М.А. Можейко

СОВЕТСКАЯ ФИЛОСОФИЯ -- неодномерная, неоднозначная и обладающая достаточно высокой степенью внутренней противоречивости интеллектуальная традиция в СССР 1930-х -- 1980-х. Как самоосознающая система идей, теорий, гипотез, а также (преимущественно) идеологически-охранительных мифов сформировалась в результате: а) насильственного отторжения от российского обществоведения и человековедения мыслителей немарксистского толка (к концу первой четверти 20 в.); б) выхода на господствующие позиции в системе философских академических структур и теоретических органов в СССР в 1930-х просталинской группировки Митина и др.; в) осуществления попыток определенной систематизации и придания респектабельности этой традиции на основе работы Сталина “О диалектическом и историческом материализме” (П. Федосеев, Ф. Константинов и др.). Определенный диапазон возможных дискуссий был очерчен и санкционирован в С.Ф. только после Второй мировой войны (открытие журнала “Вопросы философии” в 1947). Наряду с идеологически ангажированным теоретизированием, безусловно доминировавшим в 1940--1980-х, в исследованиях ряда мыслителей СССР не только творчески развивались магистральные, авангардные проблемы философии 20 в., но и формировались новые научные направления, актуальные для интернационального философского знания (Бахтин, Лотман, Лосев, Аверинцев, Степин и др.). Благодаря усилиям последних в СССР были не только созданы авторитетные столичные и периферийные философские школы, но и подготовлена генерация профессиональных кадров, в целом отвечающая “планке” философии 3 тысячелетия.

А.А. Грицанов

СОДЕРЖАНИЕ и ФОРМА -- философские категории, традиционно используемые для характеристики отношения между способом организации вещи и собственно материалом, из которого данная вещь состоит. Платон полагал Ф. “прообразом”, идеалом вещи, существующим независимо от материального бытия последней (см. Эйдос). Аристотель трактовал “материю” (“С.”) как предпосылку, возможность вещи быть либо не быть, а “Ф.” -- как внутреннюю цель вещи, обусловливающую их единство. В рамках традиционной “донемецкой” философской классики фактически варьируется аристотелевская парадигма соотношения С. и Ф., задавая различные варианты интерпретации этого соотношения, разрабатываемые в рамках схоластики, натурфилософии Ренессанса и философии природы Нового времени. В рамках классической немецкой философии Ф., как правило, трактовалась как начало, привносимое в материальный мир ментальным усилием. У Канта проблема Ф. и С. артикулируется как проблема соотношения Ф. и С. мышления. Гегель отмечал двойственный статус Ф.: нерефлектированная в самое себя, она -- внешнее, безразличное для С. существование; рефлектированная же в самое себя она и есть С. Структурализм Леви-Стросса переориентировал традиционную философию на изучение “структур”, а не Ф., поскольку оппозиция “С. -- Ф.” необходимо основывается на безразличности Ф. к содержанию исследуемых предметов.

А.А. Грицанов

СОДЕРЖАТЕЛЬНО-ГЕНЕТИЧЕСКАЯ ЛОГИКА -- эпистемологическая концепция, выдвинутая Московским методологическим кружком (ММК). Программа построения С.-Г.Л. возникла в 1950-х на фоне дискуссии в советской философии о соотношении формальной и диалектической логик. Несмотря на то, что сама дискуссия имела идеологическую подоплеку и носила схоластический характер, она явилась поводом для выдвижения ряда исследовательских программ и методологических концепций. Помимо содержательно-логического подхода Зиновьева и близких к нему на начальном этапе исследований Б.А.Грушина, Щедровицкого и Мамардашвили, в этом ряду необходимо отметить гносеологическую концепцию диалектики Ильенкова, и ранее выдвинутую программу философских исследований естествознания (И.В.Кузнецов, Кедров и др.). На самом деле, в специфической социокультурной ситуации происходило “откупоривание” ниши относительно неидеологизированного философствования: логики и методологии науки, эпистемологии. В этом контексте предпринимались новые попытки экспликации и снятия гегелевской и марксовой методологий с параллельной критикой и ассимиляцией новых логико-методологических подходов на Западе (кибернетика, логический позитивизм, структурализм, теория систем и др.). Формирование концепции С.-Г.Л. охватывает два этапа: 1) 1952--1956, 2) 1957 -- середина 1960-х. На первом этапе логический кружок, сложившийся вокруг Зиновьева, ставил своей целью разработку логики и методологии для исследования объектов особого рода. Речь шла о целостных исторических образованиях, обладающими имманентными механизмами развития. В марксистской традиции подобные объекты назывались “органическим” или “диалектическим целым”. В качестве образца и одновременно материала исследования выступал “Капитал” Маркса, который рассматривался при этом не содержательно, а структурно-логически: как фиксация и выражение марксова способа мышления. Реконструируя реализованный в “Капитале” метод восхождения от абстрактного к конкретному, Зиновьев обратил внимание на то, что традиционная логическая таксономия неспособна ухватить парадигмальные отличия марксова подхода. Но никаких иных собственно логических (за рамками идеологии) средств в советской философии просто не было. Из этого родился манифест построения новой логики. Пытаясь описывать особые “диалектические” приемы и способы мышления, Зиновьев и другие участники ММК были вынуждены формулировать собственные программные установки, которые очень скоро вышли за рамки марксизма как такового. Программа ММК разрабатывалась в оппозиции к формальной логике. Задачей науки логики участники кружка считали исследование реальных исторических форм человеческого мышления. Формальная логика рассматривалась как средство изложения уже готовых, заранее полученных исследовательских результатов, т.е. фиксированного содержания, тогда как новая -- С.-Г. -- логика должна была исследовать процессы исторического развития мышления, т.е. процессы выделения качественно нового содержания и смены основных мыслительных форм. Таким образом, в предмет новой логики вводились в качестве основных категории “содержания” и “развития”. В противовес формальной такая логика полагалась как “С.” и “Г.”. Само мышление трактовалась при этом с деятельностных позиций, как предметно направленная активность, организованная за счет специальных знаковых средств. Категория “содержания” выражала в этом контексте идеально объективную сторону мышления. Она интерпретировалась не в психологическом ключе, как наглядное представление или субъективный образ, а в деятельностном. Содержание мышления не дано восприятию непосредственно, оно есть продукт применения тех или иных познавательных процедур и средств, имеющий идеально обобщенный характер. Выделение нового идеального содержания и составляет, с позиций С.-Г.Л., сущностную сторону деятельности мышления. Вопреки всей европейской традиции, логика рассматривалась Зиновьевым как эмпирическая наука. Предметом эмпирических исследований объявлялись способы мышления, зафиксированные в научных текстах. Основной эмпирией исследования становился текст. Тезис об эмпиричности был вместе с тем способом преодоления схоластичности существовавшей диалектики и нормативной бессодержательности формальной логики. Содержательная и эмпирическая логика должна была стать не каноном, а “органоном”, т.е. набором исследовательских инструментов и средств. Она разрабатывалась в ориентации на многочисленные практические приложения в естественных и исторических науках, педагогике и психологии. Однако, неявно принималась сциентистская установка: мышление рассматривалось прежде всего как научное мышление и как деятельность по выработке новых знаний. В 1956 происходит разрыв между Зиновьевым и Щедровицким, а впоследствии Зиновьев выступает с резкой критикой исходной программы ММК, фактически объявляя ранее полученные результаты (в том числе и свои) ошибочными. Дальнейшие исследования Зиновьева и его последователей перешли в русло математической логики, продолжающей формальную традицию. В целом концепция С.-Г.Л., выдвинутая Щедровицким, включала в себя следующие моменты: 1) В качестве основного объяснительного принципа по отношению к феноменам мышления выдвигалась категория “деятельности”, выражающая его социокультурный и исторический характер. Оппозиция выстраивалась как “психологизму”, трактующему мышление изнутри сознания, так и трактовкам, связывающим мышление преимущественно с “логической системой” и хорошо устроенным “языком”. Вместе с тем, сама категория “деятельности” содержала в себе онтологическую двойственность: постоянный переход динамических и процессуальных моментов (последовательность действий, операций, процедур) в структурные (знания, понятия, схемы и т.п.) и наоборот. Принцип деятельности требовал рассматривать мышление структурно-процессуально, т.е. исследовать и описывать, с одной стороны, процедуры и операции мышления, а с другой -- типологически обобщенную структуру знаний и семиотических средств. Деятельностный подход позволял сохранить установку на содержательность, избегая психологизма: содержание сознания выносилось “за скобки”, а деятельностное содержание трактовалось операционально. “Воспроизвести содержание мышления” означало воспроизвести схему оперирования с объектами, схему их сопоставлений и т.п., а затем спроецировать это оперирование на некоторую идеально обобщенную знаковую структуру. 2) Деятельностная характеристика мышления дополнялась семиотической трактовкой (продолжение линии Выготского). Мышление бралось в единстве с планом выражения, как “языковое мышление”. Базовая структура включала две плоскости: “объективного содержания” и “знаковой формы”, связанные между собой “значением”. Статически такая структура интерпретировалась как фиксированная единица знания. Процессуально мышление также рассматривалось как одновременное движение в “плоскостях” содержания (оперирование с объектами, выделение свойств, связей, отношений) и знаковой формы (выражение содержания в последовательности знаков, оперирование со знаками). Однако, вместо связи значения вводились интенциональные отношения “замещения” и “отнесения”. Основной мыслительной связью объявлялось “замещение” исходного практического оперирования с объектами знаками и оперированием с ними. “Отнесение” представляло собой обратную интенцию: направленность знаковой формы вовне, на внешние объекты. Механизм сознания делает эти две интенции принципиально несимметричными: замещается оперирование, но относится знаковая форма всегда к некоторой объективированной действительности. “Отнесение” производит предметную “склейку” объекта и значения. Трактовка мышления как “отражения” (Т.Павлов) отвергалась. Знаковое замещение имело не “отражательный”, а интенциональный и средствиальный характер. Оно рассматривалось как способ преодоления “разрывных ситуаций”, т.е. препятствий, непреодолимых на уровне непосредственного оперирования с наличным материалом деятельности. Знаки трактовались как особые средства деятельности, а мышление -- как опосредованное знаками преобразование исходных объектов, снимающее “разрыв”. Далее, сами знаки становятся особыми объектами оперирования, вторично замещаются другими знаками и т.д. Мышление представлялось как деятельность в иерархической структуре последовательно надстраивающихся друг над другом плоскостей знакового замещения, каждая из которых задавала определенные системы оперирования. 3) Гетерогенность связи значения, несимметричный характер интенциональных отношений приводит к постулату о неизоморфности формы и содержания мышления. Формальная логика, начиная с Аристотеля, напротив, явно или неявно предполагала параллелизм: а) каждому элементу знаковой формы языковых выражений соответствует определенный субстанциальный элемент содержания и б) способ связи элементов содержания в точности соответствует способу связи элементов знаковой формы. Несмотря на свои онтологические интерпретации (тождество бытия и мышления), “принцип параллелизма” имел чисто методологическую природу: он обосновывал редукцию содержания к определенным логическим формам (сами формы полагались классикой “всеобщими”, т.е. не зависящими от содержания), что позволяло строить все дальнейшее мышление уже в логике этих форм. Однако, он совершенно искажал эпистемологическую картину: содержательное оперирование с объектами не получало адекватного представления. Отказ от принципа параллелизма требовал изображать и интерпретировать “содержание” в одних эпистемологических структурах, а “знаковую форму” -- в других, а затем описывать механизм их возможной связи. Например, “содержание” могло описываться и интерпретироваться в “моделях” или “онтологических схемах”, а “знаковая форма” -- в т.наз. “формальных знаниях”, т.е. структурах типа “два плюс два равно четыре”, “все березы -- белые” и т.п. Формы мышления утрачивали “всеобщность”, они соотносились теперь с определенными типами содержания. Со сменой типа содержания соответственно должны были меняться и логические формы (знаковый материал и техника оперирования с ним). Реально, это был отказ от логического монизма, признание онтологической множественности мышления. То, что в традиции полагалось однородным процессом, имеющим общие законы и допускающим описание в единых терминах, в новой онтологической картине представало множественным историческим образованием, расчлененным на относительно автономные области. 4) Содержательная ориентация дополнялась генетическим принципом или принципом историзма. Мышление должно было браться и анализироваться в процессах “происхождения”, “становления”, “развития”. Общая теоретическая задача С.-Г.Л. состояла в том, чтобы на основе анализа единичных эмпирически заданных текстов проанализировать и воспроизвести в форме “исторической теории” мышление как таковое, как один органический предмет. Однако, исторический подход (описание реальных исторических форм) необходимо было “снять” структурно-логическим подходом: конструктивным развертыванием моделей, оперативных систем, искусственного языка. Поэтому генетичность концепции имела двойственную направленность: с одной стороны, ориентация на исследование исторических процессов развития мышления, с другой стороны, конструктивизация генетических процедур сведения / выведения и метода восхождения от абстрактного к конкретному. В соответствии с этим многообразные формы человеческого мышления должны были быть конструктивно выведены из некоторых генетически исходных структур (“клеточек”). Ставилась даже задача реконструкции исходного “алфавита” операций мышления. Предполагалось, что все существующие эмпирические процессы мышления можно будет описать через комбинацию элементов алфавита. Реализация подобной программы, как считал Щедровицкий, открывала бы широкие горизонты искусственно-технического освоения мышления, разработки интеллектуальных технологий. Исследования в рамках С.-Г.Л. интенсивно продолжались до середины 1960-х. Реальным исследовательским материалом, в котором реконструировались процессы мышления, выступали тексты различных мыслителей (Аристотель, Аристарх Самосский, Архимед, Евклид, Л.Эйлер, Галилей, И.Ньютон, Декарт и др.). В результате этих исследований был получен ряд эпистемологических реконструкций различных этапов развития науки, введен набор модельных и знаковых средств, схематических изображений, рабочих понятий и т.д. На их основе были отработаны принципы историко-критического анализа, процедуры псевдогенетического выведения, способы представления знаний и др. В 1960-х в ММК начинается переход с позиций С.-Г.Л. на позиции теории деятельности, в рамках которой связь мышления и деятельности получает новую интерпретацию с точки зрения принципа трансляции и реализации культуры. Происходит критическое переосмысление исходных положений С.-Г.Л., становится очевидной нереализуемость ряда программных задач. В этом контексте логическая программа ММК начинает трансформироваться в методологическую. На проблемном поле, очерченном исследованиями в русле С.-Г.Л., формируются замыслы целого методологического “органона”, комплекса методологических дисциплин: семиотики, эпистемологии, теории науки, системно-структурной онтологии и др. Одновременно происходит переосмысление места и задач С.-Г.Л. в системе методологии. Она начинает рассматриваться как эпистемологическая дисциплина, описывающая операционально-процедурную основу мышления, многоплоскостную структуру знания (имеются в виду плоскости знакового замещения), исследующую и определяющую отношение формальных исчислений и формализованных знаний к содержанию мышления и его объектам. Идеи С.-Г.Л. получают развитие в дальнейших исследовательских программах и концепциях ММК. Многие ее понятия, модельные и схематические средства продолжают представлять интерес и сегодня (в основном в рамках СМД-методологии).