doc_235

ных социальных сил и общностей состоит еще и в том, что при таком подходе обнаруживается уязвимое звено в процессе создания и развития права. На стадии возведения общественной воли в закон возможны ошибки, просчеты, промедления или ненужная поспешность, в результате чего выражаемая в законе государственная воля может оказаться не вполне соответствующей воле и интересам социальной общности либо, особенно при множестве органов, осуществляющих правотворческую деятельность, внутренне противоречивой. Эта возможность (опасность) требует разработки и создания специальных гарантий социальной и экспертной обоснованности, единства и непротиворечивости правотворческой деятельности, устранения возможных ошибок правотворчества.

Как отмечено, нормативность права выражает стремление общества и его правителей определить и упорядочить будущее, воспроизвести, сохранить, видоизменить или искоренить в ближайшем будущем (с сегодняшнего или с завтрашнего дня, с нового года, после завершения сельскохозяйственных работ и т. п.) определенные виды деяний, поступков, отношений, организаций и т. п.

В связи с этим важной проблемой правоведения является соотношение правовых норм и существующих общественных отношений.

Право регулирует лишь малую часть многообразных отношений между людьми, их объединениями, организациями, государством, церковью, партиями, союзами и т. д., но затрагивает ряд отношений весьма ощутимо, а то и болезненно. Возможности правящей элиты перестраивать общественные отношения при помощи права, органов принуждения и вооруженных сил иногда очень велики и способны породить неустранимые социальные последствия (например, преобразование отношений в сельском хозяйстве СССР в 1929—1936 гг.).

Связь правовых норм и общественных отношений была и остается предметом особенного внимания многих ученых-юристов.

Л. И. Петражицкий вообще полагал, что правоотношение заложено в человеческой психике, поскольку право складывается из императивноатрибутивных (повелительнопритязательных, предо-ставительно-

ных групп, союзов и т. д. Затем создаются юридические нормы и отношения (возникающие в форме притязаний, которые возбуждаются правонарушением), необходимые для защиты правовых отношений1. В основе этой концепции лежало представление, что право создается не (только) из Москвы и Петербурга; оно складывается из повсеместно развивающихся общественных отношений, воплощающих различные правовые интересы, которым (отношениям и интересам) государство должно придать надлежащую и цивилизованную юридическую защиту.

Аналогичные взгляды на право развивал австрийский правовед Е. Эрлих, считавший, что "право союзов" (различных общественных объединений) спонтанно складывается в обществе как "право первого порядка" и предшествует "праву второго порядка" — нормам, создаваемым государством для охраны "права союзов" и решения спорных вопросов2.

Теоретическая позиция Муромцева, Эрлиха и ряда других ученых-юристов сводится к тому, что правотворчество государства должно состоять в поддержке и охране тех отношений, которые имеют достаточно массовый характер, поддаются типизации и в случае необходимости могут быть ясно выражены в законах и защищены государственной властью.

На практике этим выражалось стремление прогрессивных юристов ограничить законодательный произвол, порой непомерную "свободу усмотрения" лиц, наделенных неограниченной властью в создании и принятии нормативно-правовых актов, вносящих дезорганизацию в сложившийся строй общественных отношений, либо актов вообще ненужных, никаких отношений не порождающих и не охраняющих. Иначе говоря, обосновывалось пожелание и требование принимать нормативноправовые акты с учетом сложившихся исторических условий.

При обосновании этого самоочевидного, казалось бы, положения в оценку самих исторических условий нередко привносились идеологические мотивы. Так, развитие капитализма в странах Европы остро поставило вопрос об уровне жизни наемных рабочих, необходимости принятия законов, вносящих упорядоченность в существовавшие отношения между рабочими и предпринимателями, порождавшие социальные конфликты. Тогда же возник вопрос о материальных гарантиях формально признанных прав и свобод, о социальной помощи больным, нуждающимся, безработным. Новые исторические условия требовали развития "правового государства"

1 См.: История русской правовой мысли. Биографии,

в социально-правовое государство, обеспечивающее законодательное регулирование отношений рабочих и предпринимателей, помощь социально обездоленным слоям населения, систему всеобщего образования, медицинской помощи и др.

В философии права было провозглашено и обосновано соответствующее новым социальноисторическим условиям "право на достойное человеческое существование". При обосновании этого права подчеркивалось, что оно должно включать как общие для всех европейских стран положения (права на труд, на объединение в профсоюзы, на образование, медицинскую и иную помощь неимущим), так и нормы, конкретизирующие эти общие положения соответственно общественным условиям различных стран. Как отмечал российский философ права П. И. Новгородцев, одним из первых обосновавший названное право, несмотря на то, что потребности человека разнообразны и субъективны, определить точно, где начинается образ жизни, достойный человека, нельзя; вместе с тем несомненно, что в каждом обществе есть свой уровень жизни, который считается нормой, и есть свой предел, за которым начинается недопустимая крайность. "Можно спорить о восьмиили девятичасовом рабочем дне, но совершенно очевидно, что пятнадцать или восемнадцать часов работы есть бессовестная эксплуатация... Право берет на себя определение известных условных норм"1.

В приведенных суждениях верно отмечено, что законодатель, регулируя условия труда (и вообще отношения, составляющие образ жизни данного общества), должен учитывать рамки и перспективы правового регулирования, не выходя за пределы, за которыми начинается рост конфликтов, общественных неурядиц и несогласий.

Сложные исторические условия существования каждого общества предопределяют рамки законодательного запрещения какихлибо деяний и пресечения каких-либо общественных отношений. В связи с этим обоснованно разграничение типичных, т. е. "нормальных" для данного общества в определенное время, видов поведения, и отличающихся от них "отклонений", "социальных аномалий"2. Результатом такого разграничения становится принятие правовых норм, в которых

норм"- Это предположение обычно обосновывалось ссылками на ранние труды Маркса, где говорилось, что законодатель "не делает законов, он не изобретает, а только формулирует, он выражает в сознательных положительных законах внутренние законы духовных отношений"1. При этом забывалось, что данные суждения относятся к тому периоду, когда Маркс находился под влиянием гегелевской философии права, в которой идея права как меры свободы органически связана с общей концепцией истории как раскрытия идеи свободы, ее воплощения в мирских отношениях. Известно, что впоследствии Маркс и Энгельс разработали иную концепцию права, согласно которой право и выражающее его законодательство определяются не естественным законом свободы, как утверждалось ранее2, а волей экономически и политически господствующего класса3.

Если правовая норма объективно заложена в общественных отношениях и сознанию остается лишь познать и выразить ее, то, спрашивается, чем обусловлено существование такого множества разнообразных и исторически изменчивых правовых систем, норм, институтов, принципов права?

Идея "объективных норм" по существу отрицает многовариантность права, которое в каждом обществе и в каждой стране создается и меняется под влиянием разных исторических обстоятельств, преобладания тех или иных социальных групп, религий, форм собственности, национальных традиций, производственных отношений, ряда других постоянно меняющихся внутренних и внешних условий, определяющих динамику общественных отношений и, соответственно, изменение правовых норм. Предположение, что каждое жизненное отношение несет в себе собственную норму, делает вообще ненужным понятие нормы как обобщения видовых качеств типичных для данного общества, распространенных и повторяющихся отношений. Кроме того, предположение об имманентной нормативности любого отношения (или даже их вида) порождает мысль об их фатальной предопределенности; однако вряд ли современный читатель способен усвоить мысль, что, скажем, колхозноправовые нормы и способы их осуществления были объективно заложены в общественных отношениях нашей страны в 1929 и последующие годы.