11.3. Понятие культуры и ее противоречия.

В стержневой проблеме нашего курса, проблеме философской культуры, требуется уточнить или хотя бы уяснить для себя некоторые общие аспекты ее. Скромность наших намерений диктуется существом дела. Ведь правильно поставить вопрос значит наполовину решить его (Маркс), а ответ на «безответные» философские вопросы заключается в том, что они должны быть иначе поставлены (Гегель).

В современной культурологии, среди не поддающихся решению вопросов на первом месте оказался вопрос «что есть культура?». Подсчитано, что количество определений культуры перевалило уже за тысячу, но согласия нет. Дискуссии ведутся между сторонниками трех основных подходов к пониманию культуры – аксиологического, технологического и гуманистического. Смысл подходов понятен: аксиологический рассматривает культуру как совокупность ценностей, технологический относит к культуре только созданное человеческой деятельностью с только ей присущей технологией, а гуманистический считает, что смысл культуры человеческий и главным носителем культуры является человек. Важно иметь в виду, что эти подходы – концепции культуры появились еще в античности. В Греции культура обозначалась словом «пайдейя» (образованность, воспитанность) – здесь явно было соединены гуманистический и аксиологический подходы: речь идет о человеке, его интеллектуальных и нравственных качествах (кстати, Зенон Китийский, основатель стоицизма, первый заговорил о ценностях). А в древнем Риме тон задавал технологический подход, на что указывает сам термин «культура» (возделанный, обработанный). Таким образом, можно сказать, что два основные понимания культуры – гуманистическое и технологическое – зародились еще в античности.

В наше время решительно преобладает технологическое понимание культуры, так как главные достижения современной культуры имеют технологическую основу и благодаря ей становятся общедоступными. Практически во всех учебниках и словарях преподносится сейчас технологическая концепция культуры. Странная ситуация: общеизвестны негативные последствия, как будто осознаны угрозы, сформулирован и оглашен приговор современной техногенной цивилизации, а Васька слушает да есть… Мало того, настырные и властные вторжения «современных технологий» в гуманитарные области наводят обычно «порядок» за которым скрывается настоящий погром культурных ценностей. А как быть? Ведь ни отказаться от технологической культуры, ни заменить ее какой – то другой культурой мы не можем. Отсюда покорное ожидание неизбежного с тайной надеждой на чудо (от «вот приедет барин, барин нас рассудит» до приобщения к знанию, превышающему возможности человека).

Но ведь можно последовать совету Гегеля и, учитывая ценности классической культурологической мысли, поискать возможности для иной постановки вопроса о культуре и найти, наконец, понятие культуры, которое в принципе устроило бы всех. Обратимся к наследию великого ученого, классика культурологии Иоганна Гердера (1744-1803). Именно так оценивали творчество и научный подвиг Гердера у нас в России еще при его жизни. Николай Михайлович Карамзин в «Письмах русского путешественника», рассказывал о личной встрече с Гердером, называет его «великий ученый и глубокомысленный метафизик». Николай Васильевич Гоголь, читавший курс по истории в Санкт-Петербургском университете, считал его одним из «великих зодчих мировой истории…он мудрец в изучении идеального человека и человечества». Александр Иванович Герцен ставит Гердера в одни ряд с Лессингом, Кантом, Шиллером и Гете и отмечает их великую заслугу - стремление развить национальные элементы в общечеловеческие.

Однако, в самой Германии заслуги Гердера затмила слава Гегеля, который, конечно же, использовал капитальный труд Гердера по истории культуру, стоял на плечах его в своих обобщениях и выводах, но ни разу даже не упомянул о нем. Российская оценка Гердера восстанавливала историческую справедливость.

Гердер в основном своем труде «Идеи философии истории человечества» (1782-1791) дал обзор истории культуры с древнейших времен до XIV века. По его мнению, история человечества есть продолжение развития природы, с которой человеческое общество многогранно взаимодействует. В истории нет и быть не может линейного однонаправленного прогресса и каких-то идеальных состояний общества. Надо брать историю такой, какова она в действительности: исторические события Гердер изображал в строгом соответствии с фактами и с осознанием их исторической необходимости, закономерности, т.е. Гердер стремился к идеалу исторического знания. Однако, достойного признания позиция Гердера не получает до сих пор и по «вине» самого Гердера прежде всего: он не стремился придать своим размышлениям наукообразную форму, в его рассуждениях часто упоминается Бог и речь идет обычно о выводах народного опыта (кстати, и этим он был очень близок русской философской культуре). Основным законом, который постоянно наблюдается в реальных исторических событиях, Гердер считал взаимодействие живых человеческих сил в конкретных обстоятельствах места и времени.

У истории человечества есть смысл, объективная цель. Свидетельством тому является то, что история общества есть история культуры, поэтому главными деятелями истории всегда были не короли и полководцы, а создатели ценностей культуры. Необходимость культуры Гердер видел в том, что человек, будучи искусственной машиной, должен научиться управлять собою, получить разумное воспитание и сам воспитывать свой разум, т.е. освоить культуру разума. Приобщение человека к культуре Гердер расценивал как второе рождение человека, проходящее через всю его жизнь. В культуре человека находит для себя образ жизни и способ жизнедеятельности, через культуру он осознает, оценивает и корректирует свои потребности и интересы. Другими словами, говоря современным языком, человек использует для своей жизни технологический и аксиологический смыслы культуры. Это, конечно, нужно и важно, считал Гердер, но не в этом состоит главный смысл, высшее назначение культуры. Благодаря культуре мы, рожденные почти без инстинктов, только путем упражнения в течение всей жизни воспитываемся до уровня человечности, и на этом основывается наша способность как к совершенствованию, так и к порче и разложению (см. И.Г. Гердер. Избранные сочинения. М.-Л. 1959. с.244).

Гуманность – такова цель человеческой природы и высший смысл культуры. В человеке нет ничего более высокого, чем гуманность. Природа человека организована для этой цели: для нее нам даны наш разум и свобода, хрупкое, но вместе с тем длительное здоровье, наш язык, искусство и религия. Все хорошее, что когда – либо было сделано в истории, делалось во имя гуманности, а все неразумное, порочное и отвратительное, совершавшееся в ней, было направлено против гуманности. И при всех достижениях, при всех ужасах и ошибках народов, основной закон природы оставался один: «Пусть человек будет человеком, пусть он строит свою жизнь так, как он считает наилучшим». Вся история народов становится с этой точки зрения школой соревнования за прекраснейший венок гуманности и человеческого достоинства. Но только пусть история человечества остережется избрать один какой–либо народ своим любимцем, принижая этим другие, которым обстоятельства отказали в счастье и славе. Германский народ отличают многие достоинства, но считать его из-за этого избранным народом божьим, которому будто бы принадлежит мир, - это было бы неблагородной гордыней варвара.

И претензии европейцев, их культуры на «европоцентризм» несостоятельны, ведь великая Азия – мать всякого просвещения на нашей планете. По настоящему мудрым мыслителем был Иоганн Гердер. Сравните Гегелем выстроенную цепь исторических событий, ведущую к возвеличиванию Германии и концу человеческой истории, с тем, как Гердер понимал исторический процесс. «Неужели, - спрашивал он, - тысячи были произведены только ради одного, все предыдущие поколения – ради последнего, и, наконец, все индивидуумы – только для своего рода?... Так Премудрый не играет нами» (там же. с.245). То, что представляет собой каждый человек и чем он может стать, - это и должно быть целью рода человеческого. Что же это такое? Человечность и благополучие: в определенном месте, в определенной степени, как то, а не иное звено в цепи развития, проходящей через все человечество (там же). А ведь Гердер писал это до того, как Гегель разработал свою систему. Согласимся, была у Гегеля причина недолюбливать Гердера и делать вид, будто его вообще не было.

Какие уроки можно извлечь из гердеровского исследования культуры? Как видим, для Гердера не были секретом аксиологический и технологический смыслы культуры, но он не сталкивает их, а, напротив, стремится объединить в целостном понятии на основе главного, по его мнению, признака культуры – гуманности. И вся концепция Гердера пронизана религиозной духовностью, которая органично сочетается у него с законом природы. Нам так же необходимо целостное понятие культуры, очень хочется уйти от всеядной фактологии и крохоборческой возни вместо принципиальной полемики и плодотворного диалога. Нас также не может не интересовать соотношение культуры и духовности. Исследовательский опыт Гердера подсказывает путь, на котором можно поискать возможность иной постановки проблемы культуры.

Поскольку все основные современные концепции культуры (аксиологическая, технологическая и гуманистическая) реалистичны, у каждой есть своя фактическая основа, но нет никаких принципиальных препятствий для того, чтобы объединить эти концепции в одну, желательно - целостную концепцию культуры. Никаких затруднений с точки зрения логики мы не встречаем, и у нас получается следующее определение культуры: культура есть совокупность материальных и духовных ценностей, созданных человеческим трудом и необходимых для существования и развития человека и общества. Получилось неожиданно кратко и емко, что, конечно же, хороший признак.

Нетрудно видеть, что основные концепции культуры здесь отражены. Легко установить, что круг явлений, охваченных этим определением, действительно относится к культуре: ценности не все, а только созданные трудом, т.е. ценности девственной природы сюда не входят; но и не все ценности, созданные человеческим трудом – ведь те, которые калечат и губят жизнь, к культуре не относятся; асоциальной, преступной культуры быть не может. Таким образом, если и у читателей не появятся серьезные возражения, это определение культуры можно принять. Неужели это и есть искомая иная постановка вопроса о культуре и то понятие культуры, которое должно устроит всех? Неужели все так просто?! Тогда почему до сих пор этот напрашивающийся очевидный шаг в культурологии никем не сделан?

Да, несложно догадаться о логической возможности такого суммарного определения культуры, и оно появлялось наверно у каждого, кто размышлял над проблемами культуры. Но что делать дальше с этим суммарным определением?

Ведь оно насквозь противоречиво, буквально соткано из противоположностей (материальные и духовные ценности, ценности естественные и созданные трудом, индивид, личность и общество – условия их существования и развития во многом не совпадают и даже противоположны, и т.д. и т.п.). По жизни всем хорошо известно, что явления культуры сплошь и рядом превращаются в свою противоположность, а тут еще понятие культуры насквозь противоречивое. Вот почему культурологи озабочены поисками возможно более простых и ясных определений культуры, чтобы не утонуть в этом море противоречий, но цель эта достигается очень дорогой ценой – утратой ясного разделения, размежевания культуры и ее антиподов (а здесь порой такие тонкие грани бывают, что диву даешься, - но грани все же есть…). Словом, стремление избавиться от противоречий проводит к бедам, для культуры катастрофическим.

Между тем в социальной философии давно существует добрая традиция решительного признания противоречий культуры, их исследования и поиска форм движения их, благодаря которым эти противоречия не губили бы, а развивали культуру и общество.

Так противоречие, открытое И. Кантом, связано с тем, что ценности культуры создаются трудом. У труда есть две стороны: это сама целесообразная деятельность, оснащенная орудиями и средствами труда, технологиями и т.д., а также общественная форма труда, соединение людей, сотрудничество их. Отсюда берут свое начало две формы культуры – культура деятельности ( «культура умения», как ее называл Кант) и культура общения людей («культура воспитания», по Канту). Кант установил тот факт, что культура умения развивается и распространяется быстрее, чем культура воспитания, и предсказал, что если так будет продолжаться и дальше, все может завершиться катастрофой и гибелью человечества. Всеобщий и вечный мир, сторонником которого был Кант, должен отвести прежде всего эту угрозу.

Ж.-Ж. Руссо в молодости участвовал в конкурсе работ на тему: «Способствовало ли улучшению нравов развитие наук и искусств?» и дал отрицательный ответ. Наряду с критикой нравов феодальной верхушки общества, Руссо открыл реальное противоречие культуры, возникающее в результате неравномерного развития различных отделов культуры, забегания вперед одних и отставания других. И у Руссо отстающей страдающей стороной культуры оказывается нравственность.

И. Гердер считал, что второму рождению человека можно дать название «культура» либо «просвещение» и по-настоящему они друг без друга существовать не могут. Однако бывают в жизни ситуации, когда между культурой и просвещением устанавливают произвольные различия, но тогда возникают противоречия, которые губят т и культуру, и просвещение. Культура, оторванная от просвещения, улетает в заоблачные выси, теряет связь с жизнью, становится никому не нужной, а просвещение становится уродующей культурой, калечит души людей. В конце XIX века Василий Васильевич Розанов по сходным мотивам назвал ситуацию в народном образовании России сумерками просвещения.

В обществе всегда есть противоречия между культурой общества и личностной, индивидуальной культурой. Очень актуальным и острым является сейчас противоречие между общечеловеческой природой культуры и национальными и социально-классовыми формами ее, - новейшее издание этого противоречия связано с американизированным глобализмом. Чрезвычайно острой является проблема так называемых «субкультур» (особенно молодежной), «массовой культуры», «элитарной культуры», «поп-культуры» и т.п. Самое важное во всем этом – сохранять ясность понимания, а если это затруднительно, то хотя бы интуицию различения культуры и ее антиподов, для сохранения нравственно здорового чувства культуры и брезгливости к бескультурью. Думается, предложенное понятие культуры будет полезным; ибо оно достаточно универсально и имеет живой характер (по Э. Гуссерлю).

Культура и общество. С точки зрения рассмотренных и принятых в нашем курсе понятий общества и культуры очевидно, что понятие общества шире понятия культуры и далеко не все в обществе может быть отнесено к культуре, а только те ценности, те способы деятельности и те человеческие качества, которые способствуют сохранению и развитию бытия человека и общества, которые возвышают человека и общество над природой. Ведь назначение культуры – сохранять естественную природу и возвышать человека. Культура естественных проявлений жизнедеятельности организма человека придает им нравственный характер, одухотворяет их.

Две основные функции выполняет культура: она транслирует, передает от поколения к поколению социальный опыт и на основе ее происходят процессы социализации и индивидуализации человека, т.е., по Гердеру, второе рождение человека, длящееся всю его жизнь.

Принято различать два основных исторических типа культуры – восточный и западный. Для обоих типов важна динамика религиозных и светских форм культуры (с исторической доминацией религиозных на Востоке и светских форм на Западе). Развитие культуры породило ее исторические формы (древняя, античная, средневековая с эпохой Возрождения, нововременная и современная). Наконец, у каждого исторического народа формируется особенности своей национальной культуры.

В статике общества в повседневном быту и каждой сфере общественной жизни (экономической, социальной, политически – правовой, духовной), в каждом общественно признанном виде деятельности и образе жизни – повсюду вырабатываются специфические критерии культуры и ее проявлений в вид моды, стилей и т.п. И чем конкретнее статика общественных явлений, тем динамичнее ее микроуровень, особенно – человек. Что есть человек? – спрашивал царь Давид и с грустью отвечал, - человек подобен дуновению – как уклоняющаяся тень (Библия. Ветхий Завет. Псалтырь. 143-й псалом Давида). Только культура, религиозная и светская, только подлинная культура наполняет мгновения жизни человеческим смыслом, соединяет человека с историческим временем и вечностью, преодолевает страх смерти и дает мужество жить.

Духовность, религиозная и светская, во всех своих исторических разновидностях и формах всегда была, есть и будет главным залогом жизнестойкости и творческого развития культуры. В истории человечества цивилизации и соответствующие культуры очень редко гибли в результате природных катастроф, чаще – будучи раздавлены варварскими нашествиями, и обычно – когда иссякала и уходила или оттеснялась и подавлялась, словом, исчезала духовность. Никакой «тайны», например, в гибели цивилизации майя нет, все очевидно, лежит на поверхности – цивилизацию погубила бездуховность, об этом говорят факты.

Со времен ее возникновения и на протяжении тысячелетий философия, наряду с религией, была основной формой существования духовности, осмысливала феномен духовности, защищала и укрепляла духовные устои культуры. Именно с этой, малоизвестной и исследованной стороны рассматривает философию наш курс, именно своим духовно нравственным содержанием философия особо интересна и значима в жизни людей.

ГЛАВА ДВЕНАДЦАТАЯ. ФИЛОСОФИЯ И ПРАВО, ИХ СОВРЕМЕННЫЕ ВЗАИМООТНОШЕНИЯ.

Материалы этой главы были подготовлены и опубликованы в виде статьи (см. Актуальные проблемы правовой теории и практики. ч.1 В.А, Горлянский. Философия и право: к вопросу о современных отношениях между ними. Нижний Новгород. 2007.). Поскольку в статье дан обзор основных идей нашего курса целесообразно привести ее полный текст.

Понимание современных взаимоотношений философии и права осложнено тем, что есть еще две дисциплины - «теория государства и права» и «философия права», поэтому связь философии с правом обычно воспринимается через эти опосредствующие звенья. Но поскольку они близки друг другу и кое в чем существенно расходятся, между ними, естественно, возникает конкуренция, а порой и полемика. Не вдаваясь в детали этой полемики, отметим несомненный факт: на ее фоне проблема взаимоотношений философии и права отодвигается на задний план как нечто несущественное или в принципе уже решенное, а сама философия представляется как дополнительная и не очень-то нужная для практики юриста роскошь. Ведь кто сейчас всерьез поверит, что философия «нужна всем», ибо она дает «предельные основания» (раньше говорилось: «наиболее общие, всеобщие законы») бытия и познания? Неужели философам удалось опровергнуть утверждение Козьмы Пруткова: «Нельзя объять необъятное»? И даже если такое удалось и «предельные основания» открыты, что они дали бы для конкретной практики жизни и для познания? - Ничего, кроме самых общих и пустых банальностей, с помощью которых можно «доказывать» все, что угодно, вопреки реальной действительности, как это нередко делалось в советские времена. Встречаясь с таким пониманием философии - а оно еще бытует в сознании (не только обыденном, но и в теоретическом) нашего общества, в учебниках и в преподавании - наш пытливый студент, будущий юрист, без всякой подсказки уверенно решает для себя вопрос, стоит ли всерьез заниматься такой «наукой». Нам, педагогам, постоянно приходится встречать такой настрой у многих студентов, и больших трудов стоит преодолеть его.

Чтобы не было и тени подозрений, будто у нас есть намерение «набить цену» философии, снизив ценность теории права и философии права, сразу же заявим нашу принципиальную позицию: мы за равноправный и плодотворный диалог между ними, как самый надежный путь совместного познания истины права. Незаменимая роль теории права в этом познании очевидна. Сложнее определить роль философии права. Есть несколько вариантов: она выясняет суть права, не сводимую к официально-властному усмотрению, к закону, и испытывает позитивное право на разумность, справедливость, истинность, подлинность, правильность. (B.C. Нерсесянц); она познает и объясняет суть правовой материи, правовое бытие (М.Н. Марченко); разрабатывает логику, диалектику и теорию познания правового бытия (Д.А. Керимов); это наука о познавательных ценностях и социальных основах права (Ю.Г. Ершов); она дает мировоззренческое объяснение права, его смысла и предназначения, обосновывает право под углом зрения сути человеческого бытия, присущей ей системы ценностей (С.С. Алексеев); философия права изучает вне юридические (предельные) основания права, т.е. его познавательные, ценностные, социальные и антропологические основания (А.В. Макаров).

Разумеется, у каждой из этих концепций есть своя философская родословная, и особенно-принципиально! - интересно, что нередко в философии права находили себе реализацию сомнительные с точки зрения общепринятых взглядов и официальной идеологии, даже крамольные идеи. «Философия права» Гегеля, к примеру, дала концепцию, существенно отличную от богословской концепции государства и права. Очевидно поэтому (и в силу других подобных расхождений с богословием) Гегель, еще при жизни европейски известный и знаменитый мыслитель, так и не был избран в Прусскую Академию Наук. Подобные сюжеты (конечно, не такого масштаба, но сходные по сути) встречаются и в современных нам идеях философии права.

Итак, принципиальных затруднений для познания взаимоотношений между философией и правом ни философия права, ни теория государства и права не содержат. Конкурентные отношения и полемика между ними, осложняющие картину этих взаимоотношений, возникают из-за нечеткого разграничения их предметов и неясностей при определении их статуса (например, философия права трактуется А.В. Макаровым и как часть общей философии, и как отрасль юридической науки).

Обратимся теперь непосредственно к философии и праву, их взаимоотношениям. Известно, что общепринятых понятий философии и права в современной науке нет. Наша философская мысль, оторванная от традиций русской философской культуры, последние 15 лет переходила от заповедного материалистического монизма к беспредельному плюрализму. Делается это с истинно русским размахом и проводит к самоубийственным для философии результатам. Так, по мнению Т.И. Ойзермана, одного из корифеев советской философии, не существует философии в единственном лице, т.е. философия существует как философии, как неопределенное множество различных, противостоящих друг другу философских систем. Единство этих систем есть история философии, поэтому философия и история философии совпадают (см. Т.И. Ойзерман «Философия как история философии» СПб, 1999.)

Стало совершенно очевидным фатально пагубное отсутствие у нас понятия философской культуры. В советские времена обходились без него, т.к. все оценивалось с позиций одной единственной эталонной философии, и плюрализм не допускался. Сейчас плюрализм пышно расцвел, у каждого своя философия, но ведь должна же быть в философии какая-то система отсчета и критерии оценки, иначе она превращается в проходной двор или, хуже того, в свалку. Философская культура и есть то единственное, что надежно ограждает от таких опасностей. Она очерчивает круг собственно философских фундаментальных проблем, вечных и постоянно обновляющихся, настолько содержательных и глубоких, что для освоения их необходимы самые разные подходы и даже стратегии исследования. Она аккумулирует опыт всестороннего исследования философских проблем, выявляет тупики и перспективные направления поиска решений. Она отбирает и хранит непреходящие ценности философского знания и вместе с именами их создателей навечно закрепляет в благодарной памяти человечества. Именно благодаря ей философия принципиально отличается от легкодоступного мудрствования, ходячих банальностей, бездумного следования «непревзойденным образцам» и угодливых практических рекомендаций.

В философской культуре выражается целостность и относительная самостоятельность философского знания, его внутренняя логика и критерии. На ее основе разворачивается полемика школ и направлений, происходит диалог между ними, т.е. реализуется творческий плодотворный плюрализм - так рождаются общезначимые философские идеи.

Плюрализм повсюду - в искусстве, науке, политике, философии - имеет позитивный смысл только как необходимая форма существования и развития культуры. В свою очередь, культура предполагает плюрализм, ибо она в сущности своей, как и все на свете, противоречива.

Фундаментальная исходная ценность философии, начало начал ее культуры, закреплена в ее названии - это мудрость. Звания «философ» достоин только тот, кто превыше всего ценит мудрость и стремится к мудрому решению жизненных проблем. Быть мудрым, философом, никому не помешает, но есть такие профессии наряду с профессией философа, где мудрость полагается, как говорится, «по должности» - это прежде всего педагог, врач и судья. Правда, в перечне их обязанностей она, к сожалению, не упоминается. Очевидно потому, что ясности в ответе на вопрос «что есть мудрость?» нет. Без преувеличения трагичным обстоятельством была утрата в XX веке по всему миру и у нас истинного смысла мудрости. В словарях русского языка сообщалось, что мудрость - это ум, соединенный с большим жизненным опытом, и обязательно приводился самый понятный по тем временам пример — «мудрый вождь»... Как праздничное, радостное событие было воспринято многими философами обсуждение проблемы мудрости на IV Российском философском конгрессе (24-28 мая 2005 года в г. Москве). В докладе ректора МГУ профессора Садовничего В. А. «Знание и мудрость в глобализирующемся мире» очень верно говорилось о том, что надо отказаться от иронически снисходительного отношения к мудрости, воздать ей должное, ибо значение ее в современном мире трудно переоценить. Так же верна мысль о том, что мудрость близка к моральным нравственным понятиям. Но все это можно и должно уточнить: мудрость не просто близка, она органично включает в себя нравственные обязательства, «безнравственная мудрость» - абсурд.

Мы должны быть бесконечно благодарны нашему «великому и могучему» - он сохранил нам истинный смысл мудрости: по словарю В.И. Даля, мудрость - это соединение истины с благом, добром. Кажется, просто и ясно, но если вдуматься, то начинаешь понимать, как это сложно бывает в жизни - добиться такого соединения и почему это жизненно необходимо при решении любых вопросов - экономических, социальных, политических и вопросов судебной практики. Именно в этом и ни в чем другом заключена суть философского подхода, сложного, ответственного и чрезвычайно нужного, особенно в деятельности педагога, врача и судьи буквально на каждом шагу.

Философия - дело личностное, высокоинтеллектуальное, нравственное и духовное. Она есть дело, т.к. у нее, как у Бога, слово не расходится с делом, она представляет собой деятельность ума и сердца, направленную на мудрое решение жизненных дел. Она есть дело личностное, потому что ее невозможно «выучить» и механически запомнить, а можно только понять и освоить, особо выделяя то, что импонирует твоим личностным качествам, и наделяя это своим личным опытом. Высокоинтеллектуальной философия является по определению, будучи «культурой ума» (Цицерон). Делом нравственным она является потому, что помогает различить добро и зло в явлениях жизни и дает критерии нравственных поступков, но не в виде правил поведения, а как основной принцип, закон нравственности. Наконец, духовный характер философии представлен в двух формах: религиозной и светской.

Самое важное, принципиально важное состоит в том, что эти две основные формы духовности, религиозная и светская, как высшие выражения культуры имеют общую суть. Эту суть, смысловой стержень духовности, присущий всем ее формам, призвана осмыслить философия, и выводы ее таковы: духовность всегда означает переход человека на высшую ступень самопознания, когда ему открывается самое сокровенное в его индивидуальности, а вместе с тем - уникальность человеческого бытия и необходимость человеческого единства людей. Можно дать такое определение духовности: это особое состояние души человека, возникающее на основе осознания им человеческого достоинства, одинаково присущего ему и всем другим людям. Благодаря такому состоянию души у человека появляется возможность и сила возвышаться над своими сугубо личными интересами и над обстоятельствами жизни, поступать даже вопреки им и стремиться в своей жизни и деятельности к осуществлению идеалов истины, добра и красоты. Нетрудно убедиться, что и в духовности религиозной, и в духовности светской, интуитивно представляемой каждым интеллигентным человеком, действительно присутствуют и высокое достоинство человека, и возвышающий, очищающий душу эффект, и преданность животворным идеалам. Главное же теперь, практически возможное и совершенно необходимое, заключается в том, чтобы не умолкал диалог и налаживалось сотрудничество людей верующих и верящих, исповедующих духовность религиозную и светскую, ибо только в их человеческом единении можно противостоять мерзости запустения и защищать истину Божескую и человеческую.

Мудрость всегда духовна, духовность мудра. На наш взгляд, есть вывод, подтверждение которому мы находим во всей действительной истории философии, относительно того, что представляет собой философия. Философия - это одна из основных, наряду с религией, форм духовного освоения мира, главное средство самопознания для человеческой души в ее поисках смысла жизни. Предмет ее - человек и мир; у нее три основные функции: мировоззренческая (интегративная), познавательная (эвристическая) и самая важная - гуманистическая, духовно-нравственная. С позиций духовности можно, наконец-то убедительно объяснить происхождение философии. Особенности восточной и западной духовности позволяют понять своеобразие путей философии в восточной и западной культурах. Русская духовность дает ключ к пониманию истории русской философской мысли и формирования русской философской культуры. Таков в основных чертах контур концепции, думается, адекватно представляющей философию. Философию не выдуманную, не сфабрикованную в идеологических целях, а демонстрирующую действительные ценности философской культуры в современном их прочтении (эти ценности подобны шедеврам Шекспира и Пушкина: они всегда современны, открыты для творческих интерпретаций). Такая философия обнаруживает удивительное богатство плодотворных идей, которые без всякого нажима, а тем более - диктата, и без искусственного подстраивания под любую специфику подсказывают пути творческого решения проблем, плодотворные гипотезы, чем философия занималась всегда, и нет ни одной фундаментальной научной идеи, которая не появилась бы первоначально как философская гипотеза. Не реминисценции философские, а сама она, так сказать, в натуральном виде способна и должна наиболее эффективно сотрудничать во всех областях познания и творчества, в том числе, конечно, и в правоведении. Попробуем показать эвристические возможности идей философской культуры.

Прежде всего о том, что философия может дать для выработки понятия права. Конкретный материал, описывающий феномен права в истории и современности, налицо, его более чем достаточно. Дело за тем, чтобы разобраться в нем, свести все воедино, выявить суть. Однако на этом пути мысль теоретиков права сталкивается с непреодолимым препятствием -противоречивостью феномена права (естественное и позитивное право, классовые, групповые и общесоциальные интересы в праве, правовые и неправовые законы, правовые нормы нравственные и нейтральные по отношению к нравственности или даже безнравственные правовые нормы, государственно-правовое принуждение и право как нормативно закрепленная справедливость и т.д. и т.п.). Пожалуй, единственное, с чем согласны все, это - право есть регулятор общественных отношений.

Разнообразные определения права обычно берут за основу одну из противоположностей и в итоге получаются противоположные определения, причем у каждого есть своя фактическая основа и, следовательно, повод считаться истинным. С давних пор продолжается борьба таких «истинных» определений и конца ей не видно. Правда, М.Н. Марченко все же предлагает подождать, положиться на время и результаты общественной практики (см. М.Н. Марченко. Теория государства и права. Изд. МГУ. 2004 с.82). Да, риска ошибиться при таком подходе нет, но не взорвут ли нашу правовую систему ее противоречия, пока мы будем ждать? - Не приведи, Господи...

А что может предложить философия из арсенала ценностей философской культуры для понимания, откуда берутся противоречия права и как можно разрешать их? Отметим прежде всего, что философия предлагает четко различать правовые связи и правовые отношения, поскольку общество образуют общественные связи и отношения. Связи и отношения категориально различил Гегель, эту идею воспринял Маркс, она имплицитно содержится во всех социологических учениях. В нашем обществоведении эту идею загубил Сталин, провозгласивший в качестве черты марксистского диалектического метода принцип всеобщей связи и обусловленности, в свете которого отношения стали рассматриваться лишь как момент связи. В наши дни отношения трактуются как устойчивые связи. А в чем смысл различения? В том, что связи и отношения - разные формы объединения вещей, явлений и людей. Связи - это зависимости (обычно взаимные), в которых один объект стремится подчинить, уподобить себе другого, а «кто кого» решает соотношение сил в этом взаимодействии. Связи всеобщи и в природе, и в обществе. Каждый из нас - агент системы общественных связей (кровно-родственных, социальных, экономических и т.д.), и первое призвание права - быть регулятором общественных связей, используя принуждение, а в социально неоднородном обществе силу государства, закрепляя социальное и экономическое неравенство людей и выражая интересы тех, кто сильнее, кто у власти.

Но вместе с тем у права есть еще одно призвание: выражать и поддерживать общественные отношения. Отношения есть истина существования, утверждал Гегель, т.к. все существует в отношении с самим собой и с другими (см. Г. Гегель. Энциклопедия философских наук. т.1. с. 226. М., 1929). Важно иметь в виду, что Гегель употребляет здесь термин «отношение» не в аксиологическом, ценностном смысле, а как онтологическую категорию. Связи и отношения — основные детерминанты бытия. Взаимодействующие, взаимосвязанные объекты должны сосуществовать, сохраняя свою качественную специфику. Конечно, это зависит от самого качества объекта, его мощи, запаса сил, способности выдерживать давления и удары. Отношение к себе как уподобление самому себе обозначает устойчивость, относительную самостоятельности независимость и свободу объекта. Но есть еще одно условие сосуществования и дополнительный источник сил - отношение к другому. Здесь происходит взаимоуподобление, ведущее к содержательному равенству и такому объединению объектов, при котором их силы соединяются и сотрудничают к обоюдной выгоде. Нам хорошо известны по жизни межличностные отношения и все они предполагают взаимоуподобление людей: товарищество возникает как родство душ, общность интересов и устремлений; дружба обязательно предполагает равенство; любовь - высшая степень взаимного уподобления людей. И в общественных отношениях наблюдается такая же картина: экономические отношения возможны только как отношения между собственниками; политические - только между теми, кто реально участвует в управлении государством, правовые отношения - только между людьми -правоспособными и дееспособными субъектами права, добавим: способными осознанно вступать в отношения с другими людьми. И эта способность должна быть присуща в особенной степени судье, опять-таки как положенная «по должности».

Вне всякого сомнения, на стезе общественных отношений пути права и морали сходятся ближе всего, их оценки совпадают с полной очевидностью на самом глубинном - общечеловеческом - уровне отношений. Здесь перед нами обязательные простейшие условия совместной жизни и деятельности людей, гарантии жизни и позитивной деятельности каждого индивида - то, что издавна называлось элементарными правилами и задачами человеческого общежития. Нет ничего наивного и мечтательного в определениях права древними: «критерий справедливости», «искусство добра, равенства и справедливости» и т.п. Замечательно сказано Цицероном: право сохраняет равенство между людьми, воздавая каждому должное.

Как видим, противоречивость права имеет глубокую социальную основу, коренится в противоречивой сущности общества как суммы общественных связей и общественных отношений. С внешней же стороны, в повседневной правовой практике законодатели и государственные деятели имеют дело со сложным переплетением и взаимодействием различных и противоположных интересов личностей, социальных групп и слоев, классов и наций. Здесь преследуется задача обеспечить баланс интересов, чтобы решение было «взвешенным». Используется порой метод проб и ошибок, когда судьба «взвешенного» закона определяется реакцией на него населения. Крайне желательно, чтобы таких законов вообще не было, уж очень они будоражат нашу жизнь. Возможно ли такое? Думается, в принципе возможно, если критерием оценки станет не только баланс интересов (а бывает, что ищут баланс для мухи и слона, скажем - для группового и общесоциального интересов), но и нечто более существенное. И здесь мы подходим к главному предназначению права.

Связи и отношения способны определить мирную и благополучную жизнь общества, его полноценное бытие, действуя только вместе, в единстве. Общественная жизнь созидается разнообразной человеческой деятельностью, связи придают деятельности целесообразный характер, а отношения делают ее производительной, т.е. трудом, производящим материальные и духовные блага. Вне единства с отношениями связи превращаются в путы, гасят инициативу людей, подчиняют жизнь общества насилию, насаждают тоталитаризм. Отношения же вне связей теряют жизненную силу, превращаются в фантом, благое пожелание. Нашей стране довелось испытать на себе и тот, и другой вариант, а заклятой оказалась для нас проблема отношений, экономических, прежде всего. Страна жила фактически без экономических отношений, одними жесткими связями и, надо сказать, до сих пор неблагополучие здесь остается.

Историческая миссия права состоит в том, что оно, отражая общественные потребности, выражает волю государства и, используя его силу, вместе с моралью регулирует общественные связи, а также формирует и утверждает в жизни социально неоднородного общества общественные отношения и - главное! - находит эффективные формы соединения общественных отношений и общественных связей, обеспечивая полноценное бытие общества, социальный мир и благополучие. Миссия эта - идеальный проект того, на что способно право, к чему оно призвано, и пусть более или менее последовательное осуществление в истории этой миссии большая редкость, всегда необходимо знать назначение права, чтобы различать, когда реализуется действительное право, а когда закон прикрывает бесправие.

Социально-классовый характер права очевиден. Он изменчив в истории и повседневной современности. Но при всех изменениях право должно сохранять свою гуманную суть, которая роднит его с моралью. Поясним на таком примере. В Конституции РФ (21 статья, пункт 1) записано: «Достоинство личности охраняется государством». Бросается в глаза явная неточность, недосказанность: о каком «достоинстве» идет речь? А «вор в законе» - личность? И его воровское достоинство охраняется государством?! Конечно, охраняется, когда вор сидит в тюрьме. Текст Конституции следует дополнить: «Человеческое достоинство личности охраняется государством», тем более что во 2-ом пункте той же статьи термин «человеческое достоинство» употреблен. Здесь не просто стилистическая поправка, но момент чрезвычайной важности, «момент истины», как сейчас говорят.

У права и морали есть общая основа - признание, культивирование и сбережение человеческого достоинства. Это общее основание морали и права открыл И. Кант и назвал его категорическим императивом. Эта идея нашла благоприятную почву в нашей русской культуре. Под ее влиянием находился, например, А.С. Пушкин, когда писал П.Я. Чаадаеву: «... Наша общественная жизнь — грустная вещь. Что это отсутствие общественного мнения, это равнодушие ко всему, что является долгом, справедливостью и истиной, это циничное презрение к человеческой мысли и достоинству — поистине могут привести в отчаяние...» (А.С. Пушкин. П.С.С. в десяти т.т. т. X. М., 1965. с.875-876). Знакомая картина, неправда ли?

Как только не третировали категорический императив Канта, но надо воздать должное его замечательной идее. Да, правовая и нравственная оценки часто не совпадают, и поэтому недопустимо подменять конкретное юридическое решение дела абстрактным морализированием. Но в любом случае, и при обвинительном приговоре, человеческое достоинство подсудимого и осужденного должно оставаться неприкосновенным. Неприкосновенность человеческого достоинства (а это понятие шире и содержательнее, чем «моральный ущерб») так же обязательна для правосудия, как и презумпция невиновности.

По человеческому достоинству все люди равны, право поэтому, пользуясь принципом формального равенства, должно постоянно иметь в виду и содержательное равенство людей по человеческому достоинству. Не должно быть безнравственных, унижающих человеческое достоинство законов, приговоров и санкций, право и мораль могут проводить взаимную и совместную экспертизу деятельности человека, вырабатывать совместные мудрые решения. Осознание человеческого достоинства, как мы знаем, есть основание духовности, а она самым благотворным образом может сказаться на всех участниках правосудия - и не только в религиозных формах. Законы исполняют под страхом наказания или по совести, а лучше всего - когда законы знают и признают в них юридическую и нравственную силу.

А что происходит с противоречивостью права, как разрешаются его противоречия? Поскольку они коренятся в основах общества, и от них зависит социальный мир и благополучие общества, недопустимо полагаться на стихийное разрешение их, но столь же пагубно пытаться разрешить «все и сразу». Исторический опыт XX века окончательно опроверг вульгарные марксистские концепции социально-классовых противоречий, но страшно дорогой ценой. Жизнь заставляет обратиться и в этом случае к ценностям философской культуры, к классической концепции диалектических противоречий Гегеля и Маркса, согласно которой противоречие есть сложный развивающийся процесс, имеющий свое сущностное содержание и внешние формы проявления¹. Противоречие - источник развития, когда оно постоянно разрешается в формах своего движения. К. Маркс пояснил суть таким примером: в том, что одно тело непрерывно падает на другое и одновременно удаляется от него, заключено противоречие. Эллипсис есть одна из форм движения, в которой это противоречие одновременно осуществляется, разрешается и сохраняется¹. Разрешается, ибо движение по эллипсу реализует противоположности падения и удаления в качестве соотносительных, предполагающих и дополняющих друг друга противоположностей. Сохраняется, постоянно воспроизводится, ибо движение по эллипсу не имеет конца.

Таким образом, суть процесса разрешения противоречия - в соединении противоположностей, его образующих. Это может быть достигнуто двояким способом. Во-первых, преобразованием противоположностей в соотносительные, дополняющие друг друга противоположности, как в примере Маркса. И, во-вторых, созданием промежуточных, опосредствующих звеньев между противоположностями.

Противоречие развивает, движет вперед, пока есть такие сменяющие друг друга формы его движения. Когда возможности образования таких форм исчерпаны или произвольно отброшены, противоречие с огромной разрушительной силой прорывается наружу как жестокая борьба противоположностей и губит все на своем пути. История давняя и совсем близкая, вчерашняя, множество раз демонстрировала и то, и другое. Давно пора усвоить ее уроки.

Выполняя свою миссию, находя конкретные, необходимые при данных условиях формы соединения общественных связей и отношений, регулируя при этом связи и оформляя отношения, право создает тем самым формы движения противоречий между ними, т.е. осуществляет, разрешает и сохраняет эти противоречия в качестве источника развития и совершенствования общества. Подстать масштабу задач и ответственность права, особенно в наше время.

Современный — «взаимосвязанный», как принято его называть — мир страдает от дефицита общественных отношений со всеми вытекающими отсюда последствиями. К тому же на него накидывают удавку американизированного глобализма. В условиях кризиса техногенной цивилизации актуальна и необходима философия классического типа, исповедующая мудрость, избавленная от наукомании, основанная на ценностях философской культуры, верная традициям духовности и открытая для всей культуры (художественной, правовой и политической в первую очередь). Эвристические и воспитательные возможности философии трудно переоценить. Благодаря исторической изначальной связи и современным плодотворным взаимоотношениям ее с правом она как нельзя лучше подходит учебно-воспитательному процессу Академии правосудия. Хочется верить, что философия займет в Академии правосудия предназначенное ей достойное место. Опыт первых лет общения со студентами Академии на ниве философии интересен, дело спорится.