- •Секция 1
- •Коррупция как главная эндогенная угроза национальной безопасности
- •Некоторые политические и уголовно- правовые проблемы противодействия коррупции
- •Законодательства
- •О соотношении коррупции и организованной преступности
- •Вопросы совершенствования деятельности в сфере борьБы с коррупцией
- •Карагандинского юридического
- •Коррупция как политико-правовой феномен в Республике Казахстан
- •Проблемы использования результатов орд в процессе доказывания по уголовным делам о взяточничестве и вымогательстве
- •Генеральной прокуратуры рф
- •Задачи прокурорского надзора в сфере размещения заказов
- •Т. И. Отческая,
- •СПб юи (филиала) Академии
- •Проблемы противодействия коррупции в сфере обналичивания денежных средств
- •Проявление коррупции в способах совершения преступления, характеризуемого как «корпоративный захват»
- •В. В. Хилюта,
- •СПб юи (филиал) Академии
- •Законность при проведении выборов как способ противодействия коррупции
- •Координирующая роль прокуратуры и избирательных комиссий в противодействии электоральной коррупции
- •О проблемах применения уголовно-
- •Процессуального законодательства
- •В дореволюционной России
- •(На материалах Уфимской губернии)
Коррупция как главная эндогенная угроза национальной безопасности
Коррупционные явления все вредны для здоровья общества, однако особую опасность представляет не низовая (мелкая, повседневная) коррупция, а коррупция крупная, вершинная, элитарная2. Как отмечают ведущие криминологи и специалисты в области уголовного права, именно благодаря проникновению в верхние эшелоны власти коррупция стала в 90-е гг. прошлого века едва ли не главным способом экономического развала страны, разрушения системы государственного управления, срыва рыночных реформ и криминальной деформации правосознания общества3. Важно выделить две укрупненные группы коррупционных явлений — коррупция деловая и коррупция бытовая. Это соответствует международной практике типологизации коррупционной деятельности; в частности, по такой методике ведется анализ коррупции в российском региональном Фонде ИНДЕМ.
Раскрывая специфику современной российской коррупции, можно отметить, во-первых, факт абсолютного доминирования деловой коррупции по сравнению с бытовой ($316 млрд против $3 млрд)1. Во-вторых, то, что имеет место тесное сращивание латентных интересов государственной (муниципальной) службы и бизнеса, которое проявляется в эффектах «захвата государства» и последующей «приватизации государства» этим преступным альянсом. Корни этого следует искать в событиях последнего десятилетия ХХ в., когда подавляющее большинство крупных предпринимательских и банковских структур, бирж и иных рыночных институтов были созданы самой властью и на основе государственной собственности; гигантские капиталы олигархов взросли именно благодаря специфически задуманной и проведенной приватизации «для избранных»2. Эти традиции тайного альянса чиновников со «своим» бизнесом тщательно сохранялись, что хорошо видно на примере частой миграции отдельных известных персонажей из политики в бизнес, из бизнеса — в политику3. В-третьих, сфера государственной (муниципальной) службы сама стала источником извлечения прибыли и наделения капиталом, а должности в ней — объектом купли-продажи. Бесплатные услуги здесь были коммерциализированы и стали источником незаконного обогащения чиновников. В-четвертых, сфера государственной (и муниципальной) службы стала механизмом незаконного перераспределения собственности посредством «управляемой» приватизации и присвоения бюджетных средств через посредничество структур бизнеса, «выигрывающих» соответствующие тендеры. Иными словами, коррупция является способом конвертации власти в собственность и капитал. В-пятых, отечественная коррупция обладает крайне низкой, даже отрицательной эластичностью4 — на внешние воздействия со стороны государства, законодательства, правоохранительной системы, общества отвечает обратно пропорциональной реакцией, т. е. не сокращается, а наоборот, растет. В-шестых, емкость коррупционного рынка превысила размеры федерального бюджета1, что наряду с иными обстоятельствами выводит феномен коррупции в статус главной эндогенной угрозы национальной безопасности.
Сущностное содержание коррупционных явлений на разных уровнях не одинаково. Так, на низовом, бытовом уровне взятка выступает в качестве откупа граждан от чиновников, должностных и иных лиц, от которых зависит предоставление тех или иных услуг. На уровне деловой коррупции цели взяток иные. При этом на стадии, когда деловая коррупция еще находится в незрелом, транзитивном состоянии, взятка — это способ для бизнеса от случая к случаю максимизировать прибыль за счет получения внеэкономических преимуществ в конкуренции либо доступа к бюджетным средствам, к льготной приватизации эффективных объектов хозяйственной собственности. Когда деловая коррупция переходит в стадию зрелого состояния, взятка принимает форму коррупционной ренты, превращаясь уже в способ «захвата государства»; при достижении емкости коррупционного рынка, превышающей размеры бюджета государства, и возникает феномен «приватизации государства».
Суть феноменов захвата государства и его приватизации состоит в том, что ресурсы и возможности государства эксплуатируются коррупционным корпусом чиновников для извлечения незаконной ренты, которая становится не просто побочным, стохастическим (от раза к разу) доходом, а доходом основным, доминирующим, регулярным, намного превосходящим официальное денежно-материальное обеспечение по основному месту работы в системе государственной (муниципальной) службы. В этой связи возникает эффект макросоциальной институционализации коррупции (Л. М. Тимофеев,2 Я. И. Гилинский3). Поэтому получатели коррупционной ренты заинтересованы в сохранении статус-кво, для чего используется широкий арсенал средств, включающий, прежде всего, создание «административных барьеров» и «латентной юриспруденции». Место работы коррумпированного государственного (муниципального) служащего в определенном смысле теряет значимость удовлетворения карьерно-статусных амбиций, а становится средством извлечения коррупционной ренты. Государственные (муниципальные) должности становятся объектом купли-продажи и, по сути, приватизируются с целью дальнейшего извлечения незаконных доходов (прибыли), присвоения бюджетных средств, собственности и капиталов. Таким образом, происходит конвертация власти (должности) в собственность и капитал.
Коррупция как внутренняя национальная угроза представляет наибольшую социальную и политико-экономическую опасность. Именно деловая коррупция, принимающая тотальный характер (мегакоррупция), переориентирует управленческий потенциал страны с интересов развития общества в целом на интересы незаконного, социально необоснованного, несправедливого перераспределения национального богатства и постоянного объема благосостояния в пользу отдельных элитных сообществ, групп специальных интересов (организованной преступности и коррупционного корпуса чиновников; экономических и политических элит). В силу этого коррупция исключает возможность успешного либерально-демократического реформирования отечественного хозяйства, права и государства — именно деловая коррупция «ущемляет конституционные права и интересы граждан, подрывает демократические устои и правопорядок, извращает принципы законности, препятствует проведению экономической реформы»1.
Коррупция подрывает общественные отношения в сфере управления и организации народным хозяйством, приводит к сокращению свободы конкуренции и росту монополизации, к забвению священных прав частной собственности (для всех, кто не включен в коррупционные отношения — а это подавляющее большинство граждан и немонополизированных субъектов бизнеса), к всеобщему росту цен (за счет включения коррупционной составляющей в цену многих товаров и услуг тех агентов предпринимательства, которые выплачивают чиновникам коррупционную ренту), к падению уровня и качества жизни большинства граждан, заметному умножению бедности. Как следует из выводов исследований Transparency International, масштабная коррупция напрямую приводит к росту бедности в стране2.
Главное в стратегии и тактике противодействия деловой коррупции состоит в сосредоточении ресурсов и усилий на предупреждении этого явления, что означает, прежде всего, реализацию системных мер по устранению и (или) минимизации условий его детерминации. Сбалансированная система противодействия коррупционным преступлениям должна включать: меры уголовной ответственности за коррупционный лоббизм, протекционизм и фаворитизм, иные формы коммерциализации отношений власти и бизнеса; меры превентивного характера, направленные на формирование условий, при которых совершать коррупционные преступления невыгодно (риски и издержки выше выгод) либо невозможно (наличие высокой степени транспарентности, прозрачности работы структур государственной (муниципальной) власти и управления, в том числе их взаимодействия с бизнесом); процессуальные и оперативно-розыскные меры, обеспечивающие своевременное выявление и пресечение коррупционной деятельности; меры пенитенциарного и постпенитенциарного характера, ориентированные на ограничение повторного совершения коррупционных преступлений.
Я. И. Гилинский,
профессор спб юи (филиала)
Академии Генеральной прокуратуры рф, доктор юридических наук,
профессор
Коррупция как социальный институт.
Что делать?
В современном обществе, включая российское, коррупция — социальный институт, элемент системы управления, тесно взаимосвязанный с другими социальными институтами — политическими, экономическими, культурологическими. Социальный институт характеризуется наличием регулярных и долговременных социальных практик, поддерживаемых с помощью социальных норм, имеющих важное значение в структуре общества, наличием множества ролей1.
Об институционализации коррупции свидетельствуют: выполнение ею ряда социальных функций: упрощение административных связей, ускорение и упрощение принятия управленческих решений, содействие экономическому развитию путем сокращения бюрократических барьеров, оптимизация экономики в условиях дефицита ресурсов и др.2; наличие определенных субъектов коррупционных взаимоотношений (патрон — клиент); распределение социальных ролей (взяткодатель, взяткополучатель, посредник); наличие определенных правил, норм, известных субъектам коррупционной деятельности; сложившийся сленг и символика (например, хорошо известный жест, когда большим пальцем руки несколько раз трутся указательный и средний пальцы) коррупционных действий; установившаяся и известная заинтересованным лицам такса услуг.
Институционализация коррупции в развитых странах запада рассмотрена в. Рейсменом еще в 1979 году3, в российской литературе этому посвящены книги В. Радаева и Л. Тимофеева, а также диссертационное исследование И. Кузнецова.
Исследования И. Клямкина, А. Олейника, В. Радаева, Л. Тимофеева, Т. Шанина и других ученых позволяют утверждать, что коррупция, наряду с теневой экономикой, теневой политикой, теневым правом, которые сформировались в россии еще в годы советской власти и сохраняются до сих пор, образует институционализированную теневую реальность, не считаться с которой — значит не понимать реальную социальную действительность, происходящие в обществе процессы, а следовательно, находиться в плену иллюзий… и коррупция — лишь элемент (пусть один из важнейших) этой теневой реальности нашего бытия.
О масштабах и всевластии коррупции, помимо бесчисленных фактов, свидетельствует формирование в россии коррупционных сетей, хорошо изученных фондом индем (руководитель Г. А. Сатаров1).
Проблема коррупции не столько правовая, сколько социально-политическая. Ясно, что и стратегия превенции должна ориентироваться на меры экономические, социальные, политические. При этом следует понимать, что ликвидировать коррупцию, как и любое иное социальное зло, имеющее прочные основы в экономическом, политическом, социальном устройстве общества, невозможно. Речь идет лишь о значительном ограничении масштабов явления, введении его в «цивилизованные рамки», защите массы населения от тотальных поборов на всех уровнях — от рядового работника жилищной конторы и милиционера до представителей высших эшелонов власти.
С нашей точки зрения, к числу антикоррупционных мер можно отнести следующие: максимальное сокращение объема управленческих решений, зависящих от усмотрения государственного служащего, ограничение его компетенции формализованными и четко регулируемыми «регистрационными» функциями, иначе говоря — ограничение власти и произвола бюрократии; резкое сокращение прав государственных служащих по «регулированию» экономики, образования, науки и т. п., иначе говоря — повышение независимости бизнеса и граждан; формирование гражданского общества, вырабатывающего механизмы контроля за чиновничеством; сокращение (а не расширение) «запретительной» нормативной базы — проведение в жизнь принципа «разрешено все, что не запрещено», ибо чем больше запретов, тем больше возможностей обойти их с помощью подкупа; резкое количественное сокращение управленческого аппарата, особенно с параллельными функциями (в 1990 году В россии насчитывалось 600 тыс. Работников государственных органов и органов местного самоуправления, в 1994 году — свыше 1 млн 4 тыс. Человек, в 2003 году — свыше 1 млн 300 тыс. работников); обеспечение реальной ответственности государственных служащих за нарушение сроков разрешения подведомственных вопросов; существенное повышение оплаты труда государственных служащих и одновременно требовательности к ним (при значительном сокращении числа служащих это не вызовет чрезмерного увеличения расходов); обеспечение реальной ответственности государственных служащих за правонарушения и преступления по службе (это тот случай, когда неотвратимость санкций неизмеримо важнее их строгости); обеспечение независимости и повышение престижа суда (судей); максимальная прозрачность деятельности государственных служащих для общественности, населения, средств массовой информации; наличие реальной, а не декларативной политической воли по осуществлению этих и других мер.
Г. К. МИШИН,
старший научный сотрудник НИИ
Академии Генеральной прокуратуры РФ, кандидат юридических наук,доцент