2?1 Abbe I'rcvost. Op XII, p 274

питании.. В символике [пальма] дерево мужское и в опре­деленном смысле благородное»'⁵".

Короче говоря, не будем недооценивать эги народы и ли об­щества, опиравшиеся на примитивное, но жизнестойкое земле­делие. Подумаем, например, о полинезийцах, которые с XIII в. занимаю! огромный морской треугольник от Гавайев до о-ва Пасхи и Новой Зеландии: это немалый подвиг. Но человек ци­вилизаций отбросил их на второй план, оставив далеко позади себя. Он как бы сгладил, обесценил успехи этих народов.

А КАК ЖЕ ПЕРВОБЫТНЫЕ НАРОДЫ?

Мотыжные земледельцы еще не самая низкая из принятых нами категорий. Их культурные растения, их орудия, земледе­лие, жилища, мореплавание, скотоводство, их достижения гово­рят об уровне культуры, который ни в коем случае не заслужи­вает пренебрежения. Нижнюю ступень занимают человеческие коллективы, которые существуют без земледелия, живут соби­рательством, рыболовством, охотой. Эти «искатели добычи» занимаю!, впрочем, на карте У. Хьюза довольно обширные ареалы - с № 1 по № 27. Им принадлежат бескрайние простран­ства, но использованию ими этих пространств препятствуют ле­са, болота, блуждающие реки, дикие звери, тысячи птиц, льды и непогода. Такие группы не господствуют над окружающей их природой; самое большее, они прокрадываются среди со­зданных ею препятствий и ограничений. Эти люди находятся на нулевом уровне истории; говорили даже, что несправедливо, будто они не имею!' истории.

Следует, однако, отвести им определенное место при «синх­ронном» рассмотрении мира между XV и XVIII вв. В против­ном случае наш спектр категорий и объяснений оказался бы раз­вернут не полностью и утратил бы часть своего смысла. И все же насколько трудно рассматривать этих людей с позиций исто­рика, так, например, как рассматриваем мы французских крестьян или русских поселенцев в Сибири! У нас нет никаких данных, помимо тех, какие могу! предоставить этнографы про­шлого, наблюдатели, которые, видя, как эги народы живут, пы­тались понять механизм их существования. Но такие пер­вооткрыватели и путешественники недавнего прошлого, вес выходцы из Европы, искавшие еще неведомых или пикантных картин, не проецировали ли они слишком часто свой соб­ственный опыт и свое видение мира на других? Они судили в сравнении и по контрасту. Но и такие спорные картины не­полны, и их слишком мало. Да и не всегда легко их наблюдать, а тем более понять, точно ли речь идет о подлинно первобыт­ных народах, живущих чуть ли не в каменном веке, или же о тех народах, использовавших мотьпу, о которых мы только что i o-ворили,-людях, столь же далеких от «диких», как и от «циви­лизованных» обществ с плотным населением. Индсйцы-чичиме-ки Северной Мексики, доставившие испанцам столько хлопот, еще до прибытия Кортеса были врагами оседлых ацтеков²⁵⁷.

254 Bougainville L.-Л. Voyage autour du mondc. Ы. 1958, p. 120 [см.: Бугенвиль Л. А. Кругосветное путешествие на фрегате «Кудп» и транспорте «Этусиь». М , 1961.-Прим. ред.). ^;?д Первое кругосветное п.швание Джемса Кука. П юваиие на « Иидевре» н 1768-1774 гг. М., Географии. i960, с. 119 -ч' Гик же. с 153 154. -^0| Там же. с. 96.

Читать ;и1евники знаменитых путешественников вокруг све­та от Магеллана до Тасмана, Бугенвиля и Кука по значит за­теряться в однообразных и беспредельных просторах морей, особенно Южного моря, которое одно только занимает полови­ну поверхности нашей планеты. Это значит прежде всего услы­шать, как моряки рассказывают о своих заботах, о широтах, о продовольствии и пресной воде, о состоянии парусов и руля и о скачках в настроении команды ... Встреченные земли, увиденные во время случайных стоянок, часто «терялись», едва только бы­вали открыты или осмотрены. Их описания оставались нена­дежными.

Не гак было с островом Таити, раем в самом центре Тихого океана, открытым португальцами в 1605 г. и заново открытым англичанином Ccmiowicm Уоллисом в 1767 г. В следующем го­ду, 6 апреля 1768 г., к нему подошел Бугенвиль, годом позже, почти что день в день 13 апреля 1769 г., Джеймс Кук, и тги мореплаватели создали репутацию острова, первооснову «тихо­океанского мифа». Но разве же первобытны дикари, которых они описывают? Отнюдь нет! «Больше ста пирог разной величины и все с балансирами окружили оба корабля [Бугенвиля за день до того, как корабли бросили якорь у острова]. Они были нагру­жены кокосами, бананами и прочими плодами страны. Обмен >тих восхитительных плодов на всякого рода безделушки с на­шей стороны происходил с полным доверием» ^25S. Такие же сцены происходили, когда пришел Кук на «Индевре»: «Едва мы бросили якорь, как туземцы во множестве отправились к кораб­лю на челноках, груженных кокосовыми орехами и другими плодами», читаем мы в судовом журнале²⁵⁴. Они, как обезь­яны, чересчур резво карабкались на борт, воровали, что могли, но согласны были и на мирный обмен. Гакой благоприятный прием, обмен, сделки, заключаемые без колебаний, доказывают уже существование определенной культуры и развитой социаль­ной организации. И действительно, гаитяне не были «первобы­тными» ; несмотря на сравнительное обилие диких плодов и рас­тений, они выращивали тыкву и сладкий батат (ввезенные определенно португальцами), иньям и сахарный тростник; все уго таитяне ели в сыром виде. Они во множестве разводили сви­ней и птицу²⁰⁰.

Настоящих первобытных людей «Индевр» встретит позже, проходя Магеллановым проливом или на пути к мысу Горн, а может быть, и останавливаясь у берегов южного острова Новой Зеландии. Наверняка обнаружил он их, когда бросал якорь у по­бережья Австралии для пополнения запасов воды и дров или для кренгования корабля. В общем, всякий раз, как покидал по­яс мотыжных цивилизаций, окружающий земной шар

Именно гак заметили Кук и его люди в проливе Ле-Мер, у южной оконечности Америки, горстку жалких дикарей ми­шенных всего, с которыми они так и не смогли по-настоящему войти в контакт. Это были, о;ишм словом, «может быть, самые несчастью создания, какие есть сегодня на земле»²"¹: одетые » тюленьи шкуры, не имешппе никаких орудий, кроме гарпуио» и луком со стрелами, доводьснюиагшшесм хижинами, плохо кипи-щаншпми ог хочода. Днч.мя годами ранее. » 1767 i. Уодлнс

Английский моряк в Новой Зеландии выменивает носовой платок на лангуста. Рисунок нч дневника одного ит членов экипажа Кука (1769 г.) (Фото us Британского музея.)

^2а- Abbe Prcvost. Supplement des vnva\ce. XX. p 126. -"•' Ihid.. XV. p ! sq

имел дело с тгими же, лишенными всего дикарями. «Один [из наших матросов], удивший рыбу, дал одному из лих американ­цев живую рыбу, которую только что вытащил и которая была немного больше сельди. Американец схватил ее с жадностью собаки, которой бросили кость: сначала он убил рыбу, прикусив ее возле жабр, а затем принялся ее поедать, начав с головы и до­йдя до самого хвоста, не выбрасывая ни костей, нм плавников, ни чешуи, ни внутренностей»²*'².

Дикими были и те первобытные австралийцы, которых сколько угодно могли наблюдать Кук и его юварищи. Они вели бродячий образ жизни, не имея никакого имущества, жили не­много охотой, но больше ловлей рыбы, которую удавалось найти на илистом дне при отливе. «Ни разу мы не видели в их стране ни дюйма возделанной земли».

Вполне очевидно, что и в Северном полушарии мы могли бы обнаружить в глубине материков еще более многочисленные и не менее репрезентативные случаи. Сибирь, к которой мы впос­ледствии вернемся, оставалась бесподобным пнографическим музеем вплоть до наших дней.

Но разве не оставалась излюбленным полем для наблюде­ний густонаселенная Северная Америка, г;¹' свирепствовала европейская колонизация..-разрушающая и просвещающая? Что до нее, то в качестве первого общею впечатления я не знаю ни­чего более убедительного, чем «Общие наблюдения об Амери­ке» аббата Прспо-'¹''. Потому чн>, по мере ют как Нреио сво­дит воедино труд отца де Шарлевуа, наблюдения Шамплена, де Леекарбо, де Лаонтапа и де Потри, он набрасывает весьма ши­рокую картину, 1де на необъятном пространстве, простираю­щемся о; Луизианы ю Гудзоиова залниа. выделяются отчет-дпмые группы разных нндейпен. Между ними существовали

Н.Ю Ullil.llt

х>* Abbe Prcvost. Op. cil. p. 87.

«абсолютные различия», которые выражались в праздниках, ве­рованиях, обычаях лих бесконечно разнообразных «диких на­ций». Для нас главнейшим различием служит не то, антропофа­ги они или нет, но то, возделывают ли они землю. Всякий раз, как нам показывают индейцев, выращивающих маис или другие растения (впрочем, такие занятия они оставляли на долю своих женщин); всякий раз, как мы обнаруживаем мотыгу, или про­стую палку, или длинный заступ, который нельзя назвать автох­тонным; всякий раз, как описывают разные туземные способы приготовления маиса, или внедрение в Луизиане культуры кар­тофеля, или даже тех индейцев на Западе, которые культиви­руют «дикий овес», перед нами- оседлые или полуоседлые крестьяне, сколь бы примитивны они не были. И, с нашей точки зрения, крестьяне эти ничего общего не имеют с индейцами -охотниками или рыболовами. Кстати, рыболовами во все мень­шей и меньшей степени, ибо европейское вторжение системати­чески, хотя и не стремясь к тому специально, оттесняло их с богатых рыбой берегов Атлантики и рек Востока, с тем чтобы в дальнейшем преследовать их на их же охотничьих территориях. Разве не обратились баски, отказавшись от своего изначального промысла-гарпунной охоты на китов,-к торговле пушниной, которая, «не требуя таких затрат и усилий, давала тогда больше прибыли?» И притом обратились довольно быстро²⁶⁴. А ведь то было время, когда киты еще поднимались по р. Св. Лаврен­тия, и «иной раз в большом числе». И вот индейцев-охотников начинают преследовать скупщики мехов. Индейцев при­нуждают к обмену, опираясь на форты Гудзонова залива или на поселки на р. Св. Лаврентия; они переносят свои бедные бродя­чие поселения, дабы застать врасплох животных, «которых бе­рут по снегу» ловушками и силками,-косуль, рысей, куниц, бе­лок, горностая, выдру, бобра, зайцев и кроликов. Именно так европейский капитализм завладел огромной массой американ­ских шкур и мехов, которая вскоре могла уже поспорить с добы­чей охотников далеких сибирских лесов.

Мы могли бы еще увеличить число таких картин, чтобы лишний раз убедиться: история человеческая едина в своем об­новлении на протяжении тысячелетий и в своих топтаниях на месте, синхрония и диахрония неразрывно связаны друг с дру­гом. «Земледельческая революция» совершалась не только в не­скольких избранных очагах, вроде Ближнего Востока в VII или VIII тысячелетиях до н. э. Ей нужно было распространиться, и продвижение ее осуществилось далеко не разом. Опыт человече­ства располагался вдоль одного и того же бесконечного пути, но с интервалами в столетия. Не изжил еще всех мотыжных земле­дельцев и сегодняшний мир. И еще живут тут и там немногочис­ленные первобытные люди, защищенные негостеприимными зе­млями, которые служат им убежищем.