§ 2. Основные направления развития фольклористики в XIX веке

Разнообразие взглядов исследователей народного творчества на проблемы генезиса, природы и социокультурных функций мифологии и фольклора породило в XIX веке как в России, так и в зарубежных странах целый ряд своеобычных научно-исследовательских школ. Чаще всего они не сменяли друг друга, а функционировали параллельно. Между этими школами не было незыблемых границ, и концепции их нередко перекрещивались. Поэтому и сами исследователи могли причислять себя то к одной, то к другой школе, уточнять и менять свои позиции и Т.д.

История научных школ интересна для нас сегодня, прежде всего, потому, что она наглядно демонстрирует динамику исследовательских позиций, хорошо показывает, как формировалась наука о фольклоре, какие достижения или, наоборот, просчеты встречались на этом тернистом пути.

Важную роль в развитии историко-теоретических основ фольклористики сыграла мифологическая школа. В ее западноевропейском варианте эта школа базировалась на эстетике Ф. Шеллинга, А Шлегеля и Ф. Шлегеля и получила свое развернутое воплощение в широко известной книге братьев Я. и Ф. Гримм "Немецкая мифология" (1835). В рамках мифологической школы мифы рассматривались как "естественная религия" и ростковая почка художественной культуры в целом.

Зачинателем и наиболее видным представителем мифологической школы в России стал Ф.И. Буслаев. Его взгляды подробно изложены в фундаментальном труде "Исторические очерки русской народной словесности и искусства" (1861), и особенно в первой главе этого труда "Общие понятия о свойствах эпической поэзии". Возникновение мифов объяснялось здесь обожествлением явлений природы. Из мифов, согласно теории Буслаева, выросли сказки, эпические песни, былины, легенды и другие фольклорные жанры. Характерно, что даже основных героев славянских былин исследователь пытается связать с теми или иными мифами. Причем иногда это делалось доказательно, а иногда и с определенными натяжками.

Еще одним типичным представителем русской мифологической школы можно назвать А.Н. Афанасьева. Мифологическая позиция весьма характерна для его книг: "Народные русские сказки" (1855), "Русские народные легенды" (1860), и особенно для трехтомного труда "Поэтические воззрения славян на природу" (1865-1868). Именно здесь изложена квинтэссенция его мифологических воззрений, в контексте которой мифы рассматриваются как основа развития на последующих этапах разнообразных жанров фольклора.

В той или иной мере мифологические позиции Ф.И. Буслаева и А.Н. Афанасьева корреспондировались с взглядами А.А. Котляровского, В.Ф. Миллера и А.А. Потебни.

Направлением, вызвавшим особенно много споров и дискуссий в России, стала школа заимствования или миграционная теория, как ее еще называли. Суть этой теории в факте признания и обоснования бродячих фольклорных сюжетов, которые распространялись по свету, перемещаясь из одной культуры в другую.

Из трудов российских исследователей первым изданием, написанным в этом ключе, стала книга А.Н. Пыпина "Очерки литературной истории старинных повестей и сказок русских" (1858). Затем появились работы В.В. Стасова "Происхождение русских былин" (1868), Ф.И. Буслаева "Перехожие повести" (1886) и объемный труд В.Ф. Миллера "Экскурсы в область русского народного эпоса" (1892), где анализировался огромный массив русских былин, и устанавливались их связи с историческими фактами и фольклорными сюжетами других культур. В определенной мере влияние миграционной теории сказалось и на воззрениях автора "Исторической поэтики" А.Н. Веселовского, который удачно исследовал сказки, эпос, баллады и даже русский обрядовый фольклор.

Нельзя не отметить, что у приверженцев школы заимствования были свои плюсы и свои минусы. К плюсам, на наш взгляд, правомерно отнести проделанную ими сравнительно фольклористическую работу. В отличие от мифологической школы, где все замыкалось на генезисе народной культуры, школа заимствования вышла из чисто мифологических рамок и сделала акцент не на мифы, а на произведения фольклора. Что касается минусов, то здесь надо отметить, прежде всего, большое число явных натяжек в доказательстве основного тезиса, касающегося решающей роли этнографических миграций.

Немало приверженцев в российской фольклористике имела так называемая антропологическая школа или школа самозарождения сюжетов. В противовес мифологической теории эта теория объясняла действительно часто встречающееся в фольклоре разных народов сходство, вырастающее из объективного единства человеческой психики и общих законов развития культуры. Деятельность антропологической школы заметно активизировалась в связи с укреплением общей антропологии (Э.Б. Тейлор, А. Ланг, Дж. Фрезер и др.). В европейской фольклористике в русле этой школы работали А Дитрих (Германия), Р. Маретт (Великобритания), С. Рейнак (Франция), у нас представителем этой школы принято считать автора "Исторической поэтики" А.Н. Веселовского, который в своих изысканиях довольно удачно дополнял антропологические установки отдельными положениями, взятыми из миграционной теории. Такой необычный подход оказался действительно продуктивным, ибо позволил избежать опасных крайностей и вывел исследователя на "золотую середину". Несколько позднее эту традицию в России продолжили В.М. Жирмунский и В.Я. Пропп.

Весьма значимой в плане дальнейшего развития российской фольклористики стала так называемая историческая школа.

Представители ее стремились целенаправленно исследовать народную художественную культуру в связи с национальной историей. Их интересовало, в первую очередь, где, когда, в каких условиях, на основе каких событий возникло определенное фольклорное произведение.

Главой этой школы в России после своего отхода от приверженцев школы заимствования стал В.Ф. Миллер - автор очень интересного трехтомного труда "Очерки русской народной словесности" (работа издавалась в 1910-1924 гг.). "Я больше занимаюсь историей былин и отражением истории в былинах", - так характеризовал Миллер суть своего подхода к исследованию русского фольклора. В.Ф. Миллер и его единомышленники - Ад. Григорьев, А.В. Марков, С.К. Шамбинаго, Н.С. Тихонравов, Н.Е. Ончуков, Ю.М. Соколов - внесли огромный вклад в формирование российской науки о народном творчестве. Они собрали и систематизировали исключительно большой эмпирический материал, определили исторические параллели ко многим Мифологическим и фольклорным текстам, впервые построили историческую географию русского героического эпоса и т.д.

Серьезное влияние на развитие российской фольклористики оказали труды видного этнографа и специалиста по народной художественной культуре А.В. Терещенко (1806-1865) – автора масштабного исследования в 7-ми частях "Быт русского народа".¹

Разработка этой проблематики оказалась особенно актуальной в силу того, что зарождающейся науке о народном творчестве необходимо было преодолеть зауживающий ее чисто филологический уклон. Как уже отмечалось, фольклор никогда не развивался в качестве "сценического искусства" и в своих реалиях напрямую увязывался с празднично-обрядовой культурой. Собственно только в этом инкроссинге и можно было понять его сущность, природу и особенности.

А.В. Терещенко проделал громадную и очень полезную работу. Эта работа оценивалась общественностью в основном положительно. Однако без критики здесь тоже не обошлось. В 1848 году журнал "Современник" опубликовал по поводу "Быта русского народа" обстоятельную и довольно острую рецензию известного критика и публициста к.д. Кавелина.¹ Кавелин, как ярый поборник так называемой "профессорской культуры", упрекал Терещенко в том, что он хоть и собрал действительно богатый эмпирический материал, но так и не сумел найти ключа к его научному анализу и интерпретации. Праздники, обряды и другие бытовые явления, по мнению Кавелина, неправомерно рассматривать лишь в "домашнем аспекте": это мощные механизмы более широкой общественной жизни и по-настоящему проанализировать их можно только в ее контексте. На наш взгляд, в данном критическом замечании действительно было много справедливого.

Одной из важных фигур в сфере российской этнографии и фольклористики также можно с полным правом считать Ивана Петровича Сахарова (1807-1863). После окончания медицинского факультета Московского университета он долгое время работал врачом Московской городской больницы и одновременно преподавал в московских лицеях и училищах совсем не схожую с основной профессией палеографию - историю письма по русским памятникам. Сахаров был Почетным членом Географического и Археологического обществ и хорошо знал творчество своих современников, занимавшихся проблемами народной художественной культуры. Его активно поддерживали В.О. Одоевский, А.Н. Оленин, А.В. Терещенко, А.Х. Востоков и другие, как он говорил, "добрые люди". Среди основных книг Сахарова надо назвать "Песни русского народа", "Русские народные сказки", "Путешествия русских людей в чужие земли". Особое место в этом ряду занимает капитальный двухтомный труд "Сказания русского народа о семейной жизни своих предков", изданный в 1836 г. Двухтомник переиздавался в 1837, 1841, 1849 годах, а позднее был еще раз выпущен издателем А.В. Сувориным. Одной из важнейших частей этой популярной книги является первый систематический свод русского народного календаря по всем его праздникам, обычаям и обрядам.

Вместе с тем нельзя не отметить, что И.Л. Сахаров являлся представителем раннего этапа русской фольклористики, где наряду с несомненными достижениями было немало и досадных просчетов. Его нередко упрекали (и, судя по всем, справедливо) в некоторых фольклористических вольностях, когда при отсутствии во многих случаях данных о месте и времени записи производилась "подправка" текстов, и особенно диалектов на современный общепринятый язык, в опрометчивом смешивании собирательства с литературным сочинительством. В этом смысле Сахаров явно уступал своему основному оппоненту И.М. Снегиреву, чьи труды отличались гораздо большей пунктуальностью, доказательностью и достоверностью. Но и у И.Л. Сахарова были и свои достоинства: проигрывая другим исследователям в точности и аналитичности, он многих превосходил по части прекрасного образно-поэтичного языка, а также располагал к себе читателей беззаветным восхищением величайшими талантами русского народа.

Среди фольклористов середины XIX века особо выделяется колоритная фигура уже упоминавшегося нами Александра Николаевича Афанасьева (1826-1871). Печатать свои народоведческие и этнографические статьи в журналах "Современник", "Отечественные записки", а также во "Временнике Общества истории и древностей российских" он начал еще в годы учебы в Московском университете. С 1855 г. стали публиковаться его "Русские народные сказки". В 1860 г. вышла из печати книга "Русские народные легенды". В 1860-69 гг. был издан его основной трехтомный труд "Поэтические воззрения славян на природу". Сам Афанасьев именовал свои работы "археологией русского быта". Подчеркивая индоевропейские истоки русского народного творчества, он очень высоко ценил славянскую мифологию и квалифицировал ее как основание всего дальнейшего фольклора.

А. Н. Афанасьев был одним из первых среди российских фольклористов, кто исключительно смело вторгся в ранее не затрагивавшиеся слои так называемого русского "озорного" фольклора. Эта попытка получила в ту пору неоднозначную оценку. Уже упоминавшиеся нами сборники "Русские народные сказки" выпускались с очень серьезными трениями. На второе издание сборников был наложен запрет, а третью книгу собирательского цикла "Русские заветные сказки" издали только за рубежом (1872) и уже после смерти собирателя. Содержание некоторых из представленных им сказок и народных рассказов приходило в серьезное противоречие с официальными государственными представлениями о религиозности русского народа. Одни критики усматривали в них явное искажение традиционного образа отечественного священнослужителя. Другие - предъявляли претензии к нравственной стороне публикуемых текстов и т.д. Неоднозначной остается оценка "заветных сказок" и сегодня. Однако в любом случае: нельзя не отметить похвальное стремление Афанасьева в eгo собирательской и издательской деятельности показать отечественный фольклор таким, каков он есть, без выбросов и приукрашиваний.

Крупный шаг вперед сделала российская фольклористика на этапе, когда в активную научно-творческую деятельность включился талантливый филолог, искусствовед и фольклорист, академик Петербургской Академии наук Федор Иванович Буслаев. Несомненным достоинством научных изысканий Буслаева стала его попытка квалифицировано проанализировать накопленный к этому времени богатейший массив фольклорных произведений, произвести его классификацию, упорядочить использовавшийся в фольклористике того периода понятийный аппарат. По числу ссылок на них в последующие годы книги академика Буслаева, без сомнений, стоят на одном из первых мест. Его по полному праву считают создателем университетской науки о фольклоре.

Ф.И. Буслаев стал одним из первых отечественных исследователей, который серьезно занялся вопросами периодизации процессов развития народной культуры. Каждый из выделяемых при этом периодов - мифологический, смешанный (двоеверие), собственно христианский, получил в его трудах обстоятельную качественную характеристику.

Своеобразием методологической позиции Буслаева было то, что он, по существу, не примыкал ни к славянофилам, ни к западникам и в своих собственных воззрениях всегда оставался на той желанной полосе, которую называют "золотой серединой".

Буслаев удивительным образом сохранил сформировавшиеся в юности романтические воззрения и вместе с тем стал зачинателем отличного от романтиков нового критического направления в этнографии, фольклористике и литературе. Его далеко не всегда понимала и принимала читательская общественность. Случалось немало резких столкновений с журналами. При этом несомненным достоинством Буслаева всегда оставалось умение присматриваться к новым взглядам, концепциям, оценкам и никогда не превращаться в человека, законсервировавшегося в своих однажды выработанных постулатах. Достаточно отметить проявляемый им серьезный интерес к творчеству таких разных по взглядам исследователей, как Мангардт Бенфей, Тейлор, Парис, Коскэн, братья Гримм и др.

В своих работах о культуре Ф.И. Буслаев обращался не только к вопросам народной словесности. Круг его интересов был гораздо шире. Мы находим здесь публикации по общей эстетике, литературе, истории. Превосходная эрудиция помогала исследователю подходить к изучению этнографических и фольклорных явлений русской жизни с самых различных позиций. Читателей его трудов всегда поражает разнообразие разрабатываемой этим автором тематики. Здесь мы встречаем очерки о богатырском эпосе, духовных стихах, отечественной и западной мифологии, "странствующих" повестях и рассказах, русском быте, верованиях, суевериях, особенностях языка и т.д.

Ф.И. Буслаев одним из первых в русской фольклористике стал проводить, интереснейшие сравнения отечественного фольклора с фольклором других стран. Например, при анализе былин киевско-владимирского цикла им применяется множество ссылок на такие художественные образцы, как "Одиссея", "Илиада", романсы и Сиде, песни Эллады и т.д. В этом смысле Буслаев - знаток высочайшего класса.¹

Ф .И. Буслаев сумел поставить в центр изучения народного художественного творчества идею формирования народного мировоззрения. Новый этап в развитии российского этнохудожественного знания, бесспорно, связан с выходом в свет двух его фундаментальных изысканий - "Исторические очерки русской народной словесности и искусств" (СПб., 1861) и "Народная поэзия. Исторические очерки" (СПб., 1887).

В своих фольклористических изысканиях Ф.И. Буслаев весьма удачно использовал методологический прием, в соответствии с которым "самородная эпическая поэзия" (термин Буслаева) анализируется в постоянном сопоставлении с тем, что он называл "искусственной эпической поэзией". На один и тот же описываемый объект, по его выражению, есть два вида эпоса, которые смотрят как бы разными глазами, и этим они ценны в качестве источников историко-культурного знания. В рамках фольклора "ведущий певец", по словам Буслаева, будучи мудрым и опытным сказителем, повествует о старине опытно, не горячась… Он "простодушен", как дитя, и рассказывает обо всем, что было, не мудрствуя лукаво. В древнерусских песнях, сказках, былинах описания природы не занимают самодовлеющего места, как это часто мы видим в романах и повестях. Здесь средоточием всего мира для народного автора и исполнителя является сам человек.

Народная поэзия первое место всегда отдает именно человеку, касаясь природы лишь мимоходом и только тогда, когда она служит необходимым дополнением дел и характера личности. эти и многие другие суждения Буслаева о русском фольклоре наглядно свидетельствуют о незаурядном умении рассматривать исследуемый объект своеобычно, оригинально.

Очень важную роль в развитии российской фольклористики сыграл историк, писатель, член-корреспондент Петербургской А.Н Николай Иванович Костомаров, автор двух поистине замечательных книг "Об историческом значении русской народной поэзии"¹ и "Славянская мифология". ²

Увлечение этого талантливого человека фольклором началось еще в ученические годы. Выросший на стыке двух великих культур - русской и украинской, он с юных лет увлекался книгами Сахарова, Максимовича, Срезневского, Метлинского и других русско-украинских исследователей народного творчества. Как начинающего историка фольклор притягивал Костомарова своей сочностью, жизненностью, непосредственностью, а официальная история, с которой он знакомился, удивляла досадным равнодушием к жизни и чаяниям простого народа.

"Я пришел к такому вопросу, - писал он потом в своей "Автобиографии", - отчего это во всех историях толкуют о выдающихся государственных деятелях, иногда о законах и учреждениях, но как будто пренебрегают жизнью народной массы? Бедный мужик, земледелец-труженик как будто не существует для истории; отчего история не говорит нам ничего о его быте, о его духовной жизни, о его чувствованиях, способе проявлений его радостей и печатей? Скоро я пришел к убеждениям, что историю нужно изучать не только по мертвым летописям и запискам, а и в живом народе. Не может быть, чтобы века прошедшей жизни не отпечатались в жизни и воспоминаниях потомков: нужно только приняться поискать - и верно найдется многое, что до сих пор упущено наукою".¹

В своих изысканиях Н.И. Костомаров умело использовал метод, к которому в дальнейшем прибегали многие российские фольклористы. Смысл его заключается в движении от сущности фольклорных образов к заложенной в них системе народного мышления и народного уклада жизни. "Истинная поэзия, - писал в этой связи Костомаров, - не допускает лжи и притворства; минуты поэзии - минуты творчества: народ испытывает их и оставляет памятники, - он поет; его песни, произведения его чувства не лгут, они рождаются и образуются тогда, когда народ не носит маски".²

Фольклористические изыскания Костомарова не были лишены и определенных недостатков. Он слыл, как его именовали, одним из "последних романтиков", и влияние романтического подхода чувствовалось во всех его работах. Его кумирами являлись Шлегель и Крейцер. Собственно и само ключевое костомаровское понятие "символика природы" пришло тоже от этих кумиров. По своим идейно-политическим идеям Костомаров был последовательным монархистом, за что ему не раз доставалось от представителей демократической общественности. Для трудов этого исследователя характерна глубокая религиозность. Она особенно заметна в его "Славянской мифологии" (1847). Здесь Н.И. Костомаров ставил своей основной целью показать мифологию как предвосхищение позднее пришедшего на Русь христианства. Для него, в сущности, не было того, что другие называли "двоеверием". В контексте религиозного ощущения действительности им все воспринималось целостно и гармонично. И это наложило неизгладимый отпечаток на понимание им этнографии и фольклористики.

Творческая деятельность Н.И. Костомарова стала еще одним примером активного подключения к разработке проблем развития народной культуры отечественных историков. На этом пути он успешно продолжил замечательную традицию Н.К. Карамзина и его последователей.

Крупный вклад в дальнейшее умножение и систематизацию материалов о досуге, быте, о народном творчестве сделал талантливый русский историк Иван Егорович Забелин (1820-1892). Свой трудовой путь он начал со служащего в Оружейной палате, затем работал в архиве Дворцовой конторы, потом перешел в Императорскую археологическую комиссию. В 1879 г. Забелин стал Председателем Общества истории и древностей. В 1879 году его избрали членом-корреспондентом Академии наук; а в 1892 г.- Почетным членом этой Академии. И.Е.Забелин - автор таких уникальных книг, как "История русской жизни с древнейших времен", "Большой боярин в своем вотчинном хозяйстве", "Опыты изучения русских древностей", "Домашний быт русских царей и цариц". Его несомненной заслугой является то, что на основе анализа богатейших архивных рукописных и других ранее неизвестных материалов он сумел показать досугово-бытовую среду российского общества с исключительной скрупулезностью и достоверностью. Это то, чего отечественной этнографии и фольклористике тогда так не хватало.

В рассматриваемый период широко развернулась творческая деятельность еще одного видного представителя российской науки - академика Петербургской Академии наук Александра Николаевича Пыпина. По своим идейным убеждениям Пыпин всю жизнь оставался человеком демократических воззрений.

Близкий родственник Н.Г. Чернышевского, он на протяжении многих лет был членом редколлегии журнала "Современник" и принимал в его деятельности самое активное участие. Специалисты в области филологии высоко ценят фундаментальный труд А.Н. Пыпина - четырехтомную "Историю русской литературы", где наряду с филологическими вопросами много внимания уделяется проблемам народного художественного творчества, и в частности вопросам взаимосвязи и взаимовлияния фольклора и древнерусской литературы. В этом же ключе написана его книга "Очерк литературной истории старинных повестей и сказок русских".¹

По существу, Пыпин сумел утвердить в своих сочинениях во многом обновленную трактовку фольклора. Вслед за Буслаевым, которого ОН высоко ценил и уважал, А.Н. Пыпин яростно выступал против всех, кто пытался выдавить народное творчество за рамки культурного поля и рассматривал это творчество в качестве некоего малохудожественного примитива. Фольклор, по его мнению, очень важным образом дополняет историю нации, делая ее более конкретной, детальной и достоверной, помогает увидеть истинные вкусы и интересы, пристрастия трудового человека. Можно с полным правом утверждать, что отменное знание народного творчества во многом помогло А.Н. Пыпину заложить основы фактологически обновленной российской этнографии.²

Ценным в трудах Пыпина оказалось, прежде всего, то, что фольклорная теория и практика были представлены здесь как своеобразная история развития народного самосознания. Автору удалось связать рассматриваемые проблемы с реальными вопросами российской общественно жизни. Впервые в рамках отечественного этнохудожественного знания народное искусство анализировалось в тесной связи с развитием производственно-трудовой, социально-бытовой и досуговой сфер российского общества.

Во многом благодаря трудам Пыпина российской науке удалось преодолеть первоначальный, чисто филологический подход к фольклору. Он одним из первых показал организующую роль производственно-обрядовой культуры, в рамках которой родилась и функционировала большая часть этнохудожественных произведений.

Очень много полезного в разработке вопросов российской фольклористики сделал современник Ф.И. Буслаева академик Петербургской Академии наук Александр Николаевич Веселовский. Известный филолог, представитель сравнительного литературоведения, знаток византийской славянской и западноевропейской культуры, он всю жизнь уделял самое пристальное внимание проблемам развития мирового и отечественного фольклора.

В своих подходах к народному творчеству Веселовский настойчиво противопоставлял мифологической теории метод строгого исторического исследования. Он был убежден, что эпос неправомерно выводится непосредственно из мифа. Динамика эпического творчества самым тесным образом связана с развитием общественных отношений. По сравнению с архаической культурой первобытного общества, где в центре мировоззренческих структур действительно стоит миф, эпос является новой формой нарождающегося национального самосознания. Именно на этих исходных установках построены изыскания А.Н Веселовского "О Богоматери и Китоврасе", "Сказки об Иоанне Грозном", и особенно его основной труд "Историческая поэтика".

Характерная черта научного творчества А.Н. Веселовского его последовательный патриотизм. В "Заметках и сочинениях" Веселовского содержится очень резкая критика концепции В.В. Стасова о происхождении русских былин. Сам он не исключал определенных заимствований, имеющих место в фольклоре любого народа. Однако основной упор Веселовский делал при этом на еще более важный фактор творческой адаптации чужого опыта. Для русской народной словесности, по его мнению, данное явление особенно характерно. Здесь постепенно шли процессы не элементарного заимствования, а творческой переработки "бродячих тем и сюжетов".

"Объясняя сходство мифов, сказок, эпических сюжетов у разных народов, - подчеркивал Веселовский, - исследователи расходятся обыкновенно по двум противоположным направлениям: сходство объясняется либо из общих основ, к которым предположительно возводятся сходные сказания, либо гипотезой, что одно из них заимствовало свое содержание из другого. В сущности, ни одна из этих теорий в отдельности не приложима, да они и мыслимы лишь совместно, ибо заимствование предполагает в воспринимающем не пустое место, а встречные течения, сходное направление мышления, аналогичные образы фантазии".¹ Веселовский стал автором нового исследовательского принципа, согласно которому основу изучения народного творчества составляет изучение почвы, непосредственно породившей фольклорные произведения. Он ввел в русскую фольклористику продуктивный историко-генетический подход к анализу художественной культуры. Труды Веселовского имели очень важное методологическое значение - они ответили на многие спорные вопросы и в значительной степени определили магистральный путь дальнейшего развития отечественной фольклористики

Широкую известность приобрел, а во второй половине XIX века научно-исследовательская деятельность российского фольклориста и этнографа, профессора Московского университета и академика Петербургской Академии наук Всеволода Федоровича Миллера. Миллер знаменит тем, что он, по общему признанию фольклористов, внес очень важный вклад в изучение былевого эпоса. Именно в этом заключается основной смысл и содержание его главных трудов - "Экскурсы в область русского народного эпоса"¹ и "Очерки русской народной словесности".²

Наряду с постоянным вниманием к отечественному фольклору, Миллер всю жизнь проявлял пристальный интерес к эпосу, литературе и языкам индоевропейского Востока - санскриту, иранской лингвистике и др. Весьма показательно, что он одновременно считал своими учителями, с одной стороны, Ф. И. Буслаева, а с другой - А.Д. Куна, у которого проходил в свое время двухгодичную стажировку за границей. Лингвистом, литературоведом и фольклористом он был уникальный. Однако, как это нередко бывает, обильная эрудиция порождает порой в его трудах явную перегрузку гипотезами, рискованными параллелями, заметной "сменой вех" в каждой очередной книге. В этом смысле, на наш взгляд, его вполне справедливо критиковали А.Н. Веселовский и Н.П. Дашкевич.

Еще в большей мере (и, на наш взгляд, обоснованно) доставалось В. Ф. Миллеру за неожиданно выдвинутую концепцию аристократического происхождения русского былинного эпоса. Для наглядности приведем несколько выдержек из его "Очерков русской народной словесности": "Слагались песни княжескими и дружинными певцами там, где был спрос на них, там, где пульс жизни бился сильнее, там, где был достаток и досуг, там, где сосредоточивался цвет нации, т.е. в богатых городах, где жизнь и та привольнее и веселее...

Воспевая князей и дружинников, эта поэзия носила аристократический характер, была, так сказать, изящной литературой высшего, наиболее просвещенного класса, более других слоев населения проникнувшегося национальным самосознанием, чувством единства русской земли и вообще политическими интересами".³ Иногда, считает Миллер, кое-что из сочиненного в княжеско-дружинных кругах доходило и до простого народа, но развиваться в "темной среде" эта поэзия не могла, "подобно тому, как искажаются в олонецком и архангельском простонародье современные былины, попавшие к нему из среды профессиональных петарей, исполнявших их ранее для более богатого и культурного класса".⁴ Конкретные примеры, связанные с научным творчеством В.Ф. Миллера, наглядно свидетельствует о том, что развитие отечественной фольклористики представляло собой довольно сложный процесс с неизбежным столкновением весьма противоречивых тенденций. Особенно заметным это становится на последующих этапах.

В общем русле отечественных фольклористских изысканий особое место занимают многочисленные публикации, посвященные проблемам развития на Руси скоморошеского искусства. Из наиболее значимых изданий XIX века здесь правомерно отметить книги таких исследователей, как П. Арапов "Летопись русского театра" (СПб., 1816), А. Архангельский "Театр до-Петровской Руси" (Казань., 1884), Ф. Берг "Зрелища ХVII века в Москве (Очерк) " (СПб., 18861, И. Божерянов "Как праздновал и празднует народ русский Рождество Христово, Новый год, Крещенье и масленицу" (СПб., 1894), А. Газо "Шуты и скоморохи всех времен и народов" (СПб., 1897), Н. Дубровский "Масленица" (М., 1870), С. Любецкий "Московские старинные и новые гулянья и увеселения" (М., 1855), Е. Опочинин "Русский театр, его начало и развитие" (СПб., 1887), А. Попов "Пироги братчины" (М., 1854), Д. Ровинский "Русские народные картинки" (СПб., 1881-1893), Н. Степанов "народные праздники на Святой Руси" (СП б., 1899), А. Фаминицын "Скоморохи на Руси" (СПб., 1899), М. Хитров "Древняя Русь в великие дни" (СПб., 1899).

Как подчеркивалось во многих из этих изысканиях, главной особенностью скоморошества было то, что в контексте его затейливо переплетались черты непрофессионального и профессионального искусства. Многие авторы считают, что в истории скоморошества мы видим первую и довольно редкую попытку, добиться творческого взаимодействия двух художественных потоков. В силу определенных обстоятельств такое взаимодействие осталось не более чем попыткой, но от этого ее историкокультурная и социохудожественная ценность скоморошества ничуть не умаляется.

Судя по дошедшим до нас документам, профессионализация в среде русских скоморохов встречалась редко и выступала явно в очень слабых, зачаточных формах. Основная масса скоморохов была, по нашим сегодняшним понятиям, типичными самодеятельными артистами. В этом смысле нельзя не согласиться с талантливым специалистом по истории российского скоморошества А.А. Белкиной, считающей, что в деревнях и селах нужда в скоморохах ощущал ась, главным образом, в дни праздников, составной частью которых являлись народные игрища. В остальное время скоморохи мало, чем отличались от остальных деревенских жителей. Какая-то часть скоморохов, живших в городах, вела аналогичный с деревенским образ жизни, занимаясь в периоды между праздниками свойственными горожанам делами - ремеслами, торговлей и др. Но в то же время условия городской жизни давали больше возможностей для профессионального скоморошества.

Действительно, сама жизнь производила здесь отбор наиболее талантливых людей и выталкивала их на сценическую площадку. Еще не существовало никакой специальной подготовки художественных кадров. Люди учились мастерству или в семье, или перенимали опыт друг у друга. В сущности, шел обыкновенный фольклорный процесс, традиционно основанный на "культурно-бытовой синергетике".

Важной особенностью скоморошного художественного творчества является, по мнению многих исследователей, его развлекательно-игровая и сатирико-юмористическая направленность. Это жизнеутверждающее искусство представляло собой одну из популярных форм народной смеховой культуры.

Есть все основания полагать, что скоморохи принимали активное участие и в исполнении, и в сочинении фольклорных произведений. Они выступали, пользуясь тем, что уже было создано народом, что народу нравилось и в чем он сам мог принять участие, как это и полагалось на всех праздничных игрищах, братчинах, свадьбах и других традиционных увеселениях. Но, судя по всему, от скоморохов в контекст таких увеселений входило и много нового. Ведь это были наиболее талантливые в художественном отношении люди, обладавшие более высоким творческим и исполнительским опытом. Через них и с их помощью шло заметное обогащение содержания и форм фольклора в целом.

К сожалению, проблема такого влияния довольно слабо отражена в нашей фольклористике. Между тем есть все основания утверждать, что многие из наиболее древних произведений славянского и русского фольклора родились именно в скоморошной среде. Скоморохи на Руси былине только активными участниками сельских гуляний и игрищ. Вплоть до известного царского указа 1648 г. эти веселые люди принимали самое непосредственное участие в литургических представлениях, например, в таких, как "Хождение на осляти", "Пещное действо" и других инсценировках библейских и евангельских сюжетов. Трудно переоценить скоморошный вклад в развитие народной музыки. Это о них, как о превосходных мастерах игры на домрах, гуслях, волынках, гудках часто упоминается в древних российских летописях. В целом скоморошные выступления вполне справедливо расценивались многими исследователями как своеобразная переходная ступень от свободного и, по сути, весьма слабо организованного фольклора к представлениям, уже сделанным по определенной текстовой канве, подвергнутым определенной постановке и в какой-то мере предварительно отрепетированным. Такие представления, хотя принципам активного вовлечения публики в развивающиеся действия реализовался здесь тоже в ярко выраженном виде, в большей степени, чем чисто бытовые формы художественного исполнительства, предполагали наличие артистов и зрителей.

§ З. Достижения и просчеты