Рус.лит. 4 курс Колпаков / Мой бедный Мастер. Полное собрание изданий и переизданий Мастера и Маргариты

сада, отделенного от тротуара кольца резною чугунной решеткой. В наши дни площадку перед домом заасфальтировали и в летние ме­ сяцы ее накрывали тентом, так что получалась обширная веранда.

Дом назывался «Домом Грибоедова». Говорили, что некогда он принадлежал тетке Грибоедова. Впрочем, сколько помнится, ника­ кой тетки у Грибоедова не было, так что, возможно, что все рассказы литератора Клавдия Избердея, страшнейшего фантазера, о том, как вот, мол, в этом зале с колоннами Грибоедов читал тетке только что написанные сцены из своей известной комедии, представляют обыкновенные враки.

Но как бы то ни было, в настоящее время «Дом Грибоедова» нахо­ дился во владении той самой литературной ассоциации «Массолит», секретарем которой и был Борис Петрович Крицкий, вплоть до сво­ его появления на Патриарших прудах.

Вкомнатах верхнего этажа были размещены многочисленные секции «Массолита» с их канцеляриями и редакции двух журналов, которые редактировал покойный Крицкий, зал (тот самый, с колон­ нами) отведен был под конференции, а весь нижний этаж, разбитый на два больших зала, был отведен под писательский ресторан. К не­ му же относилась и веранда.

Вполовину одиннадцатого того самого вечера, когда Крицкий побывал на Патриарших, наверху, в «Доме Грибоедова», в тесной комнате томились двенадцать человек литераторов, собравшихся на заседание и ждущих опаздывающего Бориса Петровича.

Литераторы сидели на стульях, на столах, а один на подоконнике,

истрадали от духоты. Окно в сад было открыто, но в него не прони­ кала никакая свежая струя. Москва, накалив за день свой гранитный, железный и асфальтовый покров, отдавала теперь в воздух весь этот жар, и понятно было, что ночь не принесет никакого облегчения. Пахло луком из подвала теткиного дома, где работала кухня рестора­ на, и всем хотелось пить, все нервничали, были как разваренные.

Беллетрист Бескудников, тихий человек с внимательными глаза­ ми, одетый чрезвычайно прилично, вынул часы. Стрелка ползла к одиннадцати.

Бескудников показал часы своему соседу поэту Двубратскому, си­ дящему на столе и от тоски болтающему ногами, обутыми в новень­ кие желтые туфли на толстом резиновом ходу.

—Однако, — сказал Двубратский, — это уж он слишком опазды­

вает.

С ним согласился драматург Квант, накурившийся до сердечной тоски и синяков под глазами.

—Хлопец, наверное, на Клязьме застрял, — густым голосом ото­ звалась Настасья Лукинична Непременова, пожилая дама в крутых кудряшках, пишущая военно-морские рассказы под псевдонимом «Штурман Жорж».

—Позвольте, все это хорошо, что он на Клязьме, — заговорил смело автор популярных скетчей Загривов, — я и сам бы сейчас с удо­ вольствием на дачке на балкончике чайку попил, вместо того чтобы здесь сидеть. Ведь известно же, что заседание назначено в десять?

—А хорошо сейчас на Клязьме, — мечтательно подзудила присут­ ствующих Штурман Жорж, зная, что литераторский дачный посе­ лок Дудкино на Клязьме общее больное место, — соловьи, наверно, уже поют. Мне всегда как-то лучше работается за городом, в особен­ ности весной.

—Третий год вношу денежки, чтобы больную базедовой болез­ нью жену отправить в этот рай, да вот что-то ничего в волнах не вид­ но, — ядовитым голосом отнесся неизвестно к кому поймавшийся на штурманскую удочку новеллист Иероним Поприхин и усмехнулся.

—Это уж как кому повезет, — прогудел с подоконника лохматый, уж очень запущенный критик Абабков.

—Это кому бабушка ворожит, — послышался еще чей-то голос. Радость загорелась в маленьких глазках Штурмана Жоржа, и она

сказала, смягчая свое контральто:

—Не надо, товарищи, завидовать. Дач пятнадцать, а нас в «Массолите» три тысячи.

—Три тысячи сто одиннадцать... — вставил кто-то из угла.

—Ну вот видите, — продолжала Жорж, — что же делать? Естест­ венно, что дачи получили наиболее талантливые из нас...

—Генералы, — вдруг напрямик врезался в склоку Глухарев, кино­ сценарист.

Беллетрист Бескудников, зевнув тихо и прилично, вышел из ком­ наты. Он давно уже не слушал разговаривающих.

—Один в пяти комнатах в Дудкине, — вслед ему сказал Глухарев.

—Зачем же преувеличивать, товарищ Глухарев? — мягко возрази­ ла Штурман. — Он с супругой...

—И с домашней работницей, — глухим басом с подоконника от­ кликнулся Абабаков.

—Э, товарищи, сейчас не в этом дело, — вдруг решительно заявил Денискин, работающий в разных жанрах, — а в том, что пять минут двенадцатого!

В комнате начался шум, назревало что-то вроде бунта. Решили звонить. Позвонили в это ненавистное Дудкино, попали не на ту да­ чу, к Лавровичу, узнали, что Лаврович ушел на реку, и совершенно от этого расстроились, представив себе, как Лаврович гуляет при луне,

вто время как они мучаются в душной комнате. Стали звонить на­ обум, куда попало. Долго звонили в комиссию искусства, в комнату № 930. Никого там, конечно, в половине двенадцатого быть не мог­ ло. Возмущение росло. Непременова напрямик заявила, что несмот­ ря на ее величайшее уважение к Борису Петровичу, она осуждает его. «Мог бы и позвонить!»

—Мог бы и позвонить! — кричали и Денискин, и Глухарев, и Квант.

Кричали они напрасно. Не мог Борис Петрович никуда позво­ нить. Далеко от Грибоедова, в громадном зале анатомического ин­ ститута, на трех цинковых столах лежало то, что недавно еще было Крицким.

На первом — обнаженное, в засохшей крови, тело с перебитой ру­ кой и раздавленной грудной клеткой, на другом — голова с выбиты-

ми передними зубами, с помутневшими глазами, которые не пугал свет тысячесвечовых ламп, на третьем — груда заскорузлых тряпок, в которых трудно было узнать костюм и белье Крицкого.

Группа должностных лиц, среди которых был профессор судеб­ ной медицины, патологоанатом и его прозектор, стояла у стола и со­ вещалась, как лучше сделать: закрыть ли наглухо черным покровом останки погибшего и так выставить их для прощания в колонном за­ ле Грибоедова, или же пришить голову к шее, закрыв покровом толь­ ко до подбородка?

Решили сделать второе, и профессор приказал сторожу:

— Иглы и струны...

Да, Борис Петрович не мог позвонить! И без четверти двенад­ цать все двенадцать литераторов ушли из комнатки вниз в ресторан. Тут опять недобрым словом помянули покойного, потому что веран­ да уже была заполнена и пришлось располагаться в душном зале вну­ три.

Ровно в полночь, как гром, ударил вдруг рояль, ему отозвались ка­ кие-то дудки, заквакали, застонали, закрякали; запиликала гармо­ ния — джаз заиграл бравурный, залихватский фокстрот.

От музыки засветились лоснящиеся в духоте лица, показалось, что ожили вверху лиловые с завитыми по-ассирийски гривами лоша­ ди, которыми были расписаны сводчатые потолки. В лампах под яр­ кими платками будто прибавили свету, кто-то пропел, где-то пока­ тился бокал, и через минуту зал плясал, а за ним заплясала и веранда.

Заплясал Глухарев с девицей — архитектором Тамарой Полуме­ сяц, заплясал Квант с женою Глухарева, Глухарев* с сестрою Кванта, знаменитый романист Жукопов с киноактрисой. Плясали: Драгун­ ский, Чердакчи, маленький Денискин с крупной Непременовой, плясала Семейкина-Галл, крепко охваченная рослым неизвестным в белых рогожных брюках.

Плясали свои и гости, приезжие из разных мест: писатель Ио­ ганн из Кронштадта, какой-то Витя Куфтик, кажется, режиссер.

Плясали неизвестной профессии молодые люди в стрижке бок­ сом, в пиджачках с подбитыми ватой плечами. Плясал какой-то очень пожилой с бородой, в которой застряло перышко зеленого лу­ ку, растерянно улыбаясь, охватив за талию хилую девушку в оранже­ вом шелковом измятом платье.

Официанты, оплывая потом, несли над головами запотевшие кружки с пивом. Хриплыми голосами с ненавистью кричали: «Вино­ ват!», где-то голос в рупор кричал: «Карский — раз!», к грохоту и пи­ ску джаза примешивался пулеметный грохот ножей в подвале, где

вдыму и огне работали повара. Коротко говоря: кромешный ад.

Ив полночь было видение в аду: на веранду вышел черноглазый красавец с острой, как кинжал, бородой, во фраке и царственным благосклонным взором окинул свои владения.

Утверждал все тот же Клавдий Избердей, известнейший мистик и лгун, что было время, когда красавец не носил фрака, а был опоя-

*Так в тексте.

сан широким кожаным поясом, за которым торчали пистолеты, а во­ лосы его цвета воронова крыла были повязаны алым шелком,

иплыл под его командою бриг в Караибском море под гробовым флагом — черным с Адамовой головой.

Но нет, нет! Лжет, лжет, склоняясь к рюмке, Избердей! Никаких караибских морей нет на свете, и не плывут в них отчаянные флибу­ стьеры, не гонится за ними корвет, не слышно его пушечного грома, не стелется над волной пушечный дым.

Ничего этого нет, и ничего не было! И плавится лед в воздухе,

ивидны налитые кровью глаза Избердея, и так душно, так тоскливо

истрашно!

Ровно в полночь фокстрот развалился внезапно, последней по инер­ ции пискнула гармоника, и тотчас за всеми столами загремело слово: «Крицкий, Крицкий!» Вскакивали, вскрикивали: «Не может быть!»

Не обошлось и без некоторой чепухи, вполне понятной в ресто­ ране. Так, кто-то, залившись слезами, тут же предложил спеть — веч­ ную память. Уняли, увели умываться.

Кто-то суетился, кричал, что необходимо сейчас же, тут же, не сходя с места, составить коллективную телеграмму и немедленно послать ее...

Но куда и зачем ее посылать? В самом деле — куда? И на что нужна эта телеграмма тому, чей затылок сейчас сдавлен в руках прозекто­ ра, чью шею сейчас колет кривыми иглами профессор?

Да, убит... Но мы-то живы? И вот взметнулась волна горя, но и ста­ ла спадать, и уж кой-кто вернулся к столику и украдкой выпил водоч­ ки и закусил, не пропадать же стынувшим киевским котлетам? Ведь мы-то живы?

Рояль закрыли, танцы отменили, трое журналистов уехали в ре­ дакции писать некролог. Весь ресторан гудел говором, обсуждали сплетню, пущенную Штурманом, — о том, что Борис Петрович бро­ сился под трамвай нарочно, запутавшись в любовной истории.

Но не успела сплетня разбухнуть, как произошло второе, что по­ разило публику в ресторане гораздо больше, чем известие о смерти Крицкого.

Первыми взволновались лихачи и шоферы, дежурившие на буль­ варе у ворот грибоедовского сада. Один из лихачей прокричал с ко­ зел: «Тю! Вы поглядите!»

Вслед за тем у чугунной решетки вспыхнул маленький огонек и стал приближаться к веранде, а с ним вместе среднего роста при­ видение. За столиками на веранде стали подниматься, всматривать­ ся и чем больше всматривались, тем больше изумлялись. А когда при­ видение с огоньком в руках совсем приблизилось, все как закостене­ ли за столиками, вытаращив глаза. Швейцар, вышедший сбоку из дверей, ведущих к ресторанной вешалке, чтобы покурить, бросил папиросу и двинулся было к привидению с явной целью преградить ему путь на веранду, но, вглядевшись, не посмел этого сделать и оста­ новился, глупо улыбаясь.

Привидение тем временем вступило на веранду, и все увидели, что это не привидение, а всем известный Иван Николаевич Бездом-

ный. Но от этого не стало легче, а наоборот — началось на веранде смятение.

Иван Николаевич был бос, в полосатых кальсонах, в разодранной ковбойке, к коей на груди английской булавкой была приколота бу­ мажная иконка. В руках Иван Николаевич держал зажженную воско­ вую венчальную свечу. Правая щека Ивана Николаевича была свежеизодрана.

На веранде воцарилось молчание, и видно было, как у одного из официантов пиво текло из покосившейся кружки на пол.

Иван Николаевич поднял свечу над головой и сказал так:

— Здорово, братья!

От такого приветствия молчание стало еще поглубже. Тут Иван Николаевич двинулся и заглянул под первый столик, посветив под него и напугав даму за столиком, и сказал тоскливо:

— Нет, здесь нету!

Тут послышались два голоса. Первый, бас, сказал безжалостно:

—Готово дело. Белая горячка.

Авторой, женский, тихий, испуганный:

—Как же милиция-то пропустила его по улицам? Второе Иван Николаевич услыхал и отозвался:

—Дважды хотели задержать, в Скатертном и здесь, на Бронной, да я махнул через забор, видите, щеку изодрал! — Тут Иван Николае­ вич махнул свечой и вскричал: — Братья во литературе! — Осипший голос его стал крепче и горячей: — Слушайте меня все! Он появился! Ловите же его немедленно, иначе он натворит неописуемых бед!

—Что? Что он сказал? Кто появился? — послышались голоса со всех сторон.

-- Консультант! — прокричал Иван. — И этот консультант убил се­ годня Борю Крицкого на Патриарших Прудах!

Из внутреннего зала на веранду валил народ, вокруг Иванова огня сдвинулась толпа.

—Виноват, скажите точнее, — послышался над ухом Ивана Нико­ лаевича тихий и вежливый голос, — скажите, товарищ Бездомный, как это убил? Кто убил?

—Консультант иностранец, профессор и шпион! — озираясь, отозвался Иван.

—А как его фамилия? — тихо спросили на ухо.

—То-то фамилия! — в тоске крикнул Иван. — Кабы я знал фами­ лию! Не разглядел я фамилии на визитной карточке. Помню только первую букву — «Be». На «Be» фамилия! Какая же это фамилия — на «Be»? — напрягаясь и щурясь, говорил Иван и вдруг забормотал:

—Be, ве, ве... Ва... Во... Вагнер? Вогнер? Вайнер? Вегнер? Винтер... — Волосы на голове Ивана ездили от напряжения.

—Вульф? — вдруг жалостно крикнула женщина. Иван рассердился.

—Дура! — отозвался он, ища глазами крикнувшую. — При чем тут Вульф? Вульф ни в чем не виноват! Ну вот что, граждане: бегите ктонибудь к телефону, звоните в милицию, чтобы выслали пять мото­ циклеток с пулеметами, профессора ловить. Да! Скажите, что с ним

еще двое: какой-то длинный, клетчатый, пенсне треснуло, и кот чер­ ный, жирный. А я пока что дом обыщу, я чую, что он здесь!

Иван проявил беспокойство, растолкал окружающих, начал раз­ махивать свечой, капая воском на пол, заглядывать под столы. Тут послышалось слово: «Доктора!» — и чье-то ласковое мясистое лицо, бритое и упитанное, в роговых очках, появилось перед Иваном.

—Товарищ Бездомный, — заговорило лицо юбилейный голо­ сом, — успокойтесь! Вы расстроены смертью всеми нами любимого Бориса Петровича... нет!.. Просто Бори Крицкого. Мы все это пре­ красно понимаем. Вам нужен покой. Сейчас товарищи проводят вас

впостель, и вы забудетесь...

—Ты, — оскалившись, ответил Иван, — понимаешь ли, что надо поймать профессора? А ты меня задерживаешь своими глупостями! Кретин!

—Товарищ Бездомный! Помилуйте, — ответило лицо, краснея, пятясь и уже раскаиваясь, что ввязалось в это дело.

—Нет, уж кого-кого, а тебя я не помилую, — с тихою ненавистью сказал Иван Николаевич.

Судорога тут исказила его лицо, он быстро переложил свечу из правой руки в левую, широко размахнулся и ударил по уху это лицо.

Тут догадались броситься на Ивана — и бросились. Свеча погасла, а очки, соскочившие с участливого лица, были мгновенно растопта­ ны. Иван испустил страшный боевой вой, слышный, к общему со­ блазну, даже на бульваре, и начал защищаться. Зазвенела падающая со столов посуда, закричали женщины.

Пока официанты вязали поэта ресторанными полотенцами,

враздевалке шел разговор между командиром брига и швейцаром.

—Ты видел, что он в подштанниках? — спросил холодно пират.

—Да ведь, Арчибальд Арчибальдович, — труся, отвечал швей­ цар, — как же я могу их не допустить, ежели они член «Массолита»?

—Ты видел, что он в подштанниках? — холодно повторил пират.

—Помилуйте, Арчибальд Арчибальдович, — багровея, говорил швейцар, — что же я могу поделать? Давеча являются поэт Рюхин из бани, и у них веник за пазухой. Я говорю, неудобно с веником, а они смеются и веником в меня тычут. Потом мыло раскрошил на веран­ де, дамы падают, а им смешно!..

—Брось про веник рассказывать, Николай, — тихо говорил пи­ рат, — я тебя спрашиваю: ты видел, что он в подштанниках?

Тут швейцар умолк, кожа на лице его приняла тифозный оттенок, глаза помертвели. Ему померещилось, что черные волосы, приче­ санные на пробор, покрылись огненным шелком. Исчезли пластрон и фрак, и за ременным поясом возникла ручка пистолета.

Швейцар представил себя повешенным на фор-марса-pee. Свои­ ми глазами увидел свой собственный высунутый язык и безжизнен­ ную голову, упавшую на плечо, даже услыхал плеск волны за бортом. Колени швейцара подогнулись. Но тут флибустьер сжалился над ним, погасил свой острый взор.

— Смотри, Николай! В последний раз! Нам таких швейцаров да­ ром не надо. Ты в церковь сторожем поступи. — И скомандовал точ-

но, ясно, быстро: — Пантелея. Милиционера. Протокол. Грузовик. В психиатрическую.

Через четверть часа пораженная публика на бульваре видела, как из ворот грибоедовского сада Пантелей, швейцар, милиционер, официант и поэт Понырев* выносили спеленатого, как куклу, моло­ дого человека, который, заливаясь слезами, плевался, норовя по­ пасть в Понырева, и ругал его «сволочью».

Шофер грузовика со злым лицом заводил мотор, лихач горячил лошадь, бил ее по крупу сиреневыми вожжами, кричал:

— А вот на резвой! Я возил психическую!

Толпа гудела, обсуждала невиданное происшествие; словом, был форменный неприличнейший скандал, который кончился лишь тог­ да, когда грузовик унес от ворот несчастного Ивана Николаевича, милиционера, Пантелея и Понырева.

Круглые электрические часы на белой стене показывали четверть второго ночи, когда в приемную знаменитой по своему устройству психиатрической клиники, находившейся за городом на берегу Москвы-реки, вышел человек с острой бородкой и облаченный в бе­ лый халат, из карманчика которого торчал черный кончик стето­ скопа.

Трое санитаров стояли у дивана, на котором помещался развязан­ ный Иван Николаевич, не спуская с него глаз. Тут же был и крайне взволнованный Понырев.

Увидев вошедшего, он побледнел, кашлянул и робко сказал:

— Здравствуйте, доктор...

Доктор поклонился Поныреву, но, кланяясь, смотрел не на Поны­ рева, а на Ивана Николаевича.

Тот сидел совершенно неподвижно, со злым лицом, сдвинув бро­ ви, и не шевельнулся при входе врача.

—Вот, доктор, — почему-то таинственным шепотом заговорил Понырев, оглядываясь на Ивана Николаевича, — известный поэт Иван Бездомный, — вот видите ли... мы опасаемся, не белая ли го­ рячка...

—Пил сильно? — сквозь зубы спросил доктор.

—Выпивал, но не так, чтобы уж...

—Тараканов, крыс, чертиков или шмыгающих собак не ловил?

—Нет, — вздрогнув, ответил Понырев, — я его вчера видел и сего­ дня утром. Был совершенно здоров...

—А почему он в кальсонах? С постели взяли?

*Так в тексте.

—Он, доктор, в ресторан пришел в таком виде.

—Ага, ага, — очень удовлетворенно сказал доктор, — а почему ок­ ровавлен? Дрался с кем-нибудь?

—Он с забора упал, а потом в ресторане ударил одного и еще койкого...

—Так, так, так, -- сказал доктор и, повернувшись к Ивану Никола­ евичу, добавил: — Здравствуйте.

—Здорово, вредитель! — злобно и громко ответил Иван. Понырев сконфузился до того, что боялся поднять глаза на веж­

ливого доктора. Но тот ничуть не обиделся, привычным ловким же­ стом снял очки и, приподняв полу халата, спрятал их в задний кар­ ман брюк, а затем спросил Ивана:

—Сколько вам лет?

—Подите все от меня к чертям, в самом деле! — грубо закричал Иван и отвернулся.

Доктор, щуря привыкшие к очкам глаза и размяв веки, по-прежне­ му вежливо спросил:

—Почему же вы сердитесь? Разве я сказал вам что-нибудь непри­ ятное?

—Мне двадцать три года, — заговорил Иван, — и я жалобу подам на вас всех. А на тебя в особенности, гнида! — отнесся он отдельно

кПоныреву.

—А на что вы хотите пожаловаться?

—На то, что меня, здорового человека, схватили силой и приво­ локли в сумасшедший дом, — в гневе ответил Иван.

Здесь Понырев всмотрелся в Ивана и похолодел: в глазах у того не было решительно никакого безумия. Из мутных, как они были

вГрибоедове, они превратились в прежние, ясные.

«Батюшки! — испуганно подумал Понырев. — Да он и впрямь, ка­ жется, нормален? Вот чепуха какая! Зачем же мы, в самом деле, его сюда притащили? Нормален, нормален, только рожа расцарапана...»

— Вы находитесь, — спокойно заговорил врач, присаживаясь на белый табурет на блестящей ноге, — не в сумасшедшем доме, а в кли­ нике, где вам не причинят ни малейшего вреда и где вас никто не ста­ нет задерживать, если в этом нет надобности.

Иван Николаевич покосился недоверчиво, но все же пробурчал:

—Слава те господи! Нашелся наконец один нормальный среди идиотов, из которых первый — балбес и бездарность Пашка!

—Кто этот Пашка-бездарность? — осведомился врач.

—А вот он — Понырев! — ответил Иван и ткнул грязным пальцем

внаправлении Понырева.

Понырев вспыхнул от негодования.

«Это он мне вместо спасибо! — горько подумал он. — За то, что я принял в нем участие! Действительно, сволочь!»

— Типичный кулачок по своей психологии, — ядовито загово­ рил Иван Николаевич, которому, очевидно, приспичило обличить Понырева, — и притом кулачок, тщательно маскирующийся под пролетария. Посмотрели бы вы, какие он стишки сочинил к перво­ му... хе, хе... «Взвейтесь, да развейтесь!»... а вы загляните в него —

что он думает — ахнете! — И Иван Николаевич рассмеялся совер­ шенно зловеще.

Понырев тяжело задышал. Был красен и думал только об одном: что он отогрел у себя на груди дрянную змею, что принял участие в том, кто оказался на поверку злобным врагом. И главное, и поде­ лать ничего нельзя было: не ругаться же с душевнобольным?

—А почему вас, собственно, доставили к нам? — спросил врач, внимательно выслушав обличения Бездомного.

—Да черт их возьми, олухов! Схватили, связали какими-то тряп­ ками и поволокли!

—Позвольте вас спросить, вы почему в ресторан пришли в одном белье?

—Ничего тут нету удивительного, — ответил Иван, — купаться по­ шел я на Москву-реку, ну и попятили мою одежду, а эту дрянь остави­ ли. Не голым же мне идти? Надел что было, потому что спешил в ре­ сторан к Грибоедову.

Врач вопросительно поглядел на Понырева. Тот хмуро пробормотал:

—Ресторан так называется.

—Ага, — сказал врач, — а почему так спешили? Какое-нибудь дело­ вое свидание?

—Консультанта я ловлю, — ответил Иван Николаевич и тревож­ но оглянулся.

—Какого консультанта?

—Консультанта, который убил Борю Крицкого на Патриарших прудах.

Поныреву не хотелось говорить ни слова, но пришлось объяс­ нить.

—Секретаря Массолита Крицкого задавило трамваем на Патри­ арших.

—Не ври ты, чего не знаешь, — рассердился на Понырева Иван Николаевич, — я был при этом. Он его нарочно под трамвай при­ строил!

—Толкнул?

—Да при чем здесь «толкнул»? — все больше сердясь на общую бестолковость, воскликнул Иван. — Такому и толкать не надо. Он та­ кие штуки может выделывать, что только держись! Он заранее знал, что Крицкий попадет под трамвай и под какой именно!

—А кто-нибудь, кроме вас, видел этого консультанта?

—То-то и беда, что только я да Крицкий.

—Так. Какие же меры вы приняли, чтобы поймать этого консуль­ танта-убийцу? — Тут врач повернулся и поглядел на женщину в белом халате, сидящую за столом в стороне. Та вынула лист и стала запол­ нять пустые места в его графах.

—Меры вот какие. Взял я на кухне свечечку...

—Вот эту? — спросил врач, указывая на свечку, лежащую перед женщиной на столе рядом с разорванной иконкой.

—Эту самую и...

—А иконка зачем? — мягко спросил врач.

Иван покраснел, поглядел в землю смущенно и ответил:

— Ну да, иконка... Иконка-то больше всего их и испугала, — он опять ткнул пальцем в сторону Понырева, — но дело в том... что он, консультант, он, будем говорить прямо, с нечистой силой знается, и вообще так его не поймаешь...

Санитары почему-то вытянули руки по швам, глаз не сводили

сИвана.

—Да, — продолжал Иван, — знается. Тут факт бесповоротный. Он лично разговаривал с Понтием Пилатом. Да, да... Все видел — и бал­ кон, и пальмы. Был, словом, у Понтия Пилата, ручаюсь за это.

Понырев забыл про обиду, нанесенную ему, побледнел, глядя на Ивана Ниволаевича.

—Ну-те, ну-те, — поощрил Ивана врач, — и вы, стало быть, с икон­

кой...

—Я ее на грудь пришпилил, — объяснил Иван.

—Зачем на грудь?

—Чтобы руки были свободны, — объяснял Иван, — в одной — свечка, а другой — хватать.

Тут вдруг часы ударили один раз.

—Эге-ге! — воскликнул Иван и поднялся с дивана. — Половина второго, а я с вами время теряю! Я извиняюсь, где телефон?

—Пропустите к телефону, — приказал врач санитару, который за­ городил аппарат на стене.

Иван ухватился за трубку, а женщина в это время тихо спросила

уПонырева:

—Женат он?

—Холост, — испуганно ответил Понырев.

—Член профсоюза?

—Да.

—Милиция? — закричал Иван в трубку. — Милиция? Товарищ де­ журный, распорядитесь сейчас же, чтобы выслали пять мотоцикле­ ток с пулеметами для поимки иностранного консультанта... Что? За­ езжайте за мною, я вам все расскажу и сам с вами поеду... Говорит по­ эт Бездомный, из сумасшедшего дома... Как ваш адрес? — шепотом спросил Бездомный у доктора, прикрывая трубку ладонью. Тот не ответил ничего, и поэт опять закричал в трубку: — Вы слушаете? Бе­ зобразие! — вдруг завопил Иван, очевидно, утратив собеседника

втрубке, и швырнул трубку в стену.

—Зачем же сердиться? — заметил миролюбивый врач. — Вы може­ те сломать телефон, а он нам поминутно нужен.

Санитар приладил трубку на место, а Иван раскричался, дергаясь

всудорогах и грозя кулаком:

—Ничего! Ничего! Ответят они мне за это, голубчики милень­

кие!

Затем он повернулся к врачу, протянул ему руку, сухо сказал «до свиданья» и собрался уходить.

—Помилуйте, куда же вы хотите идти? — заговорил врач, вгляды­ ваясь в зрачки Ивана. — Глубокой ночью, в белье... Вы плохо чувству­ ете себя. Останьтесь у нас.