Национальные особенности реагирования на кризисную ситуацию

Психологическую помощь детям и подросткам, побывавшим в позиции заложников, нельзя забывать о главных людях в их жизни – родителях, которые являются «косвенными жертвами» террористического акта. И тогда процесс психологической реабилитации и возрождения из боли может стать совместным. Более того, в процессе совместного переживания последствий террористического акта появляется шанс преобразовать детско-родительские отношения, не только укрепить их, но и сделать более зрелыми.

Сегодня много пишут об особенностях «кавказского менталитета». Психологу-консультанту необходимо знать культурные и семейные ценности жителей этих республик, которые влияют на поведение и переживания взрослых в экстремальной ситуации и могут затруднить процесс реабилитации детей и их родителей.

Вот основные из них:

• отрицание боли и слабости;

• упор на молчаливое героическое страдание;

• альтруистическая стойкость в преодолении каждодневных лишений;

• чрезмерная фиксация взрослых на своих детях как защита от своих собственных чувств;

• нежелание сообщать детям о смерти близких из-за страха вызвать враждебное отношение ребен6ка к себе (это приводит к тому, что дети интуитивно чувствуют потерю, но остаются наедине с неотреагированными чувствами, не могут разделить со взрослыми переживание горя) (10).

«Как общаться со своим ребенком?»

Пример консультирования женщины пятнадцатилетнего мальчика, который был заложником в бесланской школе. Маму беспокоило, что сын стал совсем чужим, как будто окаменел, замкнулся в себе, ни о чем не рассказывал, не мог посещать кадетский корпус, молча уклонялся от любых попыток мамы позаботиться о нем, лишь твердил, что должен помочь тем соотечественникам, кто оказался в больницах. Маме было непонятно, как себя с ним вести, что делать, чтобы не навредить. Основной запрос женщины: «Я не знаю, как подступиться к сыну. Он вернулся какой-то чужой. Все время молчит. Оживляется, только когда по телевидению идут сообщения о трагедии. Смотрит и сердится. Кричит, что все врут, скрывают правду, там было гораздо больше людей… Я пытаюсь выключить телевизор, отвлечь его, но это не помогает. Он весь в этом. Я боюсь за него. Что делать? Как общаться со своим ребенком?»

Чрезмерная забота родителей лишь усиливает травматичность ситуации. Родители «заражают» детей, добавляя к их неизбежным при экстремальной ситуации архаическим страхам еще и свои собственные страхи.

Такую реакцию родителей можно понять: ожидая развязки трагедии, они несколько дней балансировали на грани между надеждой и отчаянием. Именно поэтому их порыв («прижать покрепче», «спрятать», «сохранить», «уберечь») – вполне естествен. Однако как бы ни хотелось спрятать, заслонить от жестокостей жизни своего вновь обретенного ребенка – это тупиковый путь. Он лишь усиливает травматизацию детей, но ни как не помогает справиться с ней.

Разрушение картины мира

По разрушительности своего воздействия на человека ситуация террористического акта принципиально отличается от ситуаций природных и техногенных катастроф. То, что переживает человек в этой ситуации, выходит за пределы обычного человеческого опыта: человек стоит перед лицом смерти, причем своей собственной. Он испытывает страх за свою жизнь, ужас, ощущение беспомощности. Он переживает то, что пережить нельзя: внезапность нападения, унизительную зависимость от воли другого человека, насилие, бесчеловечное обращение, становится свидетелем гибели других людей и т.п. А главное, что источником всех этих страданий выступает другой человек.

Исследования психологов и психиатров показали, что наиболее интенсивной, длительной, разрушительной оказывается реакция пострадавшего на человеческий стрессор (теракты, пытки, изнасилование), то есть на угрозу, исходящую от других людей. Сверхэкстремальные ситуации, подобные бесланской трагедии настолько разрушительно действуют на личность, что не только дезорганизуют поведение, но и «взрывают» базовые структуры всей личностной организации. У человека разрушается привычная картина мира, а вместе с ней и вся система жизненных координат.

Клиентка возбужденно говорит, почти взахлеб. А когда поток слов иссякает, становится похожей на маленькую, перепуганную девочку. Руки женщины живут сами по себе: сначала они нервно сжимают друг друга, потом начинают механически разглаживать ткань одежды. Затем с отчаянием, тихо произносит: «Для меня жизнь после 1 сентября – это все равно что жизнь после смерти. Ну что это я о себе? Ведь я все эти дни здесь была, в Москве, в безопасности… Даже не знала, что он в этой школе. Родные не сообщали, чтобы не мучилась. А вот он был там, в этой школе. Ему-то тяжелее, чем мне… Как мне себя с ним вести?»