11.4. Ф. Ницше о государстве, праве и политике

Известный немецкий ученый-обществовед второй половины XIX в. Ф. Ницше подверг критике как коммунистическую, так и либеральную политические доктрины и сформулировал собственный идеал наилучшего общественного устройства. Выдвинутые им политико-юридические идеи породили оживленную дискуссию среди государствоведов и юристов в конце XIX в. и продолжают привлекать внимание ученых и широких слоев интеллигенции вплоть до нашего времени. В числе этих теоретических положений есть несколько, вызвавших наибольший общественный резонанс.

1. Об эксплуатации человека человеком в государстве. По представлениям Ф. Ницше, в природе «бесчисленное количество индивидов приносится в жертву немногим, - как условие их возможности. Не следует вдаваться в обман: совершенно так же обстоит дело с народами и расами. Они образуют “материал” для создания отдельных ценных индивидов». Поэтому «настоящая цель государства - олимпийское существование и постоянно обновляемое рождение и подготовка» гениев, по отношению к которым «все остальное является орудием, вспомогательным средством». Вот почему каждый негениальный человек в государстве «со всей его деятельностью имеет лишь постольку достоинства, поскольку он сознательно или бессознательно является орудием гения».

В истории «всякое возвышение типа “человек” было до сих пор - и будет всегда - делом аристократического общества как общества, которое верит в длинную лестницу рангов и в разноценность людей и которому в некотором смысле нужно рабство». Причина этого очевидна. С целью создания широкой, глубокой и плодородной почвы для культурного развития «громадное большинство» людей, «находящееся в услужении у меньшинства, сверх меры своей индивидуальной потребности должно быть рабски подчинено жизненной нужде. За их счет, благодаря избытку их работы, ... привилегированный класс освобождается от борьбы за существование, чтобы породить и удовлетворить мир новых потребностей».

В самом деле, вот «как начиналась до сих пор всякая высшая культура на земле! Люди, еще естественные по натуре, варвары в самом ужасном смысле слова, хищные люди, обладающие еще не надломленной силой воли и жаждой власти, бросались на более слабые, более благонравные, более миролюбивые расы, быть может занимавшиеся торговлей или скотоводством», либо атаковали «старые, одряхлевшие культуры, в которых блестящим фейерверком остроумия и порчи сгорали остатки жизненной силы. Каста знатных» в государстве «была вначале всегда кастой варваров. Превосходство ее заключалось прежде всего не в физической силе, а в душевной. Это были более цельные люди», что на любой «ступени развития означает также и “более цельные звери”».

Отсюда ясно, что следует, «скрепя сердце, выставить жестоко звучащую истину: ... рабство принадлежит к сущности культуры ... Страдание и без того уже тяжко живущих людей должно быть еще усилено, чтобы сделать возможным созидание» культурных достижений небольшому числу высокоодаренных человеческих индивидов. Таким образом, можно «сравнить блестящую культуру с обагренным кровью победителем, который в своем триумфальном шествии волочит привязанных к его колеснице побежденных как рабов».

Согласно взглядам Ф. Ницше, «в хорошей и здоровой аристократии существенно то, что она чувствует себя ... смыслом и высшим оправданием» управляемого ею государства, «что она поэтому со спокойной совестью принимает жертвы огромного количества людей, которые должны быть подавлены и принижены ради нее до степени людей неполных, до степени рабов и орудий. Ее основная вера должна заключаться именно в том», что политически организованное «общество имеет право на существование не для» всех его членов, «а лишь как фундамент и помост, могущий служить подножием некоему виду избранных существ для выполнения их высшей задачи». Эту аристократию можно сравнить со «стремящимися к солнцу вьющимися растениями на Яве, ... которые охватывают ... ветвями ствол дуба до тех пор, пока не вознесутся высоко над ним, и тогда, опираясь на него, вволю распускают ... крону и выставляют напоказ свое счастье».

Такой эксплуататорский политический строй, утверждал Ф. Ницше, требуется самой жизнью, которая «по существу своему есть присваивание, нанесение вреда», преодоление «чуждого и более слабого, угнетение, суровость, насильственное навязывание собственных форм», наконец, «аннексия». И если «теперь всюду мечтают ... о будущем состоянии общества» без эксплуатации, то «это производит ... впечатление, как будто ... обещают изобрести жизнь, которая воздерживалась бы от всяких органических функций». Подобные мечты иллюзорны, ибо эксплуатация «не является принадлежностью испорченного или несовершенного и примитивного» политически организованного общества. Она имманентна сущности «всего живого» и «как основная органическая функция ... , как реальность» представляет собой «изначальный факт» всей истории человечества. Другое дело, что сами аристократы в своей собственной среде должны «взаимно воздерживаться от оскорблений, ... насилия и эксплуатации», ибо в противном случае их коллективное политическое господство над классом эксплуатируемых окажется непрочным и рухнет.

Эксплуататорские порядки, отмечал Ф. Ницше, порождают у эксплуатируемых недовольство своей участью. Поэтому «среди них не наберешься переодетых под судей злопамятцев, с уст которых не сходит, точно ядовитая слюна, слово» справедливость. «”Одни лишь мы добрые, справедливые”, - так говорят они» и ходят «как воплощенные упреки, как предостережения» господствующим, словно бы присущие последним «здоровье, удачливость, сила, гордость, чувство власти были уже сами по себе порочными вещами, за которые однажды пришлось бы ... горько расплачиваться». Причем все эти борцы за справедливость объединяются в плетении сети «злокачественнейшего заговора - заговора страждущих против удачливых и торжествующих».

В этой ситуации для аристократов является необходимостью так воздействовать на эксплуатируемый класс, чтобы его гнев не сокрушил их господство. Ф. Ницше советовал высокоодаренным людям применять в подобных обстоятельствах несколько методов. Первый из них он охарактеризовал следующим образом: «Каждый страждущий инстинктивно подыскивает причину» своего страдания. «Я страдаю, должен же кто-нибудь быть в этом виновным», - так думает всякая хворая овца. А пастуху ее надо сказать ей: «Поистине, овца моя! Кто-то должен быть виновным» в твоей беде. «Но этот кто-то есть» именно ты. Иными словами, пастырю нужно выступать в роли переориентировщика недовольства собственной судьбой эксплуатируемых на них самих.

Второй предложенный Ф. Ницше способ борьбы с характерным для эксплуатируемых чувством неудовлетворенности своей участью заключается в применении средств, сокращающих «до самого низкого минимума чувство жизни вообще». Они таковы: «Никакой, насколько это возможно, воли, никаких вообще желаний; избегать всего, что приводит к аффекту ... ; не любить, не ненавидеть», то есть сохранять полную «невозмутимость; не мстить за себя, не обогащаться; ... по возможности ... как можно меньше женщины; в духовном плане принцип Паскаля»: следует поглупеть. Все это в совокупности – «попытка сколотить для человека нечто вроде того, чем является зимняя спячка для некоторых животных видов и летняя спячка для многих тропических растений, некий минимум потребления ... и обмена веществ, при котором жизнь едва теплится, не доходя собственно до сознания».

Третий рекомендованный Ф. Ницше метод умиротворения недовольства подвластных представляет собой машинальную «деятельность и все, что относится к ней». Ведь свойственные машинальной деятельности «абсолютная регулярность, пунктуальное автоматическое послушание, единожды и навсегда адаптированный образ жизни, заполнение времени, некоторого рода разрешение ... на самозабвение, на беспечность по отношению к себе, даже культивация» такого самоотречения в значительной степени облегчают «юдоль существования ... Этот факт ... в несколько постыдном смысле называют “благословением труда”. Облегчение состоит в том, что интерес страждущего существенно отвлекается от страдания, что сознание непрестанно занято действиями и, следовательно, не в состоянии уделить хоть сколько-нибудь заметного места страданию: ибо она тесна, эта камера человеческого сознания!»

Лекарством, врачующим недовольство страдающих от эксплуатации, полагал Ф. Ницше, оказывается и «предписание крохотных доз радости, которая легко доступна ... Наиболее частой формой такого рода врачебного предписания радости» являются приятные ощущения, возникающие у человека от причинения добра другим лицам через одаривание, «помощь, увещевания, утешение, похвалу, поощрение»; словом, посредством разнообразных деятельных проявлений любви к ближнему. При этом «счастье ”ничтожнейшего превосходства”, доставляемое всяческим благодеянием, умением быть полезным, нужным, предупредительным, служит неисчерпаемым средством утешения» для людей, несущих на своих плечах тяжкое бремя обеспечения всем необходимым правящих аристократов.

Как заявлял Ф. Ницше, все томящиеся под игом эксплуатации, «тщась отряхнуть с себя ... ощущение слабости, инстинктивно стремятся к стадной организации, ... испытывая удовольствие как раз» от их объединения. Так вот эта «стадная организация», предполагающая «заглушение индивидуальной досады самой по себе удовольствием при виде коллективного» действия, есть, по убеждению Ф. Ницше, еще один способ борьбы с недовольством собственной жизнью страдающих от эксплуатации наряду с самоосуждением, общим притуплением чувства жизни, машинальной деятельностью, дозированной радостью.

Наконец, эффективнейшим лекарством «против тупой, парализующей» и «затяжной боли», гнетущей эксплуатируемых, Ф. Ницше считал «разгул чувства». Он предлагал периодически выводить «человеческую душу из всех ее пазов, глубоко» окунать «ее в ужас, стужу, пекло и восторги», с тем чтобы время от времени снимать с человека гнет «томительной скорби».

2. Об антиполитичности культуры. С точки зрения Ф. Ницше, «никто не может в конце концов расходовать больше, чем имеет. Это справедливо» как относительно отдельных лиц, так и применительно к целым народам. Ведь «если израсходуешь себя на могущество, на великую политику, на хозяйство, на международные сношения, парламентаризм, военные интересы, - если отдашь то количество ума, серьезности, воли, самопреодоления, которое представляешь собою, в эту сторону, то явится недочет на другой стороне». Отсюда ясно, что «культура и государство - не надо обманываться на этот счет - антагонисты... Одно живет другим, одно преуспевает за счет другого. Все великие эпохи культуры суть эпохи политического упадка. Что велико в смысле культуры, то было неполитичным, даже антиполитичным». Например, «в то же самое мгновение, как Германия возвышается в качестве великой державы», Франция получает, «как культурная держава, новое значение». В частности, «вопрос пессимизма, ... почти все психологические и художественные вопросы трактуются там несравненно тоньше и основательнее, чем в Германии. Немцы даже не способны на серьезность этого рода».

3. О «маленьких» вещах в политике. По мнению Ф. Ницше, в жизни граждан государства так называемые «маленькие» вещи – «питание, место, климат, отдых, вся казуистика себялюбия - неизмеримо важнее всего» остального. «Все вопросы политики, общественного строя, воспитания извращены до основания тем, что ... учили презирать “маленькие” вещи, стало быть, основные условия самой жизни». Отчасти в этом виновато даже христианство. Так, в христианской идеологии «сама противоестественность получила, как мораль, самые высокие почести, осталась висеть над человечеством как закон, как категорический императив». В самом деле, христианские идеологи «учили презирать самопервейшие инстинкты жизни, выдумали "душу", "дух", чтобы посрамить тело; в условии жизни, в половой любви, учили переживать нечто нечистое; в глубочайшей необходимости для развития, в суровом эгоизме, ... искали злого начала; и, напротив, в типичном признаке упадка, в сопротивлении инстинкту, ... видели величайшую ценность, ... ценность как таковую». Более того, в христианстве понятия «“по ту сторону”, “истинный мир” выдуманы, чтобы обесценить единственный мир, который существует, чтобы не оставить никакой цели, никакого разума, никакой задачи для нашей земной реальности ... Понятия “душа”, “дух”, в конце концов даже “бессмертная душа” выдуманы, чтобы презирать тело, чтобы сделать его больным – “святым”, чтобы всему, что в жизни заслуживает серьезного отношения - вопросам питания, жилища, духовной диеты, ухода за больными, чистоплотности, климата - противопоставить ужасное легкомыслие! Вместо здоровья – “спасение души” ... , начиная с судорог покаяния до истерии искупления». Однако «мораль самоотречения есть мораль упадка ... Она отрицает жизнь в глубочайших основаниях».

4. О соперничестве выдающихся граждан государства. Чтобы понять необходимость их соревнования для блага государства, отмечал Ф. Ницше, нужно вспомнить из древнегреческой истории «первоначальный смысл остракизма», высказанный эфесцами «при изгнании Гермодора». Как известно, они пришли к заключению: «Среди нас никто не должен быть наилучшим. Если таковой имеется», то «пусть он будет где-нибудь в другом месте и у других». Почему же «никто не должен быть наилучшим? Потому что благодаря этому иссякает соревнование» и в результате государство терпит ущерб.

Подобный вред имеет место всякий раз, когда «крупная личность» по причине великого успеха вдруг становится над соревнующимися «согласно собственному мнению и суждению своих сограждан». Так, «несравненный успех» в битве при Марафоне поставил древнегреческого полководца Мильтиада «на исключительную высоту, выше всех его соратников». И вот в нем пробудилась «низкая мстительная страсть, направленная против одного паросского жителя, с которым он находился во вражде с юных лет. Для удовлетворения этой страсти» он злоупотребил «своей славой, ... государственной властью, ... честью гражданина», совершив преступление. Множество подобных примеров дают основания для вывода: государственного деятеля, ставшего бесспорно выше своих конкурентов в политической борьбе, следует отстранить от власти, «чтобы снова пробудилось соревнование». В государстве «должно быть всегда несколько гениев, которые друг друга побуждают к деятельности и вместе с тем удерживают» один другого «в границах меры».

5. О роли войны в государственной жизни. Как полагал Ф. Ницше, «государство не основано на страхе перед демоном войны как убежище для эгоистичных единиц, но дает этический размах ... любви к родине и государям ... Война для государства - такая же необходимость, как раб для общества».

6. О способах достижения политических идеалов. В соответствии с воззрениями Ф. Ницше, «опираясь исключительно на добродетель, нельзя утвердить» в государстве «господство добродетели». Наоборот, «когда опираются на добродетель, то отказываются» от политической власти. Победа же в борьбе за проведение в жизнь политического идеала «достигается при помощи тех же “безнравственных” средств, как всякая победа:насилием, ложью, клеветой, несправедливостью». При этом нужно иметь в виду, что в понятие политической власти всегда входят одновременно «способность приносить пользу и способность вредит», и применять обе отмеченные способности. Кроме того, необходимо помнить правило, согласно которому политический идеал сможет стать влиятельным в общественном мнении, лишь если будет опираться, во-первых, на действительное или «мнимое родство с господствующими могущественными идеалами», во-вторых, «на трепет перед тайной, как будто речь ведется по уполномочию власти, не подлежащей критике», в-третьих, «на оклеветание враждебных идеалов», в-четвертых, на правдивое или «лживое учение о выгодах, которые этот идеал ... обеспечивает, например, счастье, душевный покой, мир».

7. О социалистическом политическом учении. Как утверждал Ф. Ницше, социализм – «до конца продуманная тирания ничтожнейших и глупейших, то есть поверхностных, завистливых, на три четверти актеров ... Позор для всех социалистических систематиков, что они думают, будто возможны условия и общественные группировки, при которых не будут больше расти пороки, болезни, преступления, проституция, нужда ... Ведь это значит осудить жизнь». Общество «даже в полном своем расцвете ... выделяет всякую нечистоту и отбросы».

По убеждению Ф. Ницше, несмотря на все усилия социалистов исключить частную собственность из социальной жизни, в конечном счете их ждет неудача. «Собственников всегда будет более чем достаточно, что помешает социализму принять характер чего-либо большего, чем приступа болезни». Собственники же «как один человек держатся ... веры», согласно которой «надо иметь нечто, чтобы быть чем-нибудь». И это – «старейший и самый здоровый из всех инстинктов», предполагающий, что «нужно стремиться иметь больше, чем имеешь, если хочешь стать чем-либо большим». Так «говорит учение, которое сама жизнь проповедует всему» живущему: «мораль развития. Иметь и желать иметь больше, рост, одним словом, - в этом сама жизнь». Напротив, «в учении социализма плохо спрятана ... воля к отрицанию жизни». Подобную доктрину «могли выдумать только неудавшиеся люди и расы».

Однако «даже в качестве беспокойного крота под почвою погрязшего в своей глупости общества социализм может» представлять собой «нечто полезное и целительное». Он вынуждает людей «к сохранению достаточного ума, то есть хитрости и осторожности», являясь жалом, предотвращающим «возможное душевное усыпление и леность».

8. О термине «наказание» в правоведении. По словам Ф. Ницше, понятие наказания в юриспруденции имеет «отнюдь не один смысл, но целый синтез “смыслов”». Причем «в каждом отдельном случае элементы синтеза меняют свою валентность и порядок, так что за счет остальных выделяется и доминирует то один, то другой». Вот эти смыслы. Первый. «Наказание как обезвреживание, как предотвращение дальнейшего урона». Второй. «Наказание как возмещение в какой-либо форме убытка потерпевшему, даже в виде компенсации через ... разряжение аффекта», ибо последнее «для страдающего есть величайшая попытка облегчения, то есть обезболивания, непроизвольно вожделеемый им наркотик против всякого рода мучений». Третий. «Наказание как средство изоляции того, что нарушает равновесие, во избежание распространяющегося беспокойства». Четвертый. «Наказание как устрашение со стороны тех, кто назначает наказание и приводит его в исполнение». Пятый. «Наказание как своего рода компенсация нажив, услаждавших дотоле преступника. Например, когда он используется в качестве раба на рудниках». Шестой. «Наказание как браковка выродившегося элемента, ... как средство сохранения чистоты расы или поддержания социального типа». Седьмой. «Наказание как праздник, именно как акт насилия и надругательства над поверженным, наконец, врагом». Восьмой. «Наказание как вколачивание памяти тому, кто подвергается наказанию (это называется “исправлением”), либо свидетелям казни». Девятый. «Наказание как уплата своего рода гонорара, оговоренного со стороны власти, которая оберегает злодея от излишеств мести». Десятый. «Наказание как компромисс с естественным состоянием мести, покуда последняя отстаивается еще могущественными родовыми кланами и притязает на привилегии». Одиннадцатый. «Наказание как объявление войны и военная мера против врага мира, закона, порядка, начальства, с которым борются как с опасным для общины существом, как с нарушителем предпосланного общиною договора, как с неким смутьяном, изменником и клятвопреступником, борются всеми средствами, сродными как раз войне».

9. Об отрицании государственной жизни как основы человеческого существования. На заключительном этапе творческой деятельности Ф. Ницше нередко охватывали нигилистические настроения по отношению к ценности государства как социального явления. Частично они отразились в его произведении «Так говорил Заратустра». Здесь проведена мысль, что существование совершенного человека, именованного Ф. Ницше «сверхчеловеком», и государственная организация несовместимы. Сообразно этому представлению, в уста древнеперсидского идеолога Заратустры Ф. Ницше вкладывал следующие слова: «Что такое государство? ... Слишком много рождается людей: для лишних изобретено государство ... Посмотрите же на этих лишних! Они крадут для себя создания изобретателей и сокровища мудрецов: культурой называют они кражу свою ... Они карабкаются друг через друга и сбрасывают друг друга в грязь и пропасть. Туда, к трону стремятся они все ... Часто грязь восседает на троне - и так же часто трон на грязи. Безумные они все ...

Братья мои, ... разбейте окна и прыгайте на свежий воздух ... Еще и ныне свободна земля для великих душ. Еще не занято много мест для отшельников и селящихся вдвоем, мест, где веет благоухание тихих морей ... Поистине, кто владеет малым, тем меньше будут владеть им другие: хвала убогой бедности! Там, где государство кончается, только там начинается человек, который не есть лишний ... Посмотрите же туда ... Разве вы не видите там ... мосты к сверхчеловеку?...

Я учу вас о сверхчеловеке. Человек есть нечто, что должно превозмочь ... Все существа до сих пор создали что-нибудь высшее себя ... Что такое обезьяна по отношению к человеку? Насмешка или мучительный стыд. И точно так же должен быть человек для сверхчеловека: насмешкой или мучительным стыдом ... К чему мое счастье! Оно - убожество, грязь и жалкое довольство ... К чему мой разум! ... К чему добродетель моя! ... Все это убожество, грязь и жалкое довольство! ... Человек - это канат, протянутый между животным и сверхчеловеком, - канат над бездной ... В человеке велико то, что он - мост, что он - не цель ... Я люблю тех, кто ... приносит себя в жертву земле, чтобы она стала некогда землей сверхчеловека ...

Смотрите! Я покажу вам последнего человека ... “Мы открыли счастье”, - говорят последние люди ... Они любят соседа и жмутся к нему». Однако «война и мужество сделали больше, чем любовь к ближнему ... “Что хорошо?” - спрашиваете вы. Хорошо быть храбрым».