Антропология литература второй семестр часть 1 / шнирельман война мир

разные функции. Территориальность присуща далеко не всем видам животных. У некоторых видов в зависимости от характера окружающей среды у одних географических популяций она встречается, а у других – нет. У многих видов ее характер существенно меняется в течение года, вызывая и различные поведенческие реакции; в частности, ей далеко не всегда сопутствует агрессивность. Наконец, индивидуальная территориальность по контексту и поведенческим моделям существенно отличается от групповой (Carrighar, 1968; Scott, 1969; Gorer, 1968. Р. 79-80; Grook, 1968; Schuster, 1978.

Подводя итоги такого рода исследования, Э. Жонтегю пишет, что «именно экологические и социальные факторы определяют, будет или нет популяция проявлять территориальное поведение» (Montagu, 1976. Р. 245). Функция агрессии иной раз влияет и на дифференциацию половых ролей. Как подчеркивает сам Лоренц, именно пол, который берет на себя защиту детенышей, оказывается в некоторых ситуациях и более агрессивным, Например, у куриных это характерно для самок

(Lorenz, 1969. Р. 39-40).

Следовательно, вопреки Лоренцу и ряду других сторонников «этологической школы», нет серьезных оснований говорить о спонтанной внутренне обусловленной агрессивности, якобы присущей миру животных в целом. Поэтому в последние годы многие специалисты, среди которых и ряд ведущих этологов, придают первостепенное значение условиям окружающей среды – экологическим и социальным, способным стимулировать или, напротив, снизить агрессивность. Разумеется, с этой точки зрения, особый интерес представляют данные о приматах – ближайших родственниках человека в мире животных. Характерно, что даже наиболее рьяные защитники тезиса об исконной воинственности человека, доставшейся ему якобы от обезьяноподобных предков, не могут обойти факта вариативности агрессивного поведения и контекста у приматов. Так, отмечая наличие жесткой территориальности у павианов, Ардри фиксирует ее полное отсутствие у горилл (Ardrey, 1961. Р. 77-78, 113-114). Не может он не упоминать и о том, что при нарушении нормальных социальных условий, в частности, при повышенной скученности у обезьян множатся факты асоциального поведения, но они

[62]

практически исчезают при восстановлении прежней ситуации (Ardrey, 1961. Р. 87-88, 96-97; сР. Scott, 1969. Р. 127-128, 132; Тих, 1970. С. 48).

Аналогичным образом Бигилоу указывает на уникальную группу шимпанзе, живущую в саванне и отличающуюся более жесткой социальной структурой и повышенной агрессивностью по сравнению с шимпанзе, обитающими в лесу (Bigelow, 1969. Р. 41-42). Любопытно, что вопреки своим теоретическим установкам, оба эти автора допускают изменение поведенческих характеристик отдельных видов животных в исторической перспективе, в частности, вследствие изменения особенностей окружающей среды. По их мнению, относительно мирное поведение некоторых популяций современных человекообразных обезьян выработалось после того, как их предки переселились из саванны в лесную зону, где они избавились от угрозы со стороны хищников (Bigelow, 1969. Р. 41-42; Ardrey, 1970. Р. 275). В

принципе этот подход отвечает тенденции к историзму, складывающейся в современной приматологии. Так, пытаясь объяснить случаи каннибализма, зафиксированные у шимпанзе, Дж. Байготт высказывает предположение, что они перешли к хищническому поведению относительно недавно (Bygott, 1972. Р. 411). Еще определеннее высказывается М. Л. Бутовская, связывая такого рода поведение с повышением плотности популяций, происходящим под влиянием человека (Бутовская, 1989. С. 61, 64).

Разумеется, при крайней фрагментарности наших нынешних знаний все такого рода объяснения остаются гипотетическими. Бесспорными представляются лишь лежащие за ними факты, демонстрирующие безусловную связь поведенческих реакций со складывающейся внешней обстановкой. В частности, установлено, что не само по себе наличие тестостерона в организме обуславливает якобы спонтанную агрессивность, а создавшаяся вследствие внешних обстоятельств стрессовая ситуация способствует повышению уровня тестостерона, а тем самым и устанавливает вероятность агрессивной реакции (Саполски, 1990). С этой точки зрения, особый интерес представляют данные не только о непосредственном поведении, но о его контексте и вариативности в зависимости от последнего.

[63]

Один из важных факторов, влияющих на развитие агрессивного поведения приматов, – характер их социальной структуры. По Р. Фоксу, по характеру первичных ячеек у приматов следует различать два основных типа социальной организации. Первый основан на односамцовых семейных группах, второй – на многосамцовых несемейных. Первый разбивается на два подтипа в зависимости от наличия моногамных или гаремных семей. Моногамные семьи встречаются, главным образом, у лесных видов (лангуров, церкопитековых и т. д.), много реже – у степных. Зато гаремные семьи встречаются преимущественно на открытых местностях, в саванне (гелады, некоторые павианы). Если лесные виды предпочитают жить нуклеарными семьями, то обитатели саванн объединяются в более крупные стада, что, как совершенно очевидно, определяется потребностью защиты от хищников.

Другой тип социальной организации основан на отсутствии сколько-нибудь прочных связей между половыми партнерами, и там невозможно выделить отдельные «семейные группы». Он встречается у макак, многих популяций павианов, а также у некоторых видов человекообразных обезьян – шимпанзе и горилл. В этих случаях, как указывает Р. Фокс, отмечается нечто вроде группового брака, когда при частой смене половых партнеров особое значение приобретают кровнородственные связи. Именно здесь обнаруживаются матрифокальные группы, члены которых относятся друг к другу много благожелательнее, чем к чужакам, причем это особенно выражено у самок. Любопытно, что пространственное распространение двух рассмотренных типов социальной организации связано более с экологическими параметрами, нежели с местом тех или иных популяций в зоологической систематике. Иной раз группы одного и того же вида обладают либо той, либо другой системой в зависимости от экологической обстановки (Fox, 1975). При этом жесткие системы доминирования и более выраженная агрессивность встречаются именно у обитателей саванны; лесные виды отличаются более миролюбивым нравом.

В стаде возникает множество поводов для конфликта. Иногда это соперничество из-за пищи, хотя, следует отметить, что в естественных условиях это наблюдается редко,

[64]

так как пищи хватает всем (Тих, 1970. С. 48; Lawick-Goodall, 1971.

Р. 91). Чаще стычки и конфронтация связаны с характером индивидуальных взаимоотношений – включением новых членов в группу, перегруппировкой, отказом от общения, принуждением к объединению, соперничеством из-за статуса и т. д. (Тих, 1970. С. 47 сл.). При этом особи одного или близких рангов стараются не вступать в конфликт, что ведет к переносу гнева на особей более низкого ранга, котором поэтому достается чаще всего (Lawick-Goodall, 1971. Р. 91; de Waal, 1989. Р. 15).

В целом самцы проявляют большую склонность к агрессии, чем самки. По данным Д. Симонза, у макак-резусов самцы в 2,5 раза чаще, чем – самки, участвовали в игровых схватках и являлись их инициаторами. Зато самки чаще, чем самцы, отказывались от схваток и чаще убегали после их окончания (Symons, 1978). В принципе у шимпанзе самцы тоже проявляют больше склонности к физическому насилию, чем самки, (de Waal, 1989. Р. 56). Зато именно самки самоотверженно защищают детенышей (Lawick-Goodall, 1971. Р. 92), и они же проявляют особую нетерпимость в отношении чужой самки, появившейся в группе (Goodall, 1986. Р. 501). Д. Симонз объясняет большую агрессивность самцов особым соотношением половых ролей. Он рассуждает так: успех самцов определяется числом покрытых ими самок, а успех самок – числом детенышей, и, следовательно, именно успех самцов в первую очередь связан с особым индивидуальным поведением, выражающимся в агрессии. При отсутствии стабильных брачных пар более сильные и агрессивные самцы имеют больше шансов завести более многочисленное потомство. Иначе говоря, выживаемость самцов и их репродуктивный успех определяется во многом степенью их агрессивности (Symons, 1978) – аргумент, играющий в последние годы принципиальную роль в социобиологии

(Borgia, 1980; Chagnon, 1988).

Вместе с тем, как установлено в последние годы, «право сильного» у шимпанзе значительно ограничено, и самцы идут на мировую значительно чаще, чем самки. Самки здесь более постоянны в своих привязанностях и стараются кооперироваться прежде всего по признаку кровного родства,

[65]

тогда как самцы проявляют больше гибкости и заключай альянсы в зависимости от конкретной расстановки сил (Fox, 1975. Р. 16; de Waal, 1989. Р. 48-50).

Следовательно, между агрессивностью и репродуктивным успехом у шимпанзе не наблюдается прямой связи. Прерогативы вожака там достаточно ограничены, и имеются поведенческие нормы, открывающие путь к половому контакту самкой без какой-либо связи с агрессивностью или местом системе доминирования (de Waal, 1989.

Р. 80, 82).

Выше мы видели, какое огромное значение в этологических теориях придается территориальности. Некоторые этологи считают, что территориальность – всеобщее свойство животного мира (Ardrey, 1966), или уж во всяком случае – приматов (Bigelow, 1969. Р. 28-38). К

сожалению, проблема территориальности у приматов окончательно не решена, хотя уже сейчас ясно, что если она и имеется у некоторых видов, то в особом смысле. Иначе говоря, если в прошлом территориальность понималась многими авторами в абсолютном смысле, т. е. как полный запрет чужакам доступа на строго ограниченную территорию, то сейчас есть основания говорить и о других типах территориальности. Одним из первых; это отметил Бигилоу, попытавшийся различить два уровня: социальной организации у приматов – крупные группы с устойчивым составом и входящие в них мелкие группы с меняющимся составом (Bigelow, 1969. Р. 33-35). С тех пор этот подход получил широкое распространение в приматологии, причем низкий уровень иерархии разные авторы называют то семейной группой, то стадом, а высший, соответственно, стадом, или популяцией. У разных видов обезьян в разных условиях численность этих групп существенно варьирует. Все лее группы низшего уровня включают обычно от одного: до нескольких десятков особей, а высшего – в среднем 100-200 голов

(Фридман, 1979).

Замкнутые малые группы встречаются у обезьян крайне редко. Гораздо чаще наблюдается более или менее свободный переход отдельных особей из одной группы в другую, как правило, в пределах популяции. Например, у горных горилл молодые самцы и самки, подрастая, покидают свою группу, состоящую из 5-30 особей. Участки обитания соседних

[66]

антропоидов шимпанзе является ближайшим родственником человека. Выяснено, что, хотя у шимпанзе нет сколько-нибудь четких границ между групповыми территориями, им свойственны следующие черты территориальности: патрулирование границ, которым занимаются взрослые самцы; нападение на чужаков; ритуализированная агрессия в случае встречи более или менее равных по численности групп самцов; определенная стабильность групповых территорий; и, наконец, ощущение дискомфорта при нахождении вблизи территориальной границы. Вместе с тем, ситуация здесь отличается от той, которая описывалась классической концепцией территориальности. Во-первых, речь идет о взаимоотношениях групп низшего ранга, которые к тому же обмениваются своими членами и, тем самым, нестабильны по составу. Во-вторых, территории в своей периферийной части накладываются друг на друга, и самцам приходится тратить массу энергии, занимаясь патрулированием. В-третьих, действия против нарушителей территории не ограничиваются чисто ритуализированной агрессией, а нередко приводят к убийствам, причем группы самцов иной раз совершают даже специальные рейды на чужую территорию для избиения, а то и убийства чужих самцы (Goodall, 1989. Р. 525-528).

Последнее заслуживает того, чтобы рассмотреть его подробнее

сточки зрения истоков «военнообразного поведения». По наблюдениям Дж. Гудолл и ее сотрудников, изучаемое ими стадо в течение 1960-х годов постепенно распалось на две группы – южную и северную. Поначалу обе регулярно сходились летом у границы занимаемых ими территорий, где совместно кормились фигами и бананами. Но к началу 1970-х гг. и эти встречи стали крайне редкими, а

с1973 года появились основания говорить об окончательном разрыве, так как с тех пор самцы начали заниматься патрулированием. При этом в северной группе насчитывалось восемь самцов, а в южной – шесть. В течение 1974-1977 гг. самцы из северной группы регулярно совершали рейды на южную территорию и до смерти избивали встреченных там одиночных самцов из южной группы, а также совершали нападения на старших самок с детенышами. В итоге за пять лет они истребили южную группу почти полностью, приняв в свою

[68]

среду лишь некоторых молодых бездетных самок. Одновременно они значительно расширили свою территорию. Как выяснилось, рассмотренный процесс далеко не уникален. Во-первых, в дальнейшем победителям пришлось отступить и вернуться на прежнюю территорию под давлением новой группы шимпанзе, пришедшей с юга. А во-вторых, аналогичная картина была зафиксирована в другом районе (Goodall, 1986. Р. 503-520).

Дж. Тудолл рассматривает это поведение как ту подоснову, на которой могла зародиться человеческая война. Действительно, у шимпанзе наблюдались кооперативное групповое поведение, территориальность, коллективная охота, использование палок и камней в виде оружия, страх перед необычным поведением и неприязнь к чужакам. У шимпанзе, равно как и у многих других приматов, самцы, в особенности, молодые проявляют определенную заинтересованность в стычках. Наконец, как показывает рассмотренный пример, у шимпанзе наблюдаются зачатки того явления, которое Э. Эриксон назвал «псевдовидообразованием» (Erikson, 1966) и которое уже много лет используется некоторыми этологами как аргумент в пользу тесной связи ранних войн с охотой (Lorenz, 1969. Р. 79; Eibl-Eibesfeldt, 1977.

Р. 127; 1989. Р. 402-403). Ведь у людей законность убийства врага идеологически обосновывается его «дегуманизацией», т. е. вынесением его за рамки категории «человека». У шимпанзе, по данным Дж. Тудолл, отмечается высокая степень групповой идентификации: отдельные особи очень хорошо знают, кто свой, а кто чужой. Более того, рассмотренный пример показывает, как в представлении членов северной группы члены южной группы из своих превратились в чужих, подлежащих избиению и убийству, причем методы убийства мало чем отличались от охоты (Goodall, 1986. Р. 531-532).

Впрочем самоидентификация, умение отличать своих от чужих и связанная с этим ксенофобия определенного рода имеет еще более глубокие корни в животном мире. Все это до некоторой степени можно обнаружить у других видов приматов, а также – у некоторых других животных (Ardrey, 1970. Р. 269-271). Разумеется, было бы неосторожным искать здесь прямые параллели человеческому поведению и, в

[69]

особенности, придавать рассмотренным фактам тот же смысл, что и, может быть, сходному человеческому поведению. И все же нельзя не отметить, что определенные поведенческие стереотипы и даже некоторые психологические реакции, сопутствующие взаимоотношениям отдельных особей в конфликтной ситуации и имеющие место среди людей, встречались также и в животном мире, в особенности, у человекообразных обезьян. В этом смысле ранняя военнообразная деятельность первобытных людей сложилась не на пустом месте. В то же время одних рассмотренных предпосылок было еще недостаточно для ее окончательного формирования. Помимо них люди должны были обладать смертоносным оружием, определенной социальной организацией, а также, может быть, далее в первую очередь способностью к творческому мышлению и фантазии, памятью, умением планировать свою деятельность и четко формулировать задачу, облекать все это в соответствующие словесные формулы и оправдывать свои поступки.

Любопытно, что у приматов встречались и прямо противоположные описанным выше модели поведения, призванные снизить накал соперничества и направленные на восстановление взаимоотношений и примирение (Тишков, Шнирельман, 1990. 1 С. 3233). Наблюдая шимпанзе в неволе в ряде европейских и американских обезьяньих питомников, Ф. де Ваал выявил многоженство поведенческих стереотипов, связанных с миротворчеством. Это – ухаживания, обмен приветствиями, протягивание лапы по направлению к сопернику, помещение пальца ему в рот, поцелуи. Так как у шимпанзе, равно как у людей (Eibl-Eibesfeldt, 1989. Fig. 5-6),

взгляд может иметь угрожающее значение, то раздражения иной раз избегают, отворачиваясь от соперника. Интересно, что в случае конфликта между самцами миротворцем может послужить старая уважаемая самка (de Waal, 1989. P. 1-22. 42-43, 78-80; Lawick-Goodall, 1971. P. 93). Разумеется, борьба за доминирование иной раз приводит к убийствам, однако такая внутригрупповое убийство вызывает особый эмоциональный настрой, никого не оставляя безучастным. Ф де Ваал, наблюдавший такую трагедию в одном из зоопарков, свидетельствует, что, пока труп убитого оставался на месте, все стадо затихло, как бы погрузившись в трауР. По его

[70]

словам, шимпанзе ощущают угрозу, которую такое поведение может принести группе, и после стычек, в особенности, ухаживанию и дружеских контактов друг с другом (de Waal, 1989. Р. 15, 66, 78).

Одним из действенных механизмов миротворчества у шимпанзе, по словам де Ваала, служит «обмен сексом». Он имеет особое значение у бонобо, или карликовых шимпанзе, где, в отличии от обыкновенных шимпанзе, нет сколько-нибудь сплоченных групп взрослых самцов ив целом отношения между самцами складываются достаточно драматично. В этих условиях сексуальные утехи играют важную роль в разрешении разнообразных конфликтов. И если у обыкновенных шимпанзе половые отношения отличаются однообразием и служат прежде всего задачам воспроизводства, то у бонобо им свойственно значительное разнообразие: помимо гетеросексуальных связей, здесь широко практикуются гомосексуализм и лесбиянство. Существенно, что число этих действий значительно возрастает именно в обстановке роста напряженности в группе. Есть основания полагать, что на воле стычки между самцами происходят у бонобо чаще, чем у обыкновенных шимпанзе, и, может быть, именно поэтому механизмы миротворчества у них более развиты (de Waal, 1989. Р. 199 сл.). В целом же насилие не является нормальной чертой жизни шимпанзе (de Waal, 1989. Р. 78) и, как отмечала в свое время Н. А. Тих, солидарность в стаде преобладает над соперничеством, что и придает стабильность социальной организации

(Тих, 1970. С. 45).

Таким образом, хотя конфликты в мире животных и встречаются, они разрешаются, как правило, путем ритуализации без какого-либо серьезного физического ущерба и имеют преимущественно индивидуальный характеР. Ведь убийство особей своего вида в целом неадаптивно и несет в себе угрозу виду как таковому. Вместе с тем, насильственное поведение у приматов, в особенности, высших, представляет собой гораздо более сложный и разнообразный поведенческий комплекс. Здесь встречаются стычки как на индивидуальном, так и на групповом уровне; как внутри группы, так и между разными группами. Правда, если речь идет о встрече двух чуждых друг другу групп, то дело

[71]