19) «Моление» Даниила Заточника. Личность, стиль, жанр

Существует несколько редакций этого произведения, именуемых «первая» и «вторая». Две основные редакции, сохранившиеся в рукописной традиции, имеют название «Слово» и «Моление» Даниила Заточника.

Правдоподобнее всего будет допустить, что оригинал заключал в себе элементы так на­зываемых и «первой» и «второй» редакций. С точки зрения конкретности, фактической наполненности и историчности, а также присутствия личного начала все преимущества на стороне так называемой «второй» редакции. Из неё, и толь­ко из неё, уясняются конкретно те личные жизненные обстоятель­ства, которые побудили автора обратиться за помощью к княже­ской власти. Автор находится в экономической зависимости от бояр и хочет избавиться от неё при помощи князя. Эта зависимость и является источником всех тех бедствий и того морального унижения, о которых он столь энергично заявляет князю. Из этого его незавидного положения логически вытекают те возможные способы изменить к лучшему свою судьбу, о которых идёт речь в «Молении»,— же­ниться на богатой или стать монахом. Ни тот ни другой путь его не прельщает по причинам, которые тут же указываются. Все эти конкретные черты, характеризующие авторскую индивидуальность, стираются в так называемой «первой» редакции. Автор там пред­стаёт перед нами в обобщённом образе библейского бедняка, от ко­торого отвернулись его ближние и который терпит напасти, точно неизвестно — от кого; социальная позиция его и его врагов неясна. Без всякой логической связи в его обращение к князю врывается бурный и несвязный памфлет против женщин; после рассуждения о добрых и лихих думцах, также не связанного с предшествующей речью, следует обширный выпад против «злых жён».

Произведение Даниила – своеобразная челобитная маленького человека к могущественному князю, способному проявить милость к подданному и затупиться за него. «Слово» адресовано князю Ярославу Владимировичу; вероятно, имеется в виду правнук Владимира Мономаха, княживший в новгородской земле в конце XII века. «Моление» же обращено к Ярославу Всеволодовичу, сыну Всеволода Большое Гнездо, княжившему в Переяславле Суздальском в первой трети XIII века. Некоторые исследователи полагают, что «Слово» - позднейшая переработка «Моления».

По этим спискам «Моление», как и в «первой» редакции, начинается витиеватым обращением, адресованным пока, впро­чем, не к князю, а к «братии», как и в «Слове о полку Игореве». Автор очень высокого мнения о своей мудрости. Он предвкушает славу, которой будет окружено его имя. Вслед за этим вступлением общего характера идёт обращение непосредственно к князю Ярославу Всеволодови­чу, многократно сопровождающееся одними и теми же начальными словами: «Княже мой, господине!»

Вначале автор старается вну­шить к себе сострадание со стороны князя: все окружающие кня­зя, как солнцем, согреваемы милостью его; только он один — как трава, растущая в тени. Далее следуют первые, пока ещё в общей форме выражен­ные заявления социального протеста, восходящие, как к источнику, а к «Премудрости Иисуса сына Сирахова»: богатого человека везде знают, даже в чужом городе, а убогий и в своём городе ходит никем незнаемый; богатый заговорит — все молчат и слова его до облаков возносят, а убогий заговорит — и все на него закричат, ибо чьи одежды светлы, тех и речи почтенны. Но автор предлагает обра­тить внимание не на внешний его облик, а на внутренние качества: если он и скуден одеянием, зато разумом обилен; если юн возра­стом, то стар смыслом и парит мыслию, как орёл по воздуху. Прося князя о милости и внимании, он представляет себе отношение между ним и собой в идиллически-сентиментальных то­нах: «не зри на мя, аки волк на агнца,— говорит он,— но зри на мя, яко мати на младенца». Такая просьба Даниила о материнском участии далее дополняется просьбой не оставить его, как его оста­вили отец и мать,— неясные указания на какие-то семейные нела­ды, бывшие одной из причин злоключений автора. Тут же он пря­мо открывает свои карты: если он не слишком храбр на рати, зато силен в словах, и это признание сопровождается рядом цитат и из­речений, имеющих целью показать преимущества умных советни­ков перед храбрыми воинами, не богатыми умом. После этого автор сообщает о том, что он пострадал под рабским ярмом и испытал всю горечь холопской зависимости от бояр. Князь, может быть, посоветует ему жениться, взяв богатую жену, продолжает автор, но тут же решительно возражает на это, приводя ряд доводов против женитьбы на злых жёнах ради приданого. Он не скупится на резкие выпады против женских пороков, варьируя популярные средневековые инвективы по адресу «злых жён», очевидно, не допуская даже мысли о том, что жениться мож­но и не на злой жене. Категорически высказывается он и против другого возможного выхода из бедственного положения — поступ­ления в монахи: лучше в бедности окончить свою жизнь, чем, при­няв монашество, солгать богу: многие, уйдя от мирской жизни и став иноками, вновь возвращаются в мирское житие, как псы на свою блевотину; где свадьбы и пиры, тут и монахи и монахини со своим беззаконием: приняв на себя ангельский образ, имеют блудный нрав; пребывая в святительском сане, ведут себя безрас­судно.

Литературный жанр «Моления» имеет свои аналогии в средне­вековой европейской литературе. В качестве таких аналогий иссле­дователями приводятся просительные обращения — поэмы визан­тийских хронистов XII в. Михаила Глики и Фёдора Птохопродрома, просительная элегия монаха IX в. Эрмольда, отправленная им из заточения сыну Людовика Благочестивого, «Пословицы» не­коего итальянского заточника XIII в. в Бари и др. Но нет ника­ких оснований предполагать непосредственную связь этих произве­дений с «Молением».

Среди произведений древнерусской литературы имеется ряд памятников, которые не укладываются в традиционные рамки жанровой системы. Одним из таких выдающихся явлений литературы конца XII- первой трети XIII является «Моление» Даниила Заточника.

Представляя собой настойчивую и патетическую просьбу к кня­зю об освобождении от рабства и нищеты, «Моление» в то же вре­мя является злой сатирой на людей и на порядки, которые отягча­ют жизнь человека и порождают социальную и моральную неправ­ду. Крайне впечатлительный и очень остро реагирующий на окружающее его зло, автор «Моления» обличает всех тех, кого он считает виновниками общественного зла и социальной неспра­ведливости, будь то бояре, монахи или женщины.

Но и это самоуничижение паче гордости не ослабляет того основного мотива, который проходит через всё «Моление». Мотив этот — страстная и убеждённая защита чело­веческой личности и человеческого достоинства независимо от социального и имущественного положения и в то же время непо­колебимая уверенность в том, что ценность человека и его право на внимание и уважение определяются прежде всего его интеллек­туальными качествами. Ни в одном произведении предшествую­щего периода русской литературы личное начало не заявляется так энергично и настойчиво и так принципиально, как в «Моле­нии».

Даниил — боярский холоп, горестно переносящий свою холопью службу у какого-то немило­стивого боярина. Он просится в холопы к князю в надежде выслу­житься у него и со временем стать его свободным дружинником. Это совершенно ясно из того, что он рассказывает о судьбе прислужника у бояр и княжеского холопа: Лучше ему пить воду в доме князя, нежели мёд в боярском дворе; лучше получить испечённого воробья из рук князя, чем баранье плечо из рук злых господ, ибо часто свой рабий хлеб он ощущает как полынь в устах, и питьё своё он раство­ряет со слезами.

Утверждение, что Даниил был холопом, вызывает прежде всего естественное сомнение в том, мог ли холоп, да ещё в XIII в., обладать начитанностью и таким даром литературного из­ложения, какими обладал Даниил. Но мы знаем, что в старину бога­тые люди отдавали своих холопов в учение преимущественно для приготовления из них служителей церкви. Сыном холопа (тиуна) был Феодосии Печерский. Возможно, что и Даниил был отдан в нау­ку в расчёте на то, что он посвятит себя церковной деятельности. Недаром одним из возможных выходов из его рабского положения, какой может предложить ему князь, является монашество.

Возможно, что Даниил не был прирождённым холопом и по­пал в это состояние за долги. На такое предположение как будто наталкивает нас жалоба его на то, что друзья и ближние его дру­жились с ним, пока он пребывал в благополучии, и отвернулись от него, как только на него свалились напасти.

Даниила можно рассматривать как своего рода интеллигента XIII в., пытающегося проложить себе дорогу в жизни исключи­тельно при помощи своего книжного таланта и своих умственных дарований.

По всей видимости, «Заточник» - прозвище, намёк на социальный статус этого человека, который был сослан, заточён, закабален по тем или иным неизвестным нам причинам. По крайней мере, ниоткуда из текста «Моления» не видно, чтобы Даниил когда-либо был заточён, и таким образом как будто ничем не оправды­вается наименование его «заточником». Поэтому достаточно прав­доподобна догадка В. М. Истрина, предполагавшего, что наш Да­ниил позже был спутан с каким-то другим Даниилом, о котором существует летописное упоминание под 1378 г. как о заточённом на озере Лаче.