§ 2. Проблемы влияния мифо-обрядных и праздничных структур на развитие народного художественного творчества.

Наряду с мифами, о которых мы говорили в предыдущем параграфе, очень важную роль в духовной жизни первобытного общества играла обрядность.

В своем историческом развитии обрядность всегда функционировала в самом тесном взаимодействии с мифами. Все основные явления жизненного цикла, включая сюда рождения, свадьбы, инициации (ритуалы посвящения), прямо или косвенно опирались на определенные мифы, объясняющие то или иное ритуальное действие. Целостная система обрядности родилась на основе календарных мифов об умирающих и воскресающих божествах. Ритуалы и обряды, как практическое выражение традиционного (традиция здесь почиталась превыше всего), рассматривались как первостепенный фактор стабилизации общественной жизни.

В науке о мифах и фольклоре существуют самые разнообразные классификации ритуалов и обрядов. Чаще всего исследователи выделяют в своих типологиях календарные, семейные, окказиональные и мантические обряды.

К календарным здесь относятся обряды, возникшие на почве земледельческого быта. Отмечая переход от одного периода к другому, первобытные люди членили год на определенные отрезки времени. Открывался цикл рождественско-новогодними обрядами, а затем следовали разнообразные формы обрядности второй половины зимы, лета и осени.

Семейная обрядность в рамках рассматриваемой классификации - это обрядность, связанная с обрядами, повторяющимися в рамках человеческой жизни. Они направлены на область личной и семейной жизни человека. К обрядам этого типа относятся родины, крестины, инициации (посвятительные обряды, функцией которых является перевод юношей и девушек в возрастной класс взрослых мужчин и женщин), свадьбы, похоронные обряды.

Целый ряд исследователей выделяет в отдельную группу так называемые окказиональные (от лат. "occasio" - "случай" или, точнее, "особый случай"). Сюда относятся обряды, которые не могут повторяться регулярно, ибо они приуроченные к эпизодическим и зачастую непредсказуемым событиям типа засухи, мора, пожара и других форс- мажорных ситуаций.

Своеобразием отличается группа так называемых магических обрядов (от греческого понятия, означающего способность или искусство предсказания). В народном календаре существовало несколько дней и периодов, в которые полагалось проводить гадания. Так родились широко известные святочные гадания, придания на седьмой неделе после Пасхи (Семик) и др. Магические обряды имеют хорошо отработанное песенно-игровое сопровождение, куда входят народные игровые подголовные песни к свадьбе, к богатству, к долгому девичеству, к разлуке и т.д.).

Очень красочными были на Руси весенне-летние девичьи гадания, касающиеся преимущественно замужества: завивание венков на березах (сохнут ли они и чей венок быстрее сохнет), бросание венков в воду (поплывет ли он или пристанет к берегу, если к берегу - то к какому). Все эти действия были наполнены таинственностью, волнениями, ожиданием счастливого знака.

Практически все исследователи признают тесную взаимосвязь и взаимообусловленность обрядов и мифов. Однако на вопрос - что здесь является первичным, а что производным - однозначного ответа в литературе не существует. Мнения на этот счет высказываются разные. Есть большое число публикаций, где утверждается примат обряда над мифом. Определенный резон в каком суждении действительно имеется. Судя по всему, обрядность возникла несколько раньше мифологии. По сравнению с мифами, обряды являются более устойчивыми образованиями. Обрядность в силу присущих ей организационно-психологических качеств обладает способностью производить на человека исключительно сильное эмоциональное впечатление и поэтому в воспитательном плане является очень мощным формирующим средством.

Вместе с тем нельзя не отметить, что многие из современных ученых считают вопрос о первичности в этнографической связке миф-обряд вообще некорректным. В.Б. Иорданский в своей книге "Хаос и гармония" вполне убедительно отстаивает идею полной паритетности мифологического и обрядового творчества в первобытном мире. "Ни миф не вытекал из обрядности, ни с обрядность из мифа. В конечном счете, и миф, и обрядность порождены народным сознанием, но общественная мысль воспринимала миф совершенно иначе, чем обряд. В первом она видела часть действительности, тогда как во втором - нормы поведения общества в этой сфере действительности. Естественно и понятно, что эти нормы вырабатывались в соответствии с тем, как общество представляло себе мифический мир - его пространственную структуру, действующие там мифические силы, некоторые его особенности. Они стремились к тому, чтобы его обряды были "рациональны", иначе говоря, наилучшим образом соответствовали воображаемым условиям мифической действительности"¹. Исходя из этих постулатов, Иорданский различает в культуре архаического общества две тесно взаимосвязанных между собой функции:

- магическую - она нацелена на то, чтобы подчинить воле человека скрытые связи между предметами и явлениями (здесь мы имеем дело с магической системой ритуала);

- мифическую - она призвана обеспечивать людям покровительство мифических сил (предупреждать конфликты между реальной действительностью и воображаемым мифическим миром).

Именно через ритуалы прокладывался путь от древних мифологических структур к фольклору как народной художественной культуре. Это происходило посредством последовательного усиления сопровождающих ритуальные акции эстетических компонентов - песен, танцев, театрализации, изобразительных элементов и т.д.

В своем первоначальном становлении ритуалы весьма слабо соотносились с тем, что мы сегодня называем искусством, поскольку одним из обязательных и конституирующих элементов практической мифологии являлся культ (от лат. "cultus" - "почитание"), находящий свое выражение в преклонении перед кем-то или чем-то и принимающий форму особых магических действий, которые имеют своей целью оказать желаемое влияние на некие сверхъестественные силы. Здесь могли быть определенные элементы образности, но это отнюдь не превращало ритуальность в эстетическое явление. Ни в магии, ни в заговорах, ни в жертвоприношениях, ни в гаданиях в пору их зарождения практически не было никакой художественности в собственном смысле слова. Она появится, и будет интенсивно развиваться на более поздних этапах. Но то, что искусство родилось именно на ритуальной обрядовой почве, следует признать, по мнению многих исследователей культурогенеза, совершенно неоспоримым фактом.

Сегодня у нас есть все основания рассматривать мифологическую ритуальность как важную ростковую почку формирования традиционного народного искусства.

Мысль о решающей роли ритуалов и обрядов в формировании народного художественного творчества активно поддерживал академик А.Н.Веселовский: "Поводы к проявлению хорической поэзии, связанной с действом, - считал Веселовский, - даны были условиями быта, очередными и случайными: война и охота, моления и пора полевого сбора, похороны и поминки и.т.п.; главная форма проявления - в обрядовом акте".¹ Веселовский видел в ритуалах и обрядах корни не только музыки и танца, но и поэзии, которая, как он считал, родилась из сопровождаемых плясками и пантомимами песен хора. В своей книге "Историческая поэтика" Веселовский довольно убедительно, хотя и не без не которого преувеличения роли обрядности, показал рождение из ритуально обрядовых структур основных родов искусства. По его мнению, сначала здесь выделяется эпос, а потом лирика и драма.

Зарубежные и наши отечественные исследователи приложили немало усилий, чтобы по возможности выявить конкретные механизмы влияния обрядов на появление первых элементов художественной культуры. Начальное место здесь обычно отводится т.н. охотничьей маскировке. По мнению автора фундаментального изыскания "Происхождение театра" А.Д. Авдеева, именно маскировка была самой ранней формой преображения человека в "иное существо". Охотник в целях более удачной охоты надевал на себя шкуру того или иного животного вместе с его натуральной головой, которая в дальнейшем стала заменяться маской. В таком виде у него было больше шансов подобраться на нужное расстояние к зверю и, следовательно, добиться желаемого результата.

При определении факторов, повлиявших на зарождение первобытного искусства, многие исследователи особо выделяют т.н. охотничьи пляски. Это еще одна форма преображения человека в животное с целью повлиять на предстоящую охотничью вылазку. Обычно здесь в танцах, песнях и символических действиях демонстрируется весь процесс охоты. Разделение на выступающих и зрителей в данном случае не предполагалось - в театрализованную игру мог включиться любой желающий. Танцевальное воспроизведение хода охоты во имя ее успеха было распространенным у очень многих племен древнего мира.

Не менее большое значение, по мнению исследователей, имели в становлении первобытной художественной культуры тотемические церемонии. Тотемизм как комплекс верований и обрядов архаического общества было напрямую связан с признанием родства между группами людей чаще всего на уровне рода и т.н. тотемами в виде животных, растений, явлений природы и даже неодушевленных объектов. Каждый род носил при этом имя своего тотема и относился к нему с величайшим почтением. Человеку в тотемном костюме и маске полагалось быть главным действующим лицом во всех родовых обрядах и праздниках. Исполнитель столь ответственной роли обязан был подражать походке и внешности изображаемого тотема. Это уже было не копирование животного, как в охотничьих маскировках и плясках, а перевоплощение в образ, в художественное отображение животного. Обряд в совокупности с соответствующими мифами и родовыми легендами (они задавали обрядовому действию конкретное содержание) все ближе и ближе приближался к театрализации.

В качестве вполне самостоятельного в ряду явлений, способствовавших переходу не художественного в художественное, во многих этнографических изысканиях рассматривается культ предков и изображении умерших. Подобный тотемизм интересен тем, что здесь впервые среди объектов почитания и поклонения появляется образ самого человека. ВО всех ранее рассмотренных ситуациях такого не случалось - для исполнения в обряде или на празднике роли охотника никакого перевоплощения не требовалось (охотник просто представлял сам себя). Поэтому в этих ситуациях полностью отсутствовало то, что мы применительно к искусству называем образным отображением действительности. Относительно культа предков следует подчеркнуть, что расцвет этого феномена был во многом связан с переходом на земледелие и оседлость, где жизнь выдвинула в состав первостепенных ценностей знания и опыт старших поколений. Но эти поколения довольно быстро уходили и волей-неволей надо было искусственно призывать к жизни уже умерших. Для родственников возникала задача по-своему "сыграть" усопшего, причем так, чтобы передать по мере сил не только внешнюю похожесть (костюм, маска), но психофизические особенности. Здесь с необходимостью требовались и наблюдательность, и способность к перевоплощению и своеобразный актерский талант.

Современная наука убедительно показала и доказала очень большое значение в рассматриваемом процессе появляющейся людской веры в существование душ и духов (анимизм). Духи и олицетворяли различные силы природы и могли быть как покровителями, так и недругами. Человек, в конечном счете, всегда пытался путем чар или жертвоприношений задобрить духов, добиться власти над ними, заставить их выполнять человеческие желания. Право соприкасаться с духами имели далеко не все, и здесь людям чаще всего приходилось прибегать к помощи колдунов и шаманов. Традиционно последних просили о снятии засухи, дожде, плодородии и т. д. Существовала вера, что колдовские силы могут через известную им магию насылать на людей и всякие злосчастия. Колдовские сеансы и шаманские камлания развертывались нередко в целые драматические представления.

Можно без сомнения, говорить об их существенном влиянии на развитие появившихся в дальнейшем театрализованных форм человеческой деятельности.

НО важнее всего, что обрядовая магия в значительной мере способствовала утверждению в обрядах и праздниках принципа условности. Многие из используемых здесь предметов и действий изначально носили символический характер. Через магическую обрядность в жизнь человека прочно вошел знак в виде слова, изображения жеста. В свою очередь подобная замещающая практика становилась добротной основой для следующего шага человечества в отражении и познании действительности шага к искусству, в контексте которого условность тоже является ведущим и конституирующим феноменом.

В нашей отечественной науке среди изысканий, посвященных проблемам развития обрядово-праздничной культуры, видное место принадлежит семитомному труду А.В. Терещенко "Быт русского народа".¹ Это издание отличается исключительно богатой фактографией. Автору благодаря его большому трудолюбию удалось собрать столько материала, сколько не содержала ни одна ранее публиковавшаяся по обрядам и праздникам книга. В совокупности с соответствующими работами ил. Сахарова труд Терещенко вошел в эпопею, которую вполне справедливо называют энциклопедией русской жизни. Здесь мы находим грандиозный свод фактов, рассказывающих о буднях и праздниках, жилище и одежде, нормах поведения, досуговом общении, народных играх и развлечениях, семейной, календарной обрядности. Разнообразны используемые этими авторами источники этнографических сведений. К ним относятся публикации предшественников, извлечения из древних летописей, свидетельства побывавших на Руси иностранцев, собственные наблюдения исследователей и работавших с ними корреспондентов из регионов и т.д.

Вместе с тем нельзя не отметить, что это был, по существу только первый опыт суммарного описания, осмысления и оценки русской досугово-бытовой жизни. Требовательный к этнографам и к фольклористам К.Д. Кавелин, а вслед за ним и С.А. Раевский вполне справедливо, на наш взгляд, критиковали Терещенко за обилие субъективных, сугубо личных интерпретаций, за склонность к упрощенным толкованиям фактов. Многое объясняется здесь, судя по всему, общим состоянием Российской науки о народном социокультурном творчестве, которая только становилась на ноги и еще далеко не всегда отличалась соблюдением исконных научных принципов.

В дальнейшем у А.В. Терещенко появилось много последователей. В этом массиве литературы мы встречаем большое число публикаций, посвященных рассмотрению проблем художественного оформления календарных обрядов. О масленичном репертуаре подробно пишут А.Н. Афанасьев (1868), В.Ф. Миллер (1884), П.В. Шейн (1894), Д.П. Ровинский (1893), МА Хитров (1899), о рождественских и святочных песенных циклах - И.А Божерянов (1895), о купальских обрядах - А. Балов (1897), Н. Костомаров (1901), Н. Степанов (1899), о музыкально-хореографическом оформлении осенней братчины - А. Попов (1854), С. Любецкий (1868) и др. Очень хорошо представлены содержание старой свадебной обрядности в книге Н. Остроумова "Свадебные обычаи в Древней Руси" (1905).

ИЗ дореволюционной литературы по проблемам обрядов и мифов весьма основательным изысканием, на наш взгляд, является вышедший в 1916 году труд Д.К.Зеленина "Очерки русской мифологии".¹ К этому времени знание о мифо-обрядной культуре не только заметно обогатило свою фактологическую часть, но и сделало крупный шаг в построении своей теории. Становление последней проходило в тесной связи с развитием зарубежных исследований, многие из которых были переведены на русский язык. По сравнению с другими книгами на эту тему, у Зеленина заметно богаче категориальный аппарат, лучше выстроены типологии, сделана попытка, углубить понятие о сущности и функциях народной культуры.

В общем контексте научного осмысления протохудожественных явлений учение о мифах и обрядах оказалось тесно связанным с развитием знаний о праздниках. Ведь для народной художественной культуры праздник сыграл очень важную и по-своему уникальную роль по созданию своеобразного досуговоразвлекательного пространства, где органично соединялись художественные (песни, пляски, хоровые, кадрили, уличный народный театр, веселые действия ряженых) и внехудожественные начала (игры, застолье, общение, чествования, состязания). В силу исходно присущей ему природной демократичности праздничное торжество представляло принципиально отличающиеся от будничного время препровождения условия для свободного и открытого проявления своих творческих и исполнительских возможностей буквально всем, без исключения. В настоящем русском празднике никогда не было, в сущности, деления на "артистов" и "публику". Наоборот состояние пассивности здесь вообще не одобрялось, как не одобрялось и неумение спеть, сплясать, принять участие в праздничных играх и развлечениях.

В российской этнографии считается, что начало научной разработки эортологических (праздниковедческих) проблем было положено И.М. Снегиревым.¹ Именно он увидел в праздничной культуре общества могучее средство сохранения духовного своеобычия, свободы и глубинных основ народного дyxa. Праздники в его трудах впервые стали рассматриваться как социальный и социопсихологический механизм укрепления национальной сплоченности, солидарности и единения.

Заслуживают внимания на последующих этапах работы М.В. Леонтовского о весенних народных праздниках (1883), В.Ф.Миллера о масленице и карнавальных увеселениях (1884), А.М.Калмыковой об особенностях праздников у разных народов и многонациональной России (1903).

С наступлением советского периода отношение к разработке празднично-обрядовых проблем существенно меняется. Старая обрядность получает, как уже говорилось, резко отрицательную оценку. Новая - остается на уровне попыток формирования, причем чаще всего неудачных. В целом говорят и пишут об обрядах достаточно много. Но все это за редким исключением делается на уровне примитивных агитпроповских методичек и поэтому научного интереса не представляет. Положение начинает выправляться лишь с середины 70-х гг. XX века.

Характерным примером изменяющегося отношения к обрядности можно, на наш взгляд, считать монографию В.И. Брудного "Обряды вчера и сегодня".² Книга содержит основательный очерк по истории, рассматриваемой проблемы. Здесь много ссылок на незаслуженно позабытых к этому времени И.М. Снегирева, И.А Сахарова, П.В. Шейна, В.Н Всеволодского-Гepнгpocca.

Активно используется соответствующая этнографическая, литература и научные публикации по истории культуры – Л.Я. Штеренберга, В.Ф. Зыбковца, С.А. Токарева, А.Д Авдеева, Ю.И. Семенова и др. Основательно анализируется практика подготовки в проведения таких обрядов, как имянаречение, свадьба, дни совершеннолетия, проводы в армию, праздники урожая, проводы зимы, встреча весны и др.

Книга В.И. Брудного интересна тем, что она наглядно отражает реальные противоречия рассматриваемого периода. С одной стороны, автор еще крепко держится за постулаты советской идеологии. Главными экспертами по вопросам религии и религиозных верований в монографии выступают И.И. Скворцов-Степанов и Е.М. Ярославский. Однако сквозь толщу этих канонов уже пробиваются новые требования времени и ощущается явная неудовлетворенность сложившимся положением в области обрядовой праздничной культуры. И, конечно, совсем не зря так много цитируется автором В.В. Вересаев - первый в советский период бунтарь против игнорирования опыта исконной русской обрядности с ее тягой к широкому использованию художественных средств, интереснейшим образом, разработанным ритуалам, с ее прямой непохожестью на утвердившиеся затем сухие обряды заседания с их усиленной идеологической начинкой. Это уже первый шаг к тому, что потом будет называться возрождением обрядово-праздничных традиций. Шаг робкий, с оглядками и оговорками, но, тем не менее, полезный и своевременный. Много интересных работ по проблеме обрядного и народного искусства появилось в70 – 80 гг. XX века. Среди них, на наш взгляд, следует в первую очередь отметить работы В.К Соколовой о поэтике русской масленицы, о майской песенно-танцевальной обрядности Г.Г. Шаповалова, о хоровых песнях в весенних игрищах Е. Рудневой, купальской обрядности В.А. Смирнова.

Значительно углубилось изучение русской свадебной обрядности. Активно включились. В исследование этой проблематики И.Е. Карпухин, В.И. Жекулина, Ю.Е. Красовская, Т.Е. Макошина, Е.Н. Разумовская, В.Л. Федорова и другие. В центре внимания исследователей оказались такие вопросы, как жанровый состав сватовского фольклора, символика свадебной лирики, классификация свадебных песен, хороводы в свадебном обряде, свадьбы и загадки, свадьба и сказки, символика сватовства, девичник в свадебном ритуале, величальные свадебные песни, корильные песни, типология свадебных причитаний, свадебная лирика, диалог в свадебном обряде, смех в жанровой системе свадебного обряда, классификация основных напевов свадебных песен, ритмика стиха в свадебной поэзии и пр.

Крупным вкладом в разработку проблем развития обрядового фольклора можно считать книгу К. Чистова и Б. Чистовой "Русская народная поэзия".¹ Авторам удалось собрать, типологизировать и снабдить научным комментарием художественный репертуар, входящий в состав календарной, семейной и т.н. окказиональной обрядности. Сборник содержит уникальную обрядовую поэзию по разделам: колядки, Новый год, масленица, веснянки, егорьевские, волочебные, Троицкие, русальские, купальские, петровские, жнивные. В семейно-обрядовый цикл вошли песни, связанные со сватовством, смотринами, сговором, девичником, приездом молодых в дом невесты и дом жениха и т.д.

Роль и место народного искусства в обрядово-праздничной культуре основательно освещаются в книге В.Е. Гусева "История русского народного театра"². Особо много внимания уделено автором художественному насыщению хороводных и карнавальных игрищ.

Несомненный интерес в плане рассматриваемой нами проблемы представляют публикации по вопросам обрядности Г.Г. Блиновой, Л.И. Брудной, 3.М. Гуревич, И.У. Дмитриевой, И.И. 3емцовского, В.П. Левкович, В.А. Руднева, И.Р. Суханова, Л.А. Тульцевой и других авторов.

В нашей отечественной науке о народном творчестве довольно обстоятельно изучена обрядовая поэзия, и, прежде всего песенное сопровождение обрядов. 3десь было проделана не только громадная собирательская работа, но и проведены прекрасная классификация и анализ собранного материала. Появилось громадное количество сборников, которые включили в себя самые разнообразные календарно-обрядовые песни: новогодние, масленичные весенники, егорьевские, семицко-троицкие, русальские, купальские, петровские, жнивные, а также предсвадебные, свадебные и послесвадебные, величальные, корильные, рекрутские, костромушные, волочебные и многие другие.

В российской фольклористике, а затем и в общей теории народного художественного творчества подробно прослежена эволюция обряда. Мы имеем в виду его развитие от еще слабо обеспеченного в художественном плане мифического ритуала (здесь ударение делалось на элементарное прошение и задабривание таинственных сил) к обряду, расцвеченному песнями, танцами, театральными действиями. В истории этого развития можно наглядно увидеть постепенное ослабление магического начала и последовательное усиление художественно-развлекательной стороны обрядности.

Однако, оценивая в целом нашу отечественную литературу по фольклористике, нетрудно заметить, что есть и некоторые пробелы. Например, понятия "миф", "мифический ритуал" и "народное художественное творчество" в публикациях многих исследователей весьма слабо корреспондировались между собой. Это, в свою очередь, серьезно мешало формированию обоснованных представлений о динамике славянской, а затем и русской духовной культуры в целом. Процесс развития культурных ценностей при таком подходе воспринимался не как единый вектор, а как нить, порванная на слабо связанные, затем или вовсе несвязанные куски. Этому способствовал ряд обстоятельств. Прежде всего, наблюдалось недостаточно четкое определение природы и сущности самих составляющих. Применительно к мифам, мифическим ритуалам и народным искусствам в собственном смысле слова с трудом выявлялось общее и особенное. В этих условиях свободно проявлялись две нежелательные крайности: одни исследователи действовали по принципу "вали кулем" (вспомним первые фольклорные сборники), другие (что было гораздо чаще) - воздвигали между мифами, ритуалами, обрядами, фольклором совершенно непреодолимые стены и относили их к разным и невзаимосвязанным группам социокулыурных явлений. Не оправдала себя предельно жесткая в своих суждениях трудовая концепция происхождения и развития народной художественной культуры. Многообразные явления искусства явно не умещалось в прокрустовао ложе этой формулы.

В заключение еще раз подчеркнем, что рассмотренная нами художественная коннотация, связанная с наличием у обыденных жизненных явлений. Сопутствующего эстетического значения, наблюдается уже в самых ранних формах традиций, обычаев, обрядов, праздничных торжеств и практически у всех видов мифологии. На определенном этапе зародившаяся на этой социокультурной почве художественность начинает обретать все большую и большую автономию и, в конце концов, превращается во вполне самостоятельную форму общественного сознания и общественной жизни в целом.