II. Основываясь на изложенных материалах, составьте текст обвинительной речи по делу об убийстве.

15 июня 2002 г. в школе № 187 г. Екатеринбурга во время выпускного вечера выстрелом из пистолета был убит Виктор Кузьмин, студент Уральского государственного университета. Убийство совершил пятнадцатилетний ученик школы Борис Жаворонков.

На предварительном следствии знакомая Кузьмина, Лидия Зубова, показала, что в день убийства она пригласила Виктора пойти с ней в школу на выпускной вечер. Во время танцев возле них остановились двое пьяных подростков и стали нецензурно выражаться. Виктор Кузьмин попытался пристыдить школьников, тогда один из них, Борис Жаворонков, настоял на том, чтобы Виктор вышел с ним в коридор. В коридоре Кузьмин был убит.

На следующий день рано утром Жаворонков был задержан на даче Гаврилова. При аресте у него был изъят пистолет. После задержания Жаворонков признал себя виновным в том, что убил Кузьмина. Об обстоятельствах убийства он сообщил следующее: «На вечере я встретился с неизвестным мне парнем, который вступил со мной в спор из-за того, что я наступил ему на ногу. После этого я прошел с ним к уборной, на 3-й этаж, где продолжал свой спор. Когда этот спор принял серьезный характер, я выстрелил в него». О совершенном преступлении Жаворонков рассказал своим знакомым – Крымскому, Новикову и Целинскому, бывшим вместе с ним на вечере в школе. Из показаний ученика Потапова следует, что Жаворонков явился на вечер пьяным и в таком виде ходил по залу, приставал ко всем и угрожал застрелить.

Свидетель Юрий Суйков показал, что 10 апреля 2002 г. он дал Борису пистолет, оставленный по неосторожности его отцом, Алексеем Суйковым, после отъезда к месту работы в Стерлитамак. Экспертизой было установлено, что пуля, извлеченная из трупа Кузьмина, выпущена из пистолета, принадлежащего Алексею Суйкову.

Вариант 2

I. Выполните риторический анализ речи ф.Н. Плевако в защиту гражданского истца Григория Первушина.

Господа судьи, господа присяжные заседатели!

Все мы призваны поработать в настоящем деле: вы – решить его, мы – содействовать вам в этом.

В ряду сторон – я говорю о себе, о прокуроре и о защите – на мне как на поверенном гражданского истца лежит задача доказать, что совершился факт разрыва завещания, от признания которого зависят имущественные права моего верителя.

Дальше этой задачи я не пойду: я не буду прибавлять со своей стороны никаких отягчающих участь подсудимых доводов и соображений. В настоящем деле более чем когда-либо не следует ходить дальше пределов, предоставленных истцу, совесть указывает на эти пределы.

В самом деле, настоящий процесс – из ряда вон. Дело антипатично с первого взгляда: брат ведет брата на суд, родной родному готовит участь, какую не всякий враг захочет приготовить врагу своему.

Против этого говорит нравственное чувство. Конечно, преступление должно преследовать: это слово закона, о котором напоминают его печатные своды. Но еще глубже и сильнее голос нравственного закона, что когда правонарушение совершил свой, близкий человек, член одной семьи, то мы должны прощать, отпускать ему неправду.

Голос, напоминающий об этом законе, так силен и очевиден, что пред ним преклонилось само государство: оно, как известно, преследуя преступления в деле общественном, оставляет без последствий многие виды правонарушений, когда их совершили друг против друга члены семьи и когда потерпевшие не желают преследования.

Но если дело так антипатично, то зачем же, вы спросите, служитель закона, призванный по обязанности и праву своей профессии защищать подсудимых, отстаивать невинность лиц, привлеченных к суду ревнивой бдительностью прокурорской власти, зачем он покинул тот лагерь, где легче, где задача человечнее, и стал отстаивать дело, за которое его могут ожидать упреки и осуждения?

Ответом на это будут дальнейшие слова мои.

Мы стали здесь потому, что не целей осуждения желаем мы, не к ним стремится мой веритель. Я убежден, что печальные последствия процесса его бы испугали; позднее раскаяние мучило бы его совесть; верующий человек, он ежеминутно слушал бы голос карающего Бога: «Что ты сделал, ты убил брата своего!»

Брат обвиняемого ищет только права, самовольно нарушенного произволом старшего брата. Он ищет восстановления завещания, которым покойный отец его засвидетельствовал перед светом первенство младшего брата в чувстве родительской любви и благословил его теми незначительными крохами своего достояния, которые дороги не как ценность, а как дар, знак любви, как предмет семейной гордости одаренного.

Корыстной цели в деянии моего клиента нельзя видеть, как ее нет и в деянии обвиняемых: братья Первушины считают свое состояние миллионами, а имущество завещанное – старый отцовский дом и другие вещи – стоит много-много 10 тысяч рублей, а по заявлению защиты – менее 5 тысяч.

Искать разрешения поводов настоящего дела следует именно в самолюбии и семейных интересах, в том желании удержать за собою знаки отцовского благословения, которое свойственно людям, сохранившим во всей целости семейные привязанности.

При этом взгляде на дело антипатичность его пропадает.

Как адвокат моего клиента я прошу признать те права, которые мы отстаиваем; как человек, как член семьи, знакомый с ее интересами и привязанностями, прошу вынести приговор, который был бы встречен радостным чувством оправданных, а не горестным криком осужденных…