Литература по госам / Бисмарк - Мысли и воспоминания / Том II

подоспела бы своевременно, чтобы восстановить равновесие. Если бы Австрия сразу же была побеждена германо-рус­ ской коалицией, если бы вражеский союз был взорван пу­ тем умно заключенного мира между тремя императорами или же хотя бы лишь ослаблен поражением Австрии, в таком случае германо-русский перевес оказался бы решающим. В террито­ риальной структуре владений отдельных держав при допуще­ нии той предпосылки, что командование и храбрость крупных армий равноценны, заложено могущество германо-русской ком­ бинации, если она с самого начала будет прочной. Однако все расчеты и вера в успех на войне сами по себе ненадежны

подчеркивалось, что в силу географических условий и фран­ цузских притязаний на Рейнские земли, совместная война с за­ падными державами неизбежно должна будет превратиться в конце концов во франко-прусскую войну; что прусско-

ных действий Россия будет в меньшей степени затронута связанными с войной страданиями, Пруссии же придется забо­ титься о материальном снабжении не только своих собствен­ ных, но и русских войск. Россия окажется тогда у длинного плеча рычага (если память мне не изменяет, я употребил именно это выражение), и даже если бы мы и вышли победителями, она была бы в состоянии предписывать нам, как на Венском конгрессе и даже еще более веско, каковы должны быть условия нашего мира, подобно тому, как это смогла бы в 1859 г. сделать Австрия применительно к нашим условиям мира с Францией, если бы мы вступили тогда в борьбу против Франции и Ита­

сов, связанных] с русской политикой и испытал удовольствие, что был тогда в силах собственноручно, вполне разборчивым по­ черком заготовить для короля столь длинный проект письма — ручной труд, который едва ли особенно способствовал моему лечению в Гаштейне. Хотя король не в такой степени, как я, подчинял этот вопрос германской национальной точке зрения, все же он не поддался искушению покончить насильственным путем в союзе с Россией с заносчивостью австрийской поли­ тики и большинства ландтага и с их пренебрежением по от­ ношению к прусской монархии. Если бы он пошел на пред­ ложение России, то при быстроте нашей мобилизации, при силах

русской армии в Польше и при тогдашней слабости Австрии в военном отношении мы, вероятно, победили бы ее — при под­ держке Италии с ее тогда еще неудовлетворенными вожделе­ ниями, или помимо последней — прежде, чем Франция успела бы оказать Австрии существенную помощь. Если бы была уве­ ренность, что последствием этой победы будет союз трех импе­ раторов 38 и что Австрии будет оказана пощада, то моя оценка ситуации могла бы быть, пожалуй, названа ошибочной. Однако ввиду расхождения интересов России и Австрии на Вос­ токе такой уверенности не было. Едва ли вероятно — и к тому же это не соответствовало бы русской политике,— чтобы побе­ доносная прусско-русская коалиция поступила с Австрией хотя бы с той снисходительностью, какая была соблюдена со сто­ роны Пруссии в 1866 г. в интересах возможного сближения в будущем. Я опасался поэтому, что, в случае нашей победы, мы не сойдемся с Россией в вопросе о будущей судьбе Австрии и что Россия, даже в случае дальнейших успехов в войне с Францией, не захочет отказаться держать Пруссию на поло­ жении державы, постоянно нуждающейся в помощи на своей западной границе; менее всего можно было ожидать содейст­ вия России национальной политике в духе прусской гегемонии. Тильзит, Эрфурт, Ольмюц 39 и другие исторические воспомина­ ния говорили: vestigia terrent [следы отпугивают]40. Короче го­ воря, я не настолько доверял горчаковской политике, что­ бы быть в состоянии рассчитывать на ту же гарантию, какую предоставлял нам в 1813 г. Александр I, до тех пор пока в Вене дело не дошло до обсуждения вопросов будущего — как быть с Польшей и Саксонией41, должна ли Германия иметь неза­ висимое от решений России прикрытие против французского вторжения, должен ли быть Страсбург союзной крепостью42. Столь различные соображения мне пришлось взвесить, чтобы притти к выводу о тех предложениях, какие мне надлежало сделать королю, и чтобы составить проект [ответа]. Я не со­ мневаюсь, что придет время, когда наши архивы станут до­ ступны публике также и применительно к этим событиям, — разве что тем временем будет осуществлено [уже] предложен­ ное уничтожение документов, свидетельствующих о моей по­ литической деятельности 4 3 .

Велико было искушение для монарха, который подвергался безмерным нападкам прогрессистской партии и давлению австрийской дипломатии не только на национальной почве Франкфуртского союза князей, но и на польской—со стороны трех великих союзных держав: Англии, Франции и Австрии.

Тот факт, что король в 1868 г. не дал своим глубоко уяз­ вленным чувствам монарха и пруссака возобладать над полити­ ческими соображениями, доказывает, как сильны были у него национальное чувство чести и здравый смысл в политике.

62 ГЛАВА. ДВАДЦАТЬ ПЕРВАЯ

V

В 1866 г. король отнюдь не сразу пришел к окончательному решению вопроса, не следует ли ему собственными силами сло­ мить парламентское сопротивление и предупредить возмож­ ность его повторения, как ни вески были соображения против этого. В предстоявшей борьбе временная отмена

всех тех, кто остался недоволен в Германии и Австрии успехами 1866 г. В таком случае для противодействия парламенту и прессе необходимо было бы решиться водворить в Пруссии такую пра­ вительственную систему, против которой боролась вся осталь­ ная Германия. Меры, которые нам пришлось бы предпринять против прессы, не имели бы силы в Дессау 4 4 , а Австрия и южная Германия добились бы тем временем реванша, взяв на себя оставленное Пруссией руководство на либеральном и наци­ ональном поприще. В самой Пруссии национальная партия со­ чувствовала бы противникам правительства. В пределах ис­ правленных границ Пруссии мы могли бы достичь, в государст­ венно-правовом отношении, укрепления королевской власти, но все же лишь при наличии очень оппозиционно настроен­ ных местных элементов, к которым присоединилась бы оппо­ зиция в новых провинциях. Мы вели бы тогда прусскую завоевательную войну, но у национальной политики Пруссии были бы перерезаны сухожилия. В стремлении создать гер­ манской нации путем объединения такие условия существо­ вания, которые соответствовали ее историческому значению, заключался главный аргумент, оправдывавший «братоубийст­ венную» германскую войну 45 ; ее возобновление было бы неиз­ бежно, если бы борьба между германскими племенами про­ должалась лишь в интересах усиления обособленного прус­ ского государства (Sonderstaats).

Яне считаю абсолютизм формой правления, которая может

вГермании держаться в течение длительного времени или

иметь успех. Прусская конституция, если не считать несколь­ ких переведенных из бельгийской конституции статей46, содержащих громкие фразы,в своем основном принципе разумна. Она располагает тремя факторами — королем и двумя палата­ ми, — каждый из которых может своим вотумом воспрепятство­ вать произвольным изменениям законного status quo [суще­ ствующего положения]. В этом и заключается правильное раз­ деление законодательной власти. Если последнюю эмансипиро­ вать от публичной критики прессы и парламента, то возрастет опасность, что она уклонится на ложный путь. Абсолютизм Кори­ ны так же непрочен, как и абсолютизм парламентского большин­ ства; требование, чтобы любое изменение законного status quo

проводилось с согласия короля и парламента, правильно, и нам не нужно было улучшать что-либо существенное в прус­ ской конституции. С этой конституцией можно править, и путь германской политики оказался бы прегражденным, если бы мы в 1866 г. изменили ее. До победы я никогда не заговорил бы об «индемнитете»; теперь, после победы, король был в состоянии ве­ ликодушно предоставить его и заключить мир, не со своим наро­ дом — мир с ним никогда не нарушался, как показал ход войны,—а с той частью оппозиции, которая заблуждалась отно­ сительно своего правительства больше из национальных, чем из партийно-политических побуждений.

Примерно таковы были мысли и аргументы, с помощью ко­ торых я пытался в течение многих часов переезда из Праги в Берлин (4 августа) преодолеть препятствия, которые оставили у короля собственные воззрения, но в еще большей мере — посторонние влияния и особенно — влияние консерватив­ ной депутации. Это осложнялось тем, что с публично-пра­ вовой точки зрения стремление к индемнитету казалось королю признанием совершенной несправедливости *. Я тщетно пытался опровергнуть это словесное и юридическое заблуждение, утверждая, что предоставление индемнитета не заключает в себе ничего иного, кроме признания факта, что правительство и его коронованный глава поступали rebus sic stantibus [при налич­ ных обстоятельствах] правильно; требование индемнитета и есть стремление к такому признанию. Конституционной жиз­ ни, тем рамкам, которые она отводит правительству, всегда свойственно, что не для всякой ситуации конституция может предписывать правительству тот или иной обязательный для него путь. Король остался при своем отрицательном отношении к индемнитету, мне же казалось необходимым перекинуть — в политическом ли, в словесном ли смысле — золотой мост парламентским противникам, из которых самое большее лишь те, кто образовал позже свободомыслящую партию47, были на­ строены злонамеренно, остальные же — просто зарвались. [Это было необходимо] ради того, чтобы восстановить внутренний мир в Пруссии и продолжать германскую политику короля, опираясь на твердую прусскую базу. Многочасовая и очень напряженная для меня беседа, ибо мне все время приходилось подыскивать осторожные выражения, велась мною с королем и кронпринцем48 в купе железнодорожного вагона. Кронпринц, правда, не поддерживал меня, но мимикой своего подвижного лица он выражал по крайней мере свое полное согласие со мной, укрепляя меня [в моих возражениях] его отцу.

* Указание Роона в его Denkwurdigkeiten («Deutsche Revue», 1891 г., Bd. I, S. 133, отдельное изд.; т. II4 , S. 482): «Для Бисмарка, когда он давал согласие, решающим было то, что он отлично знал примирительные взгля­ ды своего монарха», — неверно.

Путем переписки, которую я вел из Никольсбурга с осталь­ ными министрами, был составлен проект тронной речи, одобрен­ ной его величеством, за исключением фразы, относящейся к ин­ демнитету. В конце концов король нехотя согласился и на нее. Таким образом, ландтаг мог быть 5 августа открыт тронной речью, возвещавшей, что надлежит обратиться к представи­ тельству провинций за последующим утверждением правитель­ ственных мероприятий, осуществленных без [соответствующего] закона о государственном бюджете. In verbis simus facilesl [бу­ дем простыми на словах].

VI

Ближайшей нашей задачей было урегулировать наши отноше­ ния с различными германскими государствами, с которыми мы вели войну. Мы могли бы отказаться от аннексий в пользу Прус­ сии и добиваться компенсации за счет союзной конституции49. Но его величество так же мало верил в практический эффект пара­ графов конституции, как в старый Союзный сейм50, и настаивал на территориальном расширении Пруссии с тем, чтобы за­ полнить разрыв между западными и восточными провинциями и обеспечить Пруссии прочно округленную территорию и на тот случай, если бы национальное новообразование раньше или позже потерпело неудачу. При аннексии Ганновера и Кур­ гессена51 дело заключалось, следовательно, в том, чтобы установить при всех возможных условиях крепкую связь между обеими частями монархии. Препятствия для таможен­ ной связи между обеими частями нашей территории и позиция

вражеских корпуса хороших войск53 . Опасение, что когда-

дый день представляется случай предотвратить подобную опас­ ную ситуацию, и государственный деятель, которому события дают возможность осуществить это и который их не использует, берет на себя большую ответственность, ибо международно-пра­ вовая политика и право германской нации, в качестве таковой, жить и дышать нераздельным [целым] не могут рассматри­ ваться под углом зрения частно-правовых принципов. Ганновер­ ский король направил со своим адъютантом послание королю в Никольсбург, которое я просил его величество не прини­ мать потому, что нам надлежало руководствоваться не сенти­

ментальной, но политической точкой зрения, а самостоятель­ ность Ганновера и его международно-правовая прерогатива посылать по усмотрению своего суверена в каждом отдельном случае свои войска за или против Пруссии несовместимы с осу­ ществлением германского единства. Одна только незыблемость договоров, не подкрепленная соответствующим могуществом влиятельнейшего из князей, никогда не была сама по себе достаточным условием, чтобы обеспечить германской нации мир и единство в империи.

Мне удалось убедить короля отказаться от мысли вести переговоры с Ганновером и Гессеном на базе раздробления этих стран и союза с их прежними государями как князьями

ленберг и Люнебург с видами на брауншвейгское наследство 56,

Этот план дал бы нам недовольных союзников, склонных ради возвращения потерянного к [комбинациям вроде] Рейн­ ского союза.

Безоговорочная преданность Австрии, проявленная Нас¬ сау 57 в непосредственной близости от Кобленца 58, также была опасным явлением, особенно ввиду возможности франкоавстрийского союза, грозная перспектива которого обозна­ чилась во время Крымской войны и польских беспорядков 1863 г. Антипатии его величества к Нассау перешли к нему по наследству от отца. Фридрих Вильгельм III проезжал обычно по герцогству, не заезжая к герцогу. Контингент герцога во времена Рейнского союза оставил по себе в Пруссии особенно дурную славу, и король Вильгельм I был настроен против уступок герцогу страстно протестовавшими делегация­ ми бывших нассауских подданных59, постоянно твердившими: «Избавьте нас от князя и его егерей».

Оставалось заключить мирные договоры с Саксонией и южногерманскими государствами. Господин фон Фарнбюлер проявил столь же живой темперамент, как и при подготовке к войне, и оказался первым, с кем удалось притти к согла­ шению60. Так как Вюртемберг завладел в свое время прусским Гогенцоллерном61, то речь шла между прочим и о том, не обра­ тить ли теперь острие копья, как того хотел король, против Вюртемберга и не потребовать ли за его счет расширения Гогенцоллерна. Я не видел в этом пользы ни для Пруссии, ни для нашего национального будущего и вообще не считал принцип возмездия разумным базисом нашей политики. Даже в том случае, когда задето наше чувство, мы должны руководство­ ваться не собственным недовольством, а соображениями объек­ тивного порядка. Именно потому, что на счету Фарнбюлера

к нам, он был для меня полезным посредником. Согласившись забыть прошлое, я заключил союз с Вюртембергом (13 августа) и тем самым проложил путь к союзам с другими [государ­ ствами].

Не знаю, действовал ли Роггенбах 62 по поручению вели­ кого герцога Баденского, сделав мне во время мирных переговоров представление о том, что Бавария, в силу своих размеров, служит помехой делу германского объедине­ ния и скорее включится в будущую новую структуру Герма­ нии, если ее урезать. Хорошо было бы поэтому создать в Южной

и превращения Бадена в непосредственного соседа Пруссии; при этом принимались во внимание и другие возможные пере­ мены с учетом желания Пруссии возвратить себе династи­ ческие родовые земли Ансбах—Байрейт и в связи с Вюр­

мого начала]. Даже если бы я рассматривал его исключи­ тельно с точки зрения пользы, то и тогда оно обнаруживало недальновидность и политическую перспективу, искаженную баденской династической политикой. Трудность заставить Ба­ варию подчиниться против ее воли несимпатичному ей импер­ скому устройству нисколько не уменьшилась бы и в том случае, если бы Пфальц был отдан Бадену. Сомнительно также, чтобы пфальцское население охотно променяло свое баварское под­ данство на баденское. Когда одно время шла речь о том, чтобы вознаградить Гессен за его территорию севернее Майна63 баварской землей, расположенной близ Ашафен­ бурга, то и тогда я получал оттуда множество протестов; хотя население этих областей было строго католическим, протесты эти сводились к тому, что если подписавшие их лица не могут остаться баварцами, то они предпочитают стать пруссаками, но быть переделанными из баварцев в гес­ сенцев — это для них неприемлемо. Ими, повидимому, владели соображения, связанные с рангом их государей и порядком голосования в Союзном сейме, где Бавария была по своему рангу выше Гессена. В связи с этим мне памятны из времен моего пребывания во Франкфурте слова одного прусского резервиста, сказанные им резервисту мелкого государства: «Ты уж помалкивай, у тебя нет даже короля». Я не считал изменение государственных границ в Южной Германии шагом вперед по направлению к германскому единству.

Уменьшение баварской территории на севере совпало бы с тогдашним желанием короля снова овладеть всей прежней территорией Ансбаха и Байрейта. Но и этот план, как ни

привлекал он моего почитаемого и любимого государя, так же мало отвечал моим политическим воззрениям, как и баденский, и я успешно оказал ему сопротивление 64 . Осенью 1866 г. еще нельзя было предвидеть, какова будет в дальнейшем позиция Австрии. Ревность Франции была налицо, и никто не знал лучше меня, как велико было разочарование Наполеона нашими успехами в Богемии. Он твердо рассчитывал, что Австрия нас побьет, и мы окажемся вынужденными купить у него его посредничество. Если бы попытки Франции испра­ вить эту ошибку и ее последствия при неизбежном в результате нашей победы раздражении Вены возымели успех, то перед многими германскими дворами вплотную встал бы вопрос, не начать ли им снова в союзе с Австрией своего рода вторую Силезскую войну против нас. Что Бавария и Саксония под­ дались бы этому соблазну, было возможно, но что урезанная по роггенбаховскому плану Бавария будет стремиться к ре­ ваншу против нас, примкнув к Австрии, это было бы уже наверное так.

VII

Такое присоединение приняло бы, пожалуй, более ши­ рокие размеры, чем вельфский легион 65 , который под фран­ цузским покровительством занял вскоре враждебное положение по отношению к нам. Тот факт, что в 1870 г он уже больше не всплывал на поверхность66, если не говорить об от­ дельных разложившихся личностях, объясняется в значи­ тельной мере тем, что среди посвященных в подготовлявшийся в Ганновере сговор нашлись люди, которые осведомили меня вплоть до деталей об этой подготовке и предложили расстроить всю комбинацию, если им будет обеспечено содержание сообраз­ но их прежним ганноверским должностям. На основании переписки, перехваченной в судебном порядке, я опасался, что мы будем вынуждены прибегнуть к репрессиям в борьбе с вельфскими выступлениями и что ввиду военной опас­ ности репрессии эти не могут не оказаться суровыми. Не следует забывать, что, памятуя великое прошлое француз­ ской армии, мы были не настолько уверены в победе над Францией, чтобы не устранять самым тщательным образом всякое обстоятельство, которое могло ухудшить наше поло­ жение. Поэтому я договорился с посредниками, которые всту­ пили со мной в более тесную связь, что их пожелания будут исполнены, если они выполнят свои обязательства. В качестве критерия я выдвинул условие, чтобы мы не оказались вы­ нужденными расстрелять ганноверца за участие в борьбе против германских войск. И действительно, в стране не про­ изошло никаких выступлений, и после объявления войны

отъезд вельфов во Францию морским и сухим путем был не­ велик: уезжали только отдельные, уже скомпрометированные лица. По поведению ганноверских воинских частей на войне трудно допустить, чтобы вельфское восстание могло принять на родине значительные размеры, по крайней мере до тех пор, пока наше наступление во Франции оставалось победо­ носным. Что было бы, если бы мы, побежденные и преследуемые, возвращались через Ганновер, этого я не касаюсь. Профилакти­ ческая политика должна, однако, учитывать и такие возмож­ ности. Во всяком случае, я твердо решил в продиктованных войной условиях предлагать королю всякий акт решитель­ ного отпора, какой только мог бы быть внушен инстинктом госу­ дарственного самосохранения. Но даже если бы оказались не­ обходимыми лишь отдельные тяжелые и, вероятно, кровавые репрессии, то и тогда акты насилия над германскими соотече­ ственниками, в какой бы мере ни оправдывала их военная опасность, являлись бы для ряда поколений помехой к при­ мирению и поводом для травли. Мне было поэтому очень важно заблаговременно предупредить возможности подобного рода.

VIII

Борьба на протяжении предыдущей зимы с королем, не желавшим войны; на протяжении похода — с военными, ви­ девшими перед собой одну Австрию и игнорировавшими прочие державы Европы; с королем — по поводу заключения мира, а затем вновь с ним же относительно индемнитета,— так утомила меня, что мне необходим был покой и отдых. 26 сентября я прежде всего поехал к своему двоюродному брату, графу Бисмарку-Болен в Карлсбург, а от него 6 октября в Путбус, где в гостинице • серьезно заболел. Князь и княгиня Путбус оказали мне любезное гостеприимство, поместив меня в па­ вильоне, уцелевшем возле сгоревшего замка. Преодолев пер­ вый сильный приступ болезни, я оказался в состоянии снова руководить делами путем переписки с Савиньи. В качестве последнего прусского посланника при Союзном сейме он был естественным наследником того круга ведения [Decernats], который включал в себя стоявшую на первом плане герман­ скую политику. Он довел до конца переговоры с Саксонией, что не удалось сделать до моего отъезда. Их результат является publici juris [публично-правовым, т. е. общеизвестным], и я могу воздержаться от соответствующей критики 67. Самостоятель­ ность Саксонии в военных вопросах была в дальнейшем при посредничестве генерала фон Штоша расширена по личному решению его величества еще больше, чем это предусматрива­ лось договором.

Искусная и честная политика двух последних саксонских королей 68 оправдывает эти уступки по крайней мере до тех пор, пока удается сохранить прусско-австрийскую дружбу. Историческими и вероисповедными традициями, человеческой природой и особенно династическими традициями объясняется тот факт, что тесный союз между Пруссией и Австрией, заклю­ ченный в 1879 г., оказывает концентрирующее давление на Баварию и Саксонию, тем более сильное, чем лучше будут взаимоотношения с Габсбургской династией, которых сумеет добиться немецкий элемент в Австрии — знать и простона­ родье. Парламентские эксцессы немецкого элемента в Австрии и их конечное влияние на династическую политику грозят ослабить в этом направлении значение немецко-национального элемента не только в Австрии. Доктринерские ошибки парла­ ментских фракций обычно бывают на-руку лишь политикан­ ствующим дамам и священникам.

ПРИМЕЧАНИЯ

1В результате австро-прусской войны 1866 г. к Пруссии были при­ соединены королевство Ганноверское, курфюршество Гессен-Кас¬ сельское, великое герцогство Нассау, вольный город Франкфурт-

на-Майне и, отныне полностью, Шлезвиг-Гольштейн. Незначитель­ ные территории уступили Пруссии Бавария и Гессен-Дармштадт. После этих присоединений территория Пруссии достигла 347,5 ты­ сячи квадратных километров с 24 миллионами населения.

на пути к воссоединению Германии под гегемонией Пруссии. Кон­ ституция Северогерманского союза, предоставлявшая Пруссии ведущую роль в Союзе, послужила впоследствии образцом для выработки конституции Германской империи, с образованием которой (1871) Союз прекратил свое существование.

3 Луи-Наполеон (Наполеон III) учился несколько лет в гимназии в ба­ варском городе Аугсбурге. Его мать, королева голландская Гортен­ зия Богарнэ, разойдясь с мужем, жила в Швейцарии, а сына посе­ лила в Аугсбурге, где жил ее брат Евгений Богарнэ, женившийся на баварской принцессе.

4 Прусское военное законодательство тем отличалось от военных за­ конодательств других германских государств, что в Пруссии законом 1814 г. была установлена воинская повинность. С тех пор всеобщая воинская повинность служила основой комплектования прусской армии. В отличие от практиковавшихся тогда найма или принуди­ тельной вербовки этот способ комплектования гарантировал регу­ лярное ежегодное пополнение войск.

5 Южногерманские государства — Бавария, Баден, Вюртемберг и Гес­ сен-Дармштадт остались вне союза, сформировавшегося только как