Глава 3

ИЗЛИШНЕЕ И ОБЫЧНОЕ: ПИЩА И НАПИТКИ

Пшеница, рис, маис, эта основная для большинства люден пища представляет еще сравнительно простую проблему. Не все усложняется, как только обращаешься к менее обычным ви­дам пищи (и даже к мясу), а затем к разнообразным потребно­стям-одежде, жилищу. Ибо в этих областях всегда сосуще­ствуют и беспрестанно друг другу противостоят необходимое и излишнее.

Может проблема предстанет более ясной, если с самого на­чала будут разграничены решения для большинства - нища дш всех, жилище для всех, костюм для всех-и решения для мень шинства, служащие на пользу привилегированным, несущие пе­чать роскоши. Отвести подобающие места средним показате лям и исключениям означает принять необходимый диалектиче­ский подход, явно не простой. Это означает обречь себя на движение то в одном, то в противоположном направлении, от черного к белому, от белого к черному и так далее, ибо распре деление никогда не бывает безупречным: невозможно раз и на всегда определить роскошь - изменчивую по природе, усколь зающую, многоликую и противоречивую.

Так, сахар был роскошью до XVI в.; перец ею оставался еще до конца XVII в. РоскошькГбыли спиртное и первые «апери тивы» во времена Екатерины Медичи, перины из лебяжьего ну ха или серебряные кубки русских бояр-еще до Петра Великого Роскошью были в XVI в. и первые мелкие тарелки, которые f 1538 г. Франциск I заказал золотых дел мастеру в Антверпене и первые глубокие тарелки, так называемые итальянские, отме ченные в перечне имущества кардинала Мазарини в 1653 г. A i XVI и XVII вв. ею оказываются вилка (я подчеркиваю: вилка или же обычное оконное стекло - и то и другое пришло из Вене |ции. Но изготовление оконного стекла (начиная с XV в. оно ва рилось не на базе поташа, а на соде, что давало более про зрачный, легче выравниваемый материал) в следующем столе­тии распространилось в Англии благодаря использованию прр его варке каменного угля. Так что современный историк, обла дающий некоторой долей воображения, предполагает, что вене

¹ Net'J. I.a (iuirre el le

progres humtiin. 1954,

p 24 25.

- hrasme l.a Civilite

miirali" des en funs. 1613,

p. II.

¹ Clauilian J Rapport

preliminaire. de la

Conference Internationale

FIPA1.. Paris, 1964, p. 34.

⁴ (araccioli L. Л

Dielionnaire pittoresque <■ prupre it fair usages du sit

rilique, sentenlieu\. eonnoilre le le. ainsi i/it< I76H. I,

ses bizarrerie

p. 24.

^s Uztari/ Cj Theoria

у praclica de cumercio v de

nuirina. 1724, p. 348 349.

цианская вилка шла через Францию навстречу английскому сте­клу¹. Еще одна неожиданность: стул даже еще сегодня-ред­кость _г небывалая роскошь в странах ислама или в Индии. Солдаты индийских частей, дислоцированных во время второй мировой войны в Южной Италии, были в восторге от се богат­ства: подумать только, во всех домах имеются стулья! Предме­том роскопш был и носовой платок. В своем «Достойном воспи­тании» Эраэм~~7Гоясняет: «В шапку или в рукав сморкается деревенщина; о предплечье или изгиб локтя вытирают нос кон­дитеры. И высморкаться в ладонь, даже если ты в тот же миг оботрешь ее об одежду, ненамного более воспитанно. Но до­бропорядочное поведение- собрать выделения носа в платок, слегка отвернувшись от почтенных людей»². Равным же обра­зом в Англии еще во времена Стюартов были роскошью апель­сины; появлялись они под рождество, и их, как драгоценность, хранили до апреля или до мая. А мы еще не говорили о костю­ме неисчерпаемой теме!

Так что роскошь в зависимости от эпохи, страны или циви­лизации имела множество лиц. Но что почти не менялось, так это та социальная комедия без конца и без начала, в которой ро­скошь выступала одновременно и как ставка в игре и как цель, это столь привлекательное для социологов, психоаналитиков, экономистов и историков зрелище. Конечно же, требовалось, чтобы привилегированные и зрители, т. е. смотрящая на них масса, были в какой-то степени заодно. Роскошь - это не только редкость и тщеславие. Это и успех, социальный iипноз, мечта, которой в один прекрасный день достигают бедняки и которая сразу же утрачивает весь свой прежний блеск. Историк меди­цины писал недавно: «Когда какая-либо пища, долго бывшая редкой и вожделенной, оказывается наконец доступной массам, следует резкий скачок в ее потреблении, можно сказать, как бы взрыв долго подавлявшегося аппетита. Но, оказавшись «попу­ляризированным» (в обоих смыслах этого слова-и как «утра­тившим престиж», и как «распространенным»), этот вид пищи быстро потеряет свою привлекательность ... и наметится опре­деленное насыщение» \ Таким образом, богачи осуждены под­готавливать жизнь бедняков в будущем. И в последнем счете это служит им оправданием: они испытывают те удовольствия, которые немного раньше или немного позже станут достоянием массы.

Эти игры всегда изобиловали чепухой, претензиями, причу­дами. «У английских авторов XVIII в. мы находим экстрава­гантные похвалы черепаховому супу: он-де восхитителен, изле­чивает от истощения и слабости, возбуждает аппетит. Не было ни одного парадного обеда (вроде банкета у лорд-мэра города Лондона) без черепахового супа»⁴. Если оставаться в пределах того же Лондона, мы можем заказать себе ретроспективно жа­рен \w баранину, фаршированную устрицами. Экстравагантность экономическая: Испания оплачивала серебряной монетой пари­ки, которые изготовлялись дли нее в сатанинских северных стра­нах. «Но что мы можем поделать?»--констатировал в 1717 г. Уегарис\ В это же самое время испанцы покупали верность не­которых североафрнканских шейхов за черный табак ич Врази-

Роскошь венецианскою оаиксга.

П Веронек*. «Свадьба н К дне Ппи юйской>

Фра1мсш (Фото Жи/чнЬти.)

1563 i

11 i пшике и оомчиос: nniii.i и м.ипики

\\\ innr-н

пм'!н.ч- imiit.1 i' плитки

" bilTcmas H. Reiglemenl general pour dresser les manufactures en ce г отите... 1597. p. 17. ⁷ Abbe Prcvost. Supplement des voyages, VI, p. 142 (voyage dc du llaldc)

^H Mcrcicr L-S. L'An deux mille quatre cent quarante..., p. 368, note a. ⁴ Sombarl W. Luxus und Kapitallimus. 1922, S. 2.

лии. A earn верить Лаффема, советнику Генриха IV, многие французы, сравнимые в этом с дикарями, «получают безделуш­ки и чудные товары в обмен на свои сокровища»^ft.

И точно так же Индокитай и Индонезия поставляли золотой песок, драгоценное сандаловое или розовое дерево, рабов или рис в обмен на китайские безделушки: гребни, лаковые коробоч­ки, монеты из меди с примесью свинца ... Однако утешимся: Ки­тай в свою очередь совершал сходные безумсгва из-за ласточ­киных гнезд Тонкина, Кохинхины и Явы или из-за «медвежьих лап и лап иных диких животных, которые туда доставляются за­соленными из Сиама, Камбоджи или Татарии» ⁷. И наконец, ес­ли вернуться в Европу, в 1771 г. Себастьен Мерсье восклицал; «Сколь бренна эта фарфоровая роскошь! Одним ударом лапы кошка может причинить больше убытка, чем опустошение двад­цати арпанов земли»⁸. А ведь к этому времени цены на китай­ский фарфор падали, скоро он будет использоваться как за­урядный балласт на судах, возвращающихся в Европу. Мораль не содержит в себе ничего неожиданного: всякая роскошь уста­ревает, мода проходит. Но роскошь возрождается из собствен­ного пепла, даже из самих своих неудач. В сущности, она есть отражение разницы социальных уровней, разрыва, который ничто не может заполнить и который воссоздается любым дви­жением общества. Это бесконечная «классовая борьба».

Борьба классов, но также и борьба цивилизаций. Они без конца пытаются выглядеть «шикарно» в глазах друг друга, играют друг перед другом все ту же комедию роскоши, какую богачи играют перед бедными. Поскольку на сей раз игры взаимны, они создают потоки, вызывают ускоренные обмены на близком и дальнем расстояниях. Короче говоря, как писал Марсель Мосс, «общество обрело свой порыв не в производ­стве: великим ускорителем была роскошь». Для Гастона Баш-лара «завоевание излишнего дает больший духовный стимул, нежели завоевание необходимого. Человек создан желанием, а не потребностью». Экономист Жак Рюэф утверждал даже, что «производство-дочь желания». Несомненно, никто не станет отрицать эти порывы, эти необходимости даже в наших совре­менных обществах и перед лицом завладевающей ими массовой роскоши. Фактически не бывает обществ без разных уровней. И как вчера, так и сегодня малейшее социальное неравенство вы­ливается в роскошь.

Но надо ли вслед за Вернером Зомбартом, который в про­шлом страстно отстаивал такую точку зрения⁹, утверждать, будто роскошь, начало которой положили дворы западных го­сударей (а прототипом для них послужил папский двор в Авинь­оне), была творцом ранних форм современного капитализма? Разве до XIX в. с его нововведениями многообразная роскошь не была скорее признаком двигателя, слишком часто работаю­щего вхолостую, экономики, неспособной эффективно исполь­зовать накопленные капиталы, нежели элементом роста? В этой связи можно утверждать, что определенная роскошь была, и не могла не быть, действительностью или болезнью Старого по­рядка, что она была до промышленной революции, а иногда и сейчас остается, несправедливым, нездоровым, бьющим в гла-

|« Dobzhansky Th. /. 'Нотте en evolution. 1966. р 369.

'' Fottd in Chinese Culture Pp К С 'Chang

за и антижономичнмм использованием «излишков», произве­денных в рамках общества, неумолимо ограниченного в своем росте. Американский биолог Т. Добжански имел в виду именно безусловных защитников роскоши и ее творческого потенциала, когда говорил: «Что до меня, так меня не огорчает исчезнове­ние форм общественной организации, которые использовали множество людей как хорошо удобренную почву, дабы на ней взращивать редкие и изящные цветы утонченной и изящной культуры»

К)

СТОЛ:

РОСКОШЬ И МАССОВОЕ ПОТРЕБЛЕНИЕ

Что касается стола, то с первого взгляда легко различимы два края: роскошь и нищета, сверхизобилие и скудость. Отме­тив это, обратимся к роскоши. Это зрелище для сегодняшнего наблюдателя, сидящего в своем кресле, самое бросающееся в глаза, лучше всего описанное, да и наиболее притягательное. Другая сторона оказывается весьма грустной, сколь бы ни быть невосприимчивым к романтизму а-ля Мишле (в данном случае, однако, вполне естественному).

И ВСЕ-ТАКИ ЗАПОЗДАЛАЯ РОСКОШЬ

Хотя все это - вопрос оценок, скажем все же, что настоящей роскоши стола- или, если угодно, изысканности стола-в Евро­пе не было до XV или XVI в. В этом отношении Запад отставал по сравнению с прочими цивилизациями Старого Света.

Китайская кухня, покорившая сегодня столько ресторанов Запада, имеет очень древнюю традицию с почти не изменивши­мися на протяжении более тысячелетия правилами, ритуалом, мудрыми рецептами, с огромным вниманием, как в ощущениях, так и в литературе, к многообразию вкусов и их сочетанию, с уважением к искусству есть, в котором, вероятно, единственно французы (и совсем в ином стиле) могут с нею поспорить. Пре­красная недавняя работа настоятельно подчеркивает неведомое нам богатство китайской диеты, ее разнообразие, ее уравнове­шенность и дает тому не одно доказательство''. И все же я ду­маю, что в этом коллективном труде исполненная энтузиазма статья Ф. У. Моута должна, быть уравновешена статьями К. Ч. Чжана и Дж. Спенсера. Да, китайская кухня здоровая, вкусная, разнообразная и изобретательная, она восхитительно умеет использовать все, что есть в ее распоряжении, и остается сбалансированной: свежие овощи и соевый белок компенси­руют редкое употребление мяса, а искусство консервирования разного рода продуктов приумножает ее возможности. Но, го-

>2 Mercier L.-S. Tableau

A- Paris 1782. XI,

p. 345-546.