Твердые и мягкие языковые системы

№	Параметр описания	Характеристика для твердых языков	Характеристика для мягких языков
1	Онтологическая природа референта	Общие предметы (классы объектов), метафизические объекты, свойства и отношения	Референты любой природы, включая отсутствующие в нашем мире
2	Преобладающие типы знаков	Символ с зафиксированным значением	Все типы знаков
3	Степень контекстной зависимости значений	Практически отсутствует	Высокая
4	Степень устойчивости значений	Высокая. Стремление к отсутствию метафоричности	Семантический спектр значений, метафоричность
5	Степень открытости словаря	Низкая	Достаточно высокая
6	Алгоритмы генерирования текстов	Строгие	Нестрогие
7	«Помощь» вербального языка	В большей степени необходима	В меньшей степени необходима
8	Степень переводимости на другие языки	Переводимость на твердые и вербальный	Перевыражение через / на другие мягкие, вербальный, твердые
9	Возможность универсального использования вне национальных границ	Высокая	В меньшей степени высокая
10	Степень энтропийности текстов	Низкая	Высокая
11	Степень рациональности языковой системы	Высокая	Стремление к преодолению рациональности
12	Степень субъективности, вероятностности в порождении и интерпретации текстов	Низкая	Высокая
13	Степень дискурсивности	Недискурсивные языки	Дискурсивные языки

Дадим необходимые пояснения к таблице, следуя порядку параметров описания языковых систем.

Примером языков, стремящихся к абсолютной твердости, являются формальные языки – программирования, язык математики. К наиболее мягким языкам отнесем языки живописи, музыки. Теперь уже будем говорить и о параметрах вербальных языков, занимающих на шкале «твердый – мягкий» положение в центре. Наше описание приведет к парадоксальной ситуации: сейчас мы исходим из того, что графическое представление спектра языков – это прямой отрезок с противоположными значениями:

○-------------------○-------------------○

твердые вербальный мягкие

языки язык языки

В результате анализа возникнет необходимость сомкнуть противоположные концы и представить спектр языков в виде круга.

1. Онтологическая природа референтов отображения.

Отображая мир, языки обращаются к референтам различной онтологической природы. Это могут быть:

• индивидные объекты – конкретные предметы нашего мира, имеющие пространственно-временную протяженность (т.е. дискретные), размещенные в определенной точке времени-пространства;

• классы подобных объектов, или так называемые общие предметы (бабочка как таковая);

• свойства классов объектов, отношения между объектами / классами (летающий, притягивать);

• метафизические конструкты, или объекты, не имеющие пространственно-временных измерений, эмпирически не познаваемые, созданные в языковом измерении (Бог, вечность);

• объекты физической / нефизической природы, принадлежащие возможным мирам (кентавры, единороги).

Референтами языка математики выступают классы объектов: a есть класс некоторых объектов, обладающих определенным свойством, например, a; 3 – это класс из трех любых объектов. Объектами отображения могут быть метафизические конструкты: например, это понятие бесконечности, обозначаемое знаком ∞. Математика также обращается к отображению «чистых» отношений, примером которых выступает сложение (+), приблизительное тождество (≈) и др. Сама природа референтов (их непринадлежность к дискретным объектам физического мира) создает абстрактность математического языка.

Референтами языка живописи (например, реалистической) могут быть индивидные объекты: человек (референт для жанра «портрет»), предметы (референт для жанров натюрморт, пейзаж, интерьерные изображения) и т.д. Однако реалистическая живопись, казалось бы, означивающая конкретные референты, неизбежно переходит в процесс типизации и, таким образом, делает референтами (уже отображения) классы предметов. В живописи абстракционизма трудно определить конкретные референты вообще – предметом отображения становятся, скорее, структурные отношения между объектами мира. И в живописи, и в музыке предметами отображения выступают психологические состояния человека, состояния сознания.

Тексты же на вербальном языке могут обращаться к референтам любой онтологической природы. Например, у И.Бродского:

И по комнате, точно шаман кружа,

Я наматываю как клубок

На себя пустоту её…

Здесь знак комната в большей степени обращен к конкретному объекту мира (вспоминается именно эта комната). Знаки клубок, шаман могут рассматриваться как имена классов объектов. Пустота – знак, обращенный к метафизическому объекту (существование отсутствия чего-либо).

В высказывании На ветку садятся птицы, большие, чем пространство… референт отображения принадлежит возможному миру И.Бродского, сконструированному посредством языка, текста.

Таким образом, вербальный язык позволяет означивать любые референты – нашего и возможного миров, а следовательно, обладает наибольшим потенциалом в отображении мира.

2. Преобладающие типы знаков.

В твердых языках мы встречаемся, по преимуществу, с символами, обладающими зафиксированными значениями (заметим, что в таких символах очень выражена и индексальная составляющая). Таковы в химии знаки таблицы Менделеева (Cu), в физике – знаки для обозначения массы (m), скорости (v), времени (t) и др. Так называемые математические операторы тоже индексально указывают и символизируют стоящие за ними отношения (∆; ≠; ≤; ≥). Такие символические знаки, естественно, отличаются от вербальных символов, обладающих часто размытым спектром значений.

В вербальном языке и языках, определяемых как преимущественно мягкие, диапазон знаков используется полностью. Так, живописный портрет индексально указывает на свою модель, иконически воспроизводит изображаемый объект и одновременно обладает возможностью символизировать (стилистические элементы эпохи, тип личности и др.). Соединяя и комбинируя в высказывании знаки с различным потенциалом (см. 1.2.), эти языки имеют возможность «подстраиваться» к миру.

И опять, языки абстрактной живописи, музыки используют, как и формальные, очень ограниченный спектр знаков. Это вновь символы, но уже с совершенно неопределенным, слабо конвенциональным спектром значений.

3. Степень контекстной зависимости значений.

Она стремится к нулю в твердых языках и к бесконечности в мягких. Так, для твердых языков, в каком бы контексте не встретился знак ≠, он всегда останется знаком неравенства. Иная картина в мягких языках, где теоретически число контекстных значений знака велико, и потому сам язык регулирует число контекстуальных приращений. Например, многозначное слово перестает существовать в качестве такового, распадаясь на отдельные слова-омонимы – склоняться в физическом смысле и склоняться, но в грамматическом.

Твердые языки всеми силами стремятся избавиться от метафоричности. Мягкие же – наоборот. Метафора помогает структурировать мир, но не так, как в науке, создавая классы и отношения, а в антропоморфном смысле. Мы как бы «видим» то, что познаем, вспоминая уже нам известное. Неизвестное как знакомое – вот принцип такого познания. Так И.Бродский размышляет о завязи архитектуры. В биологическом смысле, завязь означает потенциальную возможность развития растения. У Бродского также мысль о потенции, о стремлении архитектуры преодолеть физическую природу, постоянство, зафиксированность в пространстве: завязь архитектуры есть ее к бесплотному с абстрактным зависть.

4. Степень устойчивости значений.

Выше было показано, что контекстная независимость значений в твердых языках является причиной и следствием их устойчивости, неизменности. За текстами, созданными на этих языках, стоит «коллективный языковой субъект». Мягкие же языки повинуются тому, кто производит высказывание, отсюда и подвижность семантического спектра значений.

В твердых языках также можно говорить об определенной степени зависимости значения знака от контекста, но не высказывания, а уже научной парадигмы. Соответственно, речь идет и об изменении значения, казалось бы, незыблемого знака (для примера сравним значения знаков масса, скорость в ньютоновской парадигме и теории Эйнштейна).

5. Степень открытости словаря.

Твердые языки с меньшим, чем мягкие, желанием открывают свой словарь знакам новых понятий. Вспомним дискуссии математиков и философов о ненужности / необходимости введения в математику таких объектов и соответствующих им знаков, как классы, классы классов, бесконечность и др. Мягкие языки, напротив, подстраиваются под бесконечно изменяющийся мир, и потому их словарь в большей степени открыт для новых знаков (слов). В большей, но не полностью, поскольку «безразмерный» словарь создаст условия, при которых мы не сможем разместить его в памяти. Мягкие языки не только допускают новые единицы, но и идут по пути метафорического переосмысления старых.

6. Алгоритмы генерирования текстов.

Правила создания текстов жестко определены в твердых языках: так, все ученики, овладевшие правилами сокращенного умножения, выполняют эти операции одинаково. В мягких языках также существуют алгоритмы грамматики, правила лексической сочетаемости, ограничения в рамках функционального стиля и др. Однако мы не можем говорить о наличии множественных ограничений, касающихся порождения текстов. Тексты, созданные на мягких языках, имеют сильную прагматическую составляющую. То, что и, главное, как будет написано, определяется интенцией автора, степенью его владения языком, контекстом его жизни, его энциклопедией – всем, что составляет глобальный дискурс. Именно для текстов на мягких языках характерно такое понятие как авторская стилистика, идиостиль, или индивидуальный способ означивания.

7. «Помощь» вербального языка.

Не отрицая существования образного мышления, математического мышления и др., отметим, что все языки в той или иной степени прибегают в акте коммуникации к помощи вербального языка. Трудно представить, что можно научиться языку программирования без объяснений преподавателя, которые происходят посредством вербального метаязыка. Музыкальный и живописный текст, готический собор можно воспринимать на уровне чувств, эмоциональных откликов, но чтобы научиться соответствующим языкам, научиться интерпретировать эти тексты, опять необходима помощь посредника – естественного языка.

Существует достаточно ограниченное число коммуникативных актов, в которых люди могут обмениваться сообщениями только на одном языке – твердом или мягком. Можно представить ситуацию, когда несколько физиков в молчании, используя только записи на формальном языке, доказывают свои положения и опровергают чужие. Музыкант, дающий мастер-класс, в течение часа обучает молодого коллегу, также не прибегая к помощи естественного языка (к тому же он у них может быть разный!), а «показывая» особенности звукоизвлечения, фразировки, структуру произведения (форму) непосредственно на рояле.

8. Степень переводимости на другие языки.

Сама возможность перевода текстов с языка на язык (речь не идет исключительно о межъязыковом вербальном переводе) оказывается очень важной. Если представить, что существует формальный язык, устройство которого нельзя объяснить через вербальный, то этот язык останется непознанным и не будет выполнять свои функции.

Остроумный пример, демонстрирующий переводимость между языком математики и вербальным, принадлежит философу лорду Б.Расселу:

Высказывание на вербальном языке: Когда вы встречаете человека, обладающего полуторным умом, то часто считаете его полоумным. Но это происходит потому, что вы сами способны воспринять его ум только на одну треть.

Перевод данного высказывания на язык математики: 3/2 • 1/3 = 1/2.

С одной стороны, математическая запись достаточно адекватно отражает вербальное высказывание. Но если запись 3/2 • 1/3 = 1/2 мы возьмем вне вербального текста, то она может оказаться с ним совершенно не связанной: вербальный текст Рассела относится к совершенно определенной ситуации, а математический текст – к множеству различных ситуаций. По существу, переведя вербальный текст на формальный язык, мы возвели очень знакомую ситуацию в ранг «закона», создали своего рода теорему.

Вопрос о возможности адекватного перевода с твердого языка (формального) на языки живописи, музыки считается спорным. Однако вспомним, что в добаховское время музыка (композиторская практика) приравнивалась к математике. Фугу можно «изобразить» в виде схемы, используя знания о n-мерном пространстве, топологии, архитектурном проектировании (отсюда искусствоведческое понятие архитектоника). Самое главное, что это занятие (перевод) оказывается не бесполезным для музыканта, а напротив, дает возможность «увидеть» структуру текста, для того, чтобы потом воспроизвести ее во время исполнения.

Не так сложно представить ситуацию, когда музыкант или художник восхищаются соразмерностью, гармонией, присутствующей в решении алгебраического уравнения, и пишут об этом тексты на своих языках. Относиться ли к этому акту коммуникации как к переводу? С одной стороны, музыкальный / живописный текст пишутся не об уравнении, а о соразмерности и красоте в чистом виде. Музыка создает представление о красоте как таковой через структурную соразмерность своего текста. Таким образом, музыкальный текст в этом случае – не перевод? С моей точки зрения, любые тексты о других текстах, рождающиеся как отклик на них, являются актом перевода – но не изоморфного источнику.

В искусстве известны случаи перевода с мягкого языка на мягкий. Литовский композитор, художник и поэт К.Чюрленис, создавая живописный текст, сразу же «дополнял» его музыкальным и стихотворным текстами, или переводами. Так возникали тексты на трех языках, где языки действовали по принципу дополнительности, где каждый язык использовал свой спектр семиотических возможностей.

Широко известна и практика межсемиотического перевода (термин Р.Якобсона), когда процесс перевода осуществляется между языками, в которых знаконосители имеют различную семиотическую природу («Ромео и Джульетта» Шекспира, одноименные балет С.Прокофьева, опера Ш.Гуно, увертюра П.Чайковского). Как и в случае перевода с вербального языка на вербальный, текст-источник в процессе перевыражения средствами другого языка имеет возможность высветить ранее скрытые значения и потенции.

9. Возможность универсального использования вне национальных границ.

Возможностью универсального использования в любой точке нашего мира обладают практически все виды языков, за исключением вербальных и их жестовых аналогов (именно это является причиной бесконечного поиска универсального этнического языка, который стал бы языком-посредником для всего человечества). При этом твердые (формальные) языки действительно вненациональны, а тексты, созданные на языках искусств, как правило, несут в себе не только авторскую, но и национально-языковую картину мира, что может создавать определенный барьер восприятия текстов для представителей различных культур. Однако та драма, которая представлена в пространстве Шестой симфонии П.Чайковского, воспринимается слушателем вне зависимости от контекста его этнического языка.

10. Степень энтропийности знаковых систем и текстов.

В силу жестких алгоритмов порождения и зафиксированности значений языковых знаков тексты на твердых языках обладают низкой энтропийностью. Напротив, энтропийность текстов абстрактной живописи предельно велика.

Все семиотические системы в разной степени, но «обречены» на то, чтобы все время «улучшаться», регулируя энтропийность, увеличивая упорядоченность строительных элементов и производимых значений. Так, в процессе своей эволюции любой этнический язык, как система знаков, постоянно «улучшается» и совершенствуется.

11. Степень рациональности языковой системы.

Этот параметр рассмотрим подробнее. Речь пойдет, прежде всего, о естественном языке.

Говоря о «рациональности языка», мы создаем о нем метафорическое представление как о мыслящем коллективном субъекте. Язык «сам» определенным образом упорядочивает и структурирует мир еще до того, как конкретный субъект начнет производить речевое высказывание. Таким образом, в основе понятия рациональность лежит другое понятие – априорность. С точки зрения классического рационализма, мир существует до начала акта означивания и сама возможность упорядоченного отображения мира предуготована структурами естественного языка (ср. у И.Бродского: Вещи вообще холопы мысли. Отсюда их формы, взятые из головы).

Отметим некоторые черты, свидетельствующие о рациональности языковой системы:

• В словаре каждого языка имеются знаки для обозначения свойств вещей, тогда как в мире свойства отдельно от вещи не существуют. Благодаря языку свойства видятся нами как самостоятельные дискретные вещи – безымянность, безадресность, формы небытия… (И.Бродский).

• «Логика» языков индо-европейской семьи заставляет нас видеть мир как собрание предметов в пространстве (даже движущаяся волна есть предмет). Любая создаваемая мыслью абстракция немедленно облекается в форму существительного (гармония). Напротив, логика языков борхесовского Тлёна позволяет получить картину иного мира – безвещного, мира неизменных отношений (вверх над постоянным течь залунело). По существу, один и тот же мир может выглядеть то как предметный, существующий в пространстве-времени, то как мир отношений в нелинейном циклическом временном контексте.

• Априорная рациональность обеспечивает возможность научного познания мира: язык посредством общих имен уже систематизирует, говоря (вне системы дейктических средств) о бабочке как таковой, о бабочке как классе всех возможных бабочек.

• Язык имеет ряд выражений, которые специально предназначены для того, чтобы соотносить наши высказывания с объектами, несмотря на все изменения объектов во времени и пространстве, несмотря на то, что мы видим один и тот же объект по-разному. Эти выражения – дейктические средства – позволяют «закрепить» объект, искусственно зафиксировать его и сделать предметом мысли (тот самый перстень из живого камня – М.Павич).

• Еще один аспект рациональности языка – наличие стабилизаторов значений на различных уровнях языковой системы (это конвенционально принятые способы употребления знаков – общеязыковые лексические и грамматические значения, правила сочетаемости и др.).

• О рациональности системы свидетельствует возможность ее самоусовершенствования в процессе исторического развития (стремление к упрощению и единообразию парадигм и т.д.).

• Предел рациональности языковой системы – возможность описывать саму себя, когда логика анализа, который проводится на метаязыке, применяется к логике самого языка (языка первого уровня). Следствием логического анализа языка является создание формальных языков (например, программирования).

В процессе своего развития языковые системы движутся в сторону все большей рациональности, что увеличивает разрыв между человеком и миром. Отсюда в языковых системах заложены инструменты преодоления собственной рациональности. К ним относятся следующие возможности:

• Изменять направление референции знака, создавая метафоры. Метафору можно определить как знак с двумя референтами, между которыми устанавливаются отношения тождества по какому-либо признаку.

• Создавать новые знаки, создавать индивидуальные правила комбинирования знаков, менять семантический спектр знака.

• «Локализовывать» абстракции – приписывая им, посредством предикатных знаков, свойства предметов физического мира, т.е. «размещать» их в определенных точках времени, пространства и относительно говорящего: пустота раздвигается, как портьера (И.Бродский).

• Производить высказывание в дискурсе, говоря, например, не о бабочке как классе, а именно об этой бабочке.

Так, по М.Фуко, язык получает возможность выходить за пределы самого себя, а мы – за пределы языка и разума (Фуко 1994).

Вышесказанное позволяет сделать заключение о высокой степени рациональности твердых языков и соответственно, о невозможности «личного» участия субъекта в интерпретации текста: субъект здесь исходит из априорно данных значений знаков и правил их комбинаций. Напротив, более низкая степень рациональности мягких языковых систем предоставляет субъекту возможность индивидуального прочтения сообщения (хотя и здесь субъект учитывает априорную заданность значений знаков и правил их комбинациий.

12. Степень субъективности, вероятностности в порождении и интерпретации текстов, созданных на твердых языках, ниже, нежели у текстов, создаваемых посредством мягких языков. Причина этого в прозрачности указания знаком на единственный референт, а соответственно, в стабильном значении знаков у твердых языков. Тексты, созданные на этих языках, обладают бóльшими, по сравнению с текстами на мягких языках, «правами», что не позволяет интерпретатору навязывать тексту свое собственное прочтение.

13. Степень дискурсивности. Для интерпретации текстов, созданных на твердых языках, не требуется широкий контекст восприятия (дискурс), включающий историко-культурные составляющие, экономико-политическую ситуацию и т.д. Математические тексты подвергаются прочтению вне связи с определенной точкой времени / пространства (точкой создания текста и точкой нахождения интерпретатора). Напротив, тексты на мягких языках не только возникают непосредственно в дискурсе, но и прочитываются в нем. При этом дискурс (контекст глобального прочтения) автора не совпадает с дискурсом интерпретатора, что и становится причиной вариативных прочтений.

Почему же все столь многообразные системы (в обеих классификациях) действительно имеют право именоваться языками? Отметим несколько причин.

1. Все искусственные языки и языки искусств созданы по образу и подобию естественного. Почему? С точки зрения семиотики, процесс Творения не возможен «из ничего». Все сотворенное предстает как определенный способ отображения референта, т.е. «чего-либо». Для создания искусственного языка просто нет иного референта-образца, кроме языка естественного. А вот ответ на вопрос, что послужило референтом самого естественного языка, останется, по понятным причинам, недостижимым.

2. Все языки имеют те же структурные параметры, что и вербальный (уровневая организация системы, скрепляемая отношениями парадигматики, синтагматики, иерархического соподчинения и включения).

Однако эти положения не отменяют факта многообразия, структурного и функционального своеобразия отдельных языковых систем. Вновь вернемся к витгенштейновской метафоре языка как ящика с различными инструментами. Семиотическое пространство культуры отличается языковой неоднородностью. В спектре языков культуры обнаруживаются как взаимопереводимые (симметричные), так и взаимонепереводимые (асимметричные) языки.

3. Основные функции всех языковых систем те же, что и у вербального языка: коммуникативная, гносеологическая, отображения и моделирования мира и др. Цели создания искусственных языков как раз и соотносимы с их функциями, хотя и не всегда – с возможностями.

4. Общая характеристика всех знаковых систем – при ограниченном числе единиц словаря и правил их сочетаемости – безграничность знаковых комбинаций и текстов.

Подчеркнем особое место вербального языка в пространстве других языковых систем. На шкале твердых / мягких языков вербальный язык, по В.Налимову, занимает срединное положение. Преимущество вербального языка перед другими языками заключается в том, что это единственная система, которая по праву может именоваться гибкой, которая обладает самыми широкими возможностями отображения многообразного мира. На основании вербального языка, по его структурному образу и подобию создаются все виды искусственных языков, включая вторичные моделирующие системы.

Во второй классификации (с точки зрения структурной и семантической организации) вербальный язык также занимает особое положение. Во-первых, вербальный язык может употребляться в функции и твердого (канонический научный текст), и мягкого (текст поэзии символистов). Во-вторых, только через посредничество вербального языка описываются все остальные твердые и мягкие языки. Таким образом, вербальный язык становится метаязыком их описания. Например, в ситуации интерпретации математического текста сама математическая запись формулы сокращенного умножения (a + b)ⁿ или уравнения выступает как язык элементарного (первого) уровня по отношению к вербальному способу интерпретации этого сообщения (метаязыку, или языку второго уровня).

Кстати, по этой же причине мы никогда не достигнем «окончательного» описания какого-либо языка, поскольку даже вербальный язык описывается посредством вербального же. Соответственно, для совершения описания семиотической системы мы выходим из этой системы в другую систему. По этому поводу Ст.Лем замечает, что целостность нашего видения и анализа мира основана на искусстве употребления языка как такового, а при этом сами языки нам не удается «раскусить» – однозначно формализовать (Лем 2005 а: 155).