учебник микешиной

Традиционная теория познания с ее идеями и метафорой отражения, а также субъектно-объектными отношениями была общепринята в европейской философии и культуре. В подавляющем большинстве случаев европейский человек на теоретическом, а особенно на обыденном уровне мышления представлял познание в виде отражения и субъектно-объектной оппозиции, со значительными элементами наивного реализма. Традиционная субъектобъектная гносеология лежала в основаниях современной европейской культуры, и идея постмодернизма о «смерти субъекта» в большинстве случаев не была принята научным и обыденным сознанием. Субъектно-объектное и «картинное» видение мира широко распространено не только потому, что укоренено в представлениях естествознания, но и в силу того, что стало в культуре социальным стереотипом проецирования на реальность собственно человеческих значений.

Сегодня пришла пора осознать, что введение традиционной теорией познания субъектно-объектного мира в философию и научное познание явилось в свое время высоко продуктивным приемом абстрагирования, рационалистического идеального представления познавательной деятельности и самого знания. Вместе с тем очевидна неполнота субъектно-объектных отношений и также ясно, что создание этих предельных абстракций несет на себе отпечаток идеалов, критериев, представлений классического естествознания. Необходимо принимать во внимание и не менее фундаментальное субъектно-субъектное отношение в познании, деятельности вообще, в котором воплощается идея целостности человека, происходит преодоление того частичного гносеологического субъекта, который представлен в субъектно-объектном отношении.

Парадоксы и противоречия отечественной теории познания

Прежде всего они выражаются в том, что в учебных пособиях теория познания по-прежнему покоится на двух взаимоисключающих парадигмах, которые условно можно назвать именами Дж. Локка и Г.В.Ф.Гегеля. Локковский сенсуализм придает фундаментальное значение опыту, непосредственному чувственному познанию эмпирического субъекта, теории ощущения и отражения. Влияние учения о познании Дж. Локка в определенной степени проявляется и в том, что фундаментальное положение отечественной гносеологии – «познание

8

есть отражение» понималось мировоззренчески, в контексте основного вопроса философии, имело четко выраженную идеологическую окраску. Однако сегодня со всей очевидностью проявились неполнота и спорность трактовки познания как непосредственного получения «копии», образа реального мира. Достаточно обобщенное, метафорическое понятие «отражение» фиксирует скорее конечный результат, нежели операционную сторону познавательной деятельности, «спрямляя» многие ее этапы. Познание далеко не всегда имеет отражательную природу, но скорее представляет собой творчески-созидательные, гипотетикопроблемные подходы, основанные на продуктивном воображении, соглашениях (конвенциях), социокультурных предпосылках, индивидуальном и коллективном жизненном опыте.

Стремясь втиснуть представления о познавательном процессе в рамки идеологически и социально санкционированной концепции, понятие «отражение» трактовали предельно широко, включая в него и неотражательные процедуры и результаты. Тенденциозность и неоправданность такого расширения содержания понятия отражения проявились уже в том, что в него одновременно включались и представления о соответствии образа и объекта, достигаемом «непосредственным» воспроизведением объекта, и в то же время представления и понятия, получаемые с помощью таких приемов, как выдвижение гипотез, задающих предметные смыслы чувственным данным, категоризация, различные способы репрезентации, редукции, реконструкции, интерпретации и других познавательных приемов. Парадокс состоит в том, что познание, имеющее своим результатом образы предметного мира, осуществляется преимущественно неотражательными по природе операциями. Преодоление расширительного толкования отражения, сведения к нему всей познавательной деятельности предполагает также разграничение понимания отражения как свойства материи и как познавательной операции наряду и во взаимодействии с другими.

Другая парадигма - гегелевская по своим исходным принципам, утверждая высокую активность развивающегося духа в его абсолютности и всеобщности, исходит, по сути дела, из предельной абстракции субъекта, сведéния сущности индивида к сознанию и самосознанию.

«Отдельный индивид есть несовершенный дух, некоторый конкретный образ, во всем наличном бытии которого доминирует одна определенность, а от других имеются только расплывчатые черты. ≤...≥ Отдельный индивид должен и по содержанию

9

пройти ступени образования всеобщего духа, но как формы, уже остановленные духом, как этапы пути, уже разработанного и выровненного» (Гегель. Соч. Т.IV. С.14-15). Итак, совершенствование «несовершенного духа» индивида, его переход к подлинному знанию возможны, по Гегелю, лишь путем усвоения духовных продуктов «всеобщего» субъекта; первично теоретическое отношение субъекта к миру - поэтому индивид с необходимостью проходит «ступени образования всеобщего духа», от обыденного сознания до абсолютного знания.

Эти идеи в диалектико-материалистической теории познания, пройдя материалистическое переосмысление, предстали как обусловленность содержания индивидуального сознания общественным во всем многообразии его форм. Автономность и целостность индивида-субъекта, внутренний творческий потенциал, неповторимость его видения мира и понимания истины - все это, по сути дела, в гносеологии было обесценено, рассматривалось как психологизм. Условием «объективности» знания стало преодоление эмпирического индивида как «несовершенного духа», полное отвлечение от глубинных структур сознания как иррациональных, дологических форм.

Таким образом, субъект познания в соответствии с господствующими локковской и гегелевской парадигмами был представлен в отечественных гносеологических текстах одновременно и как индивидуальный эмпирический субъект, осуществлявший «живое» созерцание, непосредственное чувственное познание-отражение, и как «сознание вообще», т.е. предельно абстрактный субъект, лишенный каких бы то ни было индивидуальных чувственных либо конкретно-исторических характеристик.

Парадоксальным было и то, что отечественная диалектикоматериалистическая теория познания унаследовала в трактовке социальноисторической обусловленности познания не столько идеи Гегеля и Маркса, сколько традиции сенсуализма и абстрактного рационализма, в которых познание рассматривалось как внеисторический процесс, а социокультурные факторы представали как «фон» или «помехи». Гегель же и Маркс, отказавшись от понимания сознания как неизменной естественной способности человека, видели задачу исследования познания в осмыслении социально-исторического процесса развития познавательного опыта человечества. Признавая как догму положение марксизма о социально-исторической природе и обусловленности познания, субъекта и субъект-объектных отношений, многие отечественные марксисты вместе с тем полностью отвлекались от этой обусловленности, отождествляя

10

теорию познания лишь с абстрактным внеисторическим гносеологическим подходом. Этому есть, безусловно, и объективные объяснения; ведь учет социокультурных и ценностных факторов познания требовал существенного усложнения учения о познании, введения новых, неразработанных категорий, пересмотра фундаментальных положений.

Не учитывались также поиски и достижения другой традиции, возникшей и развивавшейся параллельно с немецкой классической философией, - традиции герменевтики, подпитанной немецким романтизмом, ставившей культурологические аспекты познания и методологии наук о культуре в центр внимания (Ф.Шлейермахер, В.Дильтей). Последние десятилетия (80-90-е годы ХХ века) отечественные теория познания и философия науки поставили перед собой цель – найти, как и в каких формах социальное и культурно-историческое входят в содержание знания и влияют на способы и результаты познавательной деятельности, как осуществляется превращение внешних социокультурных, ценностных факторов во внутренние – логические и методологические элементы познания. Обращение к природе самого познания с необходимостью выводит на глубинные уровни анализа и понимания природы и структуры знания, идеи, формы и ценностные предпосылки которого оказываются укорененными в культуре общества. Выясняется, что многие фундаментальные элементы знания и познавательной деятельности органически соединяют в себе когнитивные и ценностные начала, разъятие которых разрушает целостность и истинность, системность знания.

Плюрализм когнитивных практик

ХХ век дал много новых когнитивных практик или предложил нетрадиционное философское осмысление старых. Среди них так называемый лингвистический поворот, при котором теория познания заменяется теорией значения и некоторыми другими учениями о языке; феноменологические подходы к познанию; герменевтический опыт, выраженный в общей теории понимания и интерпретации; практики деконструктивизма и постмодернизма. Особое место заняла практика исследований вненаучного знания; накапливается опыт изучения знания и познавательной деятельности в связи с новыми компьютерными технологиями. Возникли и возникают различные практики когнитивной науки с ее сценариями, ситуационными моделями и фреймами;

11

наконец, происходит осмысление познавательных явлений в контексте синергетики. Как отнестись к этому бесконечному многообразию когнитивных практик, как это должно сказаться в целом на развитии теории познания, эпистемологии?

Мысль о синтезе когнитивных практик - это скорее проблема, нежели категорическое утверждение. Возможны ли синтез и дальнейшее развитие эпистемологии на основе диалога различных практик? А может быть, необходимо стремиться к их сокращению и критическому преодолению? Но если - синтез, то каковы принципы, основания и предпосылки такого синтеза? Ответ на эти вопросы зависит от многих факторов, прежде всего от понимания природы самих практик: имеем ли мы дело с практикой как чувственнопредметной формой жизнедеятельности или перед нами практики, замкнутые в пределах, например, языкового сознания и предполагающие наложение вербальных смыслов на феномены материальной или духовной действительности. Очевидно также, что должны быть сформулированы философско-методологические предпосылки такого синтеза и они составят новые разделы философии познания. Философия познания, продолжая классические традиции, может быть систематической, так сказать, профессионализированной, осуществляемой по правилам «нормального» дискурса как способа прояснения природы человеческого познания. Учения Локка, Канта, неокантианцев, марксистская теория познания как теория отражения, феноменология Гуссерля, критический рационализм Поппера, аналитические концепции познания – это все примеры систематического учения о познании. Но философствование о познании может иметь и антисистематический, «наставительный» (по Р.Рорти) характер, как у Витгенштейна, Хайдеггера, Гадамера, Деррида. Дискурс и понятийный аппарат такого несистематического философствования нетрадиционен, даже эпатирует, часто нарочито метафоричен, близок к поэзии, афоризмам, арсеналу художественного мышления. Очевидно, что перед нами два типа когнитивных практик: первый – по образу и подобию естественных, «строгих» наук, носит гносеологический и логико-методологический характер; второй берет за образцы гуманитарные и художественные формы мышления, все богатство практик экзистенциально-антропологической традиции.

12

В новом веке, наряду с дальнейшим развитием обоих типов практик, будет решаться и проблема их соотнесения, взаимопроникновения и, возможно, синтеза. Необходимость сочетания двух подходов и, по существу, двух традиций коренится в потребности переосмыслить роль и место человека познающего в систематической философии познания.

Традиционно, в соответствии с идеалами классической науки человек должен быть исключен из результатов познания, поскольку именно это рассматривалось как условие объективности знания. Другое условие, гарантирующее объективность в рациональной традиции, – вооружить познающего методом, правильным способом описания и объяснения реальности. Правильность и важность этих моментов не подвергались сомнению в классической теории познания. Однако в других когнитивных практиках, в частности, в работах французского философа Ж.-П.Сартра, они рассматриваются совершенно иначе, а именно как «логический диктат», господство рассудочности, а следование правилам и методам, логической необходимости - как тотализация, «избавление» человека познающего от свободы, когда бремя выбора и ответственности сброшено.

При осуществлении диалога или синтеза когнитивных практик может быть учтен значительный и успешный опыт различного рода имеющихся в этой сфере сопряжений, как например, «прививка» герменевтической проблематики к феноменологическому методу П.Рикёром; соединение идей феноменологии, герменевтики, аналитической философии и философии языка К.-О.Апелем; осуществленный Г.Г.Шпетом синтез феноменологических, герменевтических идей и идей концепции сознания, развиваемой в русской философии. В соответствии с экзистенциально-антропологической традицией и, по существу, на основе принципов постмодернизма обращаются к опыту гуманитарного знания и философским учениям, учитывающим этот опыт. Например, идеи и опыт Витгенштейна позволяют принять осознанный плюрализм используемых языков, моделей, методов при интерпретации и понимании теоретико-познавательных проблем.

Новое отношение к проблеме знания

Как считает В.А.Лекторский в монографии «Эпистемология классическая и неклассическая» (М., 2001), проблематика знания становится центральной для понимания современного общества и человека. При этом

13

серьезно изменяется понимание знания, расширяется, по сравнению с классической эпистемологией, «поле изучения знания и познания». Складывающаяся сегодня неклассическая эпистемология отказывается от скептицизма, фундаментализма и субъектоцентризма, обращаясь к «новому пониманию "внутренних" состояний сознания», что порождает множество новых проблем, отсутствовавших в традиционной теории познания. Необходимо также осмыслить и применить новые подходы к познанию, некоторые из которых представлены постмодернизмом. Как известно, постмодернизм избегает всех форм монизма и универсализации, не приемлет единой общеобязательной концепции и различных явных и неявных форм интеллектуального деспотизма. Он критически относится не только к позитивистским (логицистским) представлениям, но и к идеалам и нормам классической науки. В рамках этого подхода предполагаются переоценка фундаментализма, признание многомерного образа реальности, а также неустранимой множественности описаний и «точек зрения», отношения дополнительности и взаимодействия между ними. Преодоление тотального господства одной (любой) доктрины – это, по существу, не только идеологическое, но и методологическое требование для философии познания

XXI века.

Одно из позитивных следствий подходов постмодернизма, существенных для синтеза когнитивных практик, – это понимание необходимости «расшатать» привычное бинарное мышление в оппозициях (например, субъект-объект, качество-количество, случайность-необходимость и др.), снять упрощенную редукцию к противоположным, взаимоисключающим моментам по принципу дизъюнкции (или/или). Возможные для этого пути: тернарные и более сложные отношения (например, субъектно-объектное взаимодействие в контексте субъектно-субъектных отношений); дополнительность, гармонизация, одновременность вместо оппозиции или наряду с ней; герменевтический круг (круговая структура понимания); признание правомерности не одной, но нескольких парадигм (мультипарадигмальность); другие приемы, требующие аналитической работы, не сводящейся к выявлению противоположностей. Вместе с тем один из ведущих призывов постмодернизма, выдвинутый еще Фейерабендом, – anything goes! – все пойдет! – экстремален и не может быть принят в столь категорической форме. Стремление к диалогу, вслушивание в многоголосие различных подходов к проблеме с целью преодоления ограниченности одной «руководящей» доктрины, не столько критический анализ, сколько необходимый синтез или дополнительность

14

когнитивных практик, принципиальное признание и развитие полипарадигмальности, - вот позиции, которые автор считает методологически продуктивными.

Все эти проблемы могут быть решены, если принять, что главное основание диалога и синтеза подходов к познанию – обращение к целостному человеку. Философская абстракция «человек познающий» должна быть выстроена как бы заново, в дополнение к существующей предельной абстракции гносеологического субъекта, представленного в традиционной теории познания. Сохранение социальных, культурно-исторических и экзистенциальных свойств целостного человека, т. е. «снижение» уровня абстракции, может стать основанием и предпосылкой диалога и синтеза всех значимых когнитивных практик при дальнейшем развитии философии познания. Принцип: целостный человек по-

знающий - целостная философия познания выражает необходимость признать фундаментальную и продуктивно-эвристическую роль не только субъекта познания, но и абстракции «целостного человека познающего» в эпистемологии и философии науки, что находит подтверждение непосредственно в опыте ХХ – XXI веков, особенно в практике экзистенциально-антропологической традиции.

Идеи герменевтики и современная эпистемология

Одна из ведущих когнитивных практик - герменевтика, имеющая дело не только с текстами, но и с пониманием как неотъемлемым моментом бытия субъекта, при этом познающий человек предстает не как отражающий, но как интерпретирующий и самоинтерпретирующийся субъект. Оставаясь субъектом познания, он предстает теперь как задающий предметные смыслы, непрерывно понимающий, интерпретирующий, расшифровывающий глубинные смыслы, которые стоят за очевидными, поверхностными смыслами, буквальными значениями. Эта деятельность мышления оказывается не менее значимой, чем обычное накопление знаний, которое она существенно дополняет, поэтому интерпретация должна быть признана фундаментальным феноменом, исследована как способ бытия (онтологически), которое, по Хайдеггеру, существует понимая, а также как способ истолкования текстов, наконец, как общенаучный метод с фиксированными правилами перевода формальных символов и понятий на язык содержательного знания. Между истиной и образованием-становлением субъекта обнаруживается сущностная связь, предполагающая преобразование «Я»

15

как условие получения доступа к истине и смыслам и преобразование смыслов как следствие становления «Я».

Если познание имеет дело с текстами (соответственно контекстами и подтекстами), символами - языком (естественным и искусственным) в целом, то в современной теории познания, или эпистемологии, необходимо использовать опыт герменевтики, задача которой - понимание, интерпретация текстов, знаковых систем, символов. Поскольку в знании и познавательной деятельности существуют явные и неявные предпосылки, основания - вообще неявные компоненты различного типа, то необходимо в теории познания разработать способы введения таких фундаментальных процедур, как понимание, истолкование, интерпретация, что требует учета опыта герменевтики по их изучению и применению. Известно, что в познавательной деятельности и в формировании знания мы опираемся на смыслополагание или раскрытие уже существующих смыслов, на интерпретацию. Следовательно, мы неизбежно выходим на проблемное поле герменевтики, а субъект предстает как «человек интерпретирующий». Современная теория познания в своем развитии должна обратиться к дологическим, вообще внерефлексивным формам и компонентам, признать необходимость выявления их роли в любом познании. Опыт герменевтики по изучению пред-знания, пред-мнения, пред-рассудков в форме «нерационального априори», «жизненного мира», «повседневного знания», традиций и т. п. оказывается в этом случае наиболее значимым. Если всякое познание осуществляется в общении, диалоге, во взаимодействии «Я и Ты», «Я и Другой», то это, по моему убеждению, предполагает изучение взаимодействия познания и понимания, причем последнего не только как логикометодологической процедуры, но и как «проникновения в другое сознание с помощью внешнего обозначения» (П.Рикёр), поэтому опыт герменевтики оказывается незаменимым.

Традиционная теория познания, следовавшая в своем развитии и функционировании образцам и критериям наиболее развитых естественных наук, в первую очередь физики, по существу, не вводила время, темпоральность в свой понятийный аппарат и имела в виду только пространство-время как формы существования материи. Время, историчность, прошлое, настоящее, будущее были объектом изучения в конкретных областях познания, но гносеология отвлекалась от них. Данный уровень абстракции, в

16

частности отвлечение от историзма, рассматривался необходимым для теории познания, изучающей объективно истинное, всеобщее и необходимое знание. Соответственно, проблемы чувственного и логического познания, категорий субъекта и объекта, природы истины и другие ставились и решались в теории познания, как правило, без учета времени. Отвлекаясь от признаков, свойств, определяемых временем, стремились «очистить» познание от всех изменяющихся, релятивных моментов. Проблема «познание и время» рассматривалась за пределами собственно теории познания, преимущественно в истории науки, истории философии или в антропологических исследованиях. Изменение отношения к роли времени ставит перед эпистемологией задачу заново освоить это понятие в контексте новых представлений. Конкретный шаг

вэтом направлении - стремление учесть то, что уже было сделано, в частности,

всферах методологии гуманитарного знания и близкого к нему опыта герменевтики. Это станет новым этапом в развитии общей теории познания.

Главные факторы, породившие новые тенденции в понимании природы, структуры и функций познания, - это подход к знанию в единстве с порождающей его деятельностью субъекта, включение познания в социокультурный контекст и наиболее значимое - гносеологическое осмысление результатов, полученных такими новыми областями знания, как когнитивная психология, когнитивные науки в целом и исследования в области искусственного интеллекта. Однако освоение новых данных конкретных наук требует предварительного рассмотрения базовых положений, принципов и категорий современной неклассической эпистемологии, существенно изменившей их трактовку в классической теории познания.

ЛИТЕРАТУРА

Основная Касавин И.Т. Миграция. Креативность. Текст. Проблемы неклассической теории

познания. СПб., 1999.

Лекторский В.А. Субъект, объект, познание. М., 1980.

Лекторский В.А. Эпистемология классическая и неклассическая. М.. 2000. Микешина Л.А. Философия познания. Полемические главы. М., 2002. Микешина Л.А., Опенков М.И. Новые образы познания и реальности. М., 1997.

17