8. Прокопий ляпунов592

Среди московского служилого люда особым характером отлича­лись рязанцы. Иностранцы хвалят их храбрость, московские лето­писцы отмечают дерзкий нрав рязанцев. А среди рязанцев на рубеже XVI и XVII веков руководящую роль играла типичная их представительница — семья Ляпуновых. Особенно выделялся из них Прокопий Петрович. «Прокопий,— так характеризует его С. М. Соловьев,— красивый, умный и храбрый, в военном деле искусный человек обладал также страшною энергией, которая не давала ему покоя, заставляла всегда рваться в первые ряды, отнимала у него умение дожидаться. Такие люди обыкновенно становятся народными вождями в смутные времена: истомленный, гнетомый нерешитель­ным положением народ ждет первого сильного слова». Прокопий с братьями были в ряду первых застрельщиков начавшейся по смерти Грозного смуты. Недоумение, охватившее массу русских людей при слухах о спасении царевича Димитрия, отсутствие преданности Годунову, казавшемуся многим «случайным» челове­ком на престоле, достаточно объясняют измену войска при первой вести о смерти царя Бориса. Служилые люди «заречных» городов , (за Окою), рязанцы и другие передались Самозванцу и помогли ему овладеть престолом. За это их ждали награды; царь Димитрий, «хотя всю землю прельстити», повелел вызвать в Москву выборных от провинциальных дворянских дружин с челобитьями о поместьях и денежном жалованье. Скорая гибель Самозванца не могла встре­тить сочувствия среди дворян, тем более, что престол достался в руки Василию Шуйскому, боярскому царю. Местнические приви­легии⁵⁹³ боярства стояли поперек дороги в служебной их карьере. Крупное боярское землевладение было опасным соперником в борьбе за крестьянские рабочие руки. И брожение, происходившее среди провинциального дворянства, получило в царствование Шуйского новый смысл, это не просто смута, а борьба за сословные интересы. Быстро и дружно поднялись южные области Московского госу­дарства против боярского правительства, воцарившегося в Москве. Поднялись те самые области и те самые люди, которые поддержали первого Самозванца. Движение началось в Северском краю, нача­лось во имя будто бы вторично спасшегося Димитрия, хотя налицо и не было никого, кто взял бы на себя это имя. Душою и вождем восстания стал бывший холоп князя Телятевского, Иван Болотни­ков. В молодости Болотников был взят в плен татарами и продан туркам; несколько лет был галерным невольником в Турции, потом бежал, побывал в Венеции, откуда пробрался в Польшу. Узнав о положении дел на родине, Болотников явился в Путивль к вождю восстания, князю Шаховскому⁵⁹⁴, и получил команду над одним из отрядов. Появление Болотникова скоро определило характер дви­жения. Бывший холоп, он обратился с воззваниями к боярским людям и крестьянам, призывая их к восстанию против господ. «Воровские листы» Болотникова возбуждали боярских холопов из­бивать своих бояр, а их жен, вотчины и поместья брать себе и сулили им боярство и воеводство, окольничество и дьячество. Так Болотников поставил целью своего движения не политический, а социальный переворот. Весть об этом восстании подняла на Шуй­ского украинные и рязанские города. Но тут движение носило иной характер. Григорий Сумбулов⁵⁹⁵ и Прокопий Ляпунов подняли на боярское правительство высший слой провинциального дворянства. Поднялись мелкопоместные люди под предводительством Истомы Пашкова⁵⁹⁶. Дворянские ополчения соединились с Болотниковым.

Стихийный характер всего движения, проявившиеся в нем гроз­ные черты социальной революции делали союз с ним дворянских отрядов неестественным. Соединение с Болотниковым скоро рас­крыло им глаза: их союзник был более опасным врагом, чем "московское боярство, больше грозил их землевладельческим и со­словным интересам. Рязанцы, дворяне поехали прочь от «злых грабителей». Восставшая толпа разложилась на те общественные элементы, из которых случайно составилась. Измена привела к поражению Болотникова. А Прокопию Ляпунову в Москве было сказано думное дворянство⁵⁹⁷.

С суровой жестокостью провел царь Василий усмирение вос­ставших. Но оно не было доведено до конца, когда с Северщины поднялась новая волна смуты, принесшая под Москву второго Самозванца, Тушинского Вора. Отряды Вора состояли из тех же элементов, как и отряды Болотникова,— и Ляпуновы остаются на стороне Шуйского. Но это была верность не Шуйскому, а тому порядку, которому грозила смута, и как только Ляпунов нашел в царском племяннике, М. В. Скопине-Шуйском, человека, соединяв­шего качества вождя с личной значительностью, он, не умевший выжидать, шлет грамоту молодому воеводе с укоризненными речами против царя Василия и поздравлением Скопина в царском досто­инстве⁵⁹⁸. Скопин разорвал грамоту, умолчал о ней, но дело вскры­лось и набросило на него тень. Неожиданная смерть, его постигшая, приписана была отраве, которую ему поднесли Шуйские,— и ря­занский воевода рассылает грамоты в другие города, призывая помочь ему в мщении царю Василию. Организовать открытое вос­стание ему не удалось. Тогда он вступил в заговор с кн. В. В. Голицыным и другими московскими врагами Шуйского. По почину Прокопия начинают действовать в Москве брат его Захар с това­рищами⁵⁹⁹. Они явились к царю с требованием, чтобы он «положил посох царский», потому что из-за него кровь льется и земля пустеет. Шуйский отказался; тогда Захар Ляпунов и его едино­мышленники собрали у Серпуховских ворот бояр, дворян и торговых людей на совет и приговорили бить челом царю Василию, чтобы он царство оставил. Через два дня Захар Ляпунов с товарищами и монахами Чудова монастыря произвели насильно обряд постри­жения Шуйского и его жены. Ляпуновская партия предлагала заменить его князем В. В. Голицыным. Но в Москве была и другая значительная сила, партия придворной знати. Она порешила из­брать в цари польского королевича Владислава. Находясь между двух огней, между шайками второго Самозванца и польскими войсками, бояре и дворяне из двух зол выбрали меньшее и, боясь черни, сочувствовавшей Вору, присягнули Владиславу. Рассеялся этот страх, Вор был убит, выяснилось, что король Сигизмунд не дает сына на царство, а хочет себе подчинить Москву,— и началось среди русских людей движение против поляков. Это движение не нашло опоры в боярстве; бояре дорожили и кандидатурой Владис­лава, и условиями его избрания, ограничивавшими его власть⁶⁰⁰. Центральным деятелем в национальном движении против господ­ства иноземцев выступали патриарх Гермоген, но еще раньше его призыва стал самостоятельно действовать Прокопий Ляпунов. Под его команду сходятся к Москве служилые люди и ополчения из разных городов. Он попытался привлечь на «земскую» службу делу национальной самозащиты отряды, приставшие к Вору, казаков, холопов, крестьян, обещая крепостным людям волю, а казакам награду. Это касалось тех, кто уже был в ополчениях, оставшихся от рассеянных шаек Вора; их Ляпунов хотел видеть не врагами в тылу у себя, а союзниками в борьбе с поляками. Призыв имел успех. Все ратные люди, которые прежде служили второму Само­званцу, пришли со своим воеводой кн. Дм. Трубецким⁶⁰¹ помогать Ляпунову; пришли и казацкие отряды с Заруцким⁶⁰². Так соста­вилось ополчение 1611 года. Оно смотрело на себя не как на войско только, а как на своего рода «совет всей земли». Вожди назначали воевод по городам, раздавали поместья, распоряжались сбором денег. Для правильного ведения дел устроены были приказы. Преобла­дающее влияние принадлежало Ляпунову и дворянам, и это отра­зилось на мероприятиях по установлению порядка. Особое внимание обращено было на вопросы служилого землевладения. Старались, по возможности, восстановить тот порядок, который сложился в Московском государстве к концу XVI века. Но именно недовольство этим порядком было силой, которая вызвала к восстанию низшие слои населения, пошедшие за первым Лжедмитрием, за Болотни­ковым, за Тушинским Вором и теперь стоявшие в ополчении рядом с Ляпуновым. Он повторил свою ошибку 1606 г., вступив в союз с врагами того порядка, на восстановление которого поднялся. Начали казаки «над Прокофьем думать, как бы его убить». Лето­писец рассказывает, что казаки с ведома своих начальников «написали грамоту от Прокофья по городам, что будто велено казаков по городам побивати и руку его подписаша». Грамоты эти один из атаманов принес в казачий круг, вызвали Ляпунова для объ­яснений и там его убили. И были его убийцами, говорил позднее князь Пожарский, «старые заводчики всякому злу, атаманы, казаки и холопы боярские». Ополчение распалось. Казаки взяли верх, и в подмосковном лагере настала такая смута, что дворянское войско разошлось, оставив одних казаков продолжать осаду польского гарнизона.