33057
.pdf
395
связывать всех со всеми. Современный человек стремится установить контакты с максимально удаленными субъектами, ограждая себя от риска чрезмерной близости и оставляя за собой возможность прервать
отношения в любой момент26. Знакомство, дружба, даже любовь в интернете все чаще и все больше заменяют подлинные личные связи.
Именно в среде дальних отношений и расцветает денежная рациональность: не связанный устойчивыми моральными и психологическими обязательствами и эмоциями человек свободен как приобретать и преумножать, так и сохранять деньги. Дальние отношения, в то же время, не являются абсолютно лишенными эмоционально-психологической составляющей: отчуждая большинство личностных предпосылок социальных связей, деньги актуализируют доверие как основу отношения человека с ними как абстрактной экспертной системой. Это доверие не связано с субъектами конкретных отношений или с определенной денежной единицей, с деньгами вообще, которые повсеместно и безусловно признаются в качестве универсального эквивалента и средства реализации любых целей, достижения любых желаний.
В то же время, это доверие деньгам вообще принципиально отличается от доверия и веры в традиционном понимании, поскольку всегда несет в себе сознание риска, связанного с конкретными деньгами — с колебанием курсов валют, обвалом биржевых котировок, крушением банков, махинациями нечистоплотных дельцов и т.д. Доверие к деньгам и инвестирование в них всех надежд и жизненных ожиданий при одновременном осознании постоянных рисков, связанных с ними, формирует в современном человеке постоянную настороженность, привычку к отслеживанию финансовой ситуации и готовность реагировать независимо от его профессии и даже от количества денег.
Деньги как универсальная форма связи придают человеку современного общества еще одну особенность — его собственную универсальность и сложность. Здесь имеется в виду не богатство духовной жизни, творческого потенциала и т.п., что мы в повседневной речи привыкли понимать под сложностью личности, а возможность и необходимость ориентироваться на разнообразные цели и исполнять различные не связанные между собой роли. На
26 Московичи С. Указ. соч., с. 456-457.
396
место целостного, интегрированного человека традиционной общности, который лишь в качестве ее члена становился и работником, и собственником, и хозяином, и вступает в дружеские, семейные, властные и проч. отношения, и для которого производство неотделимо от потребления, труд — от досуга, частная жизнь от общественной и т.п., приходит частичный и изолированный индивид, который никакому делу и никакой цели не отдает себя целиком, попеременно выступая то в роли работника, то собственника, то
супруга и родителя, то избирателя и т.д.
Наконец, универсализация денег и превращение их в особую форму социальной связи превращает рациональность в базовую характеристику современной культуры. М. Вебер показал, что в западной культуре рационализация принимает сквозной и формальный характер, подчиняя все сферы жизни общества и отдельного индивида единой логике, и наиболее адекватным выражением этой логики являются деньги как универсальное в своей абстрактности средство оценки. Именно с помощью денег можно привести к общему знаменателю и сопоставить друг с другом вещи, ранее несопоставимые и несводимые друг к другу — профессиональное мастерство, успех в бизнесе и религиозное спасение. На все сферы жизнедеятельности человека благодаря тотальной рационализации распространяются методичность
— привычка планировать и разбивать на логические этапы любое действие, отделять в нем субъективные эмоции, страсти, привязанности от объективных условий и последствий, а также точность как обыкновение высчитывать цену всего и вся — от выгодности делового предприятия до выгодности брака. В исторический период, когда денежные отношения еще не приобрели универсального характера, а были растворены в неотчужденных межличностных связях, даже в деловых предприятиях и торговле царила приблизительность, а объективные и субъективные аспекты деятельности были неразрывно переплетены. Рациональность, методичность, точность становятся важнейшими добродетелями человека, а само достоинство личности формулируется в метафоре денег: «Человек, достойный кредита».
Господство сквозной рациональности формального характера, однако, имеет своей обратной стороной ценностную иррациональность: то, что выгодно, не всегда соответствует представлениям о добре, благородстве, чести, даже часто противоречит им. Деньги представляют механизм разрешения
397
противоречий и колебаний, пересиливая, как правило, остальные резоны, ибо они обладают способностью не просто предоставлять алиби и оправдывать, но сами в известной степени заменяют личностные моральные
качества субъекта: «Деньги вся жизнь его, он по многим причинам и живет только для денег. Деньги для него не то, что для других — средства к жизни, они для него самая жизнь, его честь — в деньгах! У такой натуры взгляд на все окружающее его, на все, из чего сложилась его жизнь, прямо вытекает из понятия: честь — деньги, деньги — честь! На семейство, на общество, не говоря уже про торговлю, он смотрит с этой точки, из всего он старается выжать деньги...»27. Свои собственные достоинства, в особенности деловые и профессиональные, человек тоже начинает измерять в деньгах — «я стою столько-то».
Могут ли деньги полностью вытеснить межличностные отношения и гуманитарное измерение социальной жизни, полностью заменив его рациональным денежным расчетом? Будет ли это общество обществом в собственном смысле этого слова, или здесь восторжествует «экономический человек», вытеснив «социального человека»?
§ 3. Деньги и социальное измерение бытия
Г. Зиммель и вслед за ним С. Московичи утверждают, что в основе денег как средства обмена лежит древнейший архетип дара и жертвы28. Историками и культур-антропологами доказано, что обмен дарами в архаичных обществах представляет собой не экономический феномен, близкий к торговле, а способ установления и поддержания стабильных социальных связей. Г. Зиммель любое социальное взаимодействие сводит к обмену, само общество существует постольку, поскольку люди взаимодействуют, т.е. обмениваются вещами, услугами, обязательствами, чувствами и эмоциями и т.д. Сугубо
27 Наше купечество и торговля с серьезной и карикатурной стороны. М., 1865-1867 с.
52.
28 Simmel G. The Philosophy of Money. L., 1978, p. 82, 84, ; Московичи С. Указ .соч.,
Гл. 8. Жертва, лежащая в основе обмена и денег
398
экономическим, то есть формирующим стоимостные отношения, универсальный процесс обмена делает феномен жертвы. С. Московичи подчеркивает, что экономика обмена — это в сущности экономика жертвы, поскольку эффективность жертвы пропорциональна цене того, что приносится в жертву. Христос приносит свою искупительную жертву, чтобы «придать смысл этому убеждению», Авраам готов принести в жертву своего сына, чтобы засвидетельствовать любовь в Богу и благодарность за обещание умножить потомство. И вообще, мы отдаем блага, свободное время, силы, подвергаем себя разнообразным рискам, чтобы обозначить цену, которую мы придаем людям, формам деятельности, институтам и т.д. Чем больше наша жертва, тем императивнее заключенное в ней требование возврата долга. Все социально значимые поступки, таким образом, имеют в своей основе отчуждение, дистанцирование от себя какой-либо ценности и одновременно требование ответного блага, ответного дара29. При таком подходе бескорыстное даяние рассматривается как необязательное, поскольку не предполагает обратной связи; в то же время, в этой логике фактически невозможен бескорыстный дар или жертва, поскольку они всегда подразумевают некие обязательства, накладываемые на того, кому или во имя чего эта жертва приносится: добродетель оплачена моральным удовлетворением или благодарной памятью, подвижничество — спасением души и т.д. Таким образом, все имеет цену, любой поступок совершается не «просто так», а в расчете на получение чего-то
взамен. На этом и основывается общество как система социальных связей. Однако у жертвы есть еще по крайней мере один аспект, который не
получил объяснения в описанной выше парадигме. Принося жертву богам, люди не просто дистанцируют, отчуждают от себя предметы, но переводят их в иное, иррациональное, высшее измерение бытия, и через них сами на время приобщаются к этому измерению30. Чем дальше от примитивной архаики и повседневной обыденности удается отойти обществу, тем отчетливее оно осознает необходимость соотнесения с высшим началом бытия. Но там не действуют обычные законы вообще, и законы обмена и воздаяния в том числе.
29Московичи С. Указ. соч., с. 392-394.
30Этот аспект жертвы рассматривается в работах французского социолога и религиоведа Ж.Батайя «Теория религии». Минск, 2000; «Проклятая доля». М., 2003.
399
Дикарь и варвар ждет от своих племенных богов удачной охоты или военной добычи, или урожая в обмен на жертвы, и в случае их отсутствия может «наказать» изображение божества. Купец, переносящий на отношения с Богом привычные правила торга, старается поставить самую большую свечу в надежде не прощение грехов и дарование удачи. Но даже в архаичных обществах дар вождя — не просто эквивалентная плата за службу, но передача неисчислимых, иррациональных сил, удачи, счастья. Как показал М. Вебер, в сознании протестанта, ведущего во истину бухгалтерский методичный учет своих заслуг и проступков, обретений и потерь в процессе «торга» с Богом, глубинной основой является вера в спасение как иррациональный дар Бога, не зависящий от личных добродетелей и заслуг. Таким образом, дар имеет всегда сверхсоциальный, высший, лежащий за пределами обычной рациональности смысл и вызывает к жизни в ответ такие же
силы.
Христианская вера в спасение основывается не столько на заслуге, сколько на даре любви. Христос принес свою искупительную жертву не потому, что люди были хорошими и достойными этого, а по любви к ним. Эта идея иррациональной любви и дара, лежащего в основе отношений человека с Богом, объясняется в Евангельской притче о работниках в винограднике и их плате: человек, нанявший работников в свой виноградник, выплатил одинаковую плату и тем, кто был нанят с самого утра и проработал весь день, и тем, кто был нанят позже и проработал совсем недолго. Он не обидел тех, кто работал дольше всех, заплатив им столько, сколько обещал, но им показалось несправедливым то, что проработавшим недолго досталось столько же. На это было сказано: «разве я не властен в своем делать то, что хочу? или глаз твой завистлив от того, что я добр? Так будут последние первыми, и первые последними; ибо много званных, а мало избранных» (20 Матф, 15-16). Молитва верующего исполнена не требования «справедливого» воздаяния за добродетели, а сокрушения о неистребимой греховности и надежды на дар спасения по любви Господа и милости Его.
Спасение как высшая реализация личности определяется в конечном счете иррациональным даром любви, а не эквивалентным стоимостным обменом благами. Также и в жизни общества самые глубокие ее основания зиждутся на неоплаченных дарах, начиная с даров природы, которые
400
цивилизация потребляет на протяжении всего своего существования, ничего не отдавая взамен. Продолжение человеческого рода и трансляция опыта поколений основывается на бесплатном даре родительской любви, которая всегда выше, чем простое ожидание ответной любви и заботы от детей. Культура творится не расчетливыми ремесленниками, получающими вознаграждение за труды, а гениями, имеющими талант как дар, и отдающими его в своих произведениях людям столь же безвозмездно — известно, что гении редко получают при жизни признание и плату, чаще они уходят в бедности. Этим даром питается наука, искусство, образование, также как государственность питается подвигами и самоотверженностью национальных героев. Современный менеджмент исходит из того, что работник трудится с наибольшей самоотдачей не тогда, когда просто рационально ориентирован на вознаграждение, а когда имеет возможность реализовать в труде нечто сверх должностных обязанностей — интерес, инициативу, способности. Деятельность предпринимателя основана не просто на извлечении прибыли из обмена, а на творчестве, азарте, на вложении в дело инициативы, открытии новых возможностей, которые отнюдь не сразу приносят прибыль, а могут и вообще
обернуться убытками.
Даже в современном обществе, где деньги стали практически единственной универсальной формой связи и коммуникации, где они детерминируют многие базовые особенности культуры и типы личности, оказывается, что далеко не все можно ими измерить и за них купить. Стоимостной эквивалент, выраженный в деньгах, не отражает, а, напротив, отчуждает, саму суть вещей. Можно купить партнеров, но не преданность, и надежность; можно оплатить образование и получение профессиональной квалификации, но нельзя купить талант и творческое озарение; можно установить и наладить связи с людьми, но не обрести настоящих друзей или возлюбленных; за деньги можно заставить людей совершать какие-либо действия, работу, но не заставишь совершить подвиг; можно купить произведение искусства, но не умение видеть и чувствовать прекрасное... Но именно то, что нельзя купить за деньги, и образует подлинно социальную и культурную сферу в отличие от экономической.
Таким образом, именно то невыразимое ни в каком денежном эквиваленте, неоплаченное содержание и обеспечивает истинно социальное
401
бытие31. Вспомним уже цитированное нами утверждение Ф. Тённиса о том, что общество есть «преходящая и иллюзорная» связь между людьми — оно является таким постольку, поскольку основывается на чистом денежном обмене. Реальное же общество становится подлинным постольку, поскольку в нем всегда присутствует компонент неоплаченного и не имеющего стоимостного эквивалента дара. Если обратиться к истории разных обществ, то мы увидим, что их выживание обеспечивается только способностью людей к бескорыстному дару. В постсоветской России с энтузиазмом неофитов принялись поверять «рынком» все социальные отношения, «не замечая» того, что за рамками всеобщего эквивалентного обмена остается фактически неоплаченный труд тех, кто за мизерную зарплату продолжает работать в науке, образовании, медицине, служить в армии, поддерживать жизнь промышленных предприятий. Без обмена и денег не возможно современное общество, но оно не может ограничиваться и исчерпываться характеристиками, проистекающими из денег. Собственно социальные связи, в отличие от экономических, возможны не тогда, когда обменивают по стоимости, то есть отдают, чтобы получить нечто взамен, но тогда, когда присутствует сверхстоимостной компонент, когда отдают ради самого дара. Рациональный «экономический человек» представляет собой лишь научную абстракцию и становится живым социальным человеком лишь тогда, когда в его поступках присутствует
социокультурная мотивация.
31 Панарин А.С. Дарение и бытие // Православная цивилизация в глобальном мире. М.,
2002.
402
Тема 12. Социокультурные проблемы теневой и криминальной хозяйственной деятельности
Понятия неформальной, теневой, криминальной экономики, «цветные рынки».
Э. Де Сото о социальных корнях теневой экономики, причинах ее роста и ее роли в обществе; теневая экономика как сеть «параллельных» социальных структур.
Роль и место теневой экономики в социально-экономической системе: дублирует легальную экономику, испытывает новые пути развития, создает ниши для тех, кто не может найти место в легальной экономике. Позитивное социальное значение теневой экономики: заполняет пустоты на рынке, помогает выжить аутсайдерам, демонстрирует новые возможности. Негативное социальное значение теневой экономики: способствует росту криминала, коррупции, анархии.
Социальная структура теневой экономики: преступники («черные рынки»), хозяйственники, самозанятые, наемные специалисты, люмпены.
Теневая экономика как глобальное историческое явление. Теневая экономика в традиционных обществах: против правительства, привилегированных производителей, местных сообществ. Социальная сущность теневой экономики в традиционных обществах. Теневая экономика в развитых капиталистических странах. Причины сохранения и роста: кризис классической неолиберальной концепции производства, жесткий контроль в сфере найма, конкуренция с дешевыми производителями из третьего мира.
Теневая экономика в переходных обществах Востока, Африки, Латинской Америки. Особенности теневой экономики в тоталитарных обществах, в СССР и бывших социалистических странах: попытки тотального контроля над хозяйственной деятельностью, отражение потребности в гибкости и мобильности хозяйственных институтов, А. Безансон о теневой экономике в социалистических странах как о нише возрождения частной инициативы. Социокультурные предпосылки и последствия развития теневой экономики в постсоветской России.
Социальная специфика криминальной экономики, ее структура и подходы к анализу: теория девиантного поведения, теория аномии, институциональные подходы, их критика. Причины роста и распространения криминального бизнеса в мире. Модернизация стран Востока, кризис идентичности и криминализация хозяйственной жизни. Глобализация как предпосылка криминализации экономики. Постсоветское и постсоциалистическое пространство и социокультурные предпосылки его
403
криминализации. Предпосылки и возможности преодоления криминализации экономики в современных условиях.
§ 1. Теневая экономика и ее место в социальной системе.
Проблемы теневой и криминальной экономики касаются отношения различных видов хозяйственной деятельности к формально-правовой регуляции, применяемой государством на данной территории. Шире в социологическом смысле можно говорить об отношении хозяйственной деятельности к нормам — как кодифицированным в виде права, так и не кодифицированным, — принятым в данном обществе для регуляции такой деятельности. Наконец, можно поставить вопрос еще шире и рассмотреть соотношение различных видов хозяйственной деятельности не только с правовыми и социальными, но и с моральными нормами.
1.1. Понятие теневой экономики.
Понятие теневой экономики определяется большинством современных исследователей через ее соотношение с различными сегментами рынка и формальным правом. Прежде всего, выделяют наиболее широкое понятие неформальной экономики, то есть такой хозяйственной деятельности и отношений, которые не отражаются в официальной отчетности, контрактах и прочей формальной документации1. Соответственно, такая деятельность не подлежит формальному учету и регламентации, но не обязательно входит в конфликт с законом или с моральными нормами. Сюда можно отнести, например, натуральное производство в домашнем хозяйстве, услуги, предоставляемые различными субъектами друг другу без подписания контрактов и т.д.
Тот сегмент неформальной хозяйственной деятельности, который так или иначе связан с нарушением законов, регулирующих хозяйственную деятельность, можно назвать теневой экономикой. В самом общем виде можно сказать, что теневая экономика это
производство обычной продукции и услуг незаконными методами и средствами — без лицензий, с нарушением порядка регистрации, с нарушением трудового законодательства и незаконным наймом работников, без уплаты налогов или с их неполной уплатой и т.д. Теневая хозяйственная деятельность подпадает под действие
1 Радаев В. Теневая экономика в России: изменение контуров // Pro et Contra, 1999, Т. 4, № 1. Теневые отношения. С. 5.
404
налогового, административного и т.п., но не уголовного законодательства, и нет оснований отождествлять ее с преступной, криминальной деятельностью2.
Ксфере теневой экономики относятся незаконное (т.е. законно не зарегистрированное и не разрешенное) предпринимательство, утаивание хозяйственных операций, которые не получают отражения в отчетности, сокрытие доходов (полностью или частично) и «увод» их от налогов, незаконный (без оформления договоров) найм рабочей силы3.
Кхозяйственной деятельности «на границе» тени можно отнести «венчурный бизнес», открывающий новые методы работы в тех сферах, для которых, в силу их новизны, еще не разработаны принципы формальной регуляции и даже еще не определено, допустимы ли они вообще. Примером такого бизнеса может послужить распространенное в России в 90-х годах строительство финансовых «пирамид», которое к тому времени уже было запрещено во многих странах за рубежом. В России этот сверхприбыльный, но разорительный для большого количества простых вкладчиков вид бизнеса запретили лишь после целого ряда громких скандалов. Венчурное предпринимательство, в зависимости от тенденций его развития, места, которое оно займет в экономической системе в целом, а также от государственной экономической политики, может эволюционировать как в направлении легальной хозяйственной деятельности, так и теневой и даже криминальной.
В целом теневая хозяйственная деятельность представляет собой не определенный, четко дифференцируемый от всех других ее форм сегмент экономики, а переплетается с легальными формами деятельности и экономических связей и отношений: так, в рамках вполне законно функционирующего предприятия могут время от времени осуществляться отдельные теневые операции. Под «теневизацией» экономики исследователи понимают не просто рост ее нелегального сегмента, но интенсивный процесс проникновения нелегальных практик в легальную хозяйственную деятельность.
1.2.Социальная структура и функции теневой хозяйственной деятельности
Социальный субъект теневой хозяйственной деятельности можно рассматривать как совокупность социальных групп, каждая из которых занимает свое место нелегальной
2Радаев В. Указ. Соч., с. 5-6.
3Там же, с. 7.