Добавил:
Upload Опубликованный материал нарушает ваши авторские права? Сообщите нам.
Вуз: Предмет: Файл:
Краткие по Стровскому.doc
Скачиваний:
41
Добавлен:
22.02.2015
Размер:
1.02 Mб
Скачать

Глава VII

КОММУНИЗМ И ХРИСТИАНСТВО

. Коммунизм воздвигает гонения на все церкви и более всего на церковь православную, ввиду ее исторической роли. Коммунисты исповедуют воинствующий атеизм и они обязаны вести антирелигиозную пропаганду. Коммунизм, не как социальная система, а как религия, фанатически враждебен всякой религии и более всего христианской. Он сам хочет быть религией, идущей на смену христианству, он претендует ответить на религиозные запросы человеческой души, дать смысл жизни. Коммунизм целостен, он охватывает всю жизнь, он не относится к какой-либо социальной области. Поэтому его столкновение с другими религиозными верованиями неизбежно. Религиозные верования дают иллюзорные, фиктивные утешения, переносят победу в не реальную область и потому мешают реальной победе и освобождению. Победоносный пролетариат отвергнет все иллюзорные, фиктивные, потусторонние утешения, он реализует победу здесь, на земле. Учение Маркса об иллюзиях сознании, иллюзиях религиозных и идеологических, отражающих рабство и зависимость человека, его слабость и униженность, взято у Фейербаха. Но Маркс придал учению об иллюзорности сознания более резкий, социальный характер. Воинствующий атеизм Маркса требовал прежде всего изменения сознания. Религиозные верования должны быть уничтожены не тюрьмой расстрелом и гонением, а революционизированием сознания, которое происходит вследствие революционной классовой борьбы пролетариата. Ленин был страстным и убежденным атеистом и ненавистником религии. Говорю "атеистом", хотя и не верю в существование чистых "атеистов". Человек есть религиозное животное и, когда он отрицает истинного, единого Бога, он создает себе ложных богов, идолов и кумиров, и поклоняется им. Ленин очень огрубил идею Маркса о религии, как ленинцы огрубили идеи самого Ленина. Ленин был почти гением грубости - таков его стиль. Для Маркса проблема религии была прежде всего проблемой изменения сознания, связанного, конечно, с социальной борьбой. Для Ленина проблема религии есть почти исключительно проблема революционной борьбы и ее постановка приспособлена для нужд этой борьбы. Ленин призывал к "штурму неба". Но в богоборчестве Ленина нет глубины, нет глубинных мотивов Фейербаха, или Ницше, нет того, что раскрывалось у Достоевского, нет внутренней драмы. Мысли Ленина о религии, разбросанные в разных его сочинениях, были собраны и изданы отдельно.<<33>> Встречаются, напр. такие фразы: "Всякий боженька есть труположство". Ленин дает свое определение религии, скорее демагогическое, чем научное: "Религия есть один из видов духовного гнета, лежащего везде и повсюду на народных массах, задавленных вечной работой на других, нуждою и одиночеством". И еще определение: "Религия - род духовной сивухи, в которой рабы капитала топят свой человеческий образ, свои требования на сколько-нибудь достойную человеческую жизнь. Это определение дано было еще в 1905 г. Особенно ненавидел Ленин всякие попытки соединить христианство с социализмом.

Психический тип коммуниста определяется прежде всего тем, что для него мир резко разделяется на два противоположных лагеря - Ормузда и Аримана, царство света и царство тьмы без всяких оттенков. Это почти манихейский дуализм, который при этом обыкновенно пользуется монистической доктриной. Царство пролетариата есть светлое царство Ормузда, царство же буржуазии - темное царство Аримана. Представителям светлого царства все дозволено для истребления темного царства. Фанатизм, нетерпимость, жестокость и насильничество коммуниста ярко выраженного типа определяется тем, что он чувствует себя поставленным перед царством сатаны и не может переносить этого царства. Но при этом он находится в отрицательной зависимости от царства сатаны, от зла, от капитализма и буржуазии. Он не может жить без врага, без отрицательных чувств к этому врагу, он теряет пафос, когда врага нет. И если врага нет, то врага нужно выдумать. Процессы "вредителей" связаны с этой потребностью создать классового врага. Если бы классовый враг исчез окончательно и коммунизм легко было бы осуществить, то коммунистический пафос тоже исчез бы. Революционный пафос в значительной степени связан с отрицательным отношением к прошлому. Иногда ставится вопрос, в какой мере коммунизм действительно принадлежит будущему и обращен к будущему. Бесспорно он более обращен к будущему, чем фашизм, который уж совсем есть переходное явление, с коммунизмом связана мировая проблема. Но в коммунизме слишком сильна зависимость от прошлого, влюбленная ненависть к прошлому, он слишком прикован к злу капитализма и буржуазии. Коммунисты не могут победить ненависти и в этом их главная слабость. Ненависть всегда обращена к прошлому и всегда зависит от прошлого. Человек охваченный аффектом ненависти не может быть обращен к будущему, к новой жизни. Только любовь обращает человека к будущему, освобождает от тяжелой скованности прошлым и является источником творчества новой, лучшей жизни. В коммунистах есть страшное преобладание ненависти над любовью. Нельзя целиком на них возложить вину за это, они тут жертва злого прошлого. Дух коммунизма, религия коммунизма, философия коммунизма - и антихристианские и антигуманистические. Но в социально-экономической системе коммунизма есть большая доля правды, которая вполне может быть согласована с христианством, во всяком случае более, чем капиталистическая система, которая есть самая антихристианская. Коммунизм прав в критике капитализма. И не защитникам капитализма обличать неправду коммунизма, они лишь делают более рельефной правду коммунизма. Неправду коммунистического духа, неправду духовного рабства могут обличать лишь те христиане, которые не могут быть заподозрены в защите интересов буржуазно-капиталистического мира. Именно капиталистическая система прежде всего раздавливает личность и дегуманизирует человеческую жизнь, превращает человека в вещь и товар, и не подобает защитникам этой системы обличать коммунистов в отрицании личности и в дегуманизации человеческой жизни. Именно индустриально-капиталистическая эпоха подчинила человека власти экономики и денег и не подобает ее адептам учить коммунистов евангельской истине, что "не о хлебе едином жив будет человек". Вопрос о хлебе для меня есть вопрос материальный, но вопрос о хлебе для моих ближних, для всех людей, есть духовный, религиозный вопрос. "Не о хлебе едином жив будет человек", но также и о хлебе, и хлеб должен быть для всех. Общество должно быть организовано так, чтобы хлеб был для всех и тогда именно духовный вопрос предстанет перед человеком во всей своей глубине. Недопустимо основывать борьбу за духовные интересы и духовное возрождение на том, что хлеб для значительной части человечества не будет обеспечен. Это цинизм, справедливо вызывающий атеистическую реакцию и отрицание духа. Христиане должны проникнуться религиозным уважением к элементарным, насущным нуждам людей, огромной массы людей, а не презирать эти нужды с точки зрения духовной возвышенности. Коммунизм есть великое поучение для христиан, часто напоминание им о Христе и Евангелии, о профетическом элементе в христианстве.

В отношении к хозяйственной жизни можно установить два противоположных принципа. Один принцип гласит: в хозяйственной жизни преследуй свой личный интерес и это будет способствовать хозяйственному развитию целого, это будет выгодно для общества, нации, государства. Такова буржуазная идеология хозяйства. Другой принцип гласит: в хозяйственной жизни служи другим, обществу, целому и тогда получишь все, что тебе нужно для жизни. Второй принцип утверждает коммунизм и в этом его правота. Совершенно ясно, что второй принцип отношения к хозяйственной жизни более соответствует христианству, чем первый. Первый принцип столь же антихристианский, как антихристианским является римское понятие о собственности. Буржуазная политическая экономия, выдумавшая экономического человека и вечные экономические законы, считает второй принцип утопическим. Но экономический человек преходящий. И вполне возможна новая мотивация труда, более соответствующая достоинству человека. Одно ясно: проблема эта не может быть лишь проблемой новой организации общества, она неизбежно есть проблема новой душевной структуры человека, проблема нового человека. Но новый человек не может быть приготовлен механическим путем, он не может быть автоматическим результатом известной организации общества. Новая душевная структура предполагает духовное перевоспитание человека. На проблему перевоспитания коммунизм принужден обратить большое внимание, но у него нет для этого духовных сил. Нельзя создать нового человека и новое общество, объявив хозяйственную жизнь обязательным делом чиновников государства. Это есть не социализация хозяйства, а бюрократизация хозяйства. Коммунизм в той форме, в какой он вылился в России, есть крайний этатизм. Это есть явление чудовища Левиафана, который на все накладывает свои лапы. Советское государство, как я уже говорил, есть единственное в мире последовательное, до конца доведенное тоталитарное государство. Это есть трансформация идеи Иоанна Грозного, новая форма старой гипертрофии государства в русской истории. Но понимание хозяйственной жизни, как социального служения, совсем не означает превращения всякого хозяйственного субъекта в чиновника, не означает признания государства единственным хозяйственным субъектом. Бесспорно часть промышленности, наиболее крупной, должна перейти к государству, но наряду с этим хозяйственным субъектом должна быть признана кооперация людей, трудовой синдикат и отдельный человек, поставленный организацией общества в условия, исключающие возможность эксплуатации своих ближних. Государство при этом будет иметь контрольные и посреднические функции, призванные не допускать угнетения человека человеком. В мою задачу не входит подробно останавливаться на этих вопросах. Важно только отметить, что этатизм не является единственной формой новой организации общества. Более соответствует свободе человеческого духа не монистическая, а плюралистическая социальная система. Монистическая социальная система всегда ведет к тирании и угнетению человеческой личности. Монизм марксистской системы и есть ее главный дефект. Монизм тоталитарного государства во всяком случае несовместим с христианством, он превращает государство в церковь. И предстоит героическая борьба христиан против абсолютных притязаний царства кесаря, и в коммунизме и в фашизме. В этой борьбе христианство может очиститься и освободиться от печати царства кесаря, которая лежит на церкви со времен Константина. Христианство представляется мне соединимым лишь с системой, которую я назвал бы системой персоналистического социализма, соединяющего принцип личности, как верховной ценности, с принципом братской общности людей. При этом необходимо делать различие, которого не делает коммунизм, различие между осуществлением справедливости в общественной жизни, предполагающим момент принуждения, и осуществлением братства людей, их подлинного общения или коммуникации, предполагающим свободу человека и действие благодати,

Николай Бердяев хотел показать в своей книге, что русский коммунизм более традиционен, чем обыкновенно думают, и есть трансформация и деформация старой русской мессианской идеи. Коммунизм в Западной Европе был бы совершенно другим явлением, несмотря на сходство марксистской теории. С традиционно-русским характером коммунизма связаны и его положительные и отрицательные стороны: с одной стороны искание царства Божьего и целостной правды, способность к жертве и отсутствие буржуазности, с другой стороны абсолютизация государства и деспотизм, слабое сознание прав человека и опасность безликого коллективизма. В других странах коммунизм, в случае попытки его осуществления, может быть менее деспотическим в отношении ко всей полноте человеческой жизни, - менее целостным, менее претендующим быть религией, более секулярным и более буржуазным по своему духу. Проблематика коммунизма способствует пробуждению христианской совести и должна привести к раскрытию творческого социального христианства не в смысле понимания христианства, как социальной религии, а в смысле раскрытия христианской правды в отношении к социальной жизни. Это будет означать освобождение от социального рабства, в котором находится христианское сознание. Мир переживает опасность дегуманизации человеческой жизни, дегуманизации самого человека. Самое существование человека находится под опасностью со стороны всех процессов происходящих в мире. Противиться этой опасности может только духовное укрепление человека. Когда христианство появилось в мире, то оно защитило человека от опасности, связанной с демонолатрией. Человек находился во власти космических сил, терзавших его демонов и духов природы. Христианство духовно сосредоточило человека и подчинило судьбу его Богу. Так подготовлена была возможность власти человека над природой. Теперь христианство опять призвано защитить человека, его целостный образ от вновь терзающей его демонолатрии, от порабощения его старыми космическими и новыми техническими силами. Но это может сделать лишь христианство возрожденное, творческое, верное своему пророческому духу, обращенное к царству Божьему.

Нариньяни С.Д. Дорога в совершеннолетие

«Магнитострой – это грандиозная стройка… в Магнитогорске воздвигается самый большой в мире гигант, но что это за гигант, какие цехи будут работать на этом гиганте, что будет выпускать Магнитогорский завод, об этом ты знаешь лишь понаслышке».

«… очерки и ставят себе целью рассказать ленинскому комсомолу об опыте магнитогорской организации».

«Магнитогорский комбинат - … комбинат черной металлургии, равного которому нет на всем земном шаре».

Подробно описывается работа всех цехов комбината. Постоянно подчеркивается масштабность и высокая скорость работы. В конце рассказывается о строительстве социалистическогог. Магнитогорска, «чтобы рабочие … жили в культурной обстановке, которой достойны строители социализма».

Дорога в совершеннолетие

«Каждая стройка делит свою жизнь на три периода: детство, отрочество и юность».

«Свои младенческие годы стройка проводит в земле». Ее люди «говорят словами земли и сенокосов».

«Бетон – это отроческие дни». Лексикон этих людей уже отражает механизацию.

«Юность стройки приходит…, когда появляются люди железомонтажа». Рассказывается о трудностях работы: перебоях с электричеством, со стройматериалами, водой. И о первых перевыполненных планах.

Подчеркивается внимание иностранцев к стройке.

«- Русские комсомольцы поразили меня. Еще вчера они были простыми чернорабочими, а уже сегодня пневматические молотки повинуются им, как приученные звери. Комсомольцы – подчеркнул Стак (американский инженер), - не только перегнали домну № 1, они вдобавок удешевили работу на 20% и дали в 3 раза меньше брака».

Речь о горячем слове

Это горячее слово – штурм. «Оно делало обычным и заурядным то, что прежде считалось невозможным…, не позволяло компрессорам останавливаться…, гнало … прорабов из постелей к домнам».

Застопорилась стройка домны № 2.

Несколько месяцев шли споры – опускать днища или перечеканивать их. Положение усугубляли лодыри и оппортунисты – они радовались простою в работе, «прорабьему лету». К тому же, постоянные проблемы с инструментами и стройматериалами.

Тогда и возникла идея комсомольского штурма – ударной работы ночами. «Штурм растворил широко окна и двери стройки и впустил … ураганную струю рабочего энтузиазма… пролетарии еще раз поняли, что срок пуска в их руках».

Короче, все успели вовремя.

Рассказ о ведущих шестернях

Немец Гартман поругался с бригадиром Банных и инженером Тумасовым. Потому отменил монтаж и демонстративно ушел с работы.

А все из-за того, что русские просят сократить срок монтажа с 4 месяцев до 20 дней. И они спокойно относятся к задержкам, опозданиям. Гартмана с его немецкой точностью все бесит.

Банных понимает, что сроки и темпы сбиваются из-за неполадок в коллективе. Он знакомится с каждым лично. Выясняет, что большинство из них – непрофессионалы. Значит - «ведущими шестернями», ударниками стать не могут. Тогда Банных набирает нескольких комсомольцев.

Вот они-то и решают все сделать ударными темпами. Гартман возмущается – они работают.

В итоге, за ударные сроки из 1600 труб плохо сделана только одна.

Гартман сражен и плачет.

Товарищ Зуев-Мазетов

Сибгатулла Мазетов – единственный кормилец в семье из 6 человек. они приехали из Казани в поисках работы. Всю жизнь он добывал уголь. А потом умер в тюрьме. Погиб партизаном и его старший сын.

Младший – Гашик – после долгих скитаний остался на Кузбассе работать плотником. Потом вошел в бригаду энтузиастов – после работы таскал бетон. И все никак не мог поверить, что причастен к огромной стройке.

Параллельно, ночами, неграмотный Гашик стал осваивать чертежи и планы.

Его первым бригадиром стал Зуев, ударник и рекордсмен. Он освоил новые американские технологии.

Тогда бригады решили объединиться.

Работали ударно. Спали всего по три часа. На крыше стройки. Там же переждали ураган.

Так, доказав свою смелость и преданность работе, они завоевали право стать членами партии.

Плотина

Плотина более. Пульс слабый. У нее язвы и струпья.

А все потому, что на стройке никакой дисциплины: план не выполняется, все прогуливают.

Ударник Коршунов призвал к изменению ситуации.

В конце августа решили к 10 ноября строительство закончить. Общественность рада – рабочие стонут.

Тогда подумали еще – и передвинули сроки на 1 ноября. Чтобы сделать плотину показательным участком.

И в сентябре работа закипела. Среди рабочих появились ударники, в 3 раза перевыполнявшие норму.

Одна бригада – Ковалева – все-таки отлынивала. Но им пригрозили. И тогда большинство взялось за ум. А остальных уволили.

К октябрю уже работали и днем, и ночью.

Плотину закончили строить на 4 дня раньше. Но что важнее – «коллектив плотины перевоспитал сотни рабочих».

Ее назвали в честь IX Съезда комсомола.

«Марион» на хозрасчете

Строители уже привыкли к масштабности Магнитостроя. И это привело к халатному обращению с серьезными деньгами – миллионами и миллиардами.

В марте 1931 г. решили организовать хозрасчет. И начали его с убитой машины – «марион». Она была первой машиной Магнитостроя. В первой же применении, однако, она пала «жертвой бесплановости и технической безграмотности» - поломалась. И стала выполнять множество других функций. Но не по назначению.

Благодаря хозрасчету она вновь стала экскаватором. Более того – с ее помощью перевыполняли план.

После взялись за подробную калькуляцию. Они позволила установить минимальную постоянную стоимость кубометра земли.

Для мотивации был придуман принцип «прогрессивной сдельшины» - чем больше переработка, тем больше приработок.

Поначалу новшества принимают с трудом. Халатность процветает – нормы недовыполнены. Но объем недоработок постепенно снижается. Начинаются перевыполнения. Результаты блестящи.

Хозрасчет всех спасет.

Записи из блокнота

«Блокнот в кожаном истрепанном переплете» «обязан следить за хроникой магнитогорских событий и предоставлять листки свои разным записям».

Записи исторические

В 1747 году компанейщики Иван Мясников и Иван Твердышев на горе Магнитской решили построить Ивановский завод железных руд. В 1752 г оренбургская канцелярия завела, наконец, «Дело № 36». И Магнитская перешла в собственность Иванов.

На добычу руды Мясников сгонял окрестных крестьян.

В 1874, когда обоих Иванов уже не было в живых, а гора кучу раз перепродавалась, «оренбургские казаки начали тяжбу с заводчиками за гору Магнитскую, стоявшую на их земле». Но проиграли.

А в октябре 1917 гора стала собственностью республики.

В годы гражданской войны на ней расстреливали коммунистов, дрались красные партизаны и размещал свою базу Блюхер.

Угольно-металлургическую бузу здесь первым решил создать Ленин. 15 июня 1930 года была заложена первая домна. 1 февраля 1932 она дала первый чугун.

Записи о людях и событиях

Инженер женского полу

Рая – единственная женщина в первой партии мобилизованных инженеров. Ее звали «инженер женского полу». «На работу она ходила как на праздник» - в белом платье и открытых туфельках.

На стройке у нее еще и ребенок родился. Там же, весной 1930, она его и выкармливала грудью.

Осенью 1931 она неожиданно родила дочку. А уже через 3 недели вышла на работу и также, в перерывах, растила второго ребенка.

Литвин взял чертежи

На сортировочной пробка. Из-за этого простой. Комсомольцы ругаются – железнодорожникам все равно.

Руководитель комсомольской бригады слесарь Литвин взялся за работу прямо на платформе, у стоящих вагонов. И другие бригады тоже переняли этот опыт.

Так удалось выполнить план.

Ходок и редакция

Бюро комсомольского горкома решило, что магнитогорской организации нужна молодежная газета. На заседании оно вместе с постом «Комсомольской правды» немедленно решило начать ее выпуск. Но без ведома заведующего типографией.

Через два дня он увидел газету и взбесился – решил, что типография выпуска еще одной газеты не потянет. Но его переубедили и 1 сентября 1930 г вышел первый номер «Комсомольской правды на Магнитострое».

Комнату под редакции не выделили. Потому она разместилась на ходке (дрожках. Короче, на санях).

Через месяц им выделили комнатку. А именоваться газета стала «Магнитогорский комсомолец». Через год она разрослась до большой ежедневной газеты. А разбитая типография стала настоящей печатной фабрикой, которая выпускает 17 газет и 3 журнала.

Записи об одной ночи

Шла вторая ночь беспрерывного дежурства. Перед бригадой Охотникова всего одна задача: не допускать простоев.

И вот потух свет. Уже 20 минут назад. А монтера все нет. Тогда решили ехать в заводоуправление. Наши кучера с лошадью – он ждал американского инженера – поболтали с ним на ломаном английском, он купился и их отвез.

На третьем этаже сидел первый зам. начальника строительства. А перед ним оправдывался начальник временных электростанций: решено было провести реорганизацию электропитания домны. Теперь остается только включить рубильник. Но в этом случае монтера (который ушел) может убить током. А может и не убить. Но лучше, конечно, не рисковать.

Кто-то даже предложил наплевать на монтера, а его семье, в случае смерти, выплатить компенсацию. Так делают в Америке. Но все отказались.

Через полчаса появился свет. Только о судьбе монтера так ничего не известно.

Зато к появлению света часть рабочих успела уйти в бараки. И опять простой – из-за нехватки рабочей силы. Нашли рабочих – проблемы возникли со снабжением.

И только утром выяснили, что монтер жив. То есть ночью все-таки пошли на риск.

Домна заработала в срок.

Мистер Робинс снял шляпу

Снял шляпу перед дробилкой «Трайлор». Но это сегодня – а вчера он ругал ее вместе с инженером Беккером и в официальном письме снимал с себя ответственность за действия обоих.

«Трайлор» весом 260 тонн нужно поставить на фундамент. А подъемного крана нет. Робинс предлагает поднимать. По частям. Но как это сделать, если сам фундамент еще не готов? Потому монтировать пришлось на земле, одновременно доделывая фундамент.

Тогда Робинс и уехал, на прощание посоветовав строителям обратиться к врачу.

Он они произвели механические расчеты и с помощью системы из тросов и свечей за ночь подняли дробилку.

А утром Робинс снял шляпу.

Мобилизация человеческих ресурсов

В первом квартале 1931 года в Магнитогорске проживало уже 140 тысяч человек. а на стройке работала только пятая часть. Вот Магнитогорский комсомол и решил провести «мобилизацию человеческих ресурсов».

За день на работу попросились 300 жен рабочих. Одно только их держит – дети. Ведь в Магнитогорске не т ни яслей, ни детских площадок. Тогда плотники решают использовать выходные для строительства «помещений для детей». И все хорошо.

Разговор документами (записи из истории комсомольской домны)

Весь текст состоит из телеграмм, приказов, речей.

Комитет комсомольской домны рапортует заводу Стальмост о начале железомонтажа на второй домне.

Через две недели ответ, к котором Стальмост обещает заниматься только заказами для второй домны. Они перевыполняют план, работают ночами, все будет готово за половину отведенного времени.

Далее следует воззвание комсомольского горкома. В нем сообщается, что «стройка магнитогорского гиганта должна стать делом всего ленинского комсомола».

Теперь на заводе решают построить «домну, размеры которой не имеют равно себе во всем мире».

Поэтому через «Комсомольскую правду» они объявляют «всесоюзный набор молодых энтузиастов на постройку».

Домна № 2 становится отдельной хозрасчетной единицей. Ее комплектация полностью проведена за два дня. Для ее строительства люди раньше времени уходят из отпусков.

Ее строят значительно быстрее, ведь при постройке первой домны люди набрались опыта. Бригады готовы отрабатывать по 5 смен подряд, трудиться без выходных.

Записи о пусковых днях

Вот пришло время, когда на первых двух домнах уже работают металлурги. На третьей и четвертой хозяйничают монтажники. А у двух следующих, что на 300 метров западнее, закладывают фундамент.

С каждым днем качество добываемой руды, кокса улучшается. Осваивается новая техника. Планы перевыполняются.

В ночь перед пуском первой домны ударили морозы. Да еще и ураганный, 9-балльный ветер. И перед самым пуском произошла авария – на сором первом колодце прорыв воды. Но ее быстро устранили. Первая домна была задута в срок – в конце февраля.

6 июня комсомольцы задули вторую домну.

Кинококки

«Началось все очень просто. Секретарь правления «Лензолота» Яушев пришел на службу и … сообщил товарищам:

- А я, братцы, сценарий написал! … И сам не знаю, как это вышло…

«Когда с человеком случается невольная промашка, ближние – если это действительно ближние, - обязаны дружески пожалеть его. Помочь…

Узнав, то Яушев … заболел писанием киносценариев, товарищи… должны были … его послать к доктору, дать кратковременный отпуск…

Вместо этого сотрудники… подняли восторженный визг… Машинистки влюбленно оглядывали Яушева…

Яушев уже не смущался этих похвал…

Когда-нибудь… мы займемся бактериологией и изучим новейший бич человечества.. – кинококку.

Пока же установим без подробностей: кинококки перекочевали из головы секретаря правления «Лензолота» в головы окружающих его с быстротой разлива Волги.

Вскоре по правлению… разнеслась сенсационная весть:

- Киноэкспедиция едет на Лену снимать яушевскую картину!..

Общее ликование. Проливной дождь газетных заметок. Снимки в журналах…

«Лензолото» из Москвы предписывает в Бодайбо:

«Предоставлять экспедиции квартиры, … снабжение, … рабсилу…»

Весь список состоит из 51 статьи…

Кроме самонужнейших стаканов и «надевашек», экспедиция предъявила к управлению поисков требования и более тонкие. Заведующий бодайбинскими лезозаготовками… в отчаянии срочно докладывает по начальству:

«… Сорока оседлых лошадей у меня тоже не найдется. И к тому же у меня во всей команде нет ни одного бородатого человека. Прошу срочно дать указания…»

Семьдесят тысяч были затрачены, а картина не была снята.

Собственно, что-то такое режиссер Икс и оператор Зет снимали. Что-то такое актриса Игрек перед аппаратом изображала. Но, когда снятая лента была привезена в Москву и рассмотрена, обнаружилась такая белиберда и чепуха, что Пролеткино постановило считать картину не снятой и использовать из нее только несколько кусков с видами Лены – для хроники.

…Отойдем в сторонку: человеку тяжело. Автор плачет.

И семьдесят тысяч - тоже».

В самоварном чаду

Начинается все с рассуждений о богатстве нашего языка.

Но бывают случаи, когда он оказывается беден. Например, когда мы говорим о побоях. Ведь не говорим же «ударил по лицу». Непременно – «по роже» или «по морде». Это вскрывает наше неуважение в окружающим.

Поэтому глупо говорить о возрастающем хулиганстве. Ведь оно появляется не само по себе. Из такого вот неуважения. Из ссор, когда «тихий житель… подбрасывает соседу в суп сор, кошачий помет, подливает в самовар керосин или скипидар, кладет испражнения в карманы висящих на общей вешалке пальто, как бы невзначай обливает соседских детей кипятком, опрокидывает на голову помои, измазывает непотребными словами соседские двери».

Все это – ступени к 176 статье, карающей хулиганство. И начинать надо с того, что прививать уважение друг к другу. Тогда и хулиганов станет меньше.

Душа болит

Воловский Эдуард Карлович возмущен тем, что все специалисты выполняют не свою работу. «Инженер-текстильщик ведает импортом химического оборудования, спец по черным металлам регулирует ввоз машин для строительной промышленности». Он сам – морской инженер и судостроитель руководит «импортом для черной, цветной металлургии и машиностроительной промышленности». Аж «душа болит за социализм».

А работает он так потому, что с работы по специальности уволился из-за конфликта. Там сказали, что он плохо разбирается в технических вопросах. Но ведь он окончил судостроительный факультет Стокгольмского политехникума!

Но когда его начинают экзаменовать по высшей математике и тригонометрии, выясняется, что ничего он не знает. Да и насчет политехникума преувеличил. Родился он в Виленской губернии, в Ошманском уезде, в Воложенской волости. А закончил вечернюю школу. Четыре дня в неделю по два часа.

Вот какие люди работаю на центральных, командных пунктах нашего хозяйства.

Три дня в такси

Автор – таксист из гаража на Крымской набережной.

Первой его нанимает «высокая старуха с поклажей». Она едет на машине первый раз. Просит довезти до Ярославского вокзала. Поедет к внуку, что работает на Резиновом заводе. Везет ему скрипку – вдруг заиграет.

Он довозит ее и начинает ждать пассажиров с раннего ленинградского поезда.

Наконец, подходит «молодой военный со взводным квадратиком в петлицах».хочет ехать до Киевского вокзала. По пути подхватывает «гражданку Анюту» с «васильковыми глазами и приоткрытым нежным ртом». Военный побежал забирать багаж, а водила пока говорит с Анютой. Она в Москве впервые. Переезжает к мужу по месту работы.

Они едут черепашьим шагом, чтоб рассмотреть строящуюся Москву. В конце военный щедро оставляет на чай.

У водителя «форд-лимузин». Но в ужасном состоянии. Развалюха.

У Киевского вокзала в такси влезает «московский поджарый гражданчик». Доехав до Ситцева Вражека, он исчезает на четверть часа. А возвращается со всем семьей. «У Калужской заставы выпархивает жена. Потом мы едем на Земляной вал. Ждем. Оттуда – на Долгоруковскую». Потом на Усачевку. «С Усачесвки, после ожидания, на Никитскую. Под конец проехали Проломные ворота и в Зарядье».

По пути его штрафуют на пять рублей за проезд на желтый. К московским шоферам милиционеры особенно беспощадны. Некоторые из них вообще превращают свою работу только в собирание рублей. А помогать забывают.

«Нет города в Европе, производящего впечатление большей многолюдности, чем нынешняя Москва… В этом кипящем людовороте советской столицы такси нужны… немногим меньше, чем трамваи и автобусы… От четырнадцати тысяч извозчиков осталось только четыреста». Ведь такси значительно дешевле. Но их не хватает. И не хватает даже не машин – гаражей. В этом главная проблема.

Семья опаздывает на поезд с Белорусского вокзала. Мать и дочь Нина уезжают. Сын Петя – провожающий – мертвецки пьян. И это клад для водителя – таких легко надуть. Да и щедрые они бывают.

С утра – у того же вокзала. Прибыл варшавский поезд. С него в такси села зажиточная американская пара. Они удивляются очередям в магазинах, высотным новостройкам. Путаются в деньгах разных стран.

«Опять пассажиры, еще и еще.

Двое узбеков набрали всякого добра в Центральном универмаге и едут в гостиницу.

Девушки с «Шарикоподшипника» везут свернутые в трубку чертежи.

Тройка озабоченных людей тащит сложенные в узел флаги для избирательного собрания и гипсовый бюст.

Хозяйка перевозит ручную швейную машину.

Старый рабочий купил стул.

Куда-то на выставку перевозят небольшую модель электрической машины…

Многое из этой поклажи я, по инструкции, не вправе возить». Но «инструкция – это только мелкий повод для взяток за ее нарушение».

«Опять вечер, ночь, и опять пьяные… Теперь это осколки какой-то неудавшейся великосветской вечеринки». Сами не знают, куда ехать. И обижаются еще на острящего шофера.

Опять утро. Шофер решил провести опыт: «положил на заднее сиденье пакетик в газетной бумаге». Там «ключ, сапожная щетка, два яблока и «Записки охотника» Тургенева». В итоге, ни один из пассажиров не обратил внимания. Один решил, что забыл предыдущий. А умыкнули пакет два «прожигателя жизни» четырнадцати лет.

Последних пассажирок – рабочих девушек – пятеро. «Число незаконное». Но упрашивают так весело, что он соглашается. В салоне машины они затягивают песню.

«Веселый город – Москва!».

Чаадаев П.Я. Статьи и письма

Философические письма

На всякий случай: книга 624 страницы в электронном варианте.

Пересказ по примечаниям (потому что сами письма цитировать смысла нет). Тут все его мысли в концентрированной форме.

Предыстория:

8 философических писем, написанных по-французски в 1828-1830 гг., составляют одну непрерывную серию, имеют внутреннюю логику развития мысли, что предполагает единство их последовательного восприятия. Непосредственным толчком для оформления выраженных в них идей послужило одно из посланий Екатерины Дмитриевны Пановой, сестры современника Пушкина и члена литературно-театрального общества «Зеленая лампа», а впоследствии известного музыковеда А. Д. Улыбашева.

Содержание:

Он пишет как бы ответ этой тетеньке, с которой дружил и говорил на религиозные темы, но потом перестал. Долго писал и так и не отправил. К моменту написания прервал уже с Пановой знакомство. Первое письмо как бы введение ко всем остальным. В нем автор постепенно отходит от личных проблем и обращается, углубляя сравнительную характеристику России и Европы, к истории, являющейся, по его словам «ключом к пониманию народов» и открывающей разным народам их роль в мировом процессе.

Если в первом фил. письме вопрос о благой роли провидения как в индивидуальной, так и в социальной жизни ставится в религиозно-публицистическом плане, то во 2, 3, 4 и 5 письмах автор переходит к его многостороннему рассмотрению «аргументами разума», используя достижения философии и естествознания. Теперь он, говоря его собственными словами, стремится «сочетаться с доктринами дня», применить «рациональную манеру», физический, математический и биологический «маневр» для доказательства того, что христианство заключает в своем лоне науку, философию, историю, социологию и саму жизнь в единстве ее таинственной непрерывности и беспредельной преемственности. И только в таком религиозно обусловленном единстве возможен, по его мнению, прогресс, долженствующий, если он подлинный, основываться на христианской идее бесконечности.

По мнению Чаадаева, провиденциалистская точка зрения необходима в исторической науке, погрязшей в фактособирательстве и в бесплодных выводах либо о необъяснимом «механическом совершенствовании» человеческого духа, либо о его беспричинном и бессмысленном движении. Следовательно, историческая наука, считает он, должна стать составной частью религиозной философии и получать характер истины не от хроники, а от нравственного разума, улавливающего проявления и воздействия «совершенно мудрого разума». История обязана не только уяснить «всеобщий закон» смены эпох и суметь выделить в них традиции продолжения «первичного факта нравственного бытия», но и тщательно перепроверить в этом свете «всякую славу», совершить «неумолимый суд над красою и гордостью всех веков». В 6 и 7 философ. письмах Чаадаев переоценивает различные исторические репутации и рассматривает важные эпохи мировой истории в русле своей религиозно-прогрессистской логики. Каждому народу, заключает он, необходимо, глубоко уяснив своеобразие своего прошлого и настоящего, проникнуться предчувствием и «предугадать поприще, которое ему назначено пройти в будущем» для установления грядущей вселенской гармонии.

Чаадаев как бы возвращается к проблемам 1 ф. письма, но уже на основе всего круга размышлений. Поэтому 1 ф. письмо, с его тезисами и выводами, может быть прочитано вслед за 7, как его логическое продолжение; поставив ряд волнующих его проблем в эмоционально-публицистическом ключе, автор словно требует их повторного и более широкого рассмотрения в холодном свете беспристрастного знания.

В 8 (последнем) ф. письме, отчасти носящем методологический характер, он пытается объяснить необходимость этого приема в своей проповеди уже не только индивидуальным своеобразием корреспондентки, как в первом, но и особенностями современного духовного состояния человека вообще. Сейчас, в эпоху хиреющего чувства и развившейся науки, нельзя, по его убеждению, ограничиваться упованием сердца и слепой верой, а следует «простым языком разума» обратиться прямо к мысли, «говорить с веком языком века, а не устарелым языком догмата», чтобы с учетом всевозможных настроений и интересов «увлечь даже самые упорные умы» в лоно «христианской истины».

Апология сумасшедшего

Предыстория:

После публикации в «Телескопе» первого фил. письма Чаадаева сочли за сумасшедшего. По резолюции Николая I– закрыть журнал и привлечь к ответственности редактора и цензора. Чаадаеву даже предписали медицинский уход, потому что вся Москва ему сочувствовала. Чаадаев был потрясен официальным признанием расстройства его ума. К нему каждый день приходил доктор, и А. И. Тургенев писал в Петербург Вяземскому, что так он и в самом деле может помешаться. В такой атмосфере и писалась «Апология сумасшедшего» в конце 1836 – начале 1837г., когда Чаадаев в кругу своих ближайших приятелей обсуждал основные положения «телескопской» публикации.

Содержание:

От имени своего друга, опального генерала-декабриста Михайла Федоровича Орлова, автор 1го ф. письма подвергал сомнению уместность его публикации, но не успел завершить послания к самому себе, арестованного в числе прочих бумаг. Незаконченная «Апология» также задумывалась как своеобразное оправдание перед правительством, а одновременно и как разъяснение особенностей патриотизма Чаадаева, уточнение его новых взглядов на высокое предназначение России, которые стали вырабатываться еще в 30-х гг.

Отрывки и афоризмы

Записи по нравственным, философским, историческим, литературным и политическим вопросам, которые Чаадаев делал, начиная с периода создания философических писем, на протяжении всей жизни. они имеют вполне самостоятельное значение, приобретающее эссеистическое и афористическое звучание.

Вместе с тем многие из этих записей, не теряя самостоятельного жанрового значения, находятся как бы в подчиненном положении по отношению к развитию «одной мысли» в цикле философических писем и к ее вариациям в последующих сочинениях. Столь разные проблемы вдохновения и свободы воли, разума и воображения, искусства и языка, веры и знания, счастья и альтруизма, подлинного и мнимого патриотизма, конфессиональных различий, особенностей западной и русской истории, немецкой и французской философии и другие рассматриваются каждая в своей собственной сфере и одновременно призваны доказать божественное происхождение различных явлений в духовном и физическом мирах, обосновать веру в грядущее осуществление христианских принципов.

Письма-

Статьи и заметки-

Новые архивные материалы –все почти одно и то же

А. Воронский. Один оглушительный аплодисмент.

(Литературный фельетон-пародия).

«Я сказал себе:

- Довольно критических статей, силуэтов, заметок, арабесок, портретов, отзывов и откликов... Не пора ли испробовать свои силы на ином, более обещающем поприще? По теперешним временам критика – занятие неблагонадежное, убыточное и сомнительное. И, действительно, много огорчений приносит она писателю, немало путает читателей, и отнюдь не благоденствует сам критик. И кроме того: в состоянии ли сухая теория поспорить с живыми изобразительными средствами искусства? Нет и нет!».

В общем, критик решил заняться художественной прозой. Плюс наполнить ее «идеологической выдержанностью». То есть – превратиться в настоящего пролетарского писателя «без изъянов и оговорок». А для этого нужно наполнить текст штампами и подражаниями другим пролетариям (типа Зонина и Ермилова).

Свое творение в трех главах он назвал «Один оглушительный аплодисмент».

     «Глава первая.

Было и лето и осень дождливы. Были затоплены пажити, нивы, хлеб на полях не созрел и пропал... (начало - дань старому культурному наследию)».

Дальше он пишет о назначении тов Микешина красным предом «в одно учреждение». «Совслужащие вверенного ему учреждения встретили преда у подъезда на улице с непокрытыми головами и с неописуемым восторгом в глазах. Они бросали вверх шапки выше облака ходячего и оглашали воздух победными, но благопристойными криками».     

Его первую речь встретили восторженно. «От избытка невыразимых чувств многие плакали и даже рыдали. Одна совбарышня позабыла даже намазать губы кармином и попудрить нос. Другая упала в обморок».     

«Раздался один оглушительный аплодисмент.

Тов. Микешин отбыл в свой кабинет».

     «Глава вторая.

В кабинете секретарша прежнего преда совершила на тов. Микешина наглое нападение: она подошла к его столу, вихляя бедрами, полуоткрыв сочно-карминный рот и блистая зубьями. Она подсунула преду бумаги для подписи, выставляя намеренно узкие, отполированные, розовые буржуазные ногти, наклонилась так, что ее пепельные, пышные, видимо, дворянского происхождения волосы коснулись девственно-целомудренной рабоче-крестьянской щеки тов. Микешина. И она, - т. е. не щека, а секретарша, - она сказала:

- Тов. Микешин, нужно подписать вот эти бумаги.

Но весь ее похабно-преступный, хотя и обольстительный вид говорил:

- Вы - дуся, дуся, красный пред. Я готова служить вам столь же беззаветно, как и прежнему преду, и даже еще больше. Я ничего не имею против, если вы поцелуете меня.

Микешин сразу пропитался нестерпимой классовой ненавистью к секретарше:

- Этот номер не пройдет. Я - женат и имею детей. Кроме того у меня есть своя секретарша, а вы увольняетесь за сокращением штатов.

- Ах, - воскликнула секретарша и упала в помрачительный обморок.

Тов. Микешин твердой поступью и с гордо поднятой главою вышел из кабинета.

Секретарша мигом поднялась, вполне хладнокровно, и промолвила:

- Не прошло здесь, пройдет в другом месте».     

Глава третья.

Обрисовка героя. Он «никогда не опаздывал на службу; наоборот, приходил за полчаса ранее всех, дабы показать блистательный и заразительный пример. Он никогда не пользовался автомобилем и всегда прибывал в учреждение пешком, вызывая тем самым несказанное умиление среди подчиненных ему. Он был доступен, обходителен и обаятелен, но без позорного послабления и мелко-буржуазной расхлябанности. Он благодетельно и невозбранно руководил всеми заседаниями, комиссиями, подкомиссиями и бюрами (тут как будто неграмотно; ничего: слопают!).

Однажды он заболел тяжко и смертоносно. Уже холодели его уста, уже готовы были закрыться его орлиные вежды, и уже сочинялись некрологи с трогательными и прочувствованными окончаниями: "спи спокойно, дорогой товарищ!" - и вот раскрылись его замутненные предсмертной тоской очи, разомкнулись уста, и он сказал слабым, но проникновенным голосом:

- Подайте мне портреты всех завов нашего главка, прошлых, настоящих и будущих.

Их было много. И он смотрел на них и не мог насладиться. Потом встал и пошел как ни в чем не бывало в учреждение и подписывал бумаги, и все были подавлены.

- До него и после него, - в таких кратких, простых и полных значения словах надлежит выразиться по поводу несравненной и потрясающей деятельности тов. Микешина.

Достаточно сказать, что его учреждение стало недосягаемым образцом для иных прочих учреждений. Служащие перестали слоняться по коридорам, рассказывать друг другу юдофобские анекдоты. Теперь они вдохновенно сидели за столами и даже не требовали сверхурочных за время, проведенное в курительных, в уборных и в иных злачных местах.

Звучит Интернационал.

     * * *

Тут я должен кончить свой выдержанный рассказ. Интернационалом, как известно, кончаются лучшие повести, рассказы, романы. Это уж так заведено: раз конец, значит Интернационал и мерная поступь.

Последующие за написанием рассказа события, происшедшие с автором, оказались далеко невеселыми и не оправдали роскошных его надежд на торжественные в пользу его приветственные шествия.

Решился я отправиться по редакциям. Направился к Бухарину. Я гонялся за ним сорок дней и сорок ночей и в конце концов поймал его.

Он встретил меня, выражаясь мягко, не очень приветливо:

- Не подойдет: однообразная идеологическая пища.

Я был несколько обескуражен, но бодрости и твердости духа не потерял и поспешил в ВАПП.

- Не напечатаем, - ответили ВАПП'ы хором, коллективно просмотрев мое произведение. - Во-первых, это - плагиат. Вы списали у нас рассказ и выдаете за свое, оригинальное произведение. Во-вторых, оставьте ваши штучки, подвохи и подходы: обанкротившись, вы решили примазаться к нам. Идите к своим Горьким, Бабелям, Ивановым, Леоновым и разлагайтесь с ними до конца. В третьих, нам негде помещать, так как "Октябрь" из-за отсутствия подписчиков и читателей думают закрыть. В четвертых, мы организуем федерацию советских писателей и не знаем, как на ваше произведение посмотрит Абрам Маркович Эфрос. Словом, проваливайте, пока ноги целы.     

Потрясенный отказом, я отправил рассказ в редакцию "Звезды".     

Спустя две недели я получил обратно рукопись и письмо от редакции:      - Что вы, очумели, что ли, - писала мне почтенная редакция, - или с луны свалились, или белены объелись, или проспали двести лет, или притворяетесь, или не читаете нашего журнала? А где режим экономии, а где самоокупаемость, а где органический подход к человеку, а где общечеловеческая точка зрения в вопросах искусства, а где наши критические разъяснения и изумительные статьи тов. Зонина?! С попутнически-коммунистическим приветом - редакция.

Тут уж я впал в мелко-буржуазную расхлябанность и побежал к тов. Микешину, к моей последней надежде.     

- Ложь, непотребство, сусальность, тульский пряник, полнейшая безответственность, - загремел исступленно тов. Микешин.          

Он схватил меня за шиворот, потащил к дверям, поддал куда следует коленом, я загремел вниз по лестнице.

Докатившись до последней ступени, я встал, ощупал себя, отряхнулся, принял независимый, хотя чуть-чуть и обиженный, но вполне достойный вид и даже начал насвистывать нечто бравурное.     

На улице встретил Бабеля. Просмотрев мой рассказ, он прищурил глаз, сказал:      - Воняйте, воняйте, дорогой мой, как старый сыр: со слезой и доброкачественно.

Ленин «С чего начать?»

Вопрос: «что делать?» за последние годы с особенной силой выдвигается перед русскими социал-демократами. Речь идет не о выборе пути (как это было в конце 80-х и начале 90-х годов), а о том, какие практические шаги и как именно должны мы сделать на известном пути. Речь идет о системе и плане практической деятельности.

с одной стороны, далеко еще не умерло «экономическое» направление, старающееся обкарнать и сузить работу политической организации и агитации. С другой стороны, по-прежнему гордо поднимает голову направление беспринципного эклектизма, подделывающегося под каждое новое «веяние», не умеющего отличать запросов минуты от основных задач и постоянных нужд движения в его целом. Как известно, такое направление свило себе гнездо в «Рабочем Деле». Его последнее «программное» заявление – громкая статья под громким заглавием «Исторический поворот» - особенно наглядно подтверждает сделанную характеристику. Еще вчера мы заигрывали с «экономизмом», негодовали по поводу решительного осуждения «Рабочей Мысли», «смягчали» плехановскую постановку вопроса о борьбе с самодержавием, - а сегодня мы уже цитируем слова Либкнехта: «Если обстоятельства изменятся в 24 часа, то нужно и тактику изменить в 24 часа», мы уже говорим о «крепкой боевой организации» для прямой атаки, для штурма на самодержавие, о «широкой революционной политической (вот уж как энергично: и революционной и политической!) агитации в массе», о «неустанном призыве к уличному протесты», об «устройстве уличных манифестаций резко (sic!) политического характера» и проч., и т.п., и т.д.

Имя Либкнехта «Раб.Дело», конечно, приемлет всуе. В 24 часа можно изменить тактику агитации по какому-нибудь специальному вопросу, тактику проведения какой-нибудь детали партийной организации, а изменить не только в 24 часа, но хотя бы даже в 24 месяца свои взгляды на то, нужна ли вообще, всегда и безусловно боевая организация и политическая агитация в массе, могут только люди без всяких устоев. Смешно ссылать на различие обстановки, на смену периодов: работать над созданием боевой организации и ведением политической агитации обязательно при какой-угодно «серой, мирной» обстановке, в период какого-угодно «упадка революционного духа» - более того: именно при такой обстановке и в такие периоды особенно необходима указанная работа, ибо в моменты взрывов и вспышек поздно уже создавать организацию; она должна быть наготове, чтобы сразу развернуть свою деятельность. «Изменить в 24 часа тактику»! Да для того, чтобы изменить тактику, надо прежде всего иметь тактику, а если нет крепкой организации, искушенной в политической борьбе при всякой обстановке и во всякие периоды, то не может быть и речи о том систематическом, освещенном твердыми принципами и неуклонно проводимом плане деятельности, который только и заслуживает названия тактики. <...>

Принципиально мы никогда не отказывались и не можем отказываться от террора. Это – одно из военных действий, которое может быть вполне пригодно и даже необходимо в известный момент сражения, при известном состоянии войска и при известных условиях. Но суть дела именно в том, что террор выдвигается в настоящее время отнюдь не как одна из операций действующей армии, тесно связанная и сообразованная со всей системой борьбы, а как самостоятельное и независимое от всякой армии средство единичного нападения.

Террор никогда не может стать заурядным военным действием: в лучше случае он пригоден лишь как один из приемов решительного штурма. Спрашивается, можем ли мы в данный момент звать на такой штурм? «Раб.Дело», по-видимому, думает, что да. По крайней мере, оно восклицает: «Стройтесь в штурмовые колонны!» Но это опять-таки усердие не по разуму. Главная масса наших военных сил – добровольцы и повстанцы. Постоянного войска есть у нас лишь несколько небольших отрядов, да и те не мобилизованы, не связаны между собой, не приучены строиться в военные колонны вообще, а не то, что в штурмовые колонны.

непосредственной задачей нашей партии не может быть призыв всех наличных сил теперь же к атаке, а должен быть призыв к выработке революционной организации, способной объединить все силы и руководить движением не только по названию, но и на самом деле, т.е. быть всегда готовой к поддержке всякого протеста и всякой вспышки, пользуясь ими для умножения и укрепления военных сил, годных для решительного боя.

По нашему мнению, исходным пунктом деятельности, первым практическим шагом к созданию желаемой организации, наконец, основною нитью, держась которой мы могли бы неуклонно развивать, углублять и расширять эту организацию, - должна быть постановка общерусской политической газеты. Нам нужна прежде всего газета, - без нее невозможно то систематическое ведение принципиально выдержанной и всесторонней пропаганды и агитации, которое составляет постоянную и главную задачу социал-демократии вообще и особенно насущную задачу настоящего момента, когда интерес к политике, к вопросам социализма пробужден в наиболее широких слоях населения.

Далее, нам нужна именно общерусская газета. Если мы не сумеем и пока мы не сумеем объединить наше воздействие на народ и на правительство посредством печатного слова, - будет утопией мысль об объединении других, более сложных, трудных, но зато и более решительных способов воздействия.

Мы должны сделать следующий шаг: пробудить во всех сколько-нибудь сознательных слоях народа страсть политических обличений. Не надо смущаться тем, что политически обличительные голоса так слабы, редки и робки в настоящее время. Причина этого – отнюдь не повальное примирение с полицейским произволом. Причина – та, что у людей, способных и готовых обличать, нет трибуны, с которой бы они могли говорить, - нет аудитории, страстно слушающей и ободряющей ораторов, - что они не видят нигде в народе такой силы, к которой бы стоило труда обращаться с жалобой на «всемогущее» русское правительство. И теперь все это изменяется с громадной быстротой. Такая сила есть, это – революционный пролетариат…

при таком массовом спросе, при начавшейся уже выработке опытных революционных руководителей, при той сконцентрированности рабочего класса, которая делает его фактическим господином в рабочих кварталах большого города, в заводском поселке, в фабричном местечке, - постановка политической газеты есть дело вполне посильное для пролетариата.

Роль газеты не ограничивается, однако, одним распространением идей, одним политическим воспитанием и привлечением политических союзников. Газета – не только коллективный пропагандист и коллективный агитатор, но также и коллективный организатор. В этом последнем отношении её можно сравнить с лесами, которые строятся вокруг возводимо здания, намечают контуры постройки, облегчают сношения между отдельными строителями, помогают им распределять работу и обозревать общие результаты, достигнутые организованным трудом.

вполне возможно и исторически гораздо более вероятно, что самодержавие падет под давлением одного из тех стихийных взрывов или непредвиденных политических осложнений, которые постоянно грозят со всех сторон. Но ни одна политическая партия, не впадая в авантюризм, не может строить своей деятельности в расчете на такие взрывы и осложнения. Мы должны идти своим путем, неуклонно делать свою систематическую работы, и, чем меньше будем мы рассчитывать на неожиданности, тем больше вероятия, что нас не застанут врасплох никакие «исторические повороты».

Ленин «О характере наших газет»

Чрезмерно уделяется место политической агитации на старые темы, - политической трескотне. Непомерно мало места уделяется строительству новой жизни – фактам и фактам на этот счет.

Почему бы, вместо 200-400 строк, не говорить в 20-10 строках о таких простых, общеизвестных, ясных, усвоенных уже в значительной степени массой явлениях, как подлое предательство меньшевиков, лакеев буржуазии, как англо-японское нашествие ради восстановления священных прав капитала, как лязганье зубами американских миллиардеров против Германии и т.п. и т.п.?..

Тип газет у нас не меняется еще так, как должен бы он меняться в обществе, переходящем от капитализма к социализму…

Поменьше политики. Политика «прояснена» полностью и сведена на борьбу двух лагерей: восставшего пролетариата и кучки рабовладельцев-капиталистов (с их сворой вплоть до меньшевиков и пр.)…

Побольше экономики. Но экономики не в смысле «общих» рассуждений, ученых обзоров, интеллигентских планов и т.п. дребедени <...> нет, экономика нужна нам в смысле собирания, тщательной проверки и изучения фактов действительного строительства новой жизни.

мы не умеем вести классовой борьбы в газетах так, как её вела буржуазия. Припомните, как великолепно травила она в прессе её классовых врагов, как издевалась над ними, как позорила их, как сживала со света. А мы? Разве классовая борьба в эпоху перехода от капитализма к социализму не состоит в том, чтобы охранять интересы рабочего класса от тех горсток, групп, слоев рабочих, которые упорно держатся традиций (привычек) капитализма…

Печать об этом молчит. А если пишет, то по-казенному, по-чиновничьи, не как революционная печать, не как орган диктатуры класса, доказывающего своими делами, что сопротивление капиталистов и хранящих капиталистические привычки тунеядцев будет сломлено железной рукой.

У нас нет деловой, беспощадной, истинно революционной войны с конкретными носителями зла. У нас мало воспитания масс на живых, конкретных примерах и образцах из всех областей жизни, а это – главная задача прессы во время перехода от капитализма к коммунизму.

Поменьше политической трескотни. Поменьше интеллигентских рассуждений. Поближе к жизни.

Ленин. «Тезисы о производственной пропаганде»

  1. В настоящий момент, в связи с военными победами РСФСР и её международным положением вообще, производственная пропаганда должна быть снова выдвинута на первый план, усилена и организационно укреплена.

  2. Руководящие газеты, «Известия» и «Правда» в первую очередь должны: а) уменьшить место, уделяемое политике, увеличить отдел производственной пропаганды; б) влиять на всю работу партии и советских учреждений…;в) стараться систематически поставить дело произв.пропаганды в общегосударственном размере…

  3. Так же систематизирована, расширена, развита должны быть работа по выдвиганию способных администраторов, организаторов, изобретателей из среды рабочей и крестьянской массы.

  4. Производственная пропаганда во всей РСФСР должна быть объединена под руководством одного органа в целях экономии сил и боле правильного направления работы… систематическое, правильно поставленное вознаграждение.

  5. Единым руководящим органом производственной пропаганды должна быть редакция популярной массовой газеты с тиражом 1\2-1 миллион экземпляров.

Такой газетой должна стать «Беднота».

7. Производственная газета должна быть популярной, в смысле доступности миллионам, но отнюдь не впадать в популярничанье. Не опускаться до неразвитого читателя, а неуклонно – с очень осторожной постепенностью – поднимать его развитие. (уделять внимание единому хоз. плану, произв.пропаганде и не больше ¼ - о политике).

8. Печатаемый в газете, поступающий в газету, а равно другой материал должен систематически переиздаваться брошюрками и листовками периодически для обязательного снабжения библиотек, затем всех фабрик и предприятий данного производства.

9. Необходимо планомерно организованное и систематическое привлечение инженеров, агрономов, учителей (и т.п.) к участию в деле производственной пропаганды.

Организация лекций, бесед, отчетов и пр.

10. Более широкое и систематичное использование фильмов для производственной пропаганды.

12. Выделение образцовых предприятий, широкая реклама их.

Заславский Д.И. «Маргарита с бомбой».

Про американскую журналистку Маргариту Хиггинс. Автор сравнивает её с Маргаритой из «Фауста» Гете. Но не потому, что она красива, а потому, что наивна.

«её приводит, видите ли, в неописуемое умиление тот факт, что «Соединенные штаты, благодаря огромному количеству баз за океаном смогут посылать управляемые снаряды на территорию Советского Союза из многих мест Европы и Африки».

Мы видим, как милое дитя хлопает ручонками и выкрикивает на страницах «Нью-Йорк геральд трибюн»: «У русских положение таково, что хотя Европа и окажется в пределах досягаемости, но Соединенные Штаты будут вне этих пределов. Если случится самое худшее, мы сможем посылать свои управляемые снаряды на Москву и Ленинград. Русские же не могут с помощью управляемых снарядов нанести удар ни Вашингтону, ни Нью-Йорку».

А отсюда милое дитя делает вывод: развязывайте войну, дядя Пентагон, не откладывайте, спешите!

Поражают бесстыдство и цинизм этой девочки бальзаковского возраста. Хорошо бы размножить её статью в миллионах экземпляров, снабдить выразительными иллюстрациями – изображениями людей, гибнущих от бомб Парижа, Лондона, Берлина, поместить под стеклом в изящных рамках и повесить на стене у каждого западноевропейца. Вот, любуйтесь, счастливые партнеры США, как представляет себе некоторая часть американцев, не самая умная, ваше блаженное будущее. Вы будете погибать, а заокеанские империалисты, сидя в Вашингтоне, как в театральной ложе со всеми удобствами, в полной безопасности, будут развлекаться видом горящей Европы.

Надо полагать, что бывший командующий стратегической авиацией США генерал Джордж Кенни лучше разбирается в этих делах, чем Маргарита. И вот этот генерал не далее как в прошлом месяце заявил: «Соединенные Штаты уступили свое превосходство в воздухе Советскому Союзу».

Имеющий уши да слышит. А имеющий чрезмерно длинный язык пусть лучше спряет его.

Спрячьтесь, Маргарита Хиггинс!

Заславский Д.И. «Сроки, пророки и сороки» (Драматические сцены)

Действие происходит за горами, за долами и за синими морями, между небом и землей, в тридевятом царстве, в тридесятом государстве.

Кабинет Повелителя. Все в высшей степени условно. Ничего конкретного. Повелитель, очень старый мужчина с холодными глазами, сидит на троне за письменным столом и подписывает бумаги, которые подкладывает ему Секретарь, еще молодой человек с ироническим выражением лица.

Видно, что это занятие длится уже не первый час и обоим оно смертельно надоело.

Секретарь приносит Повелителю на подпись телеграмму: «Искренне и сердечно поздравляем Советский Союз Социалистических Республик с 39-летием существования и желаем процветания великому советскому народу».

Повелитель: Я бы охотнее послал ему свои проклятия и пожелание скорее погибнуть.

Секретарь: Ваши проклятия и пожелания можете оставить при себе. К сожалению, они недействительны. Я их не слышал.

Повелитель: Дожили! (Вздыхает) А надо ли поздравлять?

Секретарь: Надо. Министр иностранных дел требует. И министр внешней торговли тоже. «Мы, - говорит, - в этом заинтересованы». Ну, и народ тоже.

Повелитель: А почему? Ведь было же время, не поздравляли.

Секретарь: Мало ли что было! Было и сплыло. Это раньше мы могли позволить себе делать вид, будто не замечаем Советского Союза.

Повелитель: А теперь нельзя взять да позволить себе?

Секретарь: Нельзя. Великая держава! Мировая сила! Не мы одни, все поздравляют. И международное положение требует: ослабление напряженности… В итоге Повелитель подписывает, вычеркнув слово «сердечно», но оставив «искренне» - потому что это «принятая условность».

Во второй сцене приходят звездочеты, ученые, гадалки, которые предрекали скорую смерть Советскому Союзу. Повелитель упрекает их в том, что они были неправы, но потом приносит извинения.

Повелитель: Мы всегда стояли и стоим за свободу частной инициативы и за конкуренцию, в чем бы она ни проявлялась! Частная прибыль священна для нас! Прошу вас извинить меня за грубые выражения. Я могу презирать ваши предсказания, но я должен уважать вас как коммерсантов, торгующих своим товаром. Идите с миром в дома и заведения ваши, но будьте осторожны. Выражайтесь по возможности надвое. Не могу сказать вам: говорите правду, - но по крайней мере соблюдайте правдоподобие. Предсказывайте, но не назначайте сроков. К примеру, сколько еще лет просуществует капитализм?

Академики (хором): Вечно!

Астрологи: Сто лет с гаком!

Гадалки: Сто гаков и еще гак!

Секретарь: Ну, и глупо! Говорите неопределенно: долго, пока рак не свистнет. Расходитесь.

Сцена третья.

Повелитель: Что за шум на улице? Почему кричат?

Секретарь: Народ поздравляет Советский Союз.

Повелитель: Безобразие! Телеграмма ведь послана. Разогнать!

Занавес.

Песков В.М. «Шаги по росе»

Это сборник очерков, репортажей, лирических миниатюр и фотоновелл.

«Лаборатория на Пироговской»

В эту маленькую лабораторию на Большой Пироговской в Москве совершается настоящее паломничество. Вот уже несколько лет лаборатория стала своеобразной хирургической Меккой. С какого бы конца земли ни приехал врач, он непременно хочет увидеть коллегу Демихова. Гости хотят убедиться в чудесах, которые делает Демихов, пожать руку смелому экспериментатору.

на теле одной собаки жили…две головы. Жили вполне нормально. Вторую голову «пришили» искусные руки хирурга. А вот еще одна собака. Двадцать дней назад ей сделали операцию. Теперь у собаки два сердца…

Сотни больших и малых проблем приходится решать настойчивому человеку, в каждой новой операции учитывать все предыдущие удачи и горький опыт неудач. Но трудный путь ведет к заманчивой цели. Человеку можно будет восстановить утраченные органы. Еще вчера об этом можно было прочесть разве что у фантаста. Теперь мечта становится былью.

Опыты ведутся на собаках. Вполне понятно, что никакой собаке не нужны две головы и два сердца. Изучается взаимоприживаемость тканей, оттачиваются техника и методы операций, прощупываются открытые и еще не открытые законы жизнедеятельности организмов. Очень большая и кропотливая работа, очень умелых рук и пытливого разума требует она.

Песков. Дорога в пустыню

Захватывающая дух жара, взбитая ветром пыль, полинявшее небо, верблюд с равнодушной мордой. На минуту показалось, что нет на земле ни больших городов, ни лесов, ни облаков на небе, только этот вот горячий ветер и барханы, барханы…

Таковы впечатления первого дня. Но, пожив в Каракумах неделю, делаешь открытие: пустыня не так уж безжизненна. Как ни странно, открытие это делаешь ночью. Прохладная ночь пустыни полна звуков. Легкий топот – это стадо джейранов, спугнутое волком. А это шакалы не поладили возле павшего верблюда. Как сверчок за печкой, стрекочет в ночи какой-то родственник кузнечика, пискнула птица…

Многие думают: Каракумы – это только бесплодные пески. Я тоже так думал – и ошибался. В пустыне много плодородной земли. Дай только воду, и, как скажет туркен, «расцветет посох». В Каракумах вызревает самый сладкий виноград, самый лучший хлопок, самые пахучие и вкусные дыни – гуляби. Такие дыни туркменские купцы упаковывали в свинцовые оболочки, возили в подарок индийским раджам как редкое лакомство… Чудеса делает вода в пустыне!

- Берегите ноги! Кобра! – услышал я за спиной испуганный голос. Но страшная змея не думала нападать. Нож бульдозера разрушил её прохладное убежище, и она напугана была не меньше нашего. Опомнившись, мы решили сфотографировать ядовитую тварь. Увы, бедняга не смогла «позировать»…

- Испеклась… - сказал Леонид, поднимая темную плеть змеи.

Как же человек терпит такую жару? Терпит, да еще и работает! И хорошо работает!

- Леонид, откуда ты приехал? – спросил я инженера Дьяконова.

- Я таежник, из Бодайбо.

Как на чудо глядел я на Леонида, прикидывая разницу в градусах: -60 и +50. И еще больше удивился, узнав, что на стройке у Леонида не меньше четырех десятков земляков из Иркутска, Ангарска. Приехали после окончания строительных школ, техникумов, институтов, по собственному выбору приехали.

- Не жалеют?

- Да нет, конечно, хоть и говорят, что в Каракумах надо привыкнуть к тысяче и одной трудности.

Не знаю, точно ли столько трудностей на стройке. Но если вести счет на тысячу, первая трудность – жара, тысяча первая – скорпионы, москиты, змеи… В промежутке – все остальное.

Разве перечислишь все тяготы пустыни! Да и надо ли перечислять? Сами строители о них почти не вспоминают. То ли потому, что привыкает человек, то ли потому, что «мусор» тут не держится. Кто остался – живет, работает. И от этого с каждым днем пустыня становится все менее пустынной.

- Казалось бы, что здесь хорошего? – задумчиво вминает он папиросу в пепельницу. – Много зарабатываю, но я не жадный… В прошлом году заладила жена: уедем да уедем отсюда – по-людски поживем хоть. Уехали. Дом в Ашхабаде купили с виноградником во дворе. Работа хорошая подвернулась. Приду домой – воды хоть залейся. Веранда, холодок… А вот бросил все, опять сюда. Сам черт не разберет. Лягу, бывало, спать, думаю: «А как там сейчас, сколько проползли по пескам?» Худеть начал… Так вот и приехал. Брата еще сманил. Теперь вместе «пашем» песок…

Мы так и не уснули. Сергей, чтобы убить бессонницу, принялся чертить какой-то план на завтра; я же, разглядывая его вихрастую тень на стене, думал: «Часто так бывает – тянет человека в самое пекло, в самое трудное, а почему – и сам объяснить не может…»

Песков. Целинный каравай

Мне несколько раз пришлось быть на целине. Много волнующих впечатлений оставил день первой борозды. Обветренные лица трактористов, земля, перемешанная с ковылем, косой полет спугнутых орлов. Но самые яркие воспоминания о целине связаны с первым урожаем. Все было окрашено только в две краски. Голубое небо и желтая пшеница. Пуды, вагоны, составы хлеба качались под степным ветром.

На ссыпном пункте девушка, проверявшая влажность зерна, казалась смелой альпинисткой, покорившей желтую гору. Не хватало людей, машин, поездов, чтобы взять у земли щедрую плату за первую трудную весну, за ночлеги под звездами, за кровавые мозоли на руках, за все лишения первого года…

Снабжавшая нас пекарня неожиданно стала. Сказали, что хлеба не будет неделю. До города триста верста – разве погонишь машину, если каждый час на учете? Добыли мешок муки. Но что с ней делать? В лагере все молодые и почти все горожане – хлеб ели из магазина и, конечно, не знали, как его пекут. Попробовали делать лепешки. Но они напоминали подошву. Приуныли ребята – за обедом хлеб всему голова…

На четвертый день утром, когда собрались завтракать, на столе неожиданно появился большой каравай теплого хлеба. Румяная хрустящая корочка и запах!.. Все признались, что никогда не пробовали хлеба вкуснее. Тут же всем был представлен пекарь. Это был Митроша. Оказывается, с самого вечера он возился на кухне. Каким-то чудом заквасил тесто, прямо в земле соорудил подобие печки с глиняной духовкой. За два дня Митроша научил печь хлеб и повариху и двух других девушек…

Помню и разговор с Митрошей.

- Домой, на Орловщину, не тянет?

- Да скучаю маленько… У меня ведь там… - Митроша выразительно прислонил ладонь к сердцу. – Пишет – приеду. А раз так, зачем же уезжать? Простор для жизни какой!..

Разглядывая фотографию, я живо вспоминаю веселого парня. Именно вот такие ребята, умеющие обедать на ходу, чинить машину в степи, умеющие хлеб испечь и рану перевязать, стали хозяевами большой целины.

P.S.с меня еще один текст по Ленину и Рейснер «Фронт». Сорри, сегодня не успеваю( пришлю завтра.

Ил. Вардин.// Красная новь. 1921. N 1. С.199-204

ПОСЛЕ КРОНШТАДТА.

Кронштадтское восстание должно было послужить началом термидорианской реакции в России. Между удачным переворотом 9-го термидора 1794 года и неудачным восстанием 2-го марта 1921 года так много сходных поучительных черт, что сопоставить эти два исторических акта совершенно необходимо.

Против правительства Робеспьера в 1794 году поднялась лево-правая коалиция. В заговоре участвовали: дантонисты (правые), якобинцы Колло д'Эрбуа и Бильо-Варенн (левые), жирондисты (крайне правые), шометисты и гебертисты (крайне левые). Эти партийные заговорщики находились в союзе и опирались на "Болото", т.-е. на "беспартийную" часть конвента Великой французской революции.

Точно такую же группировку течений имеем мы в Кронштадтском мятеже. Здесь на глазах у всего мира против Советской власти объединились: эс-эры и меньшевики (правые), левые эс-эры и максималисты ("левые"), кадеты и монархисты (крайне правые), анархисты ("крайне левые"). Эти партийные ненавистники Советской власти находились в союзе с "беспартийными" ненавистниками пролетарской республики.

Термидорианцы говорили, а некоторые из них даже думали, что они совершают новую революцию. Их лозунгом было: "Долой тиранию! Долой диктатуру якобинцев!".

Кронштадтские мятежники говорили, а некоторые из них возможно даже думали, что они совершают новую, третью революцию. Их лозунгом было: "Долой тиранию! Долой диктатуру партии коммунистов!".

Термидорианский переворот был произведен лево-правой коалицией. Но на другой же день после победы правая взяла верх и начала ликвидацию революции.

Кронштадтским мятежникам не удалось одержать губительной для революции победы. Но еще в процессе борьбы, явно для всех, правые белогвардейцы начали брать верх над "левыми" болтунами. Если бы мятежный Кронштадт победил - кто стоял бы сейчас у власти? "Беспартийный" Петриченко? Конечно, нет! Власть перешла бы сначала в руки Чернова-Керенского-Милюкова, а затем она постепенно стала бы передвигаться направо. Только сдвинуть революционную власть с места, только свалить ее, - дальше государственная машина быстро покатится назад. Меньшевистско-эс-эровским банкротам революции никогда не удержать власть в своих руках. Не имея опоры налево, они сами станут добычей правой реакции.

Кронштадтские мятежники потерпели поражение, первый натиск термидорианской реакции был отражен потому, что российская революционная власть и руководящая партия пролетарской республики имеют твердую опору в рабочем классе, в городской и сельской бедноте.

Кронштадтские события сопровождались в некоторых случаях обострением отношений между массами и властью. Белая гвардия хотела обострение превратить в разрыв, разрыв - в войну.

Эс-эро-меньшевистская, кадетско-анархическая коалиция работала над тем, чтобы изолировать власть и правящую партию. Изоляция не удалась. Наоборот, Кронштадт отрезвил, открыл глаза массам. Они поняли, что на карту поставлена судьба революции. Они увидели, что в "домашний", братский спор между массой и ее авангардом вмешались "чужаки", вмешались враги, желающие использовать недоразумение. В результате произошла не изоляция, а еще большее сближение между властью и массой.

17 марта был ликвидирован белый Кронштадт. А две недели спустя в Петербурге началась кампания по выборам в общегородское совещание рабочих. Совещание созывал губпрофсовет.

Совещание продолжалось 10 дней. В пленарных заседаниях оно заслушало доклады об улучшении быта рабочих и о продовольственном вопросе. Главная работа сосредоточилась в секциях. Их было образовано восемь: 1) секция снабжения рабочих и улучшения их быта, 2) секция соц. обеспечения и воспитания, 3) тарифа, натурпремирования и трудового пайка, 4) постановки товарообмена рабочих организаций с крестьянством, 5) секция земельно-огородная, 6) секция о жилищах и топливе для рабочих, 7) секция по участию рабочих в советском строительстве, 8) секция по организации петербургской промышленности.

Постановления секций, одобренные пленумом, были затем утверждены Петербургским Советом. По предложению губисполкома, совещание делегировало в губисполком для постоянной работы 5 рабочих. 10% совещания было выделено для несения ответственной работы в центральных и районных учреждениях Петербурга.

Одновременно в Петербурге происходило совещание крестьян - представителей уездных, волостных и сельских советов Петербургской губернии. Совещание прошло под знаком дружной совместной работы рабочих и крестьян на трудовом фронте, под руководством Советской власти. Представители крестьянского совещания явились на рабочее совещание и приветствовали его при бурных рукоплесканиях и восторженных кликах огромного пролетарского собрания.

Каковы результаты петербургского рабочего совещания? Эс-эры строили замечательные планы: они хотели превратить совещание... в "беспартийный совет" и взять от его имени власть в свои руки. Начали они с того, что предлагали рабочим образовать "беспартийную фракцию". Но рабочие высмеяли этих "беспартийных" глашатаев "беспартийной партии".

Петербургское совещание и московские выборы говорят о том, что попытка контр-революции изолировать партию и власть, а затем свалить ее, не удалась. Меньшевики и эс-эры могут конечно, шуметь о том, что они не имели "свободы выборов". Они имели полную свободу устной агитации. Они провели тринадцать депутатов на две с лишним тысячи. И малому ребенку известно, что партия, за которою идут массы, может одержать относительный успех даже при самых неблагоприятных условиях. Наша партия проводила в царскую думу депутатов при чудовищно-тяжелых условиях... Меньшевики и эс-эры потерпели позорное поражение на московских выборах потому, что массы против них. Голодный рабочий, когда он хочет "сорвать злобу", "досадить" большевикам, готов иногда слушать даже эс-эров и меньшевиков, но никакого решительно доверия к ним он не питает... Изолированной оказалась не партия революции, а "лево"-правая коалиция контр-революции.

Против этой разношерстной, беспринципной, оторванной от массы, растерявшей свои принципы и программу, растрепанной, разлагающейся коалиции стоит единая, 700-тысячная коммунистическая армия, со стойким "командным составом", с великолепным "главным штабом", прочно связанная с "тылом" и "глубокими резервами".

Пусть, кто хочет, смотрит уныло на грядущее! В нас нет ни тени сомнений! Мы будем бить наших врагов так же, как били их не раз!

Вардин И. Реакционная демократия: (О "Крестьянском союзе"). [Статья] // Красная новь. 1921. N 2. С.258-263

Каждая серьезная политическая партия связывается с представляемым ею классом, главным образом, через широкую, формально беспартийную, по-преимуществу экономическую, организацию этого класса, которой обычно партия фактически и руководит. Эта беспартийная организация, по недавнему выражению т. Ленина, является "приводным механизмом" между партией и классом.     Возьмем для примера русские политические группировки.     Для правых, черносотенных партий "приводным механизмом" служили "Советы объединенного дворянства", избираемые на дворянских съездах, дворянские общества, дворянские "благородные" собрания и т. д.     Для буржуазных партий роль "приводного механизма" играли Советы съездов торговцев и промышленников, хозяйские профсоюзы, биржевые комитеты, купеческие общества и т. д. В настоящее время заграничная политическая эмиграция опирается на ряд широких "беспартийных" объединений промышленников, купцов, финансистов и через них пытается не порывать связи с теми слоями, интересы которых она представляет.     Коммунистическая партия связывается с рабочим классом через рабочие профсоюзы. Другие партии, претендующие на защиту интересов пролетариата, пытаются прежде всего вытеснить нас из профсоюзов и самим укрепиться в них.     Партия эс-эров пыталась и пытается связаться с крестьянством через "крестьянские союзы". Мы могли победить буржуазию, опираясь на профсоюзы. Эс-эры думают победить нас, опираясь на крестсоюзы.     Директива организовать крестьянские союзы была дана центральным комитетом партии эс-эров весной 1920 года. В циркулярном письме Ц. К. предлагает всем местным организациям предпринять две кампании: 1) по организации приговорного движения и 2) по созданию крестьянских союзов. Приговорное движение должно было выразиться в том, что на сельских и волостных сходах крестьяне подвергли бы суровому осуждению Советский режим и высказались бы за Учредилку. По мнению эс-эровского Ц. К., приговорное движение должно было принять "характер массовой заразы, передаваясь из села в село, из округа в округ".

 Крестсоюз - говорит эс-эровский Ц. К. - "должен быть беспартийным, чтобы снова сблизить между собою элементы, распавшиеся после ликвидации Всероссийского совета крест. депутатов, и либо разошедшиеся по разным партийным группировкам (партийные эс-эры, левые эс-эры, народники-коммунисты, борьбисты и т. д.), либо отошедшие от всяких партий, или даже ушедшие от политики в толстовство, сектантство, в анархизм и т. п.".      Таким образом, крестсоюз должен стать сборным пунктом для всех народнических элементов. Но руководящая роль в союзе должна принадлежать эс-эрам, - а для этого, "на-ряду с строительством Всероссийского союза трудового крестьянства, не смешиваясь с ним, должно стоять строительство чисто-партийной деревенской организации". Эс-эровские ячейки должны вести за собой крестьянство при помощи крестсоюза.

В нашей революции реакционная демократия выявила себя достаточно ярко. Знамя учредилки, - это - ее знамя. Крестсоюзы, антоновщина, бандитизм, повстанчество, это - все попытки мелко-буржуазной, кулацкой, реакционной демократии утвердить свое господство. Партия эс-эров, это - идеолог, организатор, знаменосец российской реакционной демократии.      Борьба учредилки против советов, это - борьба реакционной демократии против революционной, пролетарской демократии. Когда пролетарская революция бьет формальную учредиловскую демократию, это значит, что она бьет реакционную сущность в пустой форме демократизма.

    Вардин И. Раскол партии кадетов. [Статья] // Красная новь. 1921. N 3. С.272-284

     В июле 1921 года в столице буржуазной Франции было официально объявлено о расколе главной партии русской буржуазии - "партии народной свободы" (кадетов). Какие причины привели к расколу? Каково его общественно-политическое значение с точки зрения интересов пролетариата?

 - "Что делать после крымской катастрофы?" Этот вопрос был поставлен парижской группой кадетов 21 декабря 1920 года - месяц спустя после изгнания Врангеля из Крыма. В записке, составленной П. Милюковым и получившей затем характер "основного документа", прямо ставился на обсуждение всей партии вопрос о "пересмотре тактики партии народной свободы". С своей стороны парижская группа на основной вопрос: что делать? - отвечала следующим образом.      Примирения с большевизмом быть не может. Но борьба с ним "не может продолжаться в прежних формах. Уже одна перемена обстановки борьбы диктует коренной пересмотр тактики". Прежде всего необходимо учесть ошибки прошлой борьбы. "Недостатки в руководстве этой борьбой... постоянно повторялись, несмотря на смену военных вождей, и роковым образом приводили всякий раз к одной и той же печальной развязке". К чему сводились эти ошибки и недостатки? Парижская группа формулировала их еще 20 мая 1920 года. Неудачу Деникина она объяснила тем, что, помимо промахов военного командования, "совершены были четыре роковые политические ошибки". Какие это ошибки?      "Попытка перерешить аграрный вопрос в интересах поместного класса оттолкнула крестьянство. Возвращение старого состава и старых злоупотреблений военно-чиновной бюрократии оттолкнуло остальные элементы местного населения и местную интеллигенцию. Узконационалистические традиции в решении национальных вопросов оттолкнули боровшиеся с большевизмом окраинные народности. Преобладание военных, а отчасти и частных интересов помешало во-время восстановить правильное течение экономической жизни". Итак, в лице Колчака, Деникина, Врангеля, Юденича на трудовую Россию шли капиталист, помещик, реакционный бюрократ, "зоологический" националист. Господа Милюковы целиком были с этой доблестной черной ратью. Но рать эта разбита, и Милюков задумывается над вопросом: что сие означает, почему, несмотря на мощную поддержку мирового капитала, случилось поражение? Ответ получается замечательный:      "Неудача фронтовой борьбы есть, в весьма значительной степени, неудача того социального слоя, который взял в свои руки руководство борьбой и, сознательно или бессознательно, придал ей определенную политическую окраску. Привычки и методы старого правящего класса должны быть заменены теперь методами новой демократической России".      Из ценного признания, что "неудача фронтовой борьбы есть... неудача социального слоя", г.г. левые кадеты выводят необходимость "новой", "демократической" тактики в борьбе с большевизмом. Однако, вывод напрашивается другой.      В самом деле. Авторы записки сказали полу-правду. В "фронтовой борьбе" потерпели неудачу капиталисты, помещики, старые бюрократы. От кого потерпели они неудачу? Кто стоял против капиталиста, олицетворявшего "частные интересы"? Кто боролся против "поместного класса"? Рабочие и крестьяне! Они - победители, они разбили в открытой борьбе буржуазно-помещичий "социальный слой". Они заменили сами "привычки и методы старого правящего класса" новыми "привычками и методами", они строят новую Россию, на новом фундаменте. Исторический спор решен, по крайней мере для ближайшего времени. "Неудача фронтовой борьбы" есть неудача буржуазно-помещичьего блока и победа рабоче-крестьянского блока.      На что же рассчитывают, в таком случае, сторонники новой тактики? На кого они думают опереться в борьбе с большевизмом? Во имя чего должна вестись теперь эта борьба?      Прежде всего сторонники новой тактики мало рассчитывают на вмешательство извне. Правда, после "крымской катастрофы" "большевизм окончательно стал проблемой международной". Но "европейские государства только в случае исключительной и реальной опасности со стороны большевиков сделают отсюда практические выводы".

В парижской группе в это время обнаружилась новая, весьма впрочем, слабая группировка сторонников "третьей тактики" - признания и примирения с Советской властью*1. Между группой Милюкова и Набокова-Гессена встал центр, решивший по возможности примирить разногласия и не допустить раскола. Но раскол, очевидно, был неизбежным. Еще до начала заседаний парижской группы Набоков выбросил лозунги: "Против неясности и двусмысленности!", "Надо выбирать и решаться!", "Никакая словесность не устранит внутренней розни!", "За попыткой примирить непримиримое последует внутреннее разложение".      На это Милюков отвечал:      "Мы вполне разделяем соображения В. Д. Набокова о невозможности и о вреде примирения непримиримого. И в парижской группе "надо выбирать и решаться". В. Д. Набоков, не в пример многим своим единомышленникам, имеет мужество собственного мнения. Он открыто ведет к "неооктябризму". Новая тактика так же открыто ведет к последовательному восстановлению и развитию демократических и социальных основ партии. Надо выбирать и решаться".      21 июля раскол был уже совершившимся фактом. В этот день правые и центр провели компромиссную, но все же резко осуждающую "новую тактику" резолюцию. Резолюция констатирует, что "попытки проведения в жизнь основ "новой тактики" не дали результатов", что, в частности, не удалось создание "широкого демократического фронта". Далее резолюция указывает, что "переход обеих спорящих сторон к политическим действиям, исключающим друг друга, нанес целости партии тяжелый удар". Подчеркнув необходимость "учета уроков прошлого", резолюция в заключение говорит:      "До пересмотра компетентными органами программы партии парижская группа в своих действиях должна исходить из основ глубоко демократического духа программы партии и ее вне-классового характера, имея конечною целью свободу личности и гражданина в правовом демократическом государстве - и обязана бороться с политическими и классовыми стремлениями, противоречащими интересам демократического государства, покоящегося на основах частной собственности".      Эти общие типично-кадетские фразы, эта либеральная фразеология прикрывает деникинскую программу.

Раскол партии кадетов означает разрыв блока между "передовой" буржуазией и "либеральными" помещиками. Разрыв этот обусловлен победой революции. Буржуазия чувствует, что она окончательно "пропадет", если и дальше будет связывать свою судьбу с "поместным классом". Помещик не может признать завоеваний революции. Он вынужден вести безнадежную борьбу за реставрацию дофевральских "устоев". "Передовой" буржуа может отказаться от явно безнадежной борьбы и поставить себе исторически возможные цели. Отказываясь от реакционной утопии, буржуа пытается опереться на известные "завоевания революции", чтобы победить пролетарскую диктатуру, а затем уже "исправлять" эти завоевания. Буржуазия вынуждена делать "равнение налево", ибо революция укрепилась. "Поместный класс" не может итти этим путем. Левые кадеты пытаются создать буржуазно-демократический фронт. Правые кадеты создали и укрепляют дворянско-аристократический фронт. Милюков старается собрать вокруг себя буржуа всех степеней. Набоков собирает вокруг старого кадетизма все обломки старо-дворянской, сановно-бюрократической, царистской России.      Каждый победный шаг революции вперед будет усиливать раскол, углублять пропасть между правым и левым крылом кадетской партии, которая уже сейчас представляет собою две партии. Бесплодность "новой тактики" будет питать и усиливать сторонников "третьей тактики", - тактики примирения с республикой Советов. От признания "завоеваний революции" путь лежит - к капитуляции перед революцией!

Ил. Вардин.      "Пролетарская Революция". Исторический журнал Истпарта. N 1. 1921 г. Госиздат.Вот издание, на которое должно быть обращено самое серьезное внимание и которое должно сыграть огромную роль в деле воспитания нашего молодого поколения! Мы до ужаса мало знаем о нашем прошлом, о том, что было десять, пятнадцать, двадцать, тридцать и стр. 291 т. д. лет тому назад. Возникновение и развитие нашей партии, главные этапы русского рабочего движения, - основные данные об этом известны лишь весьма узкому кругу лиц. У нас нет ни одного сносного, хотя бы сжатого, хотя бы схематичного очерка истории Р. К. П. На-спех написанные коротенькие брошюры на эту тему изобилуют, как теперь выясняется, весьма существенными ошибками.      Изучение нашего прошлого крайне затруднено тем, что материалы мало доступны. Наша история, это - история пролетарского подполья, и ее нельзя изучить, не проделав огромной предварительной работы по собиранию и систематизации фактов и документов. Работа эта может быть выполнена лишь усилиями большой группы лиц. И совершенно справедливо удивление автора вступительной статьи "От Истпарта" о том, что "до сих пор, за три года, не образовалось исторического журнала, посвященного специально рабочей революции в России".      "Пролетарская революция, - читаем во вступительной статье, - ставит своей задачей опубликование материалов, в первую голову, по тому отделу истории русской революции, который до сих пор оставался более всех в тени: по истории пролетарского революционного движения в России. Сюда войдут прежде всего документы по истории Р. К. П. и ее предшественницы - большевистской фракции Р. С.-Д. Р. П., - но также, разумеется, и документы других партий, поскольку в них отразилось рабочее движение, и документы рабочего движения беспартийного, организованного (история профсоюзов) и неорганизованного ("стихийные" забастовки, отдельные случаи фабричных "волнений" и т. д.)".      "Пролетарская революция, - говорится далее во вступительной статье - будет печатать лишь наиболее крупное, яркое и характерное, помещая одновременно сводки, небольшие монографии, основанные на более полном изучении материала". Далее будут печататься документы госуд. архива Р. С. Ф. С. Р., извлечения из белогвардейских архивов, воспоминания и т. д.      "Мы пишем о вечно живом и вечно юном пролетариате, а не о мертвых приказах и канцеляриях, и мы зовем к себе всех живых, интересующихся историей пролетарской революции", - говорит Истпарт.      Какие цели преследует исторический журнал Истпарта? Для кого он издается? На эти вопросы вступительная статья дает такие ответы:      "Наша цель именно в том и состоит, чтобы помочь писанию истории пролетарской революции в России. Документального сырья никто читать не станет, кроме самих историков, а нам нужны книжки, которые бы читались и рабочим, и студентом". И дальше: "Наш журнал должен стать... необходимой базой для будущих историков пролетарской революции, это - его первое и главное назначение". С другой стороны, журнал должен стать "абсолютно необходимым источником" для наших партийно-советских школ, для лекторов, студентов и т. д.      Вступительная статья Истпарта кончается следующим интересным замечанием:      "Исторически работать можно научиться только на первоисточниках: человек, который никогда ничего не видал, кроме чужих "изложений", никогда не сделается ученым, навсегда останется дилетантом". стр. 292      Насколько в первой книжке своего журнала справился Истпарт с поставленной себе задачей?      Половину всего журнала занимают ценнейшие материалы о первом съезде Р. С.-Д. Р. П. Здесь на первом месте стоят две статьи тов. Эйдельмана. Первая статья была напечатана в 1907 г. в историческом сборнике "Наша Страна", заменившем закрытое правительством "Былое". В ней тов. Эйдельман дает очерк развития с.-д. работы в Киеве в 90-х годах и излагает историю 1-го съезда Р. С.-Д. Р. П. Во второй статье т. Эйдельман исправляет ошибки и неточности, допущенные Вл. Акимовым (Махновцем) в его статье о первом съезде. ("Минувшие годы", февраль 1908 г.). Статьи т. Эйдельмана являются незаменимым пособием для всякого, желающего иметь представление о первом съезде.      Интересна статья т. Невского: "К вопросу о первом съезде Российской Социал-Демократической партии". В основу статьи т. Невского положены документы, извлеченные из недр департамента полиции, а именно: проект устава, проект манифеста, несколько статей и выдержек из Киевской "Рабочей Газеты", несколько воззваний и доклад Зубатова в департ. полиции о первом съезде. Все эти документы напечатаны в журнале в виде приложений. Статья т. Невского, к сожалению, носит несколько отрывочный и спешный характер.      В отделе: "Материалы по истории контр-революции" помещены: письмо Авксентьева к с.-р. юга России, письмо Сазонова к Вологодскому (премьер-министр Колчака) и Набокова к Колчаку, письмо Карташева (теперешний председатель эмигрантского "национального союза") к Пепеляеву (мин. внудел Колчака), заметка о попытке Италии торговать с белым Доном.      Все эти документы снабженные примечаниями т. Пионтковского, сами по себе представляют значительный интерес. Они вносят новые штрихи в историю интервенции.      Интересны воспоминания Н. Семашко. Автор дает краткие, красиво написанные отрывки о нашем прошлом, начиная с девяностых годов. Весьма любопытны строки, относящиеся к Г. В. Плеханову. Ценными являются воспоминания А. Н. Винокурова (о парт. работе в Екатеринославе), Вл. Виленского-Сибирякова (об окт. днях в Сибири), А. Шестакова (о раб. движении в Донбасе).      Отдел библиографический составлен довольно удачно. Большое недоумение вызывает лишь статья т. Ольминского о книге тов. Преображенского: "Бумажные деньги в эпоху пролетарской революции". Какое отношение имеет к Истпарту финансово-экономическая книга, вышедшая в 1920 году? Недоумение рассеется, если принять во внимание, что тов. Ольминский выступает в статье со своей "особой" точки зрения. Он вооружается против "ходячих советско-партийных предрассудков", предостерегает от "трясины нынешних предрассудков" и т. д. Тов. Ольминский имеет неоспоримое право рассуждать о любой книге так, как ему угодно, но мы также имеем непререкаемое право настаивать на том, чтобы "исторический журнал Истпарта" занимался исключительно историей, а не текущей финансовой политикой...      Журнал имеет ряд существенных недостатков редакционно-технического характера. Слабо чувствуется редакторская рука. В примечании к вступительной статье "От Истпарта", например, читаем:      "Не могу не вспомнить, с каким ликующим лицом встретил меня, в 1905 году, один очень выдающийся профессор-естественник"... стр. 293 Статья была написана, очевидно, в первом лице, предполагалось дать ее за подписью. А когда она пошла "От Истпарта", - редактора на месте не оказалось. Такие досадные редакционные промахи встречаются нередко.      Журнал не сшит, - как только разрежешь, сразу разваливается. Ниток и проволоки у нас мало, но для такого издания, как "Пролетарская Революция", обязательно должны найтись и нитки, и клей, и лучшая бумага в возможно большем количестве. Тираж 1-го номера - 5200 экз., это - капля в море.      Мы не сомневаемся, что журнал "Пролетарская Революция" быстро избавится от досадных недостатков, скоро станет твердо на ноги и выполнит взятую на себя великую историческую задачу.      ---------------      P. S. Когда настоящая заметка уже была написана, вышел из печати N 2 журнала. Во втором номере помещены статьи: Д. Зенковского "Тени минувшего", Павловича "Письмо к тов. о втором съезде Р. С.-Д. Р. П.", Бонч-Бруевича "Некоторые сведения о юношеских годах В. И. Ленина", П. Лепешинского "К вопросу о преподавании курса истории русской рев. в губсовпартшколах", "Письма Ленина 1917 г.", воспоминания об Артеме Котова, Сережникова и Френкеля, Лациса "Тверская группа Р. С.-Д. Р. П.", Бонч-Бруевича (первый русский мимеограф), М. Ольминского (Черный гектограф) и др. Расширен отдел библиографии. За недостатком места и времени оценку второго номера приходится отложить.      И. В.

Вардин И. О политграмоте и задачах литературы. [Статья] // На посту. 1923. N 1. С.91-100

 Какие задачи стоят перед нашей литературой? Ответ на этот вопрос зависит от ответа на другой вопрос: кому хочет служить наша современная литература?      На шестом году пролетарской революции, кажется, можно уже ставить вопрос так "грубо"; на шестом году свержения капиталистического господства немного, повидимому, найдется охотников спорить против того, что литература бесспорно служит тому или иному общественному слою. Время, когда художественные произведения выставлялись как олицетворение, как отражение "общечеловеческих" дум, настроений, переживаний, - это время для России как будто прошло безвозвратно. Вряд ли сейчас кто будет слушать уверения о том, что литература это - нечто внеклассовое, надклассовое, всечеловеческое.      Это не значит, конечно, что окончательно вывелись "герои", мнящие себя выразителями "всеобщей воли и мысли". Но их теперь единицы. Подавляющее большинство литераторов расселось по различным, вполне определенным, по своей социально-политической физиономии, полочкам.

И вот - кому служить, чьи интересы защищать, чью волю закаливать? Против кого бороться; что и как осуждать, какой основной идее служить? Какие исторические задачи решать и как их решать? - вот основные вопросы, стоящие перед любой литературной группой.      Кто хочет быть сознательным деятелем печатного слова, кто не относится мистически к художественной литературе, - тот обязательно должен разобраться, должен решить для себя все эти вопросы. Довольно стихийного, только лишь "нутряного", т. е. в конечном счете невежественного отношения к основным вопросам современной действительности! Довольно политической безграмотности литераторов! В Советской республике да не будут терпимы общественным мнением трудящихся литераторы, которые относятся свысока, с "гениальным" пренебрежением к элементарнейшим вопросам политики и экономики!      На наших глазах шар земной сотрясается. Гигантская, все расширяющаяся борьба кипит во всем мире. Быть нейтральным в этой борьбе нельзя, и фактически никто не нейтрален. Писатели, выражавшие и отражавшие интересы имущих классов, немедленно и со всей категоричностью самоопределились, "взяли сторону" против стр. 93 нас, против революции трудящихся. Бунины, Куприны, Чириковы, Мережковские, - не взирая на всю свою "всечеловечность", решительно подняли знамя борьбы против рабочего класса. Они ведут беспощадную партийно-политическую борьбу, они активно участвуют в смертельной классовой войне, - против угнетенных миллионов, за рабовладельческие кучки. Самым явным и резким образом они поставили искусство, свой "божеский дар", свое поэтическое вдохновение на службу политике, политике реакционной.

Да, поэты и художники, желающие служить историческому прогрессу, должны отбросить решительно политическую беззаботность, должны понять, что они не сверхчеловеки, что вдохновляясь живой человеческой жизнью и борьбой, им нужно уметь понимать смысл этой борьбы, ее пути, цели и задачи. Недостаточно в происходящей всемирно-исторической борьбе просто стать на сторону носителя грядущего - пролетариата. Необходимо сознательно стать в ряды борющегося рабочего класса, сознательно, со знанием дела, помогать этому единственному в мире классу, способному руководить освободительной борьбою всех остальных подавляемых и угнетаемых классов и наций.      Жалкими трусами и лицемерными болтунами являются все те, для которых эта задача узка, которые хотят стоять над этой всеподавляющей, все себе подчиняющей задачей. Литература не может и не должна стоять вне жизни. А жизнь - это прежде всего решающая схватка классов, сплошь и рядом переходящая в кровавую гражданскую войну. Литература должна стр. 94 быть сознательной участницей в этой войне, литература сознательно должна ставить себе целью прямую и постоянную помощь той стороне, которая воюет против рабства, против векового угнетения.      Для удовлетворительного разрешения этой задачи литераторам, желающим служить революции, необходимо самым прозаическим образом пройти школу политической грамоты. Это предварительное условие для того, чтобы наша литература стала в самом деле революционной, пролетарской. Об этом особенно твердо должна помнить литературная молодежь.      А на-ряду с этим необходимо, чтобы литераторы, желающие служить революции, были наиболее тесно связаны... с РКП. Да, именно с РКП, ибо нельзя служить целиком революции, если не находишься в неразрывной связи с мозгом, душой, рычагом этой революции. Мы не верим, мы никогда не поверим, чтобы "беспартийная" литература могла стать подлинной литературой революции. Никогда литература не станет в уровень великой эпохи, если ее представители не будут дышать одной грудью с партией коммунизма.

 Прежде всего, литература должна помочь понять массам историчность, закономерность совершившейся революции. Она должна связывать вчера-сегодня-завтра России, а с другой стороны, она должна связывать российскую революцию со всемирной борьбою рабочего класса. Художник, если он претендует на роль духовного стр. 95 руководителя масс, должен располагать минимальными историческими знаниями; если он не злостный враг рабочего класса, должен обладать минимальной исторической добросовестностью и давать правильную перспективу. Если художнику непонятно историческое место российской революции, то он никогда не будет художником революции, т. е. он никогда не будет работником пролетариата и трудящихся масс.

Литература должна объяснить, литература должна сделать несомненной для миллионов мысль о том, что Октябрьская революция была законнейшим детищем истории, что вся ее "вина" заключается только в том, что она прежних хозяев жизни заменила новыми, вышедшими из рядов трудящихся и осуществляющих дело трудящихся, что вычеркнуть пятилетие революции это значит снова отдать судьбу десятков миллионов в руки кучки рабовладельцев... стр. 96 Разумеется, художественная литература эту мысль должна популяризировать не публицистически, а по своему, художественно. Сумел же гр. Пильняк художественно сказать о неисторичности русской революции, - столь же художественно, а скорее всего, более художественно можно сказать правду о русской революции, можно и должно поставить ее на свое историческое место.      Революционное пятилетие нужно вычеркнуть целиком - так говорит белый лагерь. Прежде всего это значит - власть нужно отдать господствовавшим ранее классам. Никакая уступка, умещающаяся в рамках сохранения власти рабочим классом, бывших господствующих классов не удовлетворит. Они хотят полновластия. Это основной решающий пункт, пункт, который мирным путем разрешен быть не может, ибо уступки в данном случае невозможны, а без уступок примирение невозможно.

 Революционная литература должна быть пропитана, пронизана великим гневом рабочего класса, его волей, его непоколебимым стремлением к освобождению, очищению, движению вперед. Настоящая революционная литература там именно, где отражены идеи и воля миллионов, где с небывалой до сих пор силой заклеймен буржуазный мир, где эксплоататорская часть человечества подвергается беспощадному разоблачению и жесточайшему наказанию, - за все ее чудовищные преступления перед трудящимися мира.      Да, новая литература, смотря на все глазами рабочего класса, должна научиться наказывать буржуазию, - иначе она не революционная литература, и, следовательно, не имеет права на получение "входного билета" в новые ворота истории...      Отвергая "демократию", "всеобщность", "всенародность" в политике, коммунизм отвергает ее и в литературе. Требуя ясности и определенности во всем, он и в литературе добивается этой ясности и определенности. Подчиняя все интересам освобождения рабочего класса, - следовательно, освобождения всего угнетенного человечества, - коммунизм и литературу подчиняет этой великой цели.

Дело трудное, но оно будет сделано. Рабочий класс будет иметь свою литературу. Республика Советов даст миру великий образец новой, свободной от влияния капитала, революционно-пролетарской литературы. Старый мир получит сокрушительные удары на фронте искусства.      Лишь бы наша литературная "братия", в особенности наша литературная молодежь, серьезно задумалась над "проблемой" политграмоты...

ВОРОНЩИНУ НЕОБХОДИМО ЛИКВИДИРОВАТЬ О политике и литературе      В чем основная ошибка тов. Воронского и его сторонников? В том, что они недооценивают политического значения литературы, что они переоценивают "об'ективный момент" в творчестве попутчиков, что они неясно представляют себе совершенно исключительное положение литературы в эпоху гигантской войны классов.      Литературная политика тов. Воронского это - фактически наша традиционная, "почти-марксистская" (в духе Львова-Рогачевского, Кубикова), интеллигентская, прогрессивно-культурническая политика. Она в общем правильно учитывает значение культурного наследства, более или менее правильно ставит вопрос об исторической преемственности, но оказывается совершенно беспомощной в разрешении активных политических задач пролетариата в области литературы. Мало того: в условиях революционной эпохи эта "традиционная" литературная политика фактически превращается в орудие, за которое разбитая на главных позициях буржуазия ухитряется уцепиться. На наших глазах политика т. Воронского превратилась в политику анти-революционную.