Учение об эмоциях

вильно понятая, она приводит к полному их отрицанию. Душа локализуется, тем самым она материализуется и механизируется. Движущаяся и приведенная телом в движение, душа должна сама быть телесной, она делается материальной вещью, несмотря на все уверения, что она мыслящая, совершенно отличная от тела субстанция.

Картезианская антропология противоречит не только дуалистическим принципам метафизики, но и механистическим принципам натурфилософии. Что количество движения в мире остается постоянным, что акция и реакция, действие и противодействие равны — эти фундаментальные положения учения о движении теряют силу, коль скоро в телах движения могут порождаться нематериальными причинами. Как бы мы ни мыслили соединение обеих субстанций в человеческой природе — как единство или как сложение,— в том и в другом понимании оно противоречит принципиальному дуализму и необходимо приводит к его противоположности.

Мы напомнили эти уже однажды рассмотренные нами положения исключительно для того, чтобы показать, в какой мере гипотеза взаимодействия противоречит всей картезианской системе и, следовательно, не может рассматриваться как основное для данной системы решение психофизической проблемы. Это, повторяем, не более как уникум, единственное в мире исключение из общего закона об отношениях между мышлением и протяжением.

Каков же общий закон? Ответ не может оставить никаких сомнений. Этот общий закон есть закон параллельного и независимого существования нигде не встречающихся и не вступающих друг с другом в общение, абсолютно противоположных и исключающих друг друга субстанций мышления и протяжения. В самом деле, что иное представляет собой параллелизм, как не утверждение, содержащееся в формуле Декарта, что в действительности дух и тело совершенно отделены друг от друга и нет никакого общения между ними? Что иное может означать параллелистиче-ская гипотеза, как не абсолютный дуализм психических и физических процессов?

Нас сейчас интересуют два момента, непосредственно связанных с учением о страстях. Можно было бы подумать, что Декарт сохраняет гипотезу параллелизма для всей системы, за исключением ее психологической части, в которой он отвергает параллелизм и остается всецело на позиции гипотезы взаимодействия. Но думать так—значило бы впадать в грубое заблуждение. Для доказательства этого мы, как уже сказано, ограничимся рассмотрением двух моментов, связанных с приложением гипотезы параллелизма к объяснению человеческих страстей. Первый из них отмечал уже Сержи и связан с центрифугальной теорией происхождения эмоций. Второй непосредственно связан с проблемой ощущений в учении Декарта и определением их природы. -Рассмотрим их.

Если возможны, как допускает картезианская центрифугаль-

255

Л. С. Выготский

ная теория, страсти чисто духовной природы, не имеющие никакого отношения к телесным состояниям, если существуют интеллектуальные эмоции, чистые экстазы духа, высокие чувства без всяких внешййх-или внутренних проявлений, с одной стороны, если, с другой, возможны чувственные страсти, возникающие чисто механическим путем, так же точно, как они возникали бы у бездушного автомата, страсти чисто телесной природы, которые, как мы видели, сам Декарт не мог последовательно и строго различить от страстей души, из этого не может быть сделано никакого другого вывода, кроме вывода об абсолютной независимости и параллельности духовной и телесной сторон человеческих страстей. В чувственных страстях, разыгрывающихся по механическим законам совершенно одинаково у бездушного автомата и одаренного сознанием человека, и в интеллектуальных эмоциях, абсолютно независимых от тела, говоря словами картезианской формулы, дух и тело в действительности совершенно отделены друг от друга и нет никакого общения между ними. Это и есть чистый параллелизм.

Но параллелизм простирается в картезианском учении о страстях гораздо дальше. Допускаемое этим учением взаимодействие между духом и телом составляет только мгновенное нарушение закона о параллельности в момент, когда жизненные духи заставляют душу испытывать страсть, мгновенное грехопадение души, вступающей в связь с телом. До этого ничтожного мгновения и после него тело и дух, испытывающие страсть, живут совершенно самостоятельной, независимой жизнью, подчиненной противоположным законам. Чтобы убедиться в этом, нужно вспомнить три рассмотренных выше конкретных примера, которыми пользуется Декарт для развития своей мысли.

Первый касается эмоциональной реакции, как она разыгрывается в бездушной машине. Как мы помним, Декарт рассматривает устрашающую фигуру, воздействующую на бездушный автомат и вызывающую в нем ряд двигательных изменений в мускулах и во внутренних органах. Создается картина устрашаемой и обращающейся в бегство живой машины. Таким образом, страсть не имеет еще в себе ничего психического. Она разыгрывается по чисто механическим законам и объясняется исключительно с помощью натуралистического принципа. Все происходит так, как если бы душа была совершенно не нужна и тело представляло собой совершенно действующий автомат.

Этот пример непосредственно приводит нас ко второму, в котором Декарт возвращает живому автомату отнятую у него прежде душу. Присоединение психической активности к телесной ничего по существу не меняет в автоматизме страсти. Просто к одному раду явлений, протекающих в теле, присоединяется другой ряд, протекающий в духе и состоящий из телесных ощущений, возникающих точно таким же образом, как и ощущения внешних объектов. Сведение страстей к ощущениям и восприятиям превращает их в пассивные душевные состояния,

256