5. Право и законность.

Сам факт существования и функционирования законности как особого, самостоятельного общественно‑политического феномена ставит перед общей теорией права ряд непростых вопросов, в том числе касающихся соотношения законности и права. С точки зрения общепринятых представлений о номенклатуре правовых явлений право – центральное звено в указанном соотношении. И действительно, без права законности нет. Более того, если видеть в законности только аспект общеобязательности права (исходный элемент законности), то особой проблемы в данной плоскости вообще не возникает: законность здесь – только проекция права, т. е. явление, от права всецело производное, от него зависимое.

Но когда законность обрела полный набор свойственных ей требований, представляет собой особое, самостоятельное общественно‑политическое явление, элемент демократического политического режима и, значит, обособлена от собственно права, то как они соотносятся друг с другом?

Одно из возможных решений поставленного вопроса заключается в том, что законность в качестве элемента политического режима, принципа политической системы можно рассматривать в виде принципа права. Ведь законность проявляется и объективируется как особое, самостоятельное общественно‑политическое явление, хотя не исключительно, но и через право. И в этом отношении ее характеристика в качестве принципа права, а значит, его нормативного, руководящего начала, к тому же являющейся частью режима демократии, не только научно обоснованна, но и имеет в высшей степени важное конструктивное значение (следовательно, вполне оправданно, во всяком случае, в ракурсе юридической науки, определять понятие законности через понятие принципа).

Нетрудно заметить, что уже при указанной интерпретации рассматриваемых категорий право и законность как бы меняются местами: второе (законность), выступающее в виде принципа, руководящего начала, становится в какой‑то мере определяющим по отношению к первому (праву).

И это вполне закономерно. Законность – элемент политического режима, принцип политической системы; по своему статусу в политической жизни она не менее значима, чем собственно право. И хотя функционально, по самому своему непосредственному содержанию законность связана с правом, его содержанием и реализацией, взаимодействие между ними должно быть охарактеризовано как встречное взаимное влияние однопорядковых общественно‑политических явлений.

Здесь обнаруживается решающее влияние на рассматриваемое соотношение классовых особенностей социального строя, типа демократии, характерных черт законности. Отмеченная глубинная взаимосвязь права и законности в полной мере характерна именно для права социалистического типа, где законность является конститутивным элементом социалистических правовых систем, определяет специфику их структурного построения.

И вот в отношении правовых систем, для которых свойственно столь тесное, органичное взаимодействие права и законности, возникает предположение: не являлся ли законность наряду со всей совокупностью правовых принципов (а также дозволениями и запретами) особым глубинным элементом структуры права? Для такого предположения есть, надо думать, веские основания. Тем более, законность для права – большее и более значимое, и в то же время более близкое, органичное, чем «просто» правовые принципы. Законность, утвердившаяся в качестве особого, самостоятельного явления, проникает в самую плоть правовой материи, определяет ее функционирование и развитие.

Быть может, в особом соотношении законности, всей совокупности принципов права, дозволений и запретов, в соотношении этих (и, возможно, еще других) глубинных элементов структуры права лежит ключ к пониманию наиболее важных черт такого специфического явления социальной жизни, как право.

Рассмотрение законности как особого и в то же время нераздельно связанного с правом политико‑юридического феномена требует нового подхода к характеристике соотношения законности и государственной дисциплины. Видимо, недостаточно точна мысль, которой ранее придерживался автор этих строк, о том, что государственная дисциплина представляет собой лишь аспект законности. В последнее время в литературе показано, что и государственная дисциплина – особое, самостоятельное социально‑политическое явление²³². Действительно, государственная дисциплина, близкая по ряду моментов к законности и, возможно, являющаяся ее аналогом в иной системе понятий, органически сопряжена не непосредственно с правом, а с государством, входит в «орбиту» государственных (в узком смысле) понятий. Думается, в связи с этим прямое сопоставление законности и государственной дисциплины, входящих в особые, свои системы понятий, не может быть признано достаточно корректным; и, следовательно, данное понятие нужно рассматривать в качестве органической части категориального аппарата, входящего в состав сугубо государствоведческой проблематики.