Червонюк В.И. Антология конституционных учений. Ч. 1

391

котором заключается весь вопрос. О свободе и ее требовании не упоминается ни единым словом. Этим способом можно, конечно, все доказывать и все отвергать; но тогда не надобно уже говорить не только о философии, но и о какой бы то ни было науке.

Сам Вагнер допускает, что из человеческой природы могут быть выведены некоторые, хотя весьма ограниченные виды собственности. «Из существа человеческой личности, говорит он, вытекает необходимое требование, чтобы юридический порядок привел к установлению известной частной собственности», именно, насколько она необходима для удовлетворения самых настоятельных потребностей человека […]

30. Чичерин Б. Н. Собственность и государство Глава VI. Равенство

Равенство издревле считалось отличительным свойством правды. Аристотель, которого учение в этом отношении может считаться классическим исследованием вопроса, говорит, что справедливое в собственном смысле есть равное, то есть среднее между излишним и недостаточным; последние же начала соответствуют несправедливому. Но так как равенство может быть двоякого рода, числительное и пропорциональное, одно управляющееся началом арифметической, другое началом геометрической пропорции, то и правда разделяется на два вида, которые Аристотель называет правдою у р а в н и в а ю щ е ю и п р а в д о ю распределяющею. Первая прилагается к обязательствам, как вытекающим из договоров, так и происходящим от преступлений. В договорах меняется равное на равное; в случае преступлений, ущерб, нанесенный одному, уравнивается пенею, взыскиваемою с другого. Правда же распределяющая есть закон, управляющий распределением общественных благ, как то, имущества, чести, власти, сообразно с заслугами или достоинством каждого члена общества. Таким образом, всякое отношение правды заключает в себе четыре термина: два лица и два предмета, причем равенство предметов должно соответствовать равенству лиц. Отсюда следует, что равенство предметов тогда только справедливо, когда оно прилагается к равным лицам; равное же присвоение предметов неравным лицам есть несправедливость. Из этого ясно, что и неравное может быть справедливо, именно, когда оно соответствует неравным лицам. Те, которые упускают это из виду, говорит Аристотель, судят криво, главным образом вследствие того, что они являются судьями в собственном деле.

Именно это прилагается к политическим партиям, из которых каждая берет известную сторону правды, умалчивая о самом существенном. Так олигархи, будучи неравны с другими в имуществе, воображают, что они должны быть неравны во всем. Со своей стороны демократы, будучи равны другим в свободе, утверждают, что они должны быть равны во всем остальном. И то и другое неверно, ибо известного рода равенство или неравенство определяет только распределение тех предметов, к которым оно относится, а не всех вообще. В демократии основные начала суть свобода и числительное равенство. Вследствие этого бедные имеют такое же право голоса, как и богатые. А так как их больше, то решение зависит от них. Но это неизбежно ведет к несправедливости, ибо богатые устраняются от власти и бедные могут поделить между собою их имущества. Со своей стороны, олигархия ведет к тирании. Правильное государственное устройство, заключает Аристотель, состоит в сочетании обоих начал. Там, где есть два элемента, справедливость требует, чтобы каждый из них имел участие в правлении.

Таково учение Аристотеля, учение, в котором ясно, верно и глубокомысленно излагаются основные определения равенства и правды. Отсюда видно, что начало равенства имеет различное значение, смотря по тому, в какой сфере оно прилагается. В гражданских обязательствах господствует равенство числительное; здесь люди рассматриваются просто как свободные лица, и в этом качестве они равны между собою. В области политической, напротив, основное начало должно быть равенство пропорциональное. Одна демократия и тут, хотя не всегда последовательно, держится числительного равенства.

392

Это свойственное демократии смешение гражданского равенства с политическим в значительной степени господствует и в стремлениях нового времени. Индивидуалистическая философия XVIII-го века рассматривала людей как отвлеченные, равные друг другу единицы. С этой точки зрения, Французская революция, в которой идеи XVIII-го века нашли высшее свое выражение, провозгласила свободу и равенство основными и неотъемлемыми правами человека. С тех пор эти два начала сделались лозунгом не только демократической, но и значительной части либеральной партии в Европе.

Взглянем на учение этой школы. Разбирая его, мы яснее увидим, в чем состоит истинное существо равенства, и какое оно должно находить приложение в человеческом общежитии. Для исследования этих вопросов мы должны прежде всего обратиться к тем законодательным памятникам, в которых Французская революция высказала свой взгляд.

Статья 1-я «Объявления прав человека и гражданина» гласит: «люди рождаются и остаются свободными и равными в правах. Общественные различия могут быть основаны только на общей пользе». В статье же 6-й мы читаем: «закон есть выражение общей воли. Все граждане имеют право, лично или через представителей, участвовать в его составлении. Он должен быть один для всех, и тогда, когда он охраняет, и тогда, когда он наказывает. Все граждане, будучи равны в его глазах, одинаково имеют доступ ко всем общественным почестям, местам и должностям, сообразно с их способностью и без всякого иного различия, кроме их добродетели и талантов».

Эти начала были приложены к конституции 1791 года. В предисловии говорится, что «Национальное собрание, желая утвердить французскую конституцию на тех началах, которые оно признало и провозгласило, уничтожает безвозвратно учреждения, нарушающие свободу и равенство прав. Нет более ни дворянства, ни пэрии, ни наследственных отличий, ни сословных различий, ни феодального порядка, ни вотчинного суда, ни каких-либо проистекавших отсюда титулов, названий и преимуществ, ни рыцарских орденов, ни корпораций или знаков отличия, которыми доказывалось дворянство и которые предполагали различие рождения, ни какого-либо превосходства, кроме того, которое принадлежит общественным должностным лицам в исполнении их обязанностей. Нет более ни продажи, ни наследственности какой-либо общественной должности. Нет более, ни для какой части народа и ни для какого лица, привилегии, или изъятия из общего права всех французов. Нет более цехов, ни корпораций для занятий, промыслов и ремесел. Закон не признает более ни религиозных обетов, ни какого-либо другого обязательства, противного естественным правам и конституции».

Затем, в 1-м титуле говорится, что «конституция обеспечивает следующие естественные и гражданские права: 1) доступ всех граждан к местам и должностям, без иного различия кроме добродетелей и талантов; 2) равное распределение налогов между всеми гражданами, сообразно с их средствами; 3) приложение одинаковых наказаний к одинаковым преступлениям, без различия лиц».

Таким образом, весь средневековой порядок, основанный на неравенстве, на сословных преимуществах, на привилегиях был разом отменен и заменился полным равенством граждан, не только в гражданской, но и в политической области. Но это было равенство прав, а не состояний. Собственность, наравне со свободою и равенством, была объявлена «неприкосновенным и священным правом, которого никто не может быть лишен, разве этого явно требует общественная необходимость, законным путем признанная и под условием справедливого и предварительного вознаграждения».

31. Чичерин Б. Н. Собственность и государство

Глава IV. Свобода в государстве

Мы видели, что цель государства ограниченная: оно вращается в области общих интересов и не должно вторгаться в частную жизнь. Отдельные союзы, в которые слагается человеческое общежитие, должны сохранять свою самостоятельность. Между тем, госу-

393

дарство владычествует и над частною жизнью, и над отдельными союзами. Что же ручается за то, что оно не переступит своих пределов и не явится распорядителем в не принадлежащей ему области?

Опасность в этом отношении увеличивается тем, что и в собственной сфере государство нуждается в средствах и эти средства оно получает сборами с частных лиц. А так как исключительно от его воли зависит определение общественных нужд и количества, потребных на них средств, то оно является полным владыкой собственности. Государство может брать у частных лиц все, что оно считает нужным, и употреблять деньги по своему усмотрению. Где же гарантия права собственности?

Этой гарантии нельзя искать в правах частных лиц и союзов. Хотя теоретически ведомство государства ограничивается этими правами, но формально отдельные лица и союзы подчинены ему безусловно. Учение о неотчуждаемых и ненарушимых правах человека, которые государство должно только охранять, но которых оно не смеет касаться, есть учение анархическое. Необходимым его следствием является постановление французской конституции 1793 года, что как скоро права народа нарушены, так восстание составляет, не только для всего народа, но и для каждой части народа, священнейшее из прав и необходимейшую из обязанностей. При таком порядке каждый делается судьей своих собственных прав и обязанностей, начало, при котором общежитие немыслимо. В здравой теории, так же, как и в практике, свобода тогда только становится правом, когда она признается законом, а установление закона принадлежит государству. Поэтому от государства зависит определение прав как отдельных лиц, так и входящих в него союзов. По своей природе оно является верховным союзом на земле.

Необходимость такого верховного союза вытекает из самого существа человеческого общежития. Для того чтобы в обществе было единство, чтобы оно не раздиралось противоборствующими друг другу стремлениями, требуется установление единой, владычествующей воли, которой все безусловно должны подчиняться. На нее не может быть апелляции, ибо в таком случае явилась бы новая, высшая воля, которой приговор был бы все-таки окончательным. Эта воля должна быть едина, как едино самое общество. Все заключающиеся в нем частные лица и союзы обязаны ей повиноваться, ибо частное должно подчиняться общему. Иначе общество распадется.

Но где же при таком порядке гарантия свободы? А гарантия нужна, ибо без нее свобода перестает быть правом. Свободою по милости хозяина могут пользоваться и рабы; полноправные лица должны быть ограждены законом. В частных правах эта гарантия заключаться не может, ибо они подчиняются праву общему, следовательно, обеспечение может лежать только в самом общем праве, именно в таком устройстве, которое давало бы заинтересованным лицам известное влияние на решение общих дел.

Подобная гарантия не представляет собою нечто искусственное, напротив, она вытекает из самой природы государственного союза. Государство не есть только система правительственных учреждений, это живое единство народа. Народ же, по крайней мере на высших ступенях развития, состоит из свободных лиц, а как скоро является союз свободных лиц, так отсюда вытекает участие каждого из них в общих решениях. Личная свобода состоит в праве человека распоряжаться собою и своими действиями; свобода в союзе с другими, или свобода общественная, выражается в праве с другими участвовать в решении общих дел. Никакое отдельное лицо, если оно не признается представителем всех, не может иметь притязания решать по своему усмотрению то, что касается других, но каждый свободный член общества вправе участвовать в решениях, которые касаются и его. В частных товариществах это признается безусловно, точно так же и в соединениях людей, имеющих характер постоянных союзов, каково государство, это требование логически вытекает из начала свободы как необходимое его следствие. Свобода политическая является завершением и восполнением свободы личной.

Политическая свобода имеет, однако, совершенно иной характер, нежели свобода личная. Последняя дает право распоряжаться собою, первая дает право распоряжаться другими. В совокупном решении меньшинство обязано подчиняться большинству. Го-

394

лос призванных к совету имеет влияние на судьбу всех. Очевидно, что тут являются отношения совершенно иного рода, нежели в области личных прав. Отдельное лицо может распоряжаться собою как ему угодно; если оно ведет порочную жизнь, если оно разоряется, то последствия его поведения падают на него одного: другим до этого нет дела. Но от несправедливого или необдуманного решения общего дела страдают и те, которые не принимали в нем участия, даже и те, которые ему противились. И чем выше союз, тем больше опасность, ибо тем сложнее дела и тем затруднительнее их решение. Особенно в союзе, имеющем всеобщий и принудительный характер, каково государство, решение общих дел может иметь роковое значение для всех членов. В частном товариществе меньшинство точно так же обязано подчиняться большинству, и необдуманное решение может иметь последствием разорение многих. Но здесь каждый волен вступать или не вступать в товарищество. Кто недоволен решением собрания акционеров, тот может продать свои акции и не вверять обществу своих капиталов. Тут все основано на частном соглашении, и каждый получает голос соразмерно со своим вкладом. В государстве же отношения совершенно иные. Это – не добровольно составляемое товарищество, в нем люди рождаются и умирают. Государство служит связью многих следующих друг за другом поколений. Самые интересы его имеют бесконечно высшее значение, нежели те, которые связывают частные товарищества, как верховный союз на земле, оно является носителем всех высших начал человеческой жизни, исторических преданий, права, нравственности, материального и духовного благосостояния масс, всемирно исторического призвания живущего в нем народа.

32. Чичерин Б. Н. Собственность и государство

Глава IV. Свобода в государства

[Способность человека к участию в управлении делами государства как условие политических прав]

[…] Государство не есть случайное создание субъективной воли, оно представляет собою объективный организм, который воплощает в себе мировые идеи, развивающиеся в истории человечества. Понятно, что для обсуждения всех возникающих отсюда вопросов недостаточно быть свободным членом союза: надобно понимать сущность этих вопросов, для того чтобы быть в состоянии их обсуждать. Иначе все высшие интересы человечества подвергаются опасности.

Из всего этого следует, что для участия в решении государственных дел кроме свободы требуется и способность. Если свобода составляет источник политического права, то способность является необходимым его условием. А так как способность к обсуждению государственных вопросов не является прирожденной человеку, так как для этого необходимы и образование и знакомство с государственными делами, качества, которые не находятся у всех и менее всего распространены в массе, то очевидно, что не может быть речи о всеобщем праве голоса как неотъемлемом политическом праве граждан. Призвание способных к участию в решениях государственной власти является вопросом исторического развития. Оно определяется степенью умственного и политического образования народа. Чем скуднее это образование, чем более оно сосредотачивается в небольшом кружке лиц, тем труднее призвать даже последних к участию в решении общих дел, ибо через это общий интерес легко может обратиться в орудие частных видов. Именно вследствие этого, массы охотнее вверяют свою судьбу одному лицу, высоко стоящему над всеми, нежели немногим. В этом заключается значение самодержавной монархии. Политическая свобода представляет идеал государственного развития, но она не может считаться постоянной его принадлежностью. Поэтому не может быть речи и о замене личной свободы политической. Мы видели, что Руссо требовал, чтобы члены общества передали последнему все свои права, с тем чтобы получить их обратно в виде участия в совокупных решениях. Это значит отречься от основания, для того чтобы получить частное и условное следствие. Свобода составляет принадлежность лица, поэто-

395

му истинная свобода есть свобода личная: она вытекает из природы человека как разум- но-нравственного существа и дает ему право распоряжаться собой независимо от чужой воли. Политическая же свобода рождает не отношения независимости, а отношения власти и подчинения, причем доля власти ничтожна, а подчинение всецелое. Какою заменою утраты независимости может служить человеку приобретение десяти – или двадцатимиллионной доли власти, соединенной с обязанностью безусловно повиноваться тому, что решат другие? Политическая свобода может быть не заменой, а лишь гарантией и восполнением свободы личной. Свобода, корень которой лежит в самоопределяющейся воле отдельного лица, переносится здесь в новую область, где человек перестает быть независимым лицом, а становится частицею целого. И тут он сохраняет свою свободу, ибо он не перестает быть человеком, но эта свобода по необходимости стесняется и ограничивается этими новыми свободой.

Из этого опять же очевидно следует, что свобода гражданская по существу своему, должна быть шире свободы политической. А потому нельзя не признать проявляющегося у социалистов и полусоциалистов стремления стеснить гражданскую свободу и расширить свободу политическую извращением истинных начал общественной свободы.

33. Чичерин Б. Н. Собственность и государство

Глава V. Корпорации

Кроме физических лиц, имеющих известные права и несущих известные обязанности, в государстве существуют и юридические лица. Граждане, соединяясь в частные союзы, образуют постоянные тела, облеченные правами, имеющие обязанности, а нередко и власть над своими членами. Такие тела называются корпорациями. Корпорация есть частный, постоянный союз граждан, образующий юридическое лицо.

Слово корпорация принимается и в более обширном смысле: им обозначается всякое юридическое лицо, даже помимо входящих в состав его физических лиц. Вообще, основанием юридического лица может быть или союз физических лиц, или учреждение, образующее единое юридическое целое, которому присваиваются известные права и обязанности, например благотворительное заведение. Оба значения тесно связаны между собой. Во всяком союзе есть две стороны: совокупность физических лиц, связанных в одно целое, и юридическое устройство, их связывающее. И то и другое может быть субъектом прав и обязанностей. Для юридического лица, как постоянного учреждения, физические лица становятся делом второстепенным: они меняются, а юридическое лицо остается одно и то же. Присвоенные ему права принадлежат не физическим лицам, а целому, помимо входящих в состав его лиц. Поэтому в английском праве корпорациями называются даже такие юридические лица, которые представляются одним только физическим лицом, например священник, как должность, с которой соединяются известные имущественные права, ибо и здесь лица меняются, а права, присвоенные должности, остаются те же. Этого рода корпорации называются единичными (corporation sole), в отличие от собирательных (corporation aggregate), составленных из нескольких лиц. Последние могут быть или членами, или органами корпорации. В первом случае это будет союз, или корпорация в тесном смысле, во втором это будет учреждение, которое управляется физическими лицами, но существует помимо их, для какой-либо общественной цели. И то и другое лежит в существе гражданских отношений. Мы имеем здесь дело не с реальными, а с юридическими, то есть идеальными началами. На таких идеальных началах строится все человеческое общежитие. Само государство есть такой идеальный субъект, носитель прав и обязанностей.

Корпорации, как собирательные лица, отличаются от простых товариществ, которые не суть юридические лица. В товариществе физические лица соединяются для общей цели, но не образуют единого лица, которое является субъектом прав и обязанностей помимо членов. Но так как связь лиц может быть более или менее тесной, то между товариществами и корпорациями существуют средние формы. Таковы компании на акци-

396

ях. Они составляют юридические лица и могут быть субъектами прав и обязанностей. Члены остаются здесь даже вовсе неизвестными, почему такого рода товарищества называются безыменными (societe anonyme); акционеры меняются беспрерывно, а общество остается одно и то же. Однако юридическое лицо не существует здесь помимо членов; оно не имеет своего имущества, отдельного от имущества последних. Капитал общества принадлежит не юридическому лицу, а самим членам, по мере их участия в предприятии. Здесь юридическое лицо не есть собственно единое лицо, а собирательное имя, целое, составленное из раздельных, хотя связанных постоянной связью и меняющихся частей.

Сами корпорации разделяются на несколько видов. Они различаются:

1)По своей цели. Корпорации могут быть промышленные, учение и художественные, как, например, академии, университеты, ученые и художественные общества, увеселительные, например клубы, благотворительные, например, больницы и богадельни, религиозные, например, монастыри. Наконец, могут быть корпорации, обнимающие собой множество различных целей. Таковы общины, которые суть союзы местных жителей во имя общих интересов; таковы же сословные общества, которые суть союзы известного разряда лиц.

2)В связи с различием целей состоит различное отношение корпорации к своим членам. Там, где цель специальная, члены входят в корпорацию только для удовлетворения этой цели, которая может составлять общественную потребность, будучи собственно для частных лиц посторонней или случайной; таковы ученые и благотворительные общества. В другие корпорации лица вступают всеми своими отношениями или, по крайней мере, целой стороной своей жизни. Здесь цель не посторонняя, но главным образом благо самих членов. Могут быть и корпорации со смешанным характером, где специальная цель составляет вместе призвание целого разряда лиц, например, цехи. Союзы со специальной целью можно назвать обществами, союзы с полнотой отношений корпорациями в тесном смысле. Таким образом, мы будем иметь три вида юридических лиц: общества, корпорации и учреждения, хотя надобно заметить, что терминология здесь далеко не установилась.

3)Корпорации, вообще, могут быть частные и государственные; первые суть субъекты частных прав, вторые получают общественную власть и входят в состав государственных учреждений. Первоначальное значение корпорации частное: это союз во имя известного интереса, около которого соединяются физические лица. Поэтому корпорации принадлежат к гражданскому обществу. Но интерес, составляющий цель корпорации, может иметь более или менее общественный характер; а так как все общественные интересы составляют цель государства, то корпорации могут сделаться органами государственных целей. Тогда они облекаются властью и получают политическое значение. Само государство может учреждать корпорации для своих целей; таковы, например, университеты. В этом отношении корпорации разделяются: на корпорации, образующиеся по инициативе членов, и на корпорации, установленные государством.

Из всего этого ясно, что корпорации, вообще, имеют смешанный характер, отчасти гражданский, отчасти государственный. Поэтому и права их относятся, с одной стороны,

кгражданскому праву, с другой – к государственному. Однако из этого не образуется особое общественное право, как предполагал Моль. Начала гражданского права и государственного исчерпывают все содержание; новых начал к ним не прибавляется, а происходит только сочетание тех и других. Собственно государственным правом определяется как внутреннее устройство политических корпораций, так и отношение частных и политических корпораций к государству. Последний вопрос касается корпораций вообще; первый же решается различно, смотря по свойству и значению союзов.

Отношение частных корпораций к государству состоит в следующем:

1. Они получают свое бытие от государства. Иногда, против этого начала возражают во имя свободы; однако, принадлежащее государству право не подлежит сомнению. От воли частных лиц не может зависеть образование юридического лица, независимого от

397

их воли. Частным соглашением могут образоваться товарищества, а не юридические лица. Самопроизвольное образование корпораций есть начало средневековое. В то время вольные люди не признавали над собой высшей власти и могли образовать совершенно самостоятельные союзы. Но с развитием государственных начал державные права частной воли исчезают и подчиняются высшим требованиям. Необходимость государственного утверждения относится в особенности к корпорациям, преследующим какую-либо общественную цель. Здесь одно государство может судить о том, требует ли эта цель установления независимого от частной воли юридического лица. Что касается союзов, имеющих ввиду частное благо членов, то относительно их государство может ограничиться изданием общего закона, на основании которого они могут получить корпоративные права, и признанием тех, которые подходят под установленные правила. Так учреждаются компании на акциях.

2.Уставы корпораций утверждаются государством, ибо ими определяются права и обязанности юридического лица и отношения его к членам. И тут может быть издан общий устав, сообразно с которым учреждаются союзы.

3.В пределах устава корпорациям предоставляется автономия. В случае нарушения прав членов, вопрос решается судебной властью. Правительство, с своей стороны, сохраняет право надзора за тем, чтобы не было постановлено ничего противного законам и уставу.

4.На основании устава корпорации могут пользоваться имущественными правами; они приобретают и отчуждают имущество, вступают в обязательства, ведут тяжбы. Но относительно приобретения имуществ, в особенности корпорациями, учреждаемыми с общественной целью, государство может постановить такие ограничения, какие оно считает нужными, ибо приобретенное корпорациями имущество изымается из обращения, а потому накопление его может быть вредно.

5.В пределах устава корпорация пользуется самоуправлением. Однако государству всегда принадлежит право контроля; оно состоит защитником юридических лиц, так же как и малолетних, ибо физические лица, представляющие юридическое лицо и управляющие его делами, могут употреблять корпоративное имущество на свою собственную пользу, а юридическое лицо лишено возможности само себя защищать. Его права охраняются государством, которое соблюдает вместе с тем интересы будущих поколений. Контроль государства естественно тем обширнее, чем большую цель корпорации имеет общественный характер.

6.Корпорация, на основании устава, принимает новых членов и таким образом продолжается и восполняется сама собой. Пока она имеет частный характер, государство в это не вмешивается.

7.Наконец, государство всегда имеет право уничтожить корпорацию, цель которой потеряла значение или сделалась вредной для общества. Прекращение юридического лица не может зависеть от воли физических лиц, входящих в его состав, ибо это не частное товарищество, а постоянное учреждение, над которым представляющие его в данную минуту физические лица не имеют власти. Эта власть может принадлежать только государству: оно дает бытие юридическому лицу, оно же его уничтожает. Однако, если это корпорация, преследующая частные цели, то самим уставом могут быть поставлены условия, при которых ее существование может прекратиться общим решением членов.

34. Гоббс Т. Левиафан

Глава XXII. О подвластных группах людей, политических и частных [О допустимости публичных собраний]

Если оно не запрещено государством и не имеет дурных целей (как, например, стечение народа на базарах, на публичных зрелищах или по какому-нибудь другому невин-

398

ному поводу), то оно законно. Если же намерения дурны или (в случае значительного числа людей) не известны, то оно противозаконно.

35. Елистратов А. И. Административное право

Лекция одиннадцатая. Право собраний и обществ на Западе. Понятие

[…] Собрания и общества – это формы взаимного общения людей, в видах осуществления общей цели соединенными усилиями. Цель, которую преследует взаимное общение, может быть временной, преходящей (выражение сочувствия или протеста, выяснение вновь назревшей потребности, выборы депутата и т. п.) или же постоянной (ученая работа в определенной отрасли знания, помощь бедным, политическая деятельность в духе известной программы и т. д.). На этом различии временных и постоянных целей покоится разница между собранием и обществом. На собрание люди приходят для осуществления преходящей цели: цель достигнута – и собрание закрывается. Напротив, общество образуют лишь тогда, когда цель более или менее постоянна; поэтому общество, в противоположность собранию, всегда рассчитано на сколько-нибудь продолжительное существование.

Собрания бывают публичные или частные. Собрание будет публичным, когда доступ на него открыт, хотя бы и с известными оговорками и ограничениями, каждому желающему.

Общество может преследовать или цель наживы – задачу получения прибыли от ведения какого-либо предприятия, или идейную цель – цель познания или улучшения условий жизни. Обществом первого рода будет товарищество, артель, акционерная компания. Соединением второго рода окажется ученое общество, общество благотворительное, политическая партия. Юридическое положение обществ первого рода изучается, по общему правилу, наукой гражданского права, и право обществ, преследующих идейную цель, составит предмет нашего изучения.

Соединение двух или нескольких обществ называется союзом. […]

Исторический очерк

Право собраний и обществ – это наиболее молодой отпрыск в праве личной свободы. Полицейское государство было решительным противником всякого рода обществ и собраний – публичных и тайных, устраиваемых без предварительного разрешения правящей власти. Да и в правовом государстве начало свободы собраний и обществ устанавливается лишь на значительной степени его развития. Обыкновенно раньше укрепляется личная неприкосновенность, позже свобода печати и затем свобода собраний и обществ. Так, в Англии совокупность правовых гарантий для личной неприкосновенности была приобретена, как известно, уже в период XIII – ХVII столетий, печать стала освобождаться от полицейских стеснений с конца XVII века, а митинги (публичные собрания) еще в начале прошлого столетия подвергались суровым стеснениям.

Английские акты о предупреждении мятежных собраний 1795-1819 гг. объявляют незаконным обсуждение на митингах «каких-либо изменений установленного законом порядка». В случае нарушения они предоставляют правительству полномочие останавливать в собрании всякую речь, арестовывать оратора и разгонять митинг, а свободным английским гражданам грозят за ослушание тяжкой карой – это была смертная казнь – по закону 1795 г. и 7-летняя ссылка – по акту 1819 г. Запрещается участие в митингах лицам, не имеющим в данном приходе постоянного жительства, и выставление на собрании флагов и знамен. Допущение хозяином дома публичной лекции, без предварительного разрешения власти, ставилось на одну доску с содержанием публичного притона для разврата. Закрывались общества, рассчитанные «на развращение умов». Под угрозой ссылки запрещалось участие во всяком обществе, распадающемся на отделения, группы, фракции.

399

Долгое время и во Франции, несмотря на объявление «свободного обмена мыслей и мнений» «драгоценным правом человека», отрицалась свобода собраний и обществ. С 1789 г., с момента декларации прав, и до 1901 г., следовательно, на протяжении 112 лет развития правового государства во Франции, политические общества пользовались здесь более или менее широкой свободой лишь в течение трех коротких промежутков времени в периоды революции – в общем менее пяти лет. Уголовный кодекс Наполеона ставил всякого рода общества – хотя бы и не публичные – политические, религиозные, литературные и иные, состоящие более чем из 20 членов, в зависимость от предварительного разрешения правительства. При реакции, наступившей после февральской революции 1848 года, в зависимость от предварительного разрешения были поставлены не только общества, но и собрания в составе свыше 20 членов. Этому режиму были подчинены собрания всякого рода, даже избирательные.

ВГермании, несмотря на объявление имперской конституцией 1849 г. свободы собраний и обществ основным правом германского народа, в эпоху реакции пятидесятых годов был издан целый ряд законов, существенно ограничивавших эту свободу. Между прочим, в 1878 году было предписано полиции запрещать собрания и закрывать общества социал-демократические и вообще социалистические. Этот закон просуществовал вплоть до 1890 года […].

Причины недоверия

С возникновением правового государства правящая власть соглашается на неизбежное превращение обывателя из объекта полицейской опеки в субъект публичных прав и обязанностей. Но взаимное единение этих субъектов, сочетание разрозненных обывательским безразличием, отсутствием почина, тьмой невежества частиц в спаянное единством интересов и стремлений целое еще продолжает казаться опасным. И на самом деле, для власти, связанной преданиями только что пережитого прошлого, есть известная опасность в этом единении граждан. Источником этой опасности является выросшее под тяжестью полицейской опеки гнетущее чувство взаимного недоверия, подозрения, инстинктивное ощущение непримиримой розни правительства и населения. Этот грубый след, веками подавленной гражданственности, долго мешает правительству и самодеятельности граждан в собраниях и обществах идти рука об руку. И только тогда, когда власть начинает смелее и тверже опираться на общество, когда, благодаря участию самих граждан в законодательстве, суде и управлении, государство органически, по самому своему строению, сближается с обществом, – право собраний и союзов последовательно делается необходимой составной частью признанной и огражденной государством личной свободы […].

Современное положение

Теперь на Западе установилась уже весьма широкая свобода граждан устраивать собрания и образовывать общества. […]

Англия

ВАнглии платформа (право митингов, публичных собраний) уже приблизительно восемьдесят лет является такой составной частью политического уклада страны, неприкосновенность которой признается и соблюдается правительством. Даже в период чартистского движения 40-х гг., когда ряд митингов рабочих явно обнаружил тревожный характер демонстрации физической силы, английское правительство нашло неуместным запретить устройство митингов. На реакционные требования, в этом смысле, Джон Рессель, тогдашний министр внутренних дел, отвечал: «Свободное обсуждение, из которого познается истина, есть право народа. Если у последнего есть недовольство, то он вправе заявить о них, чтобы они сделались известными; если же нет достаточных поводов к недовольству, то здравый смысл не замедлит явиться и положить конец соответствующим митингам. Правительству нечего бояться открытого выражения общественного мнения» […].

Значение митингов

400

Значение митингов в современной Англии огромно. Митинги выражают нужды и интересы народа; при посредстве митинга каждая общественная группа легко может заявить, что ее в данное время тяготит, беспокоит, волнует. На, митингах общественные нужды подвергаются подробному обсуждению со стороны непосредственно заинтересованных лиц. При посредстве митингов осуществляется контроль страны над государственной деятельностью. Здесь узнают и испытывают лиц, желающих выступить представителями народа в парламенте. Здесь народные представители, по установившемуся издавна обычаю, дают избирателям ежегодные отчеты о своей парламентской деятельности. Выступать на митингах не гнушаются и представители самой администрации. Министры выясняют и защищают здесь правительственную программу. Таким образом, митинг упрочивает взаимное доверие и теснейшим образом связывает носителей власти с миллионами граждан. […]

Правовая нормировка Характерная черта английского права – отсутствие законов, которые нормировали

бы специально свободу собраний и обществ. Право устраивать собрания и образовывать общества выводится в Англии из права личной неприкосновенности. Я могу идти куда хочу и сойтись с кем хочу, лишь бы не совершал при этом ничего противозаконного; я могу говорить что хочу, лишь бы мои слова не были клеветой или возмущением. Это право принадлежит каждому из нас. Пользуясь им, мы можем сойтись и говорить и, таким образом, составить публичный митинг.

Охрана спокойствия и порядка на митингах вверялась самим участникам митинга. Лишь недавно, 19 декабря 1908 г., был издан особый закон против «срывания митингов». Потребность в нем явилась, в известной степени, вследствие тактики некоторой группы суфражисток, которая в борьбе за политические права женщины прибегала к срыванию митингов. Закон 19 декабря установил ответственность каждого лица, нарушающего порядок в публичном собрании или призывающего других лиц к нарушениям с целью помешать правильному ходу собрания. Виновным грозит штраф до 50 руб. или тюрьма до одного месяца. […]

Франция. Право собраний

Во Франции начало свободы собраний твердо устанавливается с 1881 года. На устройство публичного собрания, хотя бы и политического, не требуется более испрашивать предварительного разрешения от подлежащей власти: закон 1881 г. ограничивается требованием одного – предварительного заявления об устройстве собрания. Запрещается, однако, устройство собраний «на публичном пути» – на улицах и на площадях. Вместе с тем всякое собрание должно закрыться не позже 11 часов вечера, если только в данной местности не установлено более позднего часа для закрытия трактиров.

Существенную гарантию для свободы собраний во Франции составляет ограничение полиции в ее праве на роспуск собрания. По закону 1881 г. полиция имеет право закрыть собрание всего лишь в двух случаях: если того потребует бюро, обязательно избираемое собранием для соблюдения порядка и законности, или если в собрании будут произведены насилия. За всякое нарушение закона участники собрания и бюро отвечают в судебном порядке […].

Отмена заявки

Закон 28 марта 1907 г. сделал во Франции еще шаг вперед в деле укрепления свободы собраний: этим законом была отменена обязанность устроителей собрания делать о последнем предварительное заявление полиции. Положим, эта обязанность была не очень трудной. Но все же она ставила устройство собрания в известную зависимость от полиции. К тому же заявление следовало подать за 24 часа до начала собрания, а между те иногда, особенно в рабочем быту, задержка на целые сутки могла оказаться крайне нежелательной.

Следует, однако, указать, что закон 28 марта был вызван не этими нуждами, но политическими соображениями совсем другого порядка. После отделения церкви от государства в 1905 году, при нежелании католического духовенства подчиниться новым