Литература по госам / Бисмарк - Мысли и воспоминания / Том II

10 ГЛАВА ДЕВЯТНАДЦАТАЯ

настроениях, между желанием, наперекор давлению либералов,

мир не был нарушен какой-либо внешней или внутренней силой. Ни одно из германских правительств не оставляло никаких сомнений на счет своего германского образа мыслей. Но единодушия в вопросе о том, каким образом должно быть создано будущее Германии, не было ни между прави­ тельствами, ни между партиями. Невероятно, чтобы на том пути, на который при новой эре2 5 , первоначально под влия­ нием своей супруги, вступил император Вильгельм, можно было когда-либо побудить его — как регента, а впоследствии короля — сделать то, что было необходимо для достижения единства — порвать с Союзом и использовать прусскую ар­ мию для германского дела. Но, с другой стороны, невероят­ но также и то, что его удалось бы направить на путь, при­ ведший к датской, а тем самым и к богемской войне 26 , если бы он не пережил предварительно стремлений и не осуще­ ствил попыток в либеральном направлении и не принял, таким образом, на себя соответствующих обязательств. Быть может, не удалось бы даже удержать его от участия во Франкфуртском съезде князей (1863), если бы либеральное прошлое не оставило и у государя некоторой потребности в по­ пулярности среди либералов. Потребность эта была ему чужда до Ольмюца, но с тех пор она стала естественным психологи­ ческим следствием стремления искать на поприще германской политики удовлетворения и исцеления от раны, которую нанесли здесь его прусскому чувству чести. Гольштейнский вопрос, дат­ ская война, Дюппель и Альзен27, разрыв с Австрией и разрешение германской проблемы на поле битвы 28 — на всю эту, связан­ ную с риском систему, он, вероятно, не пошел бы, не будь того тяжелого положения, к которому привела его новая эра.

Конечно, еще в 1864 г. стоило немалого труда расторгнуть узы,которыми под влиянием своей либеральничавшей супруги он был связан с этим лагерем. Не вдаваясь в исследование запутан­ ных юридических вопросов престолонаследия, он твердил: «Я не имею никаких прав на Гольштейн». Мои доводы, что Августен¬ бурги не имеют никаких прав в отношении герцогской и шаум¬ бургской доли29, никогда этих прав не имели и что дважды — в 1721 и в 1852 гг. — они отказались от королевской части наследства, что Дания в Союзном сейме30 голосовала обычно вме­ сте с Пруссией, что герцог Шлезвиг-Гольштейнский, опасаясь перевеса Пруссии, пойдет вместе с Австрией, — все эти доводы не произвели никакого впечатления. Если приобретение этих омываемых двумя морями провинций и мой исторический

tions des frontieres» [«незначительные исправления границ»], на что он претендовал раньше, разумеется, не удовлетворят его. А он — всемогущий повелитель Европы... Против инициатора этой (нашей) политики я не питаю враждебных чувств. Я охотно вспоминаю, что в 1848 г. я шел с ним рука об руку, стремясь поддержать короля. В марте 1862 г. я посоветовал вашему ве­ личеству избрать кормчего с консервативным прошлым, у ко­ торого было бы достаточно честолюбия, смелости и ловкости, чтобы снять государственный корабль с подводных камней, куда его занесло; я назвал бы господина фон Бисмарка, если бы полагал, что он сочетает с этими качествами осторож­ ность и последовательность мышления и действия, отсутствие которых с трудом прощается и юности, представляя собой у зре­ лого мужа величайшую опасность для государства, которым он руководит. В самом деле, деятельность графа Бисмарка с са­ мого начала была исполнена противоречий... Будучи издавна решительным защитником русско-французского союза, он связы­ вал помощь, которую в интересах Пруссии следовало оказать России против польского восстания, с политическими проектами, которые должны были отдалить от него оба государства. Когда в 1863 г., со смертью датского короля, на его долю выпала самая счастливая возможность, какая только может оказаться уделом государственного деятеля, он пренебрег тем, чтобы поставить Пруссию во главе единодушно поднимавшейся Германии (в ре­ золюциях) *, объединение которой под руководством Пруссии было его целью. Он еще более тесно связался с Австрией, прин­ ципиальной противницей этого плана, а позднее стал ее непри­ миримым врагом. Принца фон Августенбурга, к которому вы, ваше величество, благоволили и от которого можно было тогда добиться всего, он третировал **, чтобы вскоре после этого про­ возгласить его права, устами графа Бернсторфа, на Лондонской конференции37. Венским договором 38 он возлагает затем обя­ зательство на Пруссию принять окончательное решение о судь­ бе освобожденных герцогств лишь по соглашению с Ав­ стрией***? и позволяет устанавливать там такие порядки, которые явно предвещают «аннексию»...

Многие считают эти и подобные им внутренне противоречи­ вые мероприятия, постоянно приводившие к обратным результа­ там, ошибкой, вызванной необдуманностью. Другим они кажутся шагами человека, который идет на авантюры и сваливает все в одну кучу, чтобы воспользоваться случайной добычей,

*Вставка Бисмарка. {Прим. нем. изд.)

**Ср. письмо принца от 11 декабря 1863 г.

***Почему не [сказать]: Он обязывал Австрию лишь по соглаше­ нию с Пруссией и т. д.?

или же ходами игрока, который после каждого проигрыша повышает ставку и в конце концов идет «va banque».

Все это плохо, но еще хуже в моих глазах то, что граф Бисмарк, действуя так, поставил себя тем самым в проти­ воречие с образом мыслей и целями своего короля и в высшей степени ловко, шаг за шагом, подводил его все ближе к проти­ воположной цели, пока, наконец, возвращение не стало казать­ ся невозможным. Между тем долг министра заключается, по моему разумению, прежде всего в том, чтобы быть верным со­ ветником своего государя, предоставлять средства для выпол­ нения его намерений и, это главное, сохранять его образ незапятнанным в глазах мира. Прямота, справедливость и ры­ царский дух вашего величества известны всему миру и снискали вам всеобщее доверие и всеобщее уважение. Граф Бисмарк до­ бился, однако, того, что благороднейшие слова вашего вели­ чества, обращенные к собственной стране, не оказывают ни­ какого влияния, так как им не верят; он добился того, что лю­ бое соглашение с другими державами стало невозможным, ибо первая предпосылка такого соглашения — доверие — разру­ шена политикой интриг... Еще не прозвучал ни один выстрел, еще возможно соглашение при одном условии: не пре­ кращать вооружений, более того, если это нужно, удвоить их, чтобы победоносно встретиться с противниками, стремящимися уничтожить нас, или же с честью выйти из запутанного поло­ жения. Но никакое соглашение невозможно, пока этот человек стоит рядом с вашим величеством и обладает вашим полным доверием, похитив у вашего величества доверие всех других держав...»

III

Когда король получил это письмо, он уже освободился из сетей повторенных в нем аргументов благодаря Гаштейн¬ скому договору от 14—20 августа 1865 г. 39 С какими труд­ ностями мне еще пришлось бороться во время переговоров, предшествовавших этому договору, какую осторожность нуж­ но было соблюдать, показывает следующее мое письмо к его величеству:

«Гаштейн, 1 августа 1865 г.

Всемилостивейший король и государь.

Вы, ваше величество, великодушно простите меня, если, быть может, преувеличенная забота об интересах высочайшей службы заставляет меня вернуться к сообщениям, которые ваше величество только что милостиво сделали мне. Мысль о разделе хотя бы лишь управления герцогствами, если бы она стала изве­ стна в августенбургском лагере, вызвала бы сильнейшую бурю в

14 ГЛАВА ДЕВЯТНАДЦАТАЯ

дипломатических кругах и в печати; в этом увидели бы начало окончательного раздела и не сомневались бы, что те части страны, которые станут предметом исключительно прусского управления, будут потеряны для Августенбурга. Я полагаю, вместе с вашим величеством, что ее величество королева будет держать эти сообщения втайне; но если бы из Кобленца40 в расчете на родственные отношения намекнули на что-либо подобное королеве Виктории 4 1 , кронпринцу с супругой, а равно и в Веймаре или Бадене 4 2 , то уже один тот факт, что тайна не была бы нами соблюдена, как я по его настоянию обе­ щал графу Бломе 4 3 , мог бы вызвать недоверие императора Франца-Иосифа и привести к провалу переговоров. Но за этим провалом должна почти неизбежно последовать война с Австрией. Соблаговолите,ваше величество,приписать не только моей заботе об интересах высочайшей службы, но и моей предан­ ности вашей высочайшей особе мою уверенность, что ваше величество с иными чувствами и с более чистым сердцем реши­ лось бы на войну с Австрией, если бы необходимость ее выте­ кала из самой природы вещей и монаршего долга. Иначе об­ стояло бы дело, если бы осталось ощущение, что преждевремен­

ства меру. Быть может, моя забота нелепа, но даже если бы она была справедлива, и, вы, ваше величество, не пожелали бы считаться с ней, я счел бы, что бог направляет сердце вашего величества, и не менее радостно нес бы мою службу, но для успокоения совести почтительнейше представил бы на усмо­ трение вашего величества, не прикажете ли вы мне вернуть те­ леграммой фельдъегеря из Зальцбурга + ) 4 4 . Внешним предлогом могла бы послужить министерская почта, и завтра мог бы вместо этого курьера своевременно отправиться другой или тот же самый. Копию того, что я телеграфировал Вертеру 45 относительно переговоров с графом Бломе, всеподданнейше пре­ провождаю. Я почтительнейше полагаюсь на испытанную ми­ лость вашего величества, уповая, что если вы не одобрите моих опасений, то припишете их искреннему стремлению служить не только долга ради, но и ради личного удовлетворения ва­ шего величества.

С глубочайшим благоговением до последнего вздоха остаюсь вашего величества всеподданнейший

фон Бисмарк».

Против обозначенного +) места король написал на полях: «Согласен. — Я потому упомянул об этом деле, что за по­ следние 24 часа о нем больше не упоминалось, и я считал, что оно уже не принимается в расчет после того, как имел место фактический раздел и вступление во владение. Моим сообще­

16 ГЛАВА ДЕВЯТНАДЦАТАЯ

нии, как именно вопрос о флоте. Мы были свидетелями того, как ферейны, печать, ландтаги выражали свои симпатии этому делу, и эти симпатии проявились в сборах относительно круп­ ных сумм. Правительство и консервативную партию упрекали в медлительности и скупости, с которыми они действовали в этом направлении; особую активность развили либеральные партии. Мы полагали поэтому, что доставим вам большую ра­ дость настоящим законопроектом...

Я не ожидал от доклада комиссии косвенной апологии Ган­ нибалу Фишеру, распродавшему германский флот с молотка. И с этим германским флотом вышла неудача потому, что в гер­

общности. Наш флот избегнет, надеюсь, этой участи. Некоторой неожиданностью было для меня, далее, то, что в докладе отве­ дено столь значительное место технике. Я не сомневаюсь, что многие из вас понимают в морском деле больше меня и бывали на море чаще меня, но большинство из вас, милостивые государи, не таковы; а я, должен сказать, не решился бы все же составить себе мнение о технических деталях флота, которое обосновывало бы мое голосование и могло бы послужить мотивом для откло­ нения законопроекта о флоте. Поэтому я могу не заниматься опровержением соответствующей части ваших возражений...

Ваши сомнения относительно того, удастся ли мне приобрести Киль, более непосредственно касаются моего ведомства. Ведь мы обладаем в герцогствах больше того, что представляет собой Киль, мы совместно с Австрией обладаем в герцогствах полным суверенитетом, и я не знаю, кто и как мог бы отнять у нас этот залог, настолько превосходящий по своей ценности объект наших стремлений, кроме как в результате неудачной для Пруссии войны. Но если принимать во внимание эту возмож­ ность, то ведь мы точно так же можем потерять любую находя­ щуюся в нашем владении гавань. Наше владение является, правда, совместным с Австрией владением. Тем не менее это — владение, и за отказ от него мы имели бы право поставить опре­ деленные условия. Одна из таких и притом непременных усло­ вий, без выполнения которого мы не откажемся от этого владе­ ния, — переход Кильской гавани в будущем в единоличную собственность Пруссии...

При наличии прав, которыми мы и Австрия обладаем и кото­ рые являются неприкосновенными, пока ни одному из господ пре­ тендентов не удастся доказать нам, что он обладает преимущест­ вом по сравнению с правом, перешедшим к нам от короля Хри­ стиана IX Датского, при наличии прав, которые мы и Австрия осуществляем на началах полного суверенитета — я не вижу, что могло бы воспрепятствовать окончательному выполнению наших условий, — если только мы не потеряем терпения, а

будем спокойно выжидать, найдется ли кто-либо, кто предпри­ мет осаду Дюппеля, когда там находятся пруссаки...

Если вы все же сомневаетесь в возможности осуществления наших намерений, то я уже рекомендовал в комиссии выход: лимитируйте заем таким образом, чтобы требуемые суммы под­ лежали уплате лишь в том случае, если мы действительно бу­ дем обладать Килем, и скажите: «Нет Киля, нет денег!» Я думаю, вы не отказали бы в этом другим министрам, кроме тех, которые в настоящее время удостоены доверия его вели­ чества короля...

Доверие населения к мудрости короля достаточно велико, чтобы люди сказали себе: если страна должна при этом (в резуль­ тате введения двухгодичной военной службы) погибнуть или понести ущерб, то король этого не потерпит. Именно из-за прежних традиций они недооценивают значения конституции. Я убежден, что вера в мудрость короля не обманет их; но я не могу отрицать, что на меня производит тягостное впечатление, когда я вижу, как в великом национальном вопросе, который уже 20 лет занимает общественное мнение, собрание, слывущее в Европе воплощением разума и патриотизма Пруссии, не может подняться выше тактики бессильного отрицания. Это, мило­ стивые государи, не то оружие, с помощью которого вы вырвете скипетр из рук королевской власти, это также не то средство, которое обеспечит нашим конституционным учреждениям силу и возможность дальнейшего развития, в которых они нуждаются».

Требования, касающиеся флота, были отклонены. Оглядываясь назад на эти события, я вижу в них печальное

доказательство того, до каких пределов нечестности и полной утраты патриотизма доводит у нас партийная ненависть поли­ тические партии. Пусть нечто подобное имело место и еще где-либо, но я не знаю другой страны, в которой единое национальное чувство и любовь к общей родине создавали бы разгулу партийных страстей столь слабые препятствия, как у нас. Считающиеся апокрифическими слова, вложенные Плутар­ хом в уста Цезаря о том, что лучше быть первым в жалкой горной деревушке, нежели вторым в Риме 4 9 , всегда произ­ водили на меня впечатление чисто немецкой идеи. Слишком многие среди нас поступают в общественной жизни именно так, и ищут деревушку, а если не могут найти ее географи­ чески, то фракцию, или же подфракцию и клику, где они могли бы быть первыми.

ными, непосредственно подчиненными империи князьями, импер­ скими городами, имперскими деревнями, аббатствами, рыца­

рями 5 1 , и это обусловливало слабость и беззащитность империи. Покамест эта склонность находит более яркое выражение в разъединяющей нацию партийной системе, нежели в правовой или династической обособленности. Пар­ тии отличаются друг от друга не столько своими програм­ мами и принципами, сколько теми лицами, которые стоят, по­ добно кондотьерам 52, во главе каждой из них и стараются за­ вербовать себе возможно большую свиту из депутатов и карьери­ стов-журналистов, рассчитывающих притти к власти вместе со своим вождем или вождями. Принципиальные программные различия, которые вынуждали бы фракции ко взаимной борьбе и вражде, не настолько сильны, чтобы объяснить страст­ ную борьбу, которую эти фракции считают нужным вести друг против друга, — борьбу, которая приводит к тому, что консерваторы и свободные консерваторы 53 оказываются в раз­ личных лагерях. Внутри той же консервативной партии многие опять-таки, вероятно, полагают, что они не согласны с «Kreuzzei¬ tung»54 и ее окружением. Но определить принципиальную разгра­ ничительную линию в программе и достаточно убедительно сфор­ мулировать ее было бы трудно даже вождям и их сподручным, очень напоминающим религиозных фанатиков (и не только ми­ рян), которые избегают, как правило, необходимости отвечать или уклоняются от ответа, когда их спрашивают об отличи­ тельных особенностях различных вероисповеданий и толков и о том, какая опасность грозит спасению их душ, если они не будут достаточно рьяно бороться с тем или иным отклонением инако¬ верующего. В той мере, в какой партии группируются не только в зависимости от тех или иных экономических интересов, они борются в интересах соперничающих друг с другом вождей фракций и в соответствии с их личной волей и их видами на карьеру. Вопрос сводится не к различию в принципах, а к тому, Кифин ты или Павлов? 55

На память о Гаштейнском договоре осталось следующее письмо короля.

«Берлин, 15 сентября 1865 г.

Сегодня совершается акт вступления во владение герцог­ ством Лауенбургским — результат моего правления, которое осуществляется вами со столь удивительной и необычайной осмотрительностью и проницательностью. За четыре года, которые истекли с тех пор, как я поставил вас во главе пра­ вительства, Пруссия заняла положение, достойное ее истории и обещающее ей и в дальнейшем счастливую и славную будущ­ ность. Стремясь дать внешнее доказательство признательности, которую я так часто имел случаи выражать вам в связи с ва­ шими выдающимися заслугами, я настоящим возвожу вас и

ваше потомство в графское достоинство; это отличие навсегда останется свидетельством того, как высоко я ценил вашу деятельность на пользу отечества.

и между Пруссией и прочими германскими государствами после Гаштейнской конвенции и до начала войны, известны из опуб­ ликованных документов 56 .

В южной Германии споры и борьба с Пруссией отходят от­ части на второй план, уступая свое место германским патрио­ тическим чувствам; в Шлезвиг-Гольштейне все те, кто не до­ бился осуществления своих желаний, начинают мириться с новым порядком вещей, лишь вельфы 57 неустанно продол­ жают чернильную войну в связи с событиями 1866 г.

Невыгодная конфигурация, которая в результате Венского конгресса выпала на долю Пруссии в награду за испытанное ею напряжение и проявленные ею усилия 58 , могла быть тер­ пима только в одном случае: если бы мы могли быть уверены в государствах старой союзной системы времен Семилетней войны 59 , которые были вклинены между обеими частями мо­ нархии. Я усиленно старался склонить к этому Ганновер и дружески расположенного ко мне графа Платена 60 и мог уже надеяться, что удастся заключить по крайней мере договор о нейтралитете, когда граф Платен 21 января 1866г. вел со мной в Берлине переговоры о браке ганноверской принцессы Фреде­ рики с нашим юным принцем Альбрехтом. Нам удалось добиться согласия наших дворов на этот брак, оставалось только устроить личное свидание между молодыми людьми и узнать, какое впе­ чатление они произведут друг на друга.

Но уже в марте или апреле в Ганновере под ничтожным пред­ логом был объявлен призыв резервистов. Это было резуль­ татом влияния на короля Георга,в частности,его сводного брата, австрийского генерала принца Сольмса, который приехал в Ган­ новер и достиг перелома в настроении короля преувеличенными сообщениями о силе австрийской армии, в составе которой было, по его словам, 800 тысяч человек совершенно готовых к бою. К тому же, он предложил, как я узнал из интимных ганновер­ ских источников, увеличение территории за счет, по крайней мере, Минденского округа 61 . На мой официальный запрос о причинах вооружений Ганновера мне ответили, что по эконо­ мическим соображениям осенние маневры будут проведены весною. Это звучало почти насмешкой.

Еще 14 июня я беседовал в Берлине с кургессенским наслед­ ным принцем Фридрихом-Вильгельмом и посоветовал ему от­