2247

-стремление к социализации и самореализации: желание быть хозяйкой,

главной в доме

-физиологическая потребность: прямо физическая потребность материнства.

Мотивировка брака у женщин представлена Куприным как категория состояния, продиктованная не внутренним позывом, а внешним воздействием, или же реализуется как целенаправленная рациональная деятельностная пресуппозиция.

Мотивировка брака у мужчин:

-санитарно-эстетическая: усталость от холостяцкой жизни, от беспорядка в комнатах, от трактирных обедов, от грязи, от окурков, разорванного и разрозненного белья и прочее, прочее...

-экономическая: чувствуешь, что семьей жить выгоднее, здоровее и экономнее.

Умужчин мотивировка брака представлена в виде перечислительного градационного ряда, цель которого состоит в увеличении перлокутивного эффекта. Внешний образ жизни рождает потребность внесения изменений, но при этом внутренний, эмоциональный пласт сознания остается незадействованным.

Ср. (Аносов) А где любовь – то? Любовь бескорыстная, самоотверженная, неждущая награды? Та, про которую сказано – сильна как смерть. Понимаешь, такая любовь, для которой совершить любой подвиг, отдать жизнь, пойти на мучение – вовсе не труд, а одна радость. Постой, постой, Вера, ты мне сейчас опять хочешь про своего Васю? Право же, я его люблю. Он хороший парень. Почем знать, может быть, будущее покажет его любовь в свете большой красоты. Но пойми, о какой любви я говорю. Любовь должна быть трагедией, величайшей тайной в мире! Никакие жизненные удобства, расчеты и компромиссы не должны ее касаться!

Мотивировки у любви нет и быть не может. В рамках образов сознания г-

на Желткова любовь – вневременное, вечное, истинное, астральное, возвышающее переживание. Любовь – это счастье, великий дар, посланный нам свыше:

(Желтков) Я не виноват, что Богу было угодно послать мне, как громадное счастье, любовь к вам.

(Желтков) Это любовь, которой Богу было угодно за чтото меня вознаградить.

(Желтков Вере) Дай Бог Вам счастья, и пусть ничто временное и житейское не тревожит Вашу прекрасную душу.

Перелом в сознании, переход от предметно-практического образа мышления к эмоционально-фатумному у Веры Николаевны происходит

опосредованно – через предмет (гранатовый браслет), который по своим

когнитивным признакам в большей степени принадлежит миру идей, чем миру вещей:

51

По старинному приданию, сохранившемуся в нашей семье, он (зеленый гранат) имеет свойство сообщать дар предвидения носящим его женщинам.

Лексемы предание, дар, предвидение образуют новую область локального состояния человека в рамках реального бытия:

. ...перед тем как встать из-за стола вера Николаевна пересчитала гостей. Оказалось - тринадцать. Она была суеверна и подумала про себя: «Вот это нехорошо!»

Княгиня Вера никогда не читала газет, потому что, во-первых, они пачкали ей руки, а, во-вторых, она никогда не могла разобраться в том языке, которым нынче пишут. Но судьба заставила ее развернуть именно тот лист и натолкнуться на тот столбец, где было написано: «Загадочная смерть...»

Контраст состояний подчеркивается повтором отрицательного местоимения «никогда не», посредством которого осуществляется референция прошлого (в котором аксиологизирован внешний комфорт и позиция «невмешательства») и настоящего, в котором ценностным мерилом становится осознание значимости чувственного начала в структуре образа мира. Вера Николаевна переживает личностно-смысловую трансформацию образа объекта (г-на Желткова и его чувств по отношению к ней), а через нее и трансформацию более широкого масштаба – мировоззренческого – образа счастья и образа любви: (портрет г-на Желткова после смерти глазами Веры Николаевны):

Глубокая влажность была в его закрытых глазах, и губы улыбались блаженно и беспечно, как будто он перед расставанием с жизнью он узнал какую-то глубокую и сладкую тайну, разрешившую всю его жизнь.

Влажность в глазах и улыбка – внешние признаки проявления эмоции вариативно акцентируют внимание реципиента на когнитивном признаке временной недетерминированности трактовки автором чувственного восприятия. Адвербиальные определители образа действия (блаженно и беспечно) выступают в качестве маркера аксиологизированности состояния субъекта.

(Вера Николаевна) Почему я это предчувствовала? Именно этот трагический исход? И что это было: любовь или сумасшествие?

(Желтков) Я проверял себя – это не болезнь, не маниакальная идея – это любовь, которую Богу было угодно за что-то наградить меня.

Данные примеры свидетельствуют о существовании общих когнитивных признаков в рамках концептов любви и болезни.

Репрезентация пересечения когнитивных областей любви и психического заболевания способствует актуализации когнитивного признака формы проявления чувства и раскрывает зависимость формы проявления от глубины переживания. Возможность дифференциации этих областей по внешним признакам проявления свидетельствует о присутствии симптоматичных эксплицитных маркеров (взгляд, жесты, мимика), способствующих распознанию имплицитного содержания (сути присутствия Веры Николаевны в жизни г-на Желткова, для которого образ возлюбленной составил весь смысл его жизни):

52

Я скажу, что он любил тебя, а вовсе не был сумасшедшим. Я не сводил с него глаз и видел каждое его движение, каждое изменение его лица. Для него не существовало жизни без тебя.

Трансформация образа счастья и образа любви

Трансформация образа счастья и образа любви начинается с трансформации взгляда Веры Николаевны на г-на Желткова:

Глубокая влажность была в его закрытых глазах, и губы улыбались блаженно и безмятежно, как будто бы он перед расставанием с жизнью узнал какую-то глубокую и сладкую тайну, разрешившую всю его человеческую жизнь.

Портрет г-на Желткова глазами Веры Николаевны Шеиной, с одной стороны, -

отражение изменения тактики и способа восприятия героини – от предметно-практического взгляда на мир к эмоционально – фатумному, с

другой – способ актуализации когнитивного компонента – верности своему жизненному кредо - даже после смерти герой остается верен себе: влажность в глазах и улыбка на устах – это внешние атрибуты эмоции. Соотнесение эмоционального состояния героя с положительным полюсом оценочной шкалы осуществляется посредством оценочно-рефлексивных определителей - блаженно и безмятежно – маркирующих одновременно источник эмоции и ее качественно-функциональное содержание. Акцент на степени проводится многократно посредством применения пространственной шкалы градации по вертикали:

глубокая влажность была в его закрытых глазах, глубокую и сладкую тайну.

Но степень эта имеет разную содержательную направленность. В первом примере это способ создания яркого контрастного образа – живого лика мертвого человека с целью актуализации фактора жизнеспособности и праведности его образа жизни в рамках авторского мировидения. Во втором примере пространственная характеристика служит интенсификатором когнитивного признака «изначальной неданности», трансцендентности познания смысла жизни, истинного чувства любви и счастья.

Внешние образы рождают внутреннюю рефлексию:

Она вспомнила слова генерала Аносова о вечной и исключительной любви

–почти пророческие слова…

Вэту секунду она поняла, что та любовь, о которой мечтает каждая женщина, прошла мимо нее.

Соположение временных полюсов – мгновения и вечности – способствуют усилению драматического звучания дискурса произведения.

Аксиологизация пересечения областей любовного переживания и его носителя в лице женщины осуществляется по принципу интегративной разъятости:

Интеграция носит интенционнный характер (обозначенный в придаточном изъяснительном): любовь, о которой мечтает каждая женщина – маркирует аксиологическую значимость чувства в экзистенциональном и антропоцентрическом ракурсах.

53

Разъятость лексически выражена в определителе – исключительной – эксплицирующем значение разности переживания (качественного содержания) при сохранении единства номинации чувства – любовь. Акцентирование внимания рецепиента и авторская позиция выражаются посредством включения в дискурс повествования актантов (логических ударений) формально выраженных в форме указательных местоимений:

в эту секунду, что та любовь, о которой…, она почти ни одной секунды не сомневалась в том, что Женни сыграет то самое место из второй сонаты, о котором просил этот мертвец со смешной фамилией Желтков.

Выбор модальности в произведении служит действенным средством увеличения иллокутивной силы повествования, средством выстраивания семантических полей и оппозиций разных героев, с последующей маркировкой доминантных смыслов в их сознании. Отрицание в предикативной части высказывания усиливается посредством определения образа действия, переданного через временную градацию. Смена ракурса в восприятии главной

героини маркирует и смещение признака «смешной» с самого объекта на его форму номинации (т.е. определитель используется уже не в качестве характеристики субъекта, а в качестве характеристики его номинации).

Счастье в рассказе «Гранатовый браслет» представляется как познание, но не просто познание, а познание любви, которая носит вид переживания чувственного характера. Для передачи содержания данного переживания (чувственной ткани) автором избирается принцип соположения: содержательность переживания чувства передается через переживание восприятия музыкально произведения. Обоснование возможности представления их в форме комплементарных пропозиций дает экспликация общих когнитивных признаков:

Ср. 1.Она вспомнила слова генерала Аносова о вечной и исключительной любви (объект);

2. Она узнала с первых же аккордов это исключительное и единственное по глубине произведение (аналог объекта);

3.. … как будто бы он перед расставанием с жизнью узнал какую-то глубокую и сладкую тайну, разрешившую всю его человеческую жизнь.

( состояние субъекта №1).

Момент узнавания, распознания является одним из доминирующих в дискурсе произведения. Роль ментального в действовании чувственного выполняет координирующую функцию: И в это время удивительная музыка, как будто подчиняясь ее горю, продолжала:

Успокойся, дорогая, успокойся, успокойся. Ты обо мне помнишь? Помнишь? Ты ведь моя единая и последняя любовь. Успокойся, я с тобой. Подумай обо мне, и я буду с тобой, потому что мы с тобой любили друг друга только одно мгновение, но навеки. Ты обо мне помнишь? Помнишь?

Последовательная актуализация двух типов пространств – конкретнофизического бытия и умозрительного пространства памяти, с последующей аксиологизацией последнего как области, где действуют свои законы пространственновременного соположения, области, где прошлое можно

54

повернуть вспять, переживая его снова и снова, в связи с чем становится возможным синонимизация мгновения и вечности. Мгновение, ставшее свершившимся фактом, переходит в ранг истории и становится неотъемлемым атрибутом памяти: Бьют часы. Время. И, умирая, я в скорбный час расставания с жизнью все-таки пою – слава тебе.

Временные показатели, символы могут служить показателями внутреннего эмоционального состояния человека. В данном случае они выступают средством обозначения рубежа, грани: бой часов ассоциируется с уравниванием, совмещением, завершением круга, цикла. Следующая далее номинативная лексема используется в адвербиальном значении – пора. Обозначено внешнее дистанцирование, даже разъятие по разным сторонам мира:

Да. Я предвижу страдание, кровь и смерть. И думаю, что трудно расстаться телу с душой. ….. Я ухожу один, молча, так угодно было богу и судьбе, … в скорбный час расставания с жизнью

не означает дистанцирования умозрительного, наоборот, в рамках образов сознания автора именно это внешнее дистанцирование дало возможность сближению эмоциональному. Мучение, страдание и смерть одного человека, посвятившего свою жизнь служению другому человеку, помогает второму пережить катарсис, обрести истину, испытать любовь и счастье. Жертвенность при этом носит осознанный и целенаправленный характер: жизнь, которая покорно и радостно обрекла себя на мучения, страдания и смерть. Формально активный залог имплицитно скрывает семантику пассивности перед характером исхода – сознательное действие с осознанием неблагоприятного исхода: Я

предвижу страдание, кровь и смерть. Но внешняя, общепринятая аксиологическая градация не соответствует ценностной парадигме нашего героя.

Если для окружающих смерть – это трагедия, то для героя это источник, место обретения покоя и успокоения: Вот она идет, все усмиряющая смерть,

а я говорю – слава тебе!

Эпифора «Да святится имя Твое» - имеет два адресата с одной стороны это образ возлюбленной, с другой стороны – образ создателя, судьбоносный образ фатума, что выступает показателем возможности соотнесения знаков с разнообразными когнитивными структурами человеческого сознания:

Яперед тобой - одна молитва: «Да святится имя Твое»

Яухожу один, молча, так угодно было богу и судьбе. «Да святится имя

Твое»

В душе я призываю смерть, но в сердце полон хвалы тебе. «Да святится имя Твое». Прекрасная, хвала тебе, страстная хвала и тихая любовь.

Для передачи свойств и специфики переживания героя автором используются предикаты и определения из областей зрительного,

обонятельного и слухового восприятия:

Сладкой грустью, тихой, прекрасной грустью окутаны мои последние воспоминания.

Ими оцениваются действия, характеризуются поступки и ценности. Они также являются источником оценочно-экспрессивных смыслов наряду с аффективными прилагательными, сопровождающими рефлексию человека о

55

явлениях нефизического характера, размышления об отношениях, убеждениях, ценностях и образе жизни.

Дискурс рассказа организован как пространственно-событийный континуум

– нераздельное существование пространства, времени и человека, живого и неживого мира, в котором они создают, поддерживают и влияют друг на друга:

…. княгиня Вера обняла ствол акации, прижалась к нему и плакала. Дерево мягко сотрясалось. Налетел легкий ветер и, точно сочувствуя ей, зашелестел листьями. Острее запахли звезды табака…

Куприн прибегает в своем рассказе к кольцевой композиции: природный рефрен (сравним с началом):

то задувал с северо-запада ураган, от него верхушки деревьев раскачивались…точно волны в бурю…

Через внешние контрастные образы автор акцентирует внимание на изменениях, произошедших в мироощущении главной героини (внешняя

пространственная модель выступает в качестве проекции внутренней модели восприятия). Топонимы способствуют актуализации определенных ассоциативных полей, мнемотических ассоциаций, обеспечивают определенную интенсивность и последовательность восприятия.

Выводы:

Разные корреляционные структуры образов счастья в рамках сознания героев рассказа «Гранатовый браслет» служат маркером и средством экспликации образов счастья в сознании автора. Последний посредством метода со- и противопоставления разных образов сознания утверждает истинность одних и нерелевантность других когнитивных признаков счастья. Особенно четко данная тенденция прослеживается в смысловом поле Веры Николаевны Шеиной, переживающей на протяжении рассказа трансформацию образов любви и образа счастья. В ходе анализа внутренних подсознательных образов в результате внешнего воздействия (событий) на сознательный уровень рефлексии обнаруживается, что когнитивные признаки счастья как материального достатка, статусно-ролевого положения, оцениваемые сознанием Веры Николаевны как актуальные и ведущие в рамках образа счастья, в действительности оказываются «ложными ценностями», поскольку не затрагивают истинных человеческих чувств и эмоций.

Формально-логическую структуру трансформации образа счастья и любви в рамках реконструкции сознания Веры Николаевны Шеиной можно представить в следующем виде (См. таблицу №2):

Таблица №2

Образ счастья В.Н.Шеиной на начальном этапе повествования

56

Образ счастья В.Н.Шеиной в конце произведения

В развернутом виде структуру образов счастья в рамках модели сознания г-на Аносова можно представить в следующем виде (см. таблицу №3):

Таблица №3

Основными методами экспликации образов сознания при этом выступают:

1.Портретирование (передача внутреннего содержания через внешний облик человека)

Унего было большое, грубое, красное лицо с мясистым носом и с тем добродушным и чуть-чуть презрительным выражением в прищуренных глазах, расположенных лучистыми, припухлыми полукругами, какое свойственно мужественным и простым людям, видавшим часто и близко перед своими глазами опасность и смерть.

57

Метрические параметры внешних черт используется для экспликации характерности и степени проявления внутренних характеристик человека. При этом используется как прямая характеризация индивида посредством метрических, аффективных прилагательных, так и посредством образных выражений (мясистый нос, красное лицо) с дальнейшей их детализацией в придаточном изъяснительном, в котором экстериоризируется их соотнесение с положительной шкалой оценки и со шкалой национальных стереотипов. Следовательно, облик человека в данном случае выступает в роли маркера внутренних характеристик субъекта – номинацией внешнего внутреннего свойства субъекта. Большую роль при этом играют партитивные отношения. Например, образ глаз используется для раскрытия и экспликации когнитивного признака опыта. Повторное появление данного образа в рамках одной синтаксической конструкции свидетельствует о константности когнитивного стереотипа и его универсальности – с одной стороны, а с другой – служит средством экспрессивного выделения когнитивного признака «опыта» и «образцового поведения» в экстремальных условиях (представленных посредством лексем «опасность и смерть»). В данном случае мы имеем дело с полифункциональным использованием лексем:

ПВ имеет отношение к ПС1 – человеку физическому и к к ПС2 – человеку социальному и профессиональному

Данная смысловая структура используется не только для характеристики конкретного носителя параметра, но и для характеристики ситуации в целом: со и противоположения нескольких мировоззренческих систем, образов мира, счастья и смысла жизни (г-на Аносова как образцового и истинного и Веры Николаевны как ложного на начальном этапе развития событий)

2. Косвенная характеризация (от имени стороннего наблюдателя)

(Аносов) был преданным другом и боевым товарищем покойного князя...

Как правило, данный метод используется для передачи постоянных характеристик субъекта, обладает большей степенью объективности, чем самохарактеристика, и может быть соотнесен с целым рядом гомогенных ситуаций. Помимо этого соотнесение с когнитивным полем прошлого актуализирует неизменность заявленных характеристик (поскольку прошлое никто не в силах изменить). В данном случае субъект помещен в позицию оцениваемого объекта. Оценка проводится как от лица автора, так и посредством приема апелляции к авторитетному мнению:

Пр. Скобелев: «Я знаю одного офицера, который гораздо храбрее меня – это майор Аносов».

3. Характеризация субъекта по его деятельности: Действие = характеристика субъекта:

Всю нежность и любовь после смерти князя он перенес на его дочерей…

4. Характеризация субъекта через отношение к нему других людей

Дети просто обожали его за баловство, за подарки, никто так увлекательно не умел играть с ними как Аносов.

58

Выбор детей в качестве оценивающего субъекта показателен силу того, что дети в большей степени, чем взрослые, чувствуют фальшь и обман, внутреннюю сущность человека.

5. Характеризация субъекта через качественную оценку результатов его деятельности:

Но больше всего их очаровывали и крепче всего запечатлелись в их памяти рассказы о военных походах – неторопливые, эпически спокойные, простосердечные рассказы.

Таким образом, посредством аксиологизации личности Аносова и его качественных характеристик утверждается авторитетность и праведность/правильность его жизненной позиции, создается основание для использования его в качестве образца поведения и миропонимания, «этического фильтра»:

В нем совмещались те простые, но трогательные и глубокие черты, которые даже и в его время гораздо чаще встречались в рядовых, чем в офицерах, то есть чисто русские мужицкие черты, которые в соединении дают возвышенный образ, делавший иногда нашего бойца не только

непобедимым, но и великомучеником, почти святым – черты, состоящие из бесхитростной веры, ясного добродушно-веселого взгляда на мир, холодной и деловой отваги, покорства перед смертью, жалости к побежденным, бесконечного терпенья, поразительной физической и нравственной выносливости.

Перцептивно-когнитивным контекстом образа г-на Аносова выступают оценочные модусы уважения и признания авторитетности мнения умудренного опытом человека.

Дальнейшая разработка корреляционных структур счастья как естественности восприятия мира осуществляется в образе Анны Николаевны. Ее образы сознания являют собой конкретный пример данного типа поведения и мировосприятия (см. таблицу №4).

Таблица №4

Счастье Анна Николаевна

мир во всех его проявлениях

жизнь во всех ее проявлениях

переживание

естественность

59

Образы мира г-на Аносова и Анны Николаевны соотносимы по когнитивным признакам: глубины и широты натуры, прямоты и честности:

(Аносов) в нем совмещались простые, но трогательные и глубокие

черты…… (Анна) отличалась щедрой добротой и глубокой набожностью

(Аносов) сказал это просто, почтительно, без тени вызова или рисования,

глядя прямо в глаза начальнику своими ясными и твердыми глазами.

Она придавалась рискованному флирту, но никогда не изменяла мужу, которого, однако, презрительно высмеивала в глаза и за глаза.

Раскрытие и аксиологизация образов сознания Анны Николаевны производится посредством изображения асимметрии внешнего облика и внутреннего

содержания:

Анна была на полголовы ниже сестры, несколько широкая в плечах, живая и легкомысленная насмешница. Лицо ее сильно монгольского типа с

довольно заметными скулами с узенькими глазами, которые она к тому же по близорукости щурила, с надменным выражением в маленьком чувственном рте, особенно слегка выдвинутой вперед полной нижней губе, - лицо это,

однако, пленяло какой-то неуловимой и непонятной прелестью, которая

заключалась, может быть, в улыбке, может быть, в глубокой женственности всех черт, может быть в пикантной, задорно-кокетливой

мимике. Ее грациозная некрасивость возбуждала и привлекала внимание мужчин гораздо чаще и сильнее, чем аристократическая красота ее сестры.

Многочисленными маркерами цельности натуры служат местоименные лексемы, актуализирующие когнитивные признаки объема, масштаба, заполненности: вся состояла, во всех, на всех, до жадности любопытная ко всему, что ее касалось и не касалось.

Впортретной зарисовке актуализируются смыслы приоритета внутреннего содержания над внешним обликом человека. Контекст направлен на деаксиологизацию когнитивных признаков счастья как формального присутствия материального достатка. Утверждается иерархическая позиция – приоритета внутреннего содержания над внешней формой, то есть маркируется неистинность когнитивных признаков, превалирующих в сознании Веры Николаевны на начальном этапе развития событий.

Всознании Анны Николаевны образ счастья представлен в основном перцептивно-аффективными образами единения с миром и людьми, выраженными посредством междометных и общеоценочных высказываний позитивного характера: Боже мой, как здесь хорошо! Как хорошо! Красота какая! Такая красота! Такая легкость! Смысловая структура «прочувствования

мира каждой клеточкой своего организма» имеет вид метафорических партитивных высказываний:

Дышишь, и сердце веселится!

.... всегда сладко и противно щекочет в груди и пальцы на ногах щемит. Какая красота! Какая радость! Просто глаз не насытится!

60