Двухосные вагоны-теплушки 1941 года [49]

С некоторыми бойцами Красной Армии у меня потом завязалась переписка, иногда продолжавшаяся ни один месяц и даже год. Жалко, что я не сохранил эти письма.

Письма Войны [50]

В это время многие из нас хотели участвовать в войне. Мы даже немного завидовали взрослым. Я мысленно представлял себя с винтовкой и биноклем, стреляющим по врагу из пулемёта. Об этом же мне снились сны, в которых, конечно, мы всех легко и быстро побеждали. В них, этих снах, я даже был представлен к самой высокой награде Родины! Пока я мечтал, кто-то из старшеклассников (по-моему, это был Борис Палкин), числящийся в неуспевающих и среди «хулиганов», прибавив к своему возрасту необходимое количество лет (два или три года), ушёл вместе с отцом Василием Ивановичем Палкиным добровольцем на фронт.

Может быть, именно в эти, для нас детей ещё полувоенные дни, мне и моему другу Мише Глебову, ужасно захотелось сбежать …в партизаны. Недолго думая, пошли на станцию Кунцево, залезли в пустой металлический вагон в виде корыта, предназначенный для перевозки зерна, и доехали до Можайска. В это время моя мама и родители Миши хватились нас. Ребята сказали, что мы уехали …на фронт. Родители тут же подняли тревогу. Сообщили, куда следует. И почти сразу же нас обнаружили, сняли с поезда и вернули домой.

Как известно, в начале войны события на фронте складывались не в нашу пользу. Каждый день Советское Информбюро грустным голосом Юрия Левитана (41) сообщало о положении на фронте. Эти Сообщения в отличие от их даты почти не отличались друг от друга: «В течение – число и месяц – продолжались упорные бои с противником на всем фронте. Особенно упорные бои шли на западном направлении, на котором части Красной Армии отбили несколько ожесточенных атак вражеских войск» (42). От ежедневного, утром и вечером, их повторения не трудно было выучить их наизусть… И тем не менее в них всегда жила надежда на благополучный исход войны. Она подкреплялась статьями из газет «Правда», «Известия», «Комсомольская правда», «Вечерняя Москва», которые читали взрослые и пересказывали нам потом.

Но людская молва жила по другим законам и была точнее и беспощаднее. Из неё мы знали реальное положение дел на фронтах: что мы отступаем и сдаём города. Отец Игоря Журкина, у которого дома находился радиоприёмник, был вынужден в срочном порядке сдать его в отделение милиции. Репродуктор, размещённый на терраске нашего дома, замолчал.

Наконец, в начале июля по радио мы услышали долгожданную речь Сталина. Её потом не один раз повторяли. Затем впервые прозвучала незабываемая песня-набат:

Вставай, страна огромная,

Вставай на смертный бой

С фашистской силой тёмною,

С проклятою ордой!

Пусть ярость благородная

Вскипает, как волна, -

Идёт война народная,

Священная война!

Дадим отпор душителям

Всех пламенных идей,

Насильникам, грабителям,

Мучителям людей!

и ещё:

Гнилой фашистской нечисти

Загоним пулю в лоб,

Отребью человечества

Сколотим крепкий гроб! (43)

Стало окончательно ясно – страна в огромной опасности и быстрой и лёгкой победы не будет.

Когда ровно через месяц после начала войны 22 июля 1941 года на наш посёлок посыпались первые бомбы, я, наконец, понял, что такое война. Но всё равно продолжал верить в нашу победу.

Как сейчас вижу. Летит самолёт и от него отделяются бомбы, которые с нарастающим визгом несутся к земле. И кажется, что они летят прямо на тебя. И от их взрыва всё сотрясается вокруг и так страшно становится, что буквально мороз по коже. Трудно поверить, но со временем к этим бомбардировкам я стал относиться значительно спокойнее. Позже я узнал, что для психологического воздействия на атакуемых, немцы специально на стабилизаторах некоторых бомб крепили так называемые «свистульки», которые иногда они называли «Иерихонскими трубами». Именно, из-за них, падающие бомбы издавали такой пронзительный свист (44).

Почти сразу же рядом с каждым домом (деревья и кустарники пришлось спилить) взрослые начали рыть небольшие – два метра в глубину и три-пять метров в ширину – землянки с односторонним входом и выходом. Стены обкладывали досками, ставили на земляной пол одну или две скамейки, сверху всё это сооружение накрывали деревом, листом железа или толем, а затем для маскировки присыпали землёй с травой.

Конечно, главной задачей войск противовоздушной обороны Красной Армии было не дать самолётам противника активно бомбить Москву и сделать всё возможное и невозможное, чтобы свести к минимуму бомбардировку столицы. Поэтому очень многие самолёты фашистов вынуждены были сбрасывать весь свой бомбовый запас на территории Кунцева.

Для того чтобы самолёты противника не могли вести по наземным объектам низкое прицельное бомбометание, красноармейцы (часто это были совсем юные девушки) поднимали высоко в небо заградительные, большие по размерам баллоны с гелем, очень похожие на тросовые аэростаты, образуя из них надёжную завесу, и одновременно из зениток вели шквальный огонь по самолётам противника. Благодаря этому прямых попаданий бомб в наземные объекты почти не было.

Но иногда они, всё-таки, достигали цели. Так однажды одна из бомб точно попала в трёхэтажный дом. Он находился рядом с платформой «Рабочий посёлок» – там, где сейчас живёт Галя Щербакова. Дом был полностью разрушен, кругом валялись куски арматуры, погибли люди, в том числе ребёнок.

Ещё одна пятисоткилограммовая бомба упала уже недалеко от нас, рядом с домом, где жили семьи брата и сестры Кирсановых (улица Первомайская). Образовалась очень большая воронка, которая со временем превратилась в небольшой пруд. Около их дома было вырыто сразу две землянки, в одной из которых прятались две девочки и мама. И их засыпало землёй из образовавшейся воронки. Несмотря на то, что подоспевшие на помощь соседи всех быстро откопали, контуженные женщина и её дети с большим трудом и только с помощью людей смогли выбраться из укрытия. Потом они ещё долго чувствовали себя плохо. А дом остался цел, но от взрывной волны в нём выбило несколько стёкл.

Тут же всех заставили делать светомаскировку – затемнение окон. На окна вешались тёмные покрывала, одеяла или тёмная ткань. Было приказано также во всех домах обклеить окна бумагой крест на крест. Это делалось для того, чтобы, когда от сильной взрывной волны оконные стёкла разбивались, их острые осколки не могли сильно поранить находящихся в квартире. Именно за этим занятием меня как-то застала неожиданная бомбёжка. Бомба разорвалась недалеко от дома, разбив воздушной волной наши окна вдребезги. Я упал и с ног до головы был засыпан осколками стёкл, и мама потом долго и осторожно освобождала меня от них.

После взрыва бомб их осколки как пулемётная очередь – тра-та-та-та – прошивали землю и крыши домов. И я потом очень любил их собирать и коллекционировать. Они были разной формы и переливались на солнце. Долгое время я хранил их в ящике моего письменного стола: он просто забит был ими. Жалко, что потом они куда-то делись.

С первыми бомбардировками Кунцева сразу же началась эвакуация людей. Первыми стали уезжать родственники высокопоставленных железнодорожников (дети и взрослые непризывного возраста) и некоторые еврейские семьи.

Уже в июле в город Троицк Челябинской области эвакуировалась семья Иды Шамшуриной: два её брата и мама.