учебник микешиной

аксиоматической очевидностью, которые, как правило, считались принадлежащими собственно философии» (Койре А. Очерки истории философской мысли. С. 14-15).

Вместе с тем следует отметить существенные недостатки и односторонность интернализма. В своих крайних формах интернализм опирается на исходную посылку о том, что человек как субьект познания - это «духовная субстанция», объяснение природы которой не может опираться на материальные и социальные предпосылки. В конечном счете, такая позиция приводит к абсолютизация различий интеллектуальных и культурно-исторических, социальных аспектов развития науки.

Другой подход в понимании движущих сил развития науки - экстернализм исходит из признания ведущей роли внешних науке факторов, в первую очередь социально-экономических. Существенным моментом становления этого подхода стало выступление советского ученого Б.М.Гессена (погибшего в 1936 году) с докладом о социально-экономических корнях механики И.Ньютона на Международном конгрессе истории науки и техники, состоявшемся в Лондоне в

1931 году.

Один из основоположников этого направления английский ученый Дж.Бернал отмечал, что выступления Гессена и других членов советской делегации оказали на историческую науку глубокое влияние, продемонстрировав новый подход к науке как явлению социальному и экономическому, а не выражению абсолютно чистой мысли. Результатом этого влияния было возникновение целой школы, которая обосновала важность социальной история науки. Зарубежные историки-экстерналисты исследовали зависимость развития науки от социально-экономических условий капитализма в ХУП-ХIХ веках, от роста ремесленного производства и связи с ним экспериментальной деятельности ученых, от взаимодействия протестантской этики и научной деятельности ученых-христиан и другие проблемы.

Итак, были открыты и исследованы новые аспекты, компоненты и факторы развития науки, реализовано стремление объяснить историческую обусловленность развития науки, включить социально-экономические и культурноисторические факторы в объясняющие модели науки. В то же время подход Гессена и других представителей экстернализма при всей важности был все же слишком прямолинейным и упрощенным. Экстерналисты пытались выводить такие сложные элементы науки, как содержание, темы, методы, идеи и гипотезы, непосредственно из экономических причин, игнорируя особенности науки

3

как духовного производства, специфической деятельности по получению, обоснованию и проверке объективно истинного знания.

Обращение к этим двум трактовкам движущих сил науки представляет сегодня, по существу, исторический интерес, в чистом виде они почти не появляются в работах последних лет. Сегодня уже всем очевидно, что наука не может рассматриваться как явление, полностью замкнутое в себе или, наоборот, полностью подчиненное внешнеэкономическим факторам. Проблема состоит в том, чтобы понять взаимодействие и взаимосвязь внешних и внутренних факторов развития науки, возникновения новых идей, методов и теорий.

Различного рода вненаучные факторы, направляя внимание ученых на разработку тех областей науки, в которых заинтересовано общество в данный момент, не могут вместе с тем подсказать ученым, какими конкретными приемами и способами решать встающие перед наукой теоретические и экспериментальные задачи. Однако, трансформируясь в творчестве ученого в логические формы, мировоззренческие предпосылки, социальные и культурно-исторические факторы обретают внутринаучный характер и входят в содержание знания как регулирующие принципы, идеалы и нормы.

Современное исследование социокультурной обусловленности научного знания и преодоления оппозиции «интернализм – экстернализм» привели к более глубокому пониманию самой природы социальности науки и ее компонента - знания. Обращение к социальной природе самого сознания с необходимостью выводит на более глубинные уровни анализа и понимания движущих сил, природы и структуры научного знания. Теоретические идеи, понятийный аппарат, мировоззренческие предпосылки знания оказываются укорененными в культуре общества. Социальность как важный системообразующий фактор включается в само исследование науки, рассматриваемой в целостности внешнего и внутреннего.

Развивается ли наука как постепенное накопление неопровержимых истин или модель развития науки должна быть существенно иной?

Это другая актуальная проблема философии и методологии науки, представленная в литературе как противостояние кумулятивных и некумулятивных концепций. Суть кумулятивной концепции в том, что знания о реальных свойствах, отношениях, процессах природы и общества, однажды приобретенные нау-

4

кой, накапливаются, кумулируются, образуя своего рода фонд, постоянно растущий, увеличивающийся, что обусловливает рост и развитие знания. Кумулятивная концепция опирается на следующие методологические принципы: существуют неизменные, раз навсегда установленные, окончательные истины, которые накапливаются; заблуждения не являются элементом научного знания, не представляют интереса для его истории и методологии; наука жестко отделена от ненаучных форм знания, в том числе от философии; весь накопленный историей науки запас знаний остается без изменений. Ничто не отбрасывается, прообраз и истоки нового всегда можно найти в старом знании, что отражено в известном высказывании: «новое - это хорошо забытое старое». Существуют ли основания для такой концепции? Безусловно, да.

Кумулятивность человеческих знаний - это давно замеченный и известный факт. Так, Аристотель в 1У в. до н.э. описал около 500 видов животных; французский естествоиспытатель ХУIII века К.Бюффон в своем главном труде «Естественная история» в 36 томах описывал уже десятки тысяч видов животных; в наше время зафиксировано свыше полутора миллионов видов. Как свойство, присущее знанию, кумулятивность характеризует его историческое развитие наряду с другими свойствами. Оно фиксирует социальность науки и научного прогресса, тот факт, что в науке суммируются усилия одного поколения ученых, а также такую важную особенность, как преемственность и необратимость научного творчества, т.е. значимость усилий всех поколений ученых. Французский математик А.Пуанкаре, размышляя о науке, отмечал, что «она является коллективным творчеством и не может быть ничем иным; она как монументальное сооружение, строить которое нужно века и где каждый должен принести камень, а этот камень часто стоит ему целой жизни. Следовательно, она дает нам чувство необходимой кооперации, солидарности наших трудов с трудами наших современников и наших последователей» (Пуанкаре А. О науке. М., 1983. С. 510).

Эти идеи образуют исходных пункт и фундамент понимания развития науки. Однако от объективного свойства кумулятивности следует отличать к о н ц е п ц и ю, которая стремится объяснить развитие науки только кумулятивностью. Но кумулятивизм не объясняет и не учитывает многие важные моменты реальной науки, динамичность ее прошлого, закономерности науки как целостной системы, эволюцию и изменение структуры; он не объясняет, как происходит переоценка и качественный отбор накапливающихся знаний. В нем отсутствует процедура критики, отрицания, выявления противоречий нового и старого знания. Очевидно, что реальная история науки - это не только накопление, но и

5

постоянное отбрасывание, критическое преодоление разрабатываемых идей, гипотез, теорий и методов. Тому множество примеров.

Так, отброшено схоластическое и мистическое учение У.Гарвея (XVII век) «О природе и нравах крови», но созданная им механическая картина циркуляции крови, описание большого и малого кругов кровообращения в «Анатомическом исследовании о движении сердца и крови у животных» (1628) включены в кумулятивный фонд науки. С.Аррениус разрабатывал и пропагандировал две главные идеи: о панспермии, т. е. переносе зачатков жизни через космос световым давлением, и теорию электролитического раствора. Если первая гипотеза после открытия действия космической радиации на биологические объекты, по-видимому, потеряла свое значение, то теория электролитического раствора отмечена Нобелевской премией и вошла в фундамент науки, хотя и претерпела существенные изменения в понимании ее природы.

Во второй половине ХХ века кумулятивизм, как выразитель основных идей стандартной концепции научного знания, был подвергнут критике на основании бесспорных новых положений о природе науки и ее развитии. Стало очевидным, что в развивающемся знании истина продолжает развиваться, существует как относительная истина; разграничение истины и заблуждения, науки и ненауки также относительны; обоснование принципов научного знания, теорий и научных дисциплин не может быть окончательным, оно определяется исторически достигнутым уровнем знания; наука не автономна, но взаимодействует с философией и культурой; преемственность, сохранение предполагает с необходимостью преобразование.

Классическим примером кризиса кумулятивистской модели науки служит так называемый кризис в основаниях математики в начале ХХ века. Математики были убежденными сторонниками классической кумулятивистской эпистемологии, представляя свою науку как идеал строго доказанного и неопровержимого знания. Известны с горечью прозвучавшие в 1925 году слова крупнейшего математика Д.Гильберта: «Подумайте: в математике – этом образце достоверности и истинности – образование понятий и ход умозаключений, как их всякий изучает, преподает и применяет, приводит к нелепостям. Где же искать надежность и истинность, если даже само математическое мышление дает осечку?» ( Гильберт Д. Основания геометрии. М. - Л., 1948. С. 349). Он продолжал искать «окончательное» обоснование математики, обращаясь, в частности, к чувственной наглядности как гаранту абсолютной непогрешимости математических выводов. Программа оказалась невыполнимой, а австрийский математик и логик К.Гёдель в начале 30-х годов показал несостоятельность идеи полного и окончательного обоснования математики, вообще полной формализации научного знания. Но это означало, что кризис коснулся не собственно математики, которая продолжала развиваться, а кумулятивистской методологии, которую необходимо было пересмотреть, что и

6

было осуществлено в дальнейшем (Черняк В.С. Особенности современных концепций развития науки // В поисках теории развития науки. М., 1982. С. 16–25).

Ограниченность кумулятивистской концепции науки сказывается еще и в том, что из поля зрения выпадает проблема научного творчества, осуществления научного открытия. Если абсолютизировать идею социальности науки, то можно прийти к отрицанию роли отдельных ученых, а исследование представить как анонимный научный процесс. Наконец, следует отметить, что в рамках этой концепции, по существу, нет «механизма» предвидения и прогнозирования развития будущего науки.

Существенные издержки такого представления о развитии науки давно уже осознаются различными мыслителями, что породило разнообразные некумулятивистские концепции, часто впадающие в другую крайность и отрицающие преемственность в развитии науки. Примером такого подхода может служить тезис о «несоизмеримости теорий», сформулированный Т.Куном и П.Фейерабендом. В своих рассуждениях они исходили из того, что каждая новая фундаментальная теория, объясняя тот же эмпирический материал из различных онтологических оснований, имеет принципиально иной понятийный аппарат. Даже в том случае, когда используются одни и те же термины, они получают иное содержание.

Канадский философ Я. Хакинг рассматривает три вида несоизмеримостей: несоизмеримость вопросов (тем) – несовпадение областей исследования сравниваемых теорий; разобщение – непонимание различных стилей рассуждения ученых разных школ или эпох, например, Парацельса, (ум. 1541), предлагавшего лечить болезнь, подхваченную на рынке, ртутью, потому что ртуть – знак Меркурия, который, в свою очередь, - знак рынка); наконец, несоизмеримость смысла – значений терминов, которые обозначают теоретические, ненаблюдаемые объекты (например, «планета» по-разному понимается в системе Птолемея или Коперника, «масса» – в механике Ньютона или теории относительности Эйнштейна) (Хакинг Я. Представление и вмешательство. М., 1998.С. 78-87).

Отсюда следует, что и факты, лежащие в основе сравниваемых теорий и сформулированные на языках этих теорий, также различны, что подтверждает их несоизмеримость. Надо также учесть, что используются разные критерии оценки и выбора теорий – вот почему выяснение степени преемственности теорий является методологической трудностью.

7

Как сочетаются эволюция и революция в истории науки?

В динамике целостной системы научной деятельности и знания всегда сочетаются эволюционная и революционная тенденции, в то же время одна из них может преобладать в конкретный исторический период. Для философии науки обе формы развития интересны и значимы, о чем говорят многочисленные исследования последних десятилетий.

Если во второй половине ХХ века, особенно в связи с работами Т.Куна, многие исследователи обратились к проблеме научной революций, исследовали ее природу и типы в разных областях знания, то в конце века появились многочисленные работы об эволюционной природе науки, эволюционной эпистемологии, эволюции понятий науки, научно-исследовательских программ. Одна из наиболее четко выраженных позиций – концепция американского профессора Ст. Тулмина, одного из тех, кто в отличие от логических позитивистов обратил свое внимание на исторические аспекты научного познания. Для него наука предстает как «сложная эволюционирующая система в единстве ее гносеологических (познавательных) функций и форм ее социальной организации» (В.Н.Садовский). Он сторонник преемственности в исторически развивающемся научном знании, сохранения интеллектуальной традиции, ни кумуляция, ни прерывность не адекватны реальной истории. Теория изменения знания строится по аналогии с биологической эволюцией как теория эволюции «концептуальных популяций». Изменение последних ведет к изменению методов и целей познания, возникновение нового сопровождается критическим отбором, «выживают» те концептуальные варианты, которые лучше адаптированы к требованиям. Возникновение новых идей – это ответ данной «концептуальной популяции» на изменившееся воздействие «среды». Эволюция теорий происходит вод воздействием меняющихся стандартов и норм, в свою очередь испытывающих воздействие эволюционирующих дисциплин. Его вполне удовлетворяет подобный подход, и он не приемлет термин «революция» как не отражающий реальные процессы в науке.

Сегодня широко известны также исследования таких представителей эволюционной эпистемологии, как Д.Кемпбелл, К.Лоренц, продолживших эволюционные идеи Дарвина, Спенсера, а также Г.Зиммеля, Дж.Болдуина и Ж.Пиаже (генетическая эпистемология). Особое место среди них занимает крупнейший методолог ХХ века К.Поппер. Рассматривая дарвинизм как «мета-

8

физическую исследовательскую программу», он подчеркивал. что всегда проявлял особенный интерес к теории эволюции и готов принять ее как факт.

В статьях «Эволюционная эпистемология» (1984) и «К эволюционной теории познания» (1990) Поппер изложил главные идеи, которые состоят в следующем: способность человека познавать и производить знание, тесно связанные с созданием и эволюцией языка, есть результат естественного отбора. Эволюция знания осуществляется через построение все лучших теорий, с лучшей информацией, которую люди активно извлекают из окружающей действительности. Наука действует путем «проб и ошибок» и как природа устраняет «неприспособленных к адаптации». Большая часть знаний как у людей, так и у животных, являются гипотетическими, хотя и соответствуют в определенной мере объективным фактам.

Как отмечает ведущий отечественный исследователь творчества Поппера В.Н.Садовский, «Поппер внес несомненный вклад в эволюционную эпистемологию. …Он подробно исследовал процесс смены теорий в науке (или эволюцию науки) и утверждал, что этот процесс подобен процессу избирательной биологической элиминации. Отдавая приоритет логическому анализу роста научного знания, Поппер <…> считает, что его рассуждения относительно роста научного знания без существенных изменений справедливы также для роста донаучного знания – это свидетельствует о единстве знания и единстве эпистемологии…». «Попперу удалось построить обобщенную теорию знания на основе использования собственных разработок проблем логики научного исследования и различных вариантов дарвиновского эволюционизма, включая и предложенную им самим эволюционистскую теорию» (Садовский В.Н. Эволюционная эпистемология Карла Поппера на рубеже XX и XXI столетий // Эволюционная эпистемология и логика социальных наук. М., 2000. С. 11, 26).

Другое широко известное сегодня направление эволюционной теории познания представлено концепциями Д.Кемпбелла, К.Лоренца, Г.Фоллмера и ряда других. Эволюционная теория познания базируется на следующих исходных посылках: человек принадлежит природному миру и должен рассматриваться наряду с другими его составляющими; само приспособление к этому миру и вся жизнь человека есть процесс познания; модели эволюции и самоорганизации сложных систем необходимо применять и к познавательной деятельности человека. Необходимо исходить из взвешенного методологического положения "гипотетического реализма" (Д.Кэмпбелл) о том, что следует опираться на предположение о существовании реального мира, структуры которого могут быть частично познаны, состоятельность же самого предположения может быть

9

проверяема. И Лоренц и Фоллмер многократно повторяют мысль о том, что наши истины – это не "абсолютные истины", но "рабочие гипотезы", которые мы должны быть готовы сменить, отбросить, если они противоречат новым фактам, но тем не менее познающий человек каждый раз продвигается вперед, углубляя и уточняя свои знания о реальном мире.

Г.Фоллмер полагает, что структуры познавательных способностей человека – продукт эволюции, они являются врожденными и наследуемыми, независимыми от всякого индивидуального опыта. При этом формы созерцания соответствуют миру и их использование «точно согласуется с законами действительности просто потому, что они сформированы эволюционно в ходе приспособления к этому миру и его законам». Субъективные познавательные структуры, хотя и не в полной мере, но согласуются с реальными структурами, что и делает возможным выживание человека.

Ученые этого направления утверждают, что человек хорошо оснащен для познания, большинство программ уже встроено с рождения, например, пространственное видение -– способность интерпретировать изображение двумерной сетчатой структуры трехмерным образом или чувство постоянства, которое позволяет распознавать объекты, "объективировать" мир, абстрагировать, строить классы и понятия. Разумеется, необходим и более поздний индивидуальный опыт, который дает дополнительные "подпрограммы" и новые данные. Все это говорит не о полной природной гарантированности успеха познавательной деятельности, но тем не менее о ее добротной эволюционно-адаптивной обусловленности, объективной соотнесенности с реальным миром когнитивных способностей и познавательных практик человека.

Эволюционная теория познания, опираясь на "гипотетический реализм", существенно уточняет проблему возможности объективного познания. Исследуя приспособительный характер познавательного аппарата, она выявляет не только его ограниченность, но и достижения. Каждое восприятие, каждая "проекция" – это правомерная попытка реконструкции реального мира, которая носит, разумеется, гипотетический характер, требует проверки и доказательства или опровержения. Эволюционное учение о познании, по существу, подтверждает принципиальные положения теории познания как отражения, которые близки к естественнонаучному объяснению возможности познания, но в то же время существенно их корректирует, поскольку делает базовыми понятиями

10

"проективность", "изоморфизм". "гипотетический реализм" и даже, хотя и в неразвитой форме, вводит понятия "интерсубъективность" и "кооперативное восприятие", подчеркивая коммуникативность познания.

В этой концепции объективность познания не связывается жестко с получением "копии" реальности, осознается, что восприятие, задавая предметные смыслы сенсорным данным, т.е. выдвигая гипотезу, осуществляет первичную, базисную интерпретацию данных и поэтому является определенным достижением, конститутивным для познания. Как подчеркивает Фоллмер, уже в восприятии имеется сложное взаимодействие врожденных способностей, созревания и обучения, что должно учитываться в теории познания. Если не принимать во внимание тот факт, что наш познавательный аппарат эволюционировал коррелятивно объективным структурам и процессам реального мира, признавать лишь некоторую его "отражательную" способность, то, в соответствии с требованиями Бэкона, Декарта, в целом классического рационализма и абстрактной гносеологии необходимо максимально "очищать" зеркало наших познавательных структур и самого человеческого ума от искажающих знание свойств и способностей субъекта. Принять же позиции эволюционистов значит признать самого целостного человека с его сформировавшимися познавательными структурами как "условие возможности и необходимости" для успешной познавательной деятельности, получения объективной истины.

Наш познавательный аппарат "адекватен" для тех условий, в которых он был развит в ходе эволюции, однако он может не соответствовать более поздним реальным структурам и не всегда годится для правильного понимания каждой из них, что в общем виде достаточно тривиально.

Вместе с тем все еще недостаточно осмыслен тот факт, что познающий человек реализует свои возможности в "мире средних размерностей", мезокосме, что и евклидова геометрия и физика Ньютона соответствуют этому миру, а Кант создал "теорию познания мира средних размерностей", не осознавая или не располагая информацией о том, что научное познание может выходить за пределы опытного, а познавательные структуры адаптированы к реальному миру. Особого рода "серединность" нашего положения считал необходимым учитывать и У.Куайн, полагавший, что "нашими концептуальными началами являются объекты среднего размера, находящиеся от нас на среднем расстоянии, и наше знакомство с ними и со всем остальным оказывается посередине культурной эволюции человечества" (Куайн У.Слово и объект. М., 2000. С. 20).

11

Эволюционная эпистемология предстает, по существу, только в качестве естественнонаучной концепции эволюции познавательных способностей и никак не может рассматриваться в роли философской теории познания, тем более что развитие познавательных способностей – это коэволюционный процесс, в котором культура с момента ее возникновения играет не менее фундаментальную роль в развитии человеческой способности адекватно воспринимать мир.

Исходя из фундаментальных работ Лоренца, Кэмпбелла, Фоллмера и других эволюционных эпистемологов, отечественные философы сегодня, реализуя коэволюционный подход, также предоставляют аргументы в пользу эволюционного видения развития познания в целом, научного в особенности. Прежде всего существенно изменилось само представление о развитии познания, традиционно рассматриваемом, особенно в отечественной теории познания, как процесс постепенного расширения и углубления наших знаний о мире, их кумуляции в отрыве от эволюции когнитивной системы человека, базового единства природного и социокультурного начал. Когнитивно-информационный подход, а также когнитивная психология и эволюционная эпистемология представляют познание как целостный – физиологически-ментальный процесс геннокультурной коэволюции. Очевидно, что для современной эпистемологии опоры на математическое и физическое знание или на социально-гуманитарные науки недостаточно, необходимо серьезно привлекать результаты исследований эволюционной биологии, нейробиологии, нейропсихологии, позволяющих учитывать эволюцию когнитивной системы человека и процессы, обусловливающие адекватное представление реального мира.

Таким образом, за последние полвека идеи эволюционной теории познания в различных формах и способах обоснования получили широкое развитие, существенно дополнив идеи о революционном изменении в науке, что требует специального рассмотрения.

ЛИТЕРАТУРА

Основная Акчурин И.А. Эволюция современной естественнонаучной парадигмы // Фило-

софия науки. Вып. 1. М., 1995.

Лоренц К. Кантовская доктрина априори в свете современной биологии // Эволюция. Язык. Познание. М., 2000.

12