lit_nehoroshev (1)
.pdfнеизвестных нам до поры женщин в квартире наркодельца; огромная сцена
«Винсент Вега и Мия» в ресторане почти вся состоит из ничего не значащих разговоров; а беседы Бутча с женой в ванне? И, наконец, совершенно замечательный «треп» Винсента и Джулса в последней
(предкульминационной!) сцене — в кафе — о том, можно или нельзя есть мясо свиней и собак.
Мы, зрители, как и герои, не торопимся, и нам не хочется торопиться:
разговоры персонажей, подробности в их поведении нас не раздражают, а,
наоборот, доставляют удовольствие.
В лирическом киносюжете
темп развития и смены действий столь же
прихотлив и импульсивен, как и способ связи их.
Ведь движение лирического сюжета, как мы убедились, только в небольшой степени зависит от целенаправленной авторской воли — оно непосредственно выражает движение спонтанно возникающих чувств в душе и в подсознании автора-героя. И поэтому темп больших развернутых сцен в фильмах «Восемь с половиной» и «Зеркало», например, может быть чрезвычайно медленным, но неожиданно взрываться короткими врезками, а в картине «На игле» — бешеными пробегами героя. Фильм «Бойцовский клуб»
— в целом по темпу развития сюжета смонтирован быстрым, но вдруг: уход Марлы от героев развернут автором в большую и медленную сцену.
6.8. Фабула и сюжет: их взаимоотнесение в разных родах
художественного кино
Фабула и сюжет подчас находятся в непростых отношениях между собой. Так называемая «формальная школа» в российском литературоведении 20-х гг. (Ю. Тынянов, Б. Эйхенбаум, В. Шкловский)
много и плодотворно занималась проблемой взаимоотнесения фабулы и сюжета в литературе и в кино. Прочитайте хотя бы две небольшие статьи Юрия Тынянова — «О сюжете и фабуле в кино» и «Об основах кино»147, и вы увидите, как много захватывающе интересного и многообещающего для практики построения сценария таится и открывается в этой проблеме.
Особенно в отношении некоторых видов сюжета.
Вспомним определения терминов «фабула» и «сюжет»
Фабула — совокупность событий в их взаимной внутренней (временной, причинно-следственной,
смысловой) связи
и
Сюжет — это образ целого в его движении, в его развертывании на пути к полному раскрытию.
Фабула — это как бы сама действительность, то, что «было на самом деле». «Фабулой может служить и действительное происшествие, не выдуманное автором»148. Это «история».
А сюжет — движение этого жизненного материала, претворенного в образной форме художником.
Бóльшая степень авторского присутствия в фильме приводит к тому,
что фабула подвергается в нем бóльшей степени трансформации
(искажению). Ведь фабула — это что рассказывается, а сюжет — как
рассказывает об этом автор. «Разве ответить на вопрос «как?» менее достойное, менее важное в жизни дело, чем рассказать, что же произошло? И
разве сама жизнь не есть прежде всего ответ на вопрос «как?»149. Чем более
147Тынянов Ю. Поэтика. История литературы. Кино.
148Томашевский Б. Теория литературы. 2003. С. 183.
149Манн Т. Иосиф и его братья. Т. II C. 76.
по-своему рассказывает автор «историю», тем явственнее перед нами вырисовывается его образ, его личность.
В связи с этим взаимоотношения сюжета и фабулы в разных видах сюжета складываются по-разному.
В драматическом виде киносюжета
отношения сюжета и фабулы, чаще всего простые и ясные. В отличие от некоторых других видов — в чем мы убедимся, когда будем говорить о них.
В драматическом роде фильмов сюжет послушно следует за фабулой — события идут друг за другом в хронологическом порядке — то есть композиционная их упорядоченность, как правило, прямолинейна.
Это обусловлено:
а) особенностью драматического сюжета, спешащего к финалу и не расположенного к отвлечениям;
б) причинно-следственным способом связи в нем между действиями:
немедленным ответом на действие — контрдействием;
в) объективным по отношению к автору характером драматических действий; фабула — цепь объективно происшедших событий, поэтому она составляет большую часть драматического сюжета (особенно в таком его жанре, как приключение).
В результате фабульная история в драматическом роде фильмов трансформируется автором в сюжете в сравнительно малой степени. Для того, чтобы убедиться в этом, вспомним состояние фабулы в таких фильмах,
как «Касабланка», «Полет над гнездом кукушки», «Калина красная» или
«Источник девы» И. Бергмана.
В драматическом виде сюжета фабула ведет за собой сюжет и формирует его, а не он ее.
Если и возникают по ходу развития такого сюжета ретроспекции,
сны, видения, опускания действий в целях создания тайны и другие подобные им драматургические фигуры, то они несут на себе подсобную функцию.
Ведущая роль фабульной истории, малая степень ее трансформированности является одним из существенных признаков драматического вида киносюжета.
В эпическом киносюжете
как и в драматическом его виде, сюжет следует за фабулой — именно она определяет его течение, так как историческая фабула построена на хронологически сменяющихся событиях.
Но в эпическом сюжете уже возможна существенная трансформация исторической фабулы:
а) наличием большого количества сюжетных линий — как исторических, так и вымышленных: «Война и мир» С. Бондарчука, «Андерграунд» Э. Кустурицы;
б) включением в сюжет внефабульных отвлечений, объясняющих историческую обстановку, рисующих природные особенности страны,
народные обычаи: в «Войне и мире» — сцены зимней охоты на волка, в «Храбром сердце» — пляска шотландцев под волынку, состязания в толкании камней;
в) снятием в ряде случаев причинно-следственных связей, о чем уже говорилось в соответствующем разделе.
В повествовательном киносюжете
происходит сильная степень искажения фабулы;
именно здесь «сюжет может быть эксцентричен по отношению к фабуле»150.
Какие же существуют способы трансформации фабулы в сюжете?
Их много, и они изобретаются авторами фильмов постоянно.
Наиболее явные и бросающиеся в глаза способы преобразования фабулы в повествовательных сюжетах производятся:
I. С помощью композиционных изменений:
1. Хронологическим смещением последовательности событий.
Самый яркий пример — фильм «Криминальное чтиво». Если события, из которых состоит его фабула, расположить во временной последовательности, то фильм должен начинаться со сцены, когда маленькому Бучу дарят золотые часы (предыстория), а заканчиваться сценой,
когда боксер Буч, победив всех и вся, с деньгами в кармане сажает на мотоцикл жену, и они мчатся в «сияющую даль» (финал). На самом же деле в фильме, как вы знаете, сцены и эпизоды расположены относительно друг друга — совсем не так. Здесь сюжет выглядит крайне «эксцентричным» по отношении к фабуле во всех смыслах…
«Вызвать эмоцию можно только путем нарушения логических последовательностей, — говорил в своей лекции А. Тарковский. — Это и будет кинодраматургия, то есть игра последовательностью, но не сама последовательность»151.
Вспомним, что в разделе о структурной композиции мы соглашались с другим, казалось бы, противоположным утверждением А.Тарковского,
когда в статье «Запечатленное время» он настаивал на том, что одна из серьезных условностей кинематографа заключается в том, что экранное действие должно развиваться последовательно…»152
150Тынянов Ю. Об основах кино. // Поэтика. История литературы. Кино. С. 341.
151Тарковский А. Сценарий. // Андрей Тарковский: начало… и пути. С. 96.
152Там же С. 55.
Противоречие?
На наш взгляд – нет. И в данном случае (по примеру определения
кинематографа как «прерывистой непрерывности») мы можем говорить, что
вкино мы находим «последовательную непоследовательность».
Влитературе такой способ искажения фабулы в повествовательном и лирическом видах сюжета использовался давно.
Если вы расположите главы «Героя нашего времени» М. Лермонтова по фабуле, то последовательность их будет такой: 1) «Тамань», 2) «Княжна Мери», 3) «Бэла», 4) «Фаталист», 5) «Максим Максимыч». Но, как вам известно, главы следуют друг за другом в романе совсем в другом порядке: 1) «Бэла», 2) «Максим Максимыч», 3) «Тамань», 4) «Княжна Мэри», 5) «Фаталист».
Или возьмем шедевр И. Бунина — рассказ «Легкое дыхание».
Всамом начале его мы читаем строки, описывающие могилу героини
—гимназистки Оли Мещерской. Только потом происходит знакомство с ней
—с ее жизнерадостным характером, исполненным изменчивыми чувствами.
Затем следует большая сцена, в которой начальница гимназии строго пеняет Ольгу за ее легкомысленное поведение и в которой мы узнаем, что Мещерская «уже не женщина».
И тут же, сразу (!) автор коротко сообщает нам, что Олю Мещерскую застрелил на вокзале какой-то казачий офицер.
Только после этого из рассказа офицера судебному следователю мы узнаем причину случившегося, а затем внимание читателя обращается к еще более раннему событию; в дневнике Оли Мещерской подробно рассказано о том, как она стала женщиной.
В финальных кусках рассказа И. Бунин нас вновь возвращает к могиле Оли Мещерской, теперь уже вместе с пришедшей на кладбище классной гимназической дамой, которая сделала образ убиенной девочки предметом своего поклонения и которая вспоминает слова Ольги о том, что главное в красоте женщины — это ее «легкое дыхание»!
Видимо, не следует долго объяснять, что подобного рода хронологические смещения фабульных событий не только обнаруживают авторское присутствие в сюжете, но и имеют каждый раз свое художественно-смысловое обоснование. Так преобразование фабулы в
«Криминальном чтиве» привело к тому, что главным героем картины стал не Буч, а Джулс, и истинным финалом в ней стал не финальный отъезд счастливого победителя, а духовный поворот в Джулсе.
2. Совмещением в сюжете разных временных пластов.
Проще говоря, трансформация фабулы происходит путем включения в нее развернутых ретроспекций. Когда перед нами возникает как бы
«рассказ в рассказе»: фильм Роберта Земекиса «Форест Гамп» или «Бродвей Денни Роуза» Вуди Аллена. В картине К. Тарантино «Бешеные псы» вся история внедрения полицейского Фредди Ньюдайка (Тим Рот) в банду грабителей подана в виде чрезвычайно обширной ретроспекции.
3.Последовательным рассказом в фильме о событиях происходящих
водно время.
Три новеллы картины Джима Джармуша «Таинственный поезд» следуют одна за другой, их основные действия развертываются в разных номерах захудалой гостиницы, и зритель не сразу догадывается, что хронология событий новелл идентична. В следующем своем фильме режиссер пошел в этом приеме еще дальше: пять новелл его фильма «Ночь на земле» рассказывают о событиях, происходящих в разных часовых поясах земного шара (городах Лос-Анджелес, Нью-Йорк, Париж, Рим и Хельсинки)
водно и то же астрономическое время.
Влитературе подобный способ повествования осуществляется с помощью употребляемых рассказчиком словесных оборотов. Например: «В
то время, как Иван Иванович у себя в московской квартире играл с приятелем в карты, депутат Питер Хофман готовился к выступлению в бундестаге…» Или: «Пока все это происходило у Петра в квартире, на другом конце города…» И так далее…
В кино же подобные нарративные способы осуществляются:
а) с помощью монтажно-композиционных расположений — параллельным монтажом;
или при его отсутствии б) знаками, говорящими об одновременности действий,
происходящих в разных местах: звук выстрела и звучащая по радио песня Элвиса Пресли («Таинственный поезд»); демонстрация циферблатов с разновременным обозначением часовых поясов («Ночь за земле»).
4. С помощью структурных совмещений: эпизод помещен внутри другого эпизода.
Так, в фильме «Андрей Рублев» в новеллу «Страшный суд» включен абсолютно самостоятельный эпизод «Ослепление мастеров».
В картине Луи Бунюэля «Призрак свободы», которая четко поделена на новеллы, чуть ли не в каждую из них помещен свой подэпизод. Например,
герой одной из новелл, префект города садится на улице в кресло к чистильщику ботинок. Рядом с префектом — в другом кресле оказывается элегантного вида человек. Вскоре этот человек уходит, прихватив стоящий рядом с его креслом продолговатый футляр. Автор фильма и мы, зрители,
начинаем следить за господином, забыв о префекте. Человек подходит к высотному зданию. Поднимается на лифте на его крышу. Открывает футляр.
Свинчивает находящиеся в нем части снайперской винтовки с оптическим прицелом и начинает спокойно и методично расстреливать ни о чем не подозревающих людей — женщин, мужчин, стариков, девушек — на улице, в
окнах домов. Человека хватает полиция. На суде его приговаривают к высшей мере. Он счастлив, его поздравляют с получением «Гран-при»,
журналисты наперебой берут у него интервью. После чего мы возвращаемся к префекту; новеллистический сюжет, героем которого он является,
продолжается как ни в чем не бывало.
5. Включением в сюжет внефабульных кусков.
Так, в фильме И. Бергмана «Молчание» одна из его героинь оказывается случайной свидетельницей эротической сцены в темном зале ресторанного варьете.
В картине М. Хуциева «Июльский дождь» зритель терпеливо наблюдает длинную сцену у некоего посольства, когда по громкоговорителю вызываются к подъезду машины послов разных стран: «Машину посла Тайланда к подъезду!», «Машину посла… к подъезду!», — всего около 10- 12-ти машин! Но оказывается, что сцена не имеет совершенно никакого отношения ни к фабуле, ни к героям картины.
6. Торможение и трансформация фабулы может производиться и введением в сюжет исторического, документального материала:
-в многосерийном телефильме «Михайло Ломоносов» —
рассказами о дворцовых переворотах, снятых под «документ»;
-в многосерийной картине «Семнадцать мгновений весны» —
дикторскими комментариями за кадром в исполнении актера Ефима Копеляна.
7. Отступлениями от фабулы могут служить и переключения течения фильма в другой жанровый план.
В фильме Л. фон Триера «Танцующая в темноте» самая что ни на есть обычная мелодраматическая фабула разбивается развернутыми вставками в жанре мюзикла. В одном из своих интервью режиссер говорил: «Суть моей концепции драматургии состоит в стремлении освободиться от наиболее тривиальных, надоевших условностей, уйти от жесткой регламентации».
II. Трансформация фабулы в киносюжете производится не только композиционными, но и другими кинематографическими средствами.
8. Подчеркнутостью точки зрения на события одного из персонажей фильма.
В«Молчании» И. Бергмана таинственность атмосферы мест действия
—сначала ночного вагона поезда, а затем огромной пустынной гостиницы —
создается во многом тем, что они даны в восприятии маленького мальчика.
В картине П.-П. Пазолини «Евангелие от Матфея» страсти Иисуса Христа поданы не впрямую (в отличие от значительно более поздних
«Страстей Христовых» М. Гибсона), а как бы увиденными издалека через головы людей апостолами Петром и Иоанном, а также предателем Иудой.
У А. Хичкока в его фильме «Окно во двор» закрепленность точки зрения журналиста, лежащего с загипсованной ногой, на окна противоположного дома позволило герою выстроить весьма правдоподобную фабулу злодейского убийства, которая в финале обнаружила свою полную несостоятельность. А ведь на этой «увиденной» героем фабуле держался долгое время сюжет картины!
Точка зрения персонажа на происходящее может быть выражена:
а) непосредственно пластическим способом, например,
использованием субъективной камеры в приведенных выше примерах; или б) речевыми средствами — закадровым голосом автора или героя,
как, например, в фильме Вуди Аллена «Дни радио».
9. Сопоставлением субъективных точек зрения нескольких персонажей на одни и те же события.
Так, в знаменитом фильме А. Куросавы «Расемон» (1950, гл. пр. МКФ в Венеции, «Оскар») кровавое и загадочное преступление и его последствия изображены в пяти версиях с точек зрения четырех персонажей: 1)
дровосека (две версии)153, 2) разбойника, 3) молодой женщины — жены убитого самурая, 4) духа самого самурая. Все эти версии настолько противоречат друг другу, что не могут сложиться в объективную картину случившегося.
Фабула в таком случае остается зрителями не разгаданной.
153 См. об этом настоящее издание: «VII. Экранизация».