1.2. Основные классификации знаков

Займемся вопросом классификации знаков. Для этого нам вновь понадобится пирсовская модель знака, вернее, две вершины треугольника: носитель знака (А) и референт (В). Характер выражения носителя знака, характер объекта указания, способ соотнесения носителя знака и референта дают нам возможность создать три классификации знаков.

1. Классификация знаков по природе носителя.

2. Классификация знаков по онтологической природе референта (логико-семантическая).

3. Собственно семиотическая классификация, основанная на способе указания знаком на референт.

1. Классификация знаков по природе носителя: знаки естественные и искусственные.

Если некоторая вещь (А) используется человеком в качестве заместителя другой вещи (В), то мы говорим, что вещь (А) есть знак вещи (В). В этом случае мы имеем дело с естественными знаками. Снег выступает как знак зимы, дым как знак огня, горячий лоб как знак болезни. Употребляя обозначение «естественные», мы имеем в виду, что вещь, ставшая знаком, принадлежит физическому миру, имеет естественное происхождение.

Физическая природа знаконосителей определяет возможности их эмпирического восприятия. С этой точки зрения, естественные знаки можно далее подразделять на знаки оптические (воспринимаемые зрением), тактильные (осязательные), слуховые, связанные с восприятием запахов.

Естественные знаки позволяют читать мир как книгу. Примеры такого «чтения» – в романах Ф.Купера, в «Имени розы» У.Эко: Добрейший Адсон, … Всю поездку я учу тебя различать следы, по которым мы читаем в мире, как в огромной книге …. Эко приводит пример, когда Вильгельм Баскервильский, ни разу не видя сбежавшего из монастыря коня, по следам на снегу абсолютно точно описал не только его местонахождение, но и внешний вид, и даже имя. Правила чтения естественных знаков использовались и продолжают использоваться в навигации на море и в воздухе, в медицине, в геологической разведке и т.д. Однако не всегда анализ естественных знаков позволял человеку приходить к правильным интерпретациям. Так, заключение о том, что солнце движется вокруг земли, делалось на основании передвижения солнца по небосклону и смене дня и ночи. Возрастающий уровень цивилизации зачеркивает умение человека разбираться в системе естественных знаков.

Естественным знакам противопоставлены искусственные – они не принадлежат природе, а созданы человеком. Провести границу между естественными и искусственными знаками не так просто, как кажется.

Вербальный (этнический) язык относится к естественным знаковым системам. Но решение (естественным / искусственным), на самом деле, зависит от того, какой гипотезы происхождения нашего языка мы придерживаемся.

В «Имени розы» У.Эко Вильгельм вспоминает, что для ориентации в лабиринте можно, встречая очередной поворот, ставить на стенах знаки-крестики. Это искусственный знак. Но как расценить намеренно сломленную охотниками ветку? Ветка принадлежит природе, но сломали ее с определенным намерением. Погашенный в окнах свет (знак того, что в доме спят или никого дома нет) – это знаковая коммуникация посредством вещей, но они сделаны человеком, т.е. не имеют естественно-природного происхождения.

О «чистых» естественных знаках, таким образом, говорить очень трудно. Птиц в небе моряки считают знаком близости земли, и это естественный знак. Но те же птицы в самой природе (вне человека) вовсе и не знак, а просто вещь, явление. Знаки создаются человеком и для человека, т.е. намеренно. Получается, что вещи могут иметь естественное происхождение, а знаки – нет.

К искусственным знаковым системам относятся все языки, созданные человеком – искусственные вербальные языки (эсперанто, волапюк), формальные языки (математики, программирования, логики), языки искусств (музыки, живописи) и др. У искусственных систем возможна собственная форма записи. Система же естественных знаков описывается посредством метаязыка, например, вербального или языка фотографии и др.

2. Классификация знаков по онтологической природе референта (логико-семантическая).

Основанием для этой классификации становится ответ на вопрос, какого рода объект выступает для знака в качестве референта. Поскольку вопросами приложения знаков языка к объектам мира занималась сначала логика, классификация носит название логико-семантической. В зависимости от природы объекта указания знаки подразделяются на имена (индивидуальные и общие) и предикаты.

Что же может выступать в качестве объекта референциального указания? При ответе на этот вопрос мы сталкиваемся с философской проблемой онтологической относительности мира. Напомним, что «чистая» лингвистика не интересуется онтологической природой референта отображения. Для семиотики и философии языка, напротив, этот вопрос важен, поскольку речь идет о возможностях языков отображать существующий / возможные миры.

В мире, в котором мы живем, выделяются, по крайней мере, четыре вида объектов с различным онтологическим статусом:

• дискретные объекты, доступные эмпирическому наблюдению (кот);

• дискретные объекты, наблюдаемые только в сознании, существующие в виде представлений (гном);

• непредметные объекты, также существующие в виде представлений (пространство, гармония);

• недискретные свойства, или атрибуты всех выше названных объектов (зеленый, лететь).

Соответственно, в языке должны обнаруживаться и типы знаков, способных актуализировать объекты с различным онтологическим статусом – предметным и непредметным.

В нашем представлении мир – это, прежде всего, предметные объекты, существование которых подтверждается эмпирически. Так, птица, дерево, облако и камень – это так называемые объекты-вещи, по Аристотелю. Такого рода объекты обладают дискретной природой, поскольку они пространственно отделены друг от друга.

К предметным дискретным объектам относятся и объекты, существование которых эмпирически (в нашем мире) не подтверждается. Это объекты, существующие виртуально (предметы из прошлого или будущего), а также объекты возможного мира.

Когда мы вспоминаем прошлое, объекты воспоминаний существуют уже не в реальности, но в нашей памяти: дом был прыжком геометрии в глухонемую зелень парка (И.Бродский).

А вот пример еще не существующих (для времени описываемых событий) объектов. В романе «Имя розы» У.Эко приводятся упоминания о сочинениях средневекового философа Роджэра Бэкона, который предвидел появление машин, передвигающихся силой мотора, воздухоплавательных средств и т.д. Вильгельм Баскервильский, отвечая на вопрос ученика о том, где же эти машины, произносит: Ты не тревожься, что доселе их нет. Это не значит, что их не будет.

Только в мирах Ст.Лема существуют знаменитые сепульки, а в «Баудолино» У.Эко единорога удается поймать с помощью «непорченной Девы» (сажают деву к дереву и носорог чуя девственный запах приходит приклонять голову…). Все это примеры предметных объектов возможных миров.

Для номинации (называния) любого рода предметных объектов в языке существует специальный вид знаков – имена. Поскольку «наименование чего-либо подобно прикреплению ярлыка к вещи» (Л.Витгенштейн), имена можно рассматривать как точки «непосредственного» прикрепления языка к миру, или точки их пересечения.

В случае употребления имен объектов возможных миров, мы имеем дело с семиотической проблемой, известной со времен средневековья. Если есть знак (слово, текст), то обязан существовать и его референт, иначе знак не является знаком. Даже если референция не подтверждает существование объекта в нашем мире, то обязательно обеспечивает его существование в мире возможном. В этом смысле, несуществующее обретает «существование», будучи названным. В романе «Имя розы» Эко вкладывает объяснение этого феномена в уста Вильгельма. Референт подобного имени существует в Божественном помысле в качестве идеи, которая обладает потенциалом реализации. Поэтому и знаки единорог, гном и др. не относятся к знакам с «пустым» референтом (таких знаков просто не может быть): Единорог, описанный в книге, – это отпечаток. Если существует отпечаток, значит, существует то, что его отпечатало (Эко 2002: 390).

В зависимости от широты экстенсионала знака, в языке существуют имена индивидуальные (индивидные, собственные) и общие.

Индивидуальные (собственные) имена – это знаки, которые обозначают единичный объект, или некоторый конкретный объект из класса подобных. Это могут быть имена, которые действительно стремятся быть собственными именами своих объектов: Я проснулся от криков чаек в Дублине (И.Бродский). В качестве индивидуальных имен могут выступать имена классов объектов, если контекст помогает выделить из класса один объект номинации: В этой маленькой комнате все по-старому. Такого трактата молодой человек не напишет (Ч.Милош).

Индивидуальные имена можно рассматривать как «устойчивые» знаки, ведь их носитель стремится быть связанным с одним единственным референтом. Однако эта устойчивость иллюзорна. Любое собственное имя на самом деле не относится только к одному объекту. Нет такого имени собственного, которое бы во всех случаях употребления «держало» бы при себе только один референт. Так, высказывание В.Карпова (Где твой Фауст, Маргарита, Маргарита, где твой Мастер?) обращено к классу Маргарит, у каждой из которых свои Фауст и Мастер.

Указание на референт может происходить не только с помощью индивидуальных, но и общих имен, относящихся к множеству подобных элементов. Экстенсионалом общих имен выступает класс объектов, а не единичный референт: … почему таков, а не иной порядок сотворения – пытались ответить герметики, каббалисты, алхимики, рыцари Розы и Креста. Или: меня высмеивали за Сведенборгов и прочие небылицы …(Ч.Милош).

На определенном-то этапе развития человек оказался способным к удвоениею реальности: рядом с миром конкретных, наблюдаемых, обладающих пространственными границами предметов возник мир абстрактных понятий. К ним относятся представления о классах предметов, которые мыслятся нами как абстрактный предмет. Примером знака абстрактного предмета является конь как таковой. К именам общим примыкают имена метафизических объектов – объектов, не имеющих пространственно-временных измерений и эмпирически не познаваемых: судьба, бессмертие, гармония и др.

В математическом высказывании (х)а, в, с… (существует класс объектов а, в, с…, обладающих свойством (х) – знаки а, в, с – это общие имена, или имена классов объектов. Так, а есть общее имя класса объектов а′, а" …, хотя класс может составлять и один объект.

Знаки, предназначенные для обозначения свойств отдельных объектов / классов объектов и отношений между объектами, носят название предикаты. Подобно общим именам, они отсылают к классу предметов, а не к единичному предмету. Однако в отличие от общего имени, которым называется класс однородных предметов (бабочка – имя для класса бабочек), предикат называет свойство, на основании которого в класс объединяется некоторое множество различных объектов, но обладающих одним общим свойством:

Внимательно, не мигая, сквозь редкие облака… звезда смотрела в пещеру. И это был взгляд отца (И.Бродский). Каждый предикат этого высказывания служит основанием для объединения в группы самых различных объектов. Например, группа объектов с признаком 1) смотреть; 2) смотреть внимательно; 3) смотреть внимательно и не мигая; 5) редкий и т.д.

В зависимости от природы «объекта» отображения, предикаты подразделяются на так называемые внутренние (знаки для обозначения свойств вещей и классов вещей) и внешние (знаки для обозначения отношений между вещами и классами):

Мир сливается (1) в длинную (2) улицу (И.Бродский), где (1) – внешний, а (2) – внутренний предикатный знак.

Наиболее абстрактным по значению является внешний предикат, обозначающий сам факт существования какого-либо предмета в пространстве и во времени. В высказывании И.Бродского Частная жизнь. Рваные мысли, страхи функцию внешнего предиката (предиката существования) выполняет сам контекст, которым подтверждается, что жизнь, мысли, страхи «существуют».

Предикаты – это противоречивые знаки. Далеко не всегда в лингвистических исследованиях они признаются знаками, ведь их референты (свойства и отношения) не обладают статусом самостоятельного существования. Зеленый не существует в отрыве от вещи, которая зеленая. Часть средневековых мыслителей (номиналисты) на этом основании утверждали несамостоятельность знаков, предназначенных для обозначения свойств и отношений: предикаты – это не знаки, а субзнаки, или, в их терминологии, синкатегорематические знаки. Напротив, платонисты и средневековые реалисты давали утвердительный ответ на вопрос о самостоятельном существовании свойств и отношений и, соответственно, считали знаки для их обозначения самостоятельными (или категорематическими).

Показывая разделение знаков на имена и предикаты, мы приводили примеры из естественного языка. Однако это же разделение характерно для любого типа языковых систем.

Возьмем математическое высказывание (х)а, в, с… – существует класс объектов а, в, с…, обладающих свойством (х).

Здесь (х) – это предикат, приложимый к каждому члену класса и классу а, в, с… в целом; (х) выступает как некоторое свойство этого класса, или как внутренний предикат. В высказывании а + в знак (+) выполняет функцию внешнего предиката.

В языке музыки сам контекст гармонизации мелодии можно рассматривать как внешний предикатный знак, а любого рода «украшения» (мелизмы) – как внутренний предикат.

Роль предикатных знаков в языковых системах значительна. Выделим два основных момента:

• Граница между индивидуальным и общим именем определяется посредством наличия / отсутствия у имени предиката. Ср.: в акте речи бабочка станет именем конкретного объекта только в том случае, если мы скажем, какая она, что она делает, т.е. совершим операцию приписывания к имени предикатов. Чем больше предикатов будет приписано, тем определеннее мы будем представлять именно эту бабочку. При отсутствии предикатов имя останется общим, приложимым к классу бабочек. То же и в живописи. Схематичный набросок бабочки, где есть ее очертания, позволяющие узнать бабочку как таковую – это имя общее. Если изображение будет детальным (предел детализации – фотографическое изображение), то знак будет стремиться перейти в разряд имени индивидного.

• Посредством приписывания к имени предиката создается высказывание о предмете, т.е. запускается механизм языка. Это происходит и в тех случаях, когда предикатным знаком утверждается только сам факт существования предмета (бабочка есть). На операции приписывания предикатов построена наиболее общая формула любого высказывания / текста: ($ х) Р(х) – существует такой х, который обладает свойством Р. Высказывание не может состояться хотя бы без одного предиката – бытийного.

• Посредством операции приписывания предикатов создается «реальность», достоверность возможного мира. Трудно отрицать существование гномов и хоббитов, чьи «атрибуты» так зримо были представлены Дж.Р.Толкиеном (см. 2.4.1.).

Границы между именами общими и индивидуальными, именами и предикатами в языках достаточно подвижны.

Во-первых, языки стремятся не иметь в своем арсенале знаков, которые бы в полном смысле являлись именами индивидуальных (конкретных) объектов. Даже если имя в момент возникновения есть собственное имя объекта (Адам как имя первого и некоторое время единственного человека), потом оно неизбежно становится именем класса, т.е. переходит в разряд общих. Языки изначально (априорно) обеспечивают возможность научного познания мира: посредством общих имен происходит систематизация объектов мира, их обобщение, типизация. В формальных языках, где референты отображения – это не конкретные объекты, а классы и отношения, вообще нет индивидуальных имен. В тех же языковых системах, где индивидуальные имена теоретически есть, границы между ними и общими именами проходят, напомню, только через операцию приписывания к имени предиката (с предикатным знаком / знаками имя стремится перейти в класс индивидуальных, а без предиката – в класс общих имен).

Во-вторых, один и тот же знак может функционировать то в качестве общего имени, то в качестве предиката, что определяется его синтаксической позицией в высказывании. Ср.: Эволюция (имя общее) не есть приспособление вида (предикат) к… и приспособление вида (имя общее) не есть его эволюция (предикат).

Языки балансируют между установкой на номинацию индивидного / общего. Во всех языках имеется тенденция к преобладанию обобщающего способа отображения мира – к типизации. В этой тенденции есть свои «плюсы» и «минусы». Положительная сторона номинации через обобщение – возможность категоризации мира, мышления, научного познания. Отрицательная сторона – в отсутствии уверенности, что, даже в случае самого детального описания, знак соотносится именно с этим объектом и ни с каким другим. Ср. у Х.Л.Борхеса:

Мне снится тигр…

Безгрешный, мощный, юный и кровавый…

Я вижу сквозь бамбуковый узор узор на шкуре…

… понимаю, что хищник, вызванный моей строкой, –

Сплетенье символов и наваждений,

Простой набор литературных тропов… создание искусства,

А не идущий луговиной зверь. Порождение сознанья, конструкция из слов.

А головокружительного тигра,

Вне мифов рыщущего по земле,

Мне не достигнуть… («Тигр»)

Во многих текстах Борхеса воспроизводится положение о том, что объекты роза, тигр остаются «недосягаемыми для стиха», сколько бы предикатных знаков мы ни приписывали к именам этих объектов.

Проблеме выбора приоритетов в способах отображения мира посвящена новелла Х.Л.Борхеса «Фунес, чудо памяти». В центре повествования Иренео Фунес, обладающий необычайной способностью помнить каждый объект, взятый в каждый миг своего развития. Стремление не обобщать, а видеть мир сквозь призму индивидного заставляло его находиться в постоянной оппозиции к тенденции языка обобщать и типизировать:

Ему не только трудно было понять, что родовое имя «собака» охватывает множество различных особей разных размеров и разных форм; ему не нравилось, что собака в три часа четырнадцать минут (видимая в профиль) имеет то же имя, что собака в три часа пятнадцать минут (видимая анфас).

Фунес желал, чтобы в языке «каждый отдельный предмет, каждый камень, каждая птица и каждая ветка имели бы собственное имя». Но и этого мало – ведь каждый миг жизни этих предметов также индивидуален и, соответственно, вновь требует отдельного имени! Гнет реальности, обрушившийся на Иренео, оказался не совместим с жизнью. Борхес замечает, что Иренео, на самом деле, был не способен мыслить – «забывать о различиях, обобщать, абстрагировать».

3. Классификация знаков по способу соотнесения

знаконосителя с референтом (собственно семиотическая

классификация)

В классификации знаков можно учитывать еще один параметр – сам «способ зацепить высказывание за мир» (Н.Арутюнова). В акте высказывания один и тот же референт может быть представлен (актуализирован) различными способами: собственно указанием на объект мира, представлением-демонстрацией этого объекта или его отображением. По способу референциальной направленности на объект указания носитель знака может соотноситься с референтом по индексальному, иконическому и символическому типам.

Индексальные знаки указывают (от англ. indicate – указывать) на свои референты, являясь показателем того, что объекты указания существуют непосредственно в ситуации высказывания. Такие знаки находятся в причинно-следственных отношениях со своими означаемыми, осуществляют адресную отсылку к определенному объекту. Индексальный знак можно определить и через понятие «симптом» чего-либо: горячий лоб у ребенка – симптом повышенной температуры; мурлыканье кота индексально указывает на то, что он доволен; поворот флюгера указывает на направление ветра. Индексальный знак говорит нам о действительности существования самого факта как предмета указания. По Пирсу, индексы дают нам уверенность в том, что объекты знака реальны и достижимы.

К индексальным знакам относятся семиотизированные позы, жесты человека, мимические движения (знаки-кинемы):

некто голову повесил – знак печали;

бледность, разлившаяся по лицу – знак страха, тревоги;

поцелуй руки женщины – знак любви, приветствия, почтения;

нахмуренный лоб – знак внутреннего недовольства;

сжатые кулаки – знак внутренней тревоги, напряжения.

Знаки-симптомы в большей степени произвольные, а знаки-кинемы отличаются большей степенью намеренности. Так, человек может улыбаться безотчетно или намеренно (так называемая профессионально отработанная улыбка).

В естественном языке к индексальным знакам относятся: интонация, междометия (увы!), личные, притяжательные и указательные местоимения (я, твой, тому), наречия (вчера), собственные имена (Дунс Скот), грамматические показатели времени, лица, числа и т.д. Метафорически о знаках-индексах можно говорить как о «жесте языка». В философии данное явление известно как остенсивное (невербальное жестовое, а значит, прямое и определенное) указание.

На планах, картах индексальными знаками являются стрелочки-указатели и др. В языке математики – знаки, указывающие сами величины, а также на вид совершаемой операции, характер отношений между величинами, и т.д.: ≠; ≈ ; ∞ ; ∙ ; 3ⁿ; +. В последнем случае знаки и носят название математических операторов.

В текстовом пространстве культуры примерами индексальных знаков выступают цитаты, интертекстуальные отсылки к другим текстам в форме указания на их авторов (у Эсхила это было…), героев их текстов и т.д.

Несмотря на кажущуюся простоту, индексальные знаки выполняют крайне важную функцию: именно они прикрепляют высказывание к миру, создают ситуацию, в которой участники коммуникации обсуждают один и тот же предмет. Поэтому индексальные знаки в идеале должны сохранять единственность и определенность указания на свой референт.

С индексального указания «начинается» любой тип знака: знак сначала указывает на нечто, а потом, например, воспроизводит характеристики своего объекта. Так, флюгер и указывает на направление ветра, и «повторяет» это направление своим поворотом.

Иконические знаки (от греч. eikǿn – изображение, образ), с точки зрения Пирса, обладают рядом свойств, присущих обозначаемому им объекту, независимо от того, существует этот объект в действительности или нет. Иконическими отношениями между знаком и объектом Пирс считает отношения подобия: знаку «случилось быть похожим» на свой объект. Иконизм – это семиотическое отношение подобия, имитации.

Согласно Ч.Моррису, иконический знак отображает для нас некоторые свойства представляемого объекта. Например, это могут быть свойства визуально наблюдаемые или только предполагаемые, системно-структурные свойства объекта.

На этом основании можно выделить несколько разновидностей икон:

• образы или изображения, представляющие визуально наблюдаемые качества референта: фотографии, скульптурные и живописные изображения. Сюда же относятся и образы, создаваемые в музыке. Например, в пьесе «Шествие гномов» Э.Грига, цикле «Карнавал животных» К.Сен-Санса воспроизводится однозначно узнаваемый характер движения в пространстве и во времени воинства гномов, рыбок в аквариуме, лебедя и т.д. ;

• метафоры, которые также «изображают» свой референт (свет, который не стареет у М.Павича);

• диаграммы, схемы, чертежи и другие виды «нефигуративных» изображений, представляющие нам системно-структурные свойства объекта.

Умберто Эко предложил несколько отличное представление об иконизме: иконический знак воспроизводит не сами свойства отображаемого предмета, а условия его восприятия (Эко 2006: 157). Когда мы видим изображение, мы пользуемся для его распознавания хранящимися в памяти данными о познанных, виденных вещах и явлениях. Мы распознаем изображение, пользуясь кодом узнавания. Такой код вычленяет некоторые черты предмета, наиболее существенные как для сохранения их в памяти, так и для налаживания будущих коммуникативных связей. Например, мы издалека распознаем зебру (и затем сможем ее воспроизвести на рисунке), не обращая особого внимания на строение ее головы, пропорции ног и туловища и т.д.) – важны лишь две наиболее характерные черты: четвероногость и полосатость.

Свойство иконических знаков облегчать передачу и восприятие информации используется в компьютерной практике: изобразительные значки-иконки в меню, «смайлики» (☺) и т.д.

Простейший вид иконических знаков в естественных языках – это звукоподражательные слова, имитирующие звуки природы (мяу, чив-чив). Иконический характер носят и многие грамматические способы формообразования. Так, путем повтора исходной формы создаются формы с в большей степени «интенсивным» значением (редупликация мало-мало, чуть-чуть). Формы множественного числа также несут в себе элемент иконизма: множественное число означает «больше, чем один», и сами формы множественного числа всегда «длиннее», т.е. «больше» (хотя бы по числу звуков) форм единственного (кот – коты).

Как иконические воспроизведения рассматриваются явления звукописи (под раскидистым вязом, шепчущим «че», «ше», «ще»… – И.Бродский), поэтической метафоры (жизнь, откатывающаяся волной от берега – М.Павич), а также намеренное воссоздание автором стилистической манеры другого текста (стилизации). В последнем случае иконические знаки выступают как безадресные (реже – адресные) ссылки на стилистические и семантические стереотипы текстов культуры, вводя авторский («свой») текст в русло устойчивых жанровых и стилистических традиций. В художественном тексте сюжет, «следующий» за фабулой, иконически отображает ход событий, происходивших в «жизни», во внетекстовой реальности. От иконического воспроизведения отталкиваются такие жанры живописного искусства, как портрет, пейзаж. Примерами иконических знаков в литературе являются различного рода описания – пейзажные, портретные, психологические, интерьерные.

В языке музыки практически не обнаруживается отчетливого иконизма: исключением является программно-изобразительная музыка. Однако в системе музыкальной записи примером иконизма является способ отображения степени высоты звукового потока: увеличение высоты отмечается движением графем (нот) вверх по нотному стану, понижение высоты – движением вниз.

Для интерпретации иконического знака требуется так называемый код узнавания или создание условий узнавания и восприятия. А для этого необходимо, чтобы в «энциклопедии», памяти интерпретатора хранились знания об особенностях объектов отображения (структурных особенностях, визуальных характеристиках и т.д.). Если предположить, что некто никогда не видел плавающих в аквариуме рыб, то пьеса К.Сен-Санса «Аквариум» из цикла «Карнавал животных» не создаст для нас условия для визуализации образа чудесных рыб за стеклом. Точно так же изображение лошади «вид сверху» (даже самое «реалистичное»!) далеко не всегда позволит нам узнать, что это лошадь.

Парадоксальность и удивительность иконического знака состоит в том, что в случаях максимальной достоверности изображения («предельного» иконизма) мы забываем о том, что знак-икона и сам изображаемый объект – это разные вещи, которые принадлежат различным реальностям: знак (реальность семиотическая) воспринимается как объект онтологической реальности, знак стремится стать самой вещью. История магических и религиозных практик основана на нивелировании различия между двумя реальностями: так, протыкание иголкой портрета некоего человека предполагает нанесение вреда уже живому, а не изображенному человеку. Поклонники (фанаты) какого-либо актера, поп-звезды не проводят границу между их сценической и реальной жизнями.

Возможно ли довести знак до предельной степени иконизма? Казалось бы, да: степень воспроизведения, теоретически, можно довести до некоторой абсолютной величины. Но в этом случае знак неизбежно станет собственным референтом, отображение сольется с отображаемым, знак станет вещью, исчезнув как знак. Еще одно возражение: поскольку в природе нет абсолютных двойников, то невозможно и абсолютное иконическое подобие. В искусстве предельно возможная иконичность (т.е. достоверность) приводит к ситуации, когда человек перестает понимать, в какой же реальности он находится. Известный пример: на заре кинематографа люди в зале в страхе вскакивали, поскольку на них с экрана двигался поезд. Поверив в действительность происходящего, мы испытываем страх, смотря фильмы ужасов, детективные истории.

Символические знаки находятся в условно-конвенциональных отношениях с замещаемым ими объектом. Этим знакам не свойственна природная мотивированность («присутствие» референта в акте высказывания, структурное «подобие» отображаемому). Символы словно «не интересуются» своим референтом. Вернее, референт символического отображения не принадлежит физической реальности нашего мира: так, вербальный символ свеча отсылает совсем не к соответствующей вещи. По У.Эко, символы не предназначаются для того, чтобы назвать уже познанное, – напротив, любой символ создает условия познания того, что еще только называется (в случае со свечой это, например, состояние перехода от жизни к вечности, от тьмы к свету, от незнания к знанию, от неверия к вере). Предметами символического познания выступают не сами вещи, а универсальные отношения между ними. Так, в «Имени Розы» У.Эко есть замечание о том, что архитектура своим застывшим ритмом символизирует божественные системность и порядок Космоса.

Символы, по существу, являются «именами» важных для человека и потому вновь воспроизводимых ситуаций и отношений между составляющими мира. На изобразительном языке XVIII в. птичка в закрытой клетке – одновременно знак девической невинности (символ) и знак девушки, выданной замуж (икона). Круг, сфера – символы бесконечности Божества, мироздания (начало в любой точке, а конец нигде). Дерево – символ организации человеческого опыта, освоения мира: рост через ответвления от основного ствола, возвращение к истокам-корням и сохранение истории (отсюда генеалогическое древо, древо познания, древо жизни, мировое дерево и др.).

Древоподобная организация мышления и культуры отразилась в ведущем понятии философии ХХ в. – ризоме Ж.Делеза и Ф.Гваттари. Эта же древоподобная организация характерна и для структуры символов каждой отдельной культуры. Символический знак существует и интерпретируется через другие символические знаки (ср. у Х.Л.Борхеса библиотека, книга, лабиринт, книга книг, сад расходящихся тропок и др.). Зрелость каждой культуры, по Ю.Лотману, определяется наличием развернутой структуры взаимопереводимых друг на друга символов.

Рассмотрим вопрос о потенциале различных видов знаков. Человеческое познание мира можно, очень упрощенно, представить в виде линии: вижу предмет, указываю на него (индексирую), повторяю и воспроизвожу его и, в этом смысле, учусь (ср. у А.Тарковского я учился траве). Сначала человек учится отождествлять себя с миром, делать себя его частью (принцип аналогического видения и поведения). Далее посредством знака человек начинает символизировать другой знак. Недоступные эмпирическому познанию метафизический и духовный миры познаются посредством символов. Символ – наиболее сложный (для восприятия и овладения) вид знака. В языке ребенка символические знаки возникают в последнюю очередь. Эта линия (от индекса-иконы – к символу) становится сюжетом в работе М.Фуко «Слова и вещи», где интеллектуальная история человечества представлена в виде смены соответствующих периодов-эпистем (см. 3.2.).

Потенциал знака выводится из основного семиотического закона знаковых систем: чем «ближе» знак находится к своему референту, тем меньше в нем заряд абстракции, тем меньше он зависит от знаковой системы, тем меньше его потенциал в передаче информации и познании мира.

Иконический знак обладает большой степенью близости со своим референтом. Посредством этого знака мы узнаем некоторый физический объект, находящийся от нас на расстоянии. Посредством индексального указания мы обретаем общий предмет речи: «прикалывая» предмет рассуждения к акту речи, мы вместе со своим собеседником говорим об одном и том же.

Индексальный и иконический знак не отходят далеко от своих референтов, не абстрагируются от них, что облегчает передачу и восприятие информации. Иконизм стал ведущей тенденцией современной массовой культуры. У.Эко пишет, что эта культура «помешана на реализме», на создании настоящих копий реальности. Настоящих – поскольку копии начинают рассматриваться не как заместители вещей, а как сами вещи. Отсюда многочисленность музеев восковых фигур, техника фотореализма и др. Иконический язык стал «универсальным» языком современной культуры. Положение осложняется тем, что это язык действительно универсальный: в отличие от национальных (естественных) языков, разделенных барьером относительной переводимости, иконическое сообщение может быть вненационально. Визуальная коммуникация в современном мире доминирует над вербальной (комиксы и фильмы вместо книг, использование визуального ряда в рекламе и т.д.). Эта проблема, в частности, становится предметом внимания в последнем (на сегодняшний день) романе У.Эко «Тайное пламя принцессы Лоаны».

Доминирующий в культуре иконизм как очень опасную для человечества тенденцию рассматривает и Ст.Лем: «Усиленная зрелищная «безъязыковость» в медиа представляет своего рода отступление от действий центральной нервной системы», в результате чего человек добровольно отдает труд мышления машинам и искусственному интеллекту, сам же при этом – «смотрит картинки» (Лем 2005: 165).

С малым потенциалом иконического знака в семиотике связана проблема зеркал, копий, двойников (подробнее об этом см. в 2.4.) Со времен Средневековья остался неразрешенным спор о том, является ли знаком зеркальное отражение. С одной стороны, отражение должно классифицироваться как иконический знак отображаемого, и чем «лучше» зеркало, тем точнее иконическое повторение. С другой стороны, согласно определению знака, носитель должен воспроизводить отсутствующий в акте коммуникации референт, а зеркало отражает нечто лишь в том случае, если это нечто находится перед зеркалом (хотя в романах М.Павича зеркала и показывают то, чего нет рядом, и то, что уже перешло в прошлое или то, чего еще не было). С третьей стороны, максимальная степень приближенности к референту (отсутствие смысла, своего способа отображения референта) не позволяет многим (в том числе, и мне) считать зеркальное отражение знаком отражаемого. С точки зрения логики языковых систем, язык отображает мир, конструирует его, а не копирует.

Лишь с помощью символических знаков, которые действительно абстрагируются от предметов физической реальности, мы познаем многомерность и сложность нашего мира. Если, напомню, наличие развернутой системы символов говорит о зрелости культуры, то разрушение этой системы – об упадке культуры.

Основной закон семиотики гласит, что меньшая степень абстрактности позволяет знаку обходиться без поддержки системы, и, напротив, с увеличением заряда абстрактности знак лишается возможности функционировать самостоятельно вне своей системы. Это действительно так. Индексальный знак здесь, индексально-иконический знак ☺ (смайлик) опознаются и воспринимаются нами «сами по себе». Напротив, значение каждого из символов культуры ХХ в. (или культуры Средневековья) лабиринт, книга, библиотека понятно только внутри системы данных символов: они интерпретируются посредством друг друга, «переводятся» друг на друга. Примеры такого способа интерпретации – в текстах Х.Л.Борхеса и романах У.Эко.

Заметьте, что в завершение разговора о любой классификации знаков, мы обращаемся к вопросу об относительности границ между различными видами знаков. Выбор формы знака определяется намерениями передающего сообщение и имеющимися в его распоряжении возможностями. В зависимости от цели сообщения выбирается форма знака: можно, в случае согласия, ограничиться кивком головы (индекс), можно промолчать (молчание как знак согласия). При выборе какого-либо одного типа знака могут возникнуть «ножницы» в уровне понимания сообщения.

Далее. Языковые системы (особенно естественный язык) устроены столь мудро, что в них практически не встречается знаков в «чистом виде». Любой знак «начинается» с индексального указания. Он может и остановиться на этом (собственно указательные слова), а может далее заняться воспроизведением свойств своего референта (так, портрет и «повторяет» изображаемого, и этим самым «указывает» на него). Предельно приближенные к модели «неотредактированные» фотографические и кино- образы также являются своего рода «иконическими индексами». Индексный характер фотографий принуждает интерпретаторов трактовать их как «объективные» записи реальности. Символ древо содержит в себе скрытое, закодированное повествование о способе освоения мира, но ведь еще и указывает на всем известный объект мира – дерево как таковое, и содержит (в структуре значения) иконическое воспроизведение дерева как объекта.

Сделаем некоторые выводы, касающиеся возможности классифицировать знаки различным образом.

• По природе носителя знаки рассматриваются как естественные или искусственные. В основу здесь положен «простой» критерий: носитель создан природой или сделан человеком? Как мы видели, применить этот критерий на практике трудно, поскольку в самой природе знаков нет: они создаются человеком. Если человек использует сделанную природой вещь в качестве знака, то он искусственно создает знак.

• В основу логико-семантической классификации знаков положены два связанных друг с другом положения. С точки зрения онтологической природы отображаемого объекта, мы различаем знаки для обозначения вещей (имена) и знаки для актуализации их свойств (предикаты). Далее мы учитываем широту экстенсионального пространства знака. Так, индивидуальные, или собственные, имена выступают знаками для обозначения единичных вещей; общие имена – класса однородных вещей; предикаты же являются знаками свойств классов однородных или неоднородных предметов. Данная классификация, таким образом, исходит из семантических критериев.

• В основу собственно семиотической классификации положен способ соотнесения носителя знака с референтом: индексальное указание, иконическое воспроизведение и символизация. В последнем случае указание на референт используется для того, чтобы, на самом деле, сказать о чем-то ином.

• Во всех классификациях не обнаруживается знаков в «чистом виде», что говорит о «мудрости» языковых систем.