школе Йорка в лице Бэды Достопочтенного достигла известного расцвета. Отсюда, по побуждению Карла Великого, научное образование было вновь перенесено на материк при посредстве Алкуина; и наряду с эпископальными и монастырскими школами возникла Иалатинская школа, местопребыванием которой был назначен Карлом Лысым Париж. Важнейшими же монастырскими школами были школы в Фульде и Type. В первой действовали Рабан (Rhaban) Мавр (из Майнца 776 до 856; De universe libri /ОСИ) и Эрик (Heiricus) из Оксерра; из нее вышли (в конце девятого века) Ремигий из Оксерра и предполагаемый составитель комментария Super Porphyrium (напеч. в Ouvrages inйdits d'Abelard, Cousiii'OM Paris 1836). В Type Алкуину наследовал в звании настоятеля Фредегизий, от которого сохранилось письмо De nihilo et tenebris (в собр. Migne'a т.105). Позднее монастырь св. Галена (Notker Labeo. ум. в 1022) был главным очагом научной традиции.

См. также для сопоставления с литературными течениями Histoire littйraire de la France.

==322

ВИНДЕЛЬБАНД. АВГУСТИН И СРЕДНИЕ ВЕКА

Сочинения (между ними главным образом χερί μυστικής θεολογίας иπερί της Ιεραρχίας ουρανίου; собр. Migne'a, в немец, перев.Engelhardt'a,Sulzbach 1823), приписанные Ареопагиту (ср. Act. Apost. 17, v. 34), представляют такое жесмешение христианской и новоплатоновской философии, какое многократно обнаруживается на Востоке (в воздействиях Оригена), особенно же оно характерно у епископа Синезия (около 400; ср.Volkmann, S.von Cyrene, Berlin 1869). Произведения псевдо-Дионисия, возникшие, вероятно, в пятом веке, упоминаются впервые в 532 г. при оспариваний их подлинности; впрочем, последнее из них защищается Максимом Исповедником (580—662; De variis difficilioribus locis patrum Dionysii et Gregorii, изд.Oehlera,Halle 1857).

Под влиянием этой мистики развивается первая значительная в научном отношении личность средних веков, Иоанн Скотт Эригена(Jerugena, т.е. из Ирландии; около 810—880 г.). Из его жизни достоверно известно лишь то, что он был призван Карлом Лысым в парижскую придворную школу, где н действовал некоторое время. Он перевел сочинения Ареопагита, написал противГоттшалка сочинение De praedestinatione, а свои собственные воззрения изложил в своем главном произведении De divisione naturae (пер. на нем.Noack'OM,Leipzig 1870—76). В собрании Migne'a его сочинения составляют 122-ой том. Ср.}.Ниоег,J.S.E., Mьnchenfф 61.

Ансельм Кэнтерберрийскии(1033—1109) происходил из Аосты, долгое время действовал в норманском монастыре Беке (Вес); затем в 1093 г. был назначен архиепископом Кэнтерберрийским. Из его произведений (собран. Migne'a т. 155) помимо сочинения Cur deus homo? особенно важны в философском отношении: Monologium и Proslogium. Оба они изданы вместе с возражением одного монаха Гаунилона (из монастыря Мармутье, близ Тура) Liber oro insipiente, и с ответом на него Ансельма C./luas'oM (Tьbingen 1863). — Ср.Ch.Rйmusat,A. de С., tableau de la vie monastique et la lutte du pouvoir spirituel avec le pouvoir temporel au 11-eme siиcle (2. ed. Paris 1868).

Вильгельм ш Шампо(умер. в 1121 епископом в Шалоне на Марне) был популярным учителем в соборной школе в Париже и устроил там занятия в августиновском монастыре св. Виктора. Об его философских воззрениях мы имеем сведения главным образом через его противника Абеляра; его сочинение по логике утратилось. Ср. £. Mechaud, G. de Ch. et les écoles de Paris au 12-ème siècle (Paris 1868).

Платонизмпервых столетий средних веков опирался преимущественно на Тимея и придавал, особенно под влиянием его новоплатоновского перетолкования, учению об идеях форму, не вполне соответствующую первоначальному смыслу. Самым значительным представителем этого направления являетсяБернгард Шартрский(в первой половине двенадцатого столетия); его сочинение De mundi universitate sive megacosmus et microcosmus изд.C-S.Barach'oM(Insbruck 1876). Его учениками считаются Вильгельм из Конхеса (Conches) (Magna de naturis philosophia.Dragmaticon philosophiae) и Вальтер из Мортаня; в том же духе писал и Аделяр из Бата (De eodem et cTivcrso; Quaestiones naturales).

Росцеллиниз Арморики (Бретань) выступал в качестве учителя во многих местах, особенно в Локменаке, где был его слушателем также и Абеляр. На соборе в Суассоне (1092) он должен был отречься от своих мнений. От него самого сохранилось лишь письмо к Абеляру (напсч. в Abhandl. der bair. Akad. 1851). Сведения об его учении мы имеем от Ансельма, Абеляра и Иоанна Салисберрийского.

Абеляр(Abeillaid), самая выразительная и энергичная личность из мыслителей этого времени, родился в 1079 г. в Пале (графстве Нант), был учеником Вильгельма

21·

==323

ПРИЛОЖЕНИЕ I

из Шампо и Росцеллина. Его собственная учительская деятельность развернулась в Melun и Corbeil; но наибольший успех имел он в Париже, в соборной школе и в логической школе св. Женевьевы. Бедствия, которым он подвергся из-за своего известного отношения к Элоизе, и его столкновения с церковной властью по поводу учения, зачинщиком которых был главным образом его неутомимый преследователь Бернард Клервосский (сборы в Суассоне в 1121 и Сене в 1141 г.), не дали вполне развиться уму этого беспокойного человека и заставили его искать убежища в различных монастырях. Он умер в 1142 в монастыре св. Марселя в Шалоне на Соне. Ср. его произведение Histona calamitatum meanim и его переписку с Элоизой (M.Camerre,A.n. H. 2 АчЯ. Giessen 1853). Его сочинения были изданы V.Cousin'oM в двух том. (Париж 1849—59)_ Из них надо отметить: Dialectik, Introductio in Theologiam, Theologia Cristiana, Dialogus inter philosophum, Christianum et Judaeum, сочинение Sic et non и этический трактат Scito te ipsum. Cp.Ch^4.Rйmusal,A.(2vol. Paris 1845). к- ^

Близким к Абеляру оказывается целый ряд (изд. V.Cousin'OM) анонимных трактатов; так, комментарий к De interpretatione. De intellectibus и De Bcneribus et speciebus (очень возможно, что последнее принадлежит Жосцеллину (Joscellinus), епископу Суассонскому, умершему в 1151 г.^Сходно с ним также и философскотеологическое направление /Кильбертаиз Пуарре (Gilbertus Porretanus, умер в 1151 г. в звании епископа в Пуатье); он учил в Шартре и Париже и был затронут Бернардом Клераосским к преследованию Абеляра. Помимо комментариев (к псевдо-Боэцию): De trinitate и к De duabus naturis in Christo, он написал очерк De sex principiis, многократно комментируемый позднее.

Сомнительные для церкви последствия «диалектики» проявились уже рано, особенно в лице Бернгаоа Турского;его учение о причащении оспаривалосьЛанкфранком(Lancfranc) (1005—1089; предшественником Ансельма в Беке и Кэнтербёрри). он, вероятно, автор сочинения Elucidarium sive dialogus summani totius theologiae complectens, которое раньше приписывалось Анссльму (и было напечатано в его сочинениях). В этом компендиуме впервые обнаруживается стремление откинуть диалектические новшества и вновь изложить все установленное церковью в форме логически систематизированного учебника. Отсюда позднее возникли работысуммистов,из которых самым значительным былПетр Аомбардский (ум. в 1164 г. епископом в Париже). Его Libri IV sententiarum составляют 192-ой том Migne'a. Из предшественников его можно разве упомянуть о Роберте Пулле (Robertus Pullus, умерший в 1150 г.), а из последователей —Петра из Пуатье (ум. в 1205) и Алана Рисселя (ab insulis, ум. в 1203).

Герберту(папе Сильвестру II, ум. в 1003 г.) следует поставить в заслугу то, что он энергично указывал на необходимость изучения математики и естествознания. В Испании и Италии приобрел он сведения о занятиях арабов, а наряду с

этим и множество познании, на которые его современники смотрели с удивлением и подозрением. Ср. K..Wemer, G. von Aurillae, die Kirche und Wissenschaft seiner Zeit (2. Aufl. Wien 1881). — Подобно ему и ученик его Фульберт (ум. в 1029 г. епископом Шартрским) призывал от диалектики к простому благочестию; в том же духе действовал иГильдеберт иа Лавардина(1057—1113, епископ Турскнй).

В более энергичной форме раздался этот призыв со стороны правоверной мистикидвенадцатого столетия. Ее ревностным представителем является Бернард Клервосский П 091—1153). Из его сочинений выдаются: De contemtu mundl и De gradibus humulitatis (изд.Mabilliona., послед, в Париже 1839 г.). Ср. Neander, Der heilige B. und seine Zeit (3. Aufl. 1865); Morison, Life and times of St. В. (London

==324

ВИНДЕЛЬБАНД. АВГУСТИН И СРЕДНИЕ ВЕКА

Научной плодовитостью отличается мистика викторовцее,руководителей монастырской школы св. Виктора в Париже. Самый значительный из нихГуго из св. Виктора(граф Блакенбург, родившийся в Гарце в 1096,умерший в 1141 г.). Из сочинений (у Migne'a т.т. 175—177) самое важное De sacramentis fidei christianae; по мистической психологии надо отметить главным образом Soliloquium de arrha animae. De area Noe и De vanitate mundi, но еще кроме того энциклопедическое произведение Eruditio didascalica. — Ср.A.Liebner,H. v. St. V. und die theologischen Richtungen seiner Zeit (Leipzig 1836).

Его ученик Ричард иаce. Виктора (шотландец, умерший в 1173 г.) написал De statu и De eruditione hominis interioris, De praeparatione animi ad contemplationem, De gratia contemplationis. Сочинения его составляют 194 том у Migne'a. Ср. WA.Kaulich, Die Lehren des H. und R. von St. V. (in den Abhandl. der Bohrn. Ges. der Wiss. 1863 f.). — Его последователь Вальтер из св. Виктора проявил свою деятельность в мало научной полемике против еретической диалектики (In quatuor labyrinthes Franc iae).

В конце этого периода в лице Иоанна Салисберрийского(lohannes Saresberiensis, умерший в 1180, в звании епископа Шартрского) обнаруживаются проявления гуманистической реакции против односторонности школьных занятий. Его сочинения Policraticus и Metalogicus (Migne т. 199) являются' драгоценным источником для изучения научной жизни того времени. Ср. C.Schaarschmidt, J.S. nach Leben und Studien, Schriften und Philosophie (Leipzig 1862).