Глава 5. Понятие права (сущность; особенности как институционного нормативного регулятора)

1. Термин «право». Право в непосредственно-социальном и юридическом смыслах.

2. Сущность права.

3. Противоречивость сущности права.

1. Термин «право». Право в непосредственно-социальном и юридическом смыслах.

Термин «право» многозначен. Обычно при рассмотрении этой многозначности такие понятия, как «право», «правовое», с одной стороны, «юридическое» – с другой, отождествляются, и внимание концентрируется на различиях между объективным правом (институционным образованием, близким к тому, что понимается под термином «закон») и субъективным правом (юридическими возможностями, свободой поведения, принадлежащими конкретному субъекту).

Между тем к истолкованию термина «право» нужно подходить с несколько иных позиций. Хотя «право» в главном значении этого термина обозначает известную свободу поведения участников общественных отношений [1], необходимо сразу же взять на заметку то весьма существенное обстоятельство, что слово «право» нередко употребляется в неюридическом смысле [2]. Более того, в одном из своих неюридических значений слово «право» охватывает социальные явления подчас из весьма глубокого пласта общественной жизни, относящегося к действию объективных социальных закономерностей.

Алексеев С.С. Общая теория права: В 2-х т, Т. I. – М.: «Юридическая литература», 1981. С.66

Именно в таком глубоко социальном смысле понимается слово «право», когда идет речь о праве трудящегося народа на революцию, о праве нации на самоопределение, о праве на эквивалент в товарном обращении, о равенстве всех людей, о правах человека [3] и т.д. Примечательно, что основоположники научного коммунизма, используя понятие права в указанном смысловом значении, в ряде случаев прямо подчеркивали, что здесь имеются в виду явления, которые должны быть отграничены от явлений юридических [4].

Такого рода права представляют собой явления непосредственно-социальные, «непосредственно» потому, что соответствующие социальные возможности берутся как таковые, вне их идеологического опосредствования в тех или иных формах общественного сознания, в тех или иных социальных нормах. Они представляют собой социально оправданную, нормальную и в этом смысле нормативную свободу поведения субъектов общественной жизни, выражающую прямое действие объективных социальных закономерностей, иных зависимых от данного строя условий жизнедеятельности людей. Это своего рода фактические права – права, которые, говоря словами К. Маркса, «имелись налицо», обретаются в самой деятельности [5].

Конечно, непосредственно-социальные права объективно требуют необходимой, адекватной их природе идеологической формы: моральной, в виде обычаев и др. [6]. Усвоенные людьми и нередко воспринимаемые сквозь призму соответствующего мировоззрения как «естественные» [7], они проявляются в социальных притязаниях.

Алексеев С.С. Общая теория права: В 2-х т, Т. I. – М.: «Юридическая литература», 1981. С.67

И, кстати сказать, это позволяет – с тем, чтобы избежать терминологического отождествления качественно разнородных явлений – именовать их в рамках юридических исследований непосредственно-социальными притязаниями (данный термин и будет в основном использован в дальнейшем). В классовом обществе непосредственно-социальные притязания выражаются также в виде требований правосознания, а те из них, которые соответствуют интересам господствующего класса, воплощаются в результате правотворчества в действующей юридической системе и, следовательно, в юридической свободе поведения. Выходит, в самом факте зависимости права как юридического феномена (и иных социально опосредованных прав) от непосредственно-социальных притязаний выражается в конечном счете, детерминированность первого материальными условиями жизни общества, требованиями объективных социальных закономерностей, его соответствие социальной необходимости. И, следовательно, здесь как раз раскрывается глубокий смысл положения Ф. Энгельса о том, что невозможно рассуждать о праве, не касаясь вопроса об отношении между необходимостью и свободой [8]. С этой точки зрения непосредственно-социальные притязания, и, прежде всего господствующие, выражающие коренные потребности экономического базиса данного классового общества, являются ближайшим подступом к праву как юридическому феномену, его ближайшей социальной основой, его сущностью (второго порядка). В зависимости от своего содержания, конкретной социально-классовой обстановки они имеют значение в одних случаях основания для революционных действий в отношении существующих юридических установлений, в других – «предвосхищения» (по словам К. Маркса) установленного законом права.

Алексеев С.С. Общая теория права: В 2-х т, Т. I. – М.: «Юридическая литература», 1981. С.68

Непосредственно-социальные притязания – не только ближайшая социальная основа права как юридического явления, но и фактор, способный через механизм правосознания оказывать прямое влияние на юридическое регулирование общественных отношений, внедряться в правотворчество и применение права, и это обусловливает, например, самую возможность борьбы трудящихся в условиях эксплуататорского общества за юридическое признание «обычного права бедноты», прав человека и т.д. При становлении же юридических систем, а также при их революционной смене непосредственно-социальные притязания в виде революционного правосознания, с опорой на государственное принуждение, как бы прямо врываются в сферу официального государственного регулирования, становятся в указанных условиях своего рода фактическим революционным правом, выполняющим функции юридической системы. Именно так, надо полагать, следует понимать мысль М.И. Калинина, когда он писал в отношении социалистической революции, что «в первые моменты революции решающим фактором права, разумеется, являлась прямая, непосредственная вооруженная сила. Вооруженная сила определяла право» [9].

Представляется в высшей степени важным привлечь внимание к тому, что если брать социальные явления, именуемые непосредственно-социальными правами, или притязаниями, в «чистом» виде, то нужно видеть их качественное отличие от права как юридического феномена [10].

Алексеев С.С. Общая теория права: В 2-х т, Т. I. – М.: «Юридическая литература», 1981. С.69

Все то, что, казалось бы, как основательно их объединяет – и наличие в том и другом случаях известного состояния социальной свободы, и использование там и здесь термина вправо», и тесная связь между ними в реальных, жизненных процессах, и даже свойственная им обоим нормативность, – не устраняют того решающего обстоятельства, что перед нами разноплоскостные социальные явления. [11] Они относятся к разным срезам социальной жизни, теоретически осваиваются различными областями общественных знаний – общей социологией или правоведением, и потому требуют в высшей степени четкого, корректного применения к ним соответствующего понятийного аппарата в терминологии [12]. Достаточно к ранее сказанному добавить хотя бы то, что нормативность в отношении непосредственно-социальных (фактических) прав имеет специфическое смысловое значение. Она характеризует не наличие общих масштабов, моделей поведения, что свойственно праву в юридическом смысле, а другое (кстати, в ином плане тоже распространимое на право в юридическом смысле) – правильность, социальную оправданность данных явлений, поведения участников общественных отношений, их соответствие требованиям объективных закономерностей, социальной необходимости [13]. Заметим, что такое, столь разное значение термина «нормативное» и дает возможность понять, насколько неприемлема юридизация непосредственно-социальных притязаний, их трактовка (как это к аналогичному кругу явлений делала концепция «естественного права») в виде некоей, существующей параллельно праву в юридическом смысле особой нормативной «системы регулирования» [14].

Алексеев С.С. Общая теория права: В 2-х т, Т. I. – М.: «Юридическая литература», 1981. С.70

И, следует думать, коренная ошибка авторов, настойчиво подчеркивающих недопустимость сведения права к закону и пытающихся сконструировать его широкое определение, кроется не в том, что они доказывают давным-давно уже доказанное различие между содержанием и формой права, а в том, что они не принимают в расчет тот неюридический смысл, который придавали основоположники научного коммунизма термину «право» при рассмотрении ряда «до» или «вне» юридических социальных явлений [15]. Сторонников «широкой» трактовки права должно было бы насторожить уже то обстоятельство, что попытки подобного рода приводят к формулированию лишь весьма общих, лишенных необходимой (юридической) четкости положений (в частности о связи права и социальной свободы), таких, которые все дальше отходят от сущностных характеристик права в классовом обществе, а также от правовой действительности, от многообразных вопросов законности, юриспруденции, юридической практики. Это и понятно. Различный науковедческий статус явлений, обозначаемых словом «право» (общесоциологический или юридический) [16], препятствует выработке единого и содержательно богатого, «работающею» понятия, толкает на то, чтобы либо осознанно юридизировать непосредственно социальные явления, либо, переключаясь на чисто социологический ракурс, ограничиваться формулированием одних лишь упомянутых выше весьма общих положений.

Алексеев С.С. Общая теория права: В 2-х т, Т. I. – М.: «Юридическая литература», 1981. С.71