книги2 / 263

чий XVI в., Семехин Николай – талантливый часовщик XIX в., Горбунов К.А. – крепостной живописец-портретист XIX в., Постник и Барма – строители храма Василия Блаженного в Москве, Выродков И.Г. – фортификатор XVI в., Чохов А. – пушечный мастер XVI в., отливший «царь-пушку», и другие [30: 340].

Представляет интерес с этой точки зрения оценка, которую дал Горький историческому роману А. Чапыгина «Гулящие люди». Указав, что роман не дает достаточно ясного представления о народе, важным упущением он считает также то, что автор не обратил внимания на ярыжек, этих природных артистов из народа, игры которых были характерным явлением XVII века. Горький писал Чапыгину по этому поводу: «Мне кажется, что Вы упустили хороший случай показать кабацких ярыжек с их кощунственными забавами – пародиями на обедню, на отпевание пьяных, как “усопших”, а это очень интересно. Ярыжкито, видимо, замещали глумцов и скоморохов, может быть, зарабатывая этим делом даровую выпивку. Отметить забавы ярыжек у нас еще никто не удосужился, а ведь Петр Алексеевич, на мой взгляд, у них позаимствовал идею “Всешутейского собора”» [30: 347].

Постоянно напоминая писателям о фактах народной жизни, которые еще не нашли своего художественного воплощения, Горький особо подчеркивает ту мысль, что народ является не только объектом, но и субъектом истории. Вот почему он требует от художественной литературы, чтобы она всесторонне показывала народ – и в борьбе, и в созидании, в «бурях классовых драм» и в культурной деятельности, чтобы внимание писателей привлекали не только всем известные исто­ рические деятели, но и забытые имена «простых» людей, отмеченных талантами и внесших свой вклад в сокровищницу мировой культуры.

Горьковские идеи о роли народа в истории нашли широкое отражение в последующей исторической прозе.

Вэпопее С. Сергеева-Ценского «Севастопольская страда» народ, представленный солдатской и матросской массой, показан как главная сила, отстаивающая интересы Родины, честь нации.

Вромане А. Степанова «Порт-Артур» подлинный патриотизм проявляют рядовые защитники крепости, противопоставленные генера- лам-капитулянтам.

Вроманах В. Шишкова («Емельян Пугачев») и С. Злобина («Степан Разин») отчетливо проводится идея, что народные массы являются истинными творцами истории и что руководители народных движений лишь в процессе развития событий, под влиянием масс, уясняют себе свои исторические задачи.

110

Народ – главный герой в романе Н. Рыбака «Переяславская рада». За спиной Богдана Хмельницкого, официального представителя народа, стоят фигуры Гуляй-Дня, Нечипора Галайды, Мартына Тернового, выступающих от имени низов, и их волю, волю «рады» чинит властный гетман.

Вромане Ю. Германа «Россия молодая», посвященном петровской эпохе, главными героями выступают не царь и его сподвижники, а простые люди-труженики, народ-строитель.

Втечение последующих лет появилось немало произведений, в которых в качестве главных или второстепенных лиц фигурируют исторически известные «знатные» люди из народа. О знаменитом литейщике пушек А. Чохове рассказывает В. Костылев в романе «Иван Грозный», об искусном златоустовском гравере Иване Крылатко (Иване Бушуеве) и первом русском золотоискателе Ерофее Маркове (XVIII в.) повествует Е. Федоров в книге «Рассказы о русских умельцах»; одним из основных персонажей романа Ю. Германа «Россия молодая» является кормщик «морского дела старатель» Иван Рябов, в романе В. Шишкова «Емельян Пугачев» выведен изобретатель-самоучка Терентий Волосков, В. Аристов в романе «Смоленск» рассказывает о зодчем Федоре Коне, Н. Задорнов в ряде романов – об отважных русских землепроходцах, С. Марков пишет повесть «Подвиг Семена Дежнева»… Много образов талантливых людей из народа, подлинных и вымышленных, мы находим на страницах романа «Петр I» А. Толстого.

Все это свидетельствует об утверждении тех тенденций в советском историческом романе, за которые неустанно вел борьбу Горький.

*  *  *

В своих высказываниях по вопросам исторической беллетристики Горький выражал мысли, полностью отвечавшие ленинским положениям о партийности литературы. Горький высмеивал тех, кто всерьез принимал легенду о надпартийности художника. Каждый историк и писатель «всегда будет рассказывать о событиях минувших эпох» не бесстрастно, а становясь на ту или другую сторону либо как «судья», либо как «защитник» [26: 217]. Нет писателя, который не был бы теснейшими узами связан с современностью. «Художник прежде всего – человек своей эпохи, непосредственный зритель или активный участник ее трагедий и драм» [26: 217]. К прошлому он обращается, исходя из интересов и задач сегодняшнего дня.

Большое место в высказываниях Горького занимает вопрос о назначении произведений исторического содержания. Они должны пре-

111

следовать те же задачи, что и вся советская литература: воспитывать социалистическое сознание у людей и тем самым содействовать тому грандиозному созидательному труду, каким занято наше общество. На I съезде советских писателей Горький призывал начать «коллективные работы над материалом прошлого – работы, которые помогут нам шире и глубже понять достижения настоящего и требования будущего» [27: 336]. Рассматривая жизнь общества на всех ее этапах как единый неразрывный процесс, Горький исходил из своего тезиса о трех действительностях. На пленуме правления ССП 7 марта 1935 г. Горький говорил: «Нам необходимо знать не только две действительности – прошлую и настоящую, ту, в творчестве которой мы принимаем известное участие. Нам нужно знать еще третью действительность – действительность будущего» [27: 419].

Вэтом настойчивом требовании подчинять художественно-исто- рическую литературу задачам социалистического строительства в нашей стране и проявляется подлинная партийность взглядов Горького. До Горького никто так последовательно и убежденно не говорил о тех конкретных, практических целях, которым должна служить литература о прошлом. Известная мысль Белинского: «Мы вопрошаем и допрашиваем прошедшее, чтобы оно объяснило нам наше настоящее и намекнуло о нашем будущем»178, повторяясь в иных формулировках в статьях Горького, освобождается от неопределенности и утопичности, которые были неизбежны в середине прошлого века, и наполняется конкретным содержанием.

Знание прошлого, по Горькому, призвано играть активную роль, оно должно явиться важнейшим средством, формирующим мировоззрение человека и определяющем его деятельность. Выступая множество раз в защиту исторических знаний, Горький конкретно определял каждый раз их значение для каждой профессии, для каждого возраста.

Вобращении к молодым писателям Горький широко показал те возможности, которые раскрывает перед нами история: «В нашей действительности настоятельно необходимо отмечать, освежать, изображать все то качественно важное, новое, “положительное”, что в ней неуклонно растет. Это новое плохо чувствуется начинающими писателями, очевидно, потому, что они не знают старого и гораздо жаднее прислушиваются к словам, вместо того, чтобы учиться подмечать новое в делах и драматической борьбе прошлого и отжившего с настоящим, начинающим в жизни»179.

178  Белинский В.Г. Полн. собр. соч. Т. 10. С. 398.

179  Горький М. Литературно-критические статьи. М., 1937. С. 322.

112

Встатье «О темах» Горький разработал специальную программу издания исторических книг для читателей детского возраста. Для того чтобы бороться с буржуазными представлениями о мире, проникшими в литературу в эпоху капитализма, «нам необходимо, – говорил Горький, – поднять на должную высоту представление об историческом трудовом человеке, вместителе энергии, организующей мир, создающей свою “вторую природу” – культуру социалистов» [27: 100]. Горький призывал литераторов создавать для детей художественную литературу на исторические темы.

Встатье «О том, как я учился писать» Горький говорит о значении знания истории для рабочих. «В каждом деле нужно знать историю его развития. Если бы рабочие каждой отрасли производства, а еще лучше каждой фабрики, знали, как она возникла, как постепенно развивалась, совершенствовала производство, – рабочие работали бы лучше, чем они работают, с более глубоким пониманием культурно-историче- ского значения их труда, с большим увлечением» [24: 466].

С точки зрения социалистического настоящего и ощутимого коммунистического завтра естественно определяются задачи литературы

опрошлом.

Для того, чтобы почувствовать радость свободного труда, чтобы сознательно и вдохновенно строить новую жизнь, нужно знать все о вековой борьбе народа, о героических подвигах предков, совершенных во имя блага нынешнего и будущих поколений.

Для того, чтобы осознать величие созидаемого коммунистического общества, нужно знать и всю гнусность порядков в эксплуататорском государстве прошлого, построенном на насилии и на принижении человеческого достоинства.

Эта последовательно проводимая тенденция устанавливать «связь времен» по этим двум направлениям делает историзм Горького максимально действенным, органическим, целенаправленным.

*  *  *

Значение Горького в развитии взглядов на исторический роман заключается в том, что он по-новому освещал многие вопросы, трактовавшиеся в литературе. По-новому звучало требование исторической правды в литературе по сравнению с тем временем, когда критиков занимал вопрос не столько о том, как отражается в художественном произведении историческая действительность, сколько об отражении в нем сознания писателя. Тенденциозное переключение внимания на личность автора вместо изучения объективного содержания произве-

113

дения не могло способствовать правильному определению роли худо- жественно-исторической литературы. Горький своими выступлениями направлял на верный путь обсуждение этой проблемы.

Горький расширяет понятие народности в его применении к историческому роману. В 20-е годы в художественно-исторической литературе превалировала тема революционной борьбы и перед писателями ставилась задача изучения прежде всего «родословной революции». Теперь Горьким выдвигается новый аспект проблемы – героем исторической литературы должен стать не только народ-боец, но и народсозидатель, творец материальной и духовной культуры. Эта мысль, как известно, с максимальной четкостью и определенностью была выражена Горьким на Первом съезде советских писателей в утверждении, что «роль буржуазии в процессах культурного творчества сильно преувеличена» и что «наиболее глубокие и яркие, художественно совершенные типы героев созданы фольклором, устным творчеством трудового народа» [27: 302, 305]. Это мнение Горький положил в основу и всех своих выступлений о задачах художественно-исторической литературы. Исторический роман еще почти не касался этой темы.

С наибольшей силой во всех высказываниях Горького звучит требование теснейшей связи литературы с жизнью. Писатель должен смотреть­ на прошлое с «высоты великих целей будущего», с тем, чтобы способствовать его приближению. Актуальность художественноисторической литературы является ее непременным качеством.

Своими высказываниями и всем своим творчеством Горький учил историческому оптимизму, утверждению веры в неиссякаемые силы народа. Эта вера должна была стать мерилом в оценке любого художе- ственно-исторического произведения.

Горький учил умению каждое явление рассматривать в развитии, начиная с его зарождения, с его глубочайших корней, брать вещи целостно, во всем объеме. Эта способность критического мышления была неоценимой в становлении понятий, относящихся к историческому жанру.

Действенную силу имели и многие указания Горького по частным вопросам, касающимся специфики художественно-исторической литературы.

Принципы, выдвинутые писателем, его критические оценки и мнения по отдельным конкретным вопросам представляют серьезный вклад в теорию и практику советского исторического романа.

114

*  *  *

В истории формирования и утверждения поэтики исторического романа крупное место должно быть отведено Алексею Николаевичу Толстому. А. Толстой был не только зачинателем нового этапа в развитии советского исторического романа, но и теоретиком, обобщившим

вмногочисленных статьях, беседах и письмах как свой собственный художественный опыт, так и творческие достижения других исторических романистов.

Мы не ставили себе целью рассмотреть взгляды А. Толстого по всем вопросам исторического жанра, тем более, что многие из них всесторонне освещены в исследовательских работах. Мы остановимся, главным образом, на тех проблемах, которые были предметом споров

втридцатых годах и где голос А. Толстого приобретал особый вес. На протяжении многих лет А. Толстого волновал вопрос о роли

мировоззрения в творческом процессе. Этот вопрос был для него одним из наиболее актуальных, в этом направлении шли его многочисленные поиски, на этом пути постигали творческие победы и неудачи. В конце концов у Толстого складывается твердое убеждение, что без понимания общих законов социальной жизни нельзя создать полноценное в идейном и художественном отношении произведение.

Вопреки буржуазно-идеалистическим измышлениям, согласно которым марксистская идеология якобы сковывает творческую фантазию художника, лишает его свободы и самостоятельности, А. Толстой утверждает, что только марксизм, давая возможность постигнуть законы исторического развития, делает человека «хозяином, распорядителем и творцом истории настоящего и будущего».

В 1933 г., выступая с речью в Коммунистической академии в Ленин­ граде, Толстой высказал ряд принципиальных положений, которые приобретают характер его творческой декларации: «Подлинную свободу творчества, ширину тематики, не охватываемое одной жизнью богатство тем, – я узнаю только теперь, когда овладеваю марксистским познанием истории, когда великое учение, прошедшее через опыт Октябрьской революции, дает мне целеустремленность и метод при чтении книги жизни»180. Чрезвычайно поучительно сравнение, которое Толстой делает здесь между двумя этапами своего творческого пути – тем временем, когда он находился под символистскими влияниями,­ и теперешним его миропониманием. Раньше писатель жил «среди анархии всевозможных ощущений», и так называемая «творческая свобо-

180  Толстой А.Н. Полн. собр. соч.: В 15 т. М.: ГИХЛ. Т. 13. С. 323. Далее все цитаты приводятся по этому изданию с указанием в тексте тома и страницы.

115

да» фактически оборачивалась несвободой, потому что он чувствовал себя растерянным перед «хаосом непонятных явлений», перед потоком смутных «переживаний, страстей». В конце концов создавалось парадоксальное положение, когда писатель, перед которым открывалось бесчисленное множество тем, оказывался, по его словам, «в состоянии бестемья и величайшей неуверенности во всем» [13: 322].

Вывело писателя из «бестемья», творчески обогатило «марксистское познание истории». Оно помогло разобраться в калейдоскопе фактов, научило отличать в истории главное и заслуживающее внимания от второстепенного и несущественного. Марксистско-ленинский метод не только подсказывал темы, но и давал ключ к постижению таких узловых моментов истории, как «восстание Разина, время Петра Первого, восстание крестьян при Екатерине Второй, беспримерная в истории Октябрьская революция» [13: 140]. Именно эти события боль­ ше всего привлекали внимание писателя, оплодотворяли его мысль и нашли воплощение в его произведениях.

Марксистский метод не только помогал находить важные и значительные исторические темы, но и давал научную основу для понимания классовых взаимоотношений, расстановки социальных сил любой эпохи. Писатель обязан руководствоваться не только своим вдохновением, но и требованиями науки, с научной строгостью подходить к изображаемым событиям.

Прокламируя союз науки и искусства в историческом романе, провозглашенный еще Белинским, А. Толстой как бы намечает пути для дальнейшего развития советского исторического романа. Он пишет: «Художнику придается наука (взамен вдохновенных причесок). Сочетать в органический сплав науку и искусство трудно… Мы – первое поколение художников, овладевающих методом в живом процессе строительства жизни по законам великого учения, – мы проделываем трудную работу – онаучиванья художественных рефлексов» [13: 323].

Творчество советского писателя понимается здесь как органическое соединение двух элементов: художественного дарования и марксистской идейности. Только их единством обеспечивается полноценность произведения. Благодаря «живой воде» марксистской науки может быть достигнут подлинный историзм, раскрыты «нетронутые богатства» минувших эпох. Писатель считает эту задачу объединения «трудной» потому, что для многих она связана с известной ломкой взглядов, с перестройкой общего мировоззрения. Неустанную борьбу за повышение идейности, за овладение передовым мировоззрением всегда вел Горький. А. Толстой, называя себя с гордостью представите-

116

лем «первого поколения», таким образом, признает и то, что он как художник целиком принимает этот принцип, и то, что в исторической романистике того времени он не был еще достаточно усвоен.

Однако вследствие идейной отсталости ряда писателей в первой половине 30-х годов появилось немало произведений, искаженно изображавших прошлое. В ряде романов зачеркивалось все положительное в истории русского народа («Дикий камень» З. Давыдова, «Смута» А. Галкина), обедненно и тенденциозно изображалась жизнь классиков русской литературы – Пушкина и Достоевского («Записки д’Аршиака», «Рулетенбург» Л. Гроссмана), продолжали выходить фактографические произведения, лишенные философского осмысления событий и регистрирующие лишь единичные факты («Непобежденный пленник» В. Язвицкого, «Повесть о механикусе Ползунове» В. Тренина

иН. Харджиева), или романы, в которых необычайные приключения

ианекдотизм скрадывали подлинные отношения эпохи («Екатерина» А. Мариенгофа, «Беспокойный век» А. Шишко) и др.181

Все эти произведения свидетельствуют, в одном случае, о невысоком художественном мастерстве писателей, в другом – о беспечном отношении к исторической правде, в а целом – об отсутствии того соединения науки с искусством, о котором говорил А. Толстой.

Ив теоретических спорах и высказываниях того времени Толстой не раз констатировал непонимание того, что формальное мастерство в художественном произведении должно быть одухотворено высокой идейностью и что без одного из этих двух слагаемых нет искусства. «У нас еще многие думают, – писал он, – что достаточно уметь описать, как над прудом летает ласточка, как задевает она крылом водную гладь, это и есть литература. Несчастье, когда так думают. Отсюда вытек и формализм: описывай себе ласточек, а мыслить, в сущности, необязательно при этом. Блаженной памяти РАПП насаждал противоположный взгляд: литература, мол, только пропаганда идей, поэтому мастерство необязательно. Опять в лоб получается. Без художественного мастерства и пропаганда в литературе – не пропаганда» [13: 537].

Анархические, стихийнические настроения в вопросах истолкования художественного творчества были еще широко распространены среди писателей и критиков. Участвуя в дискуссии «О художественном образе», организованной «Литературной газетой» в 1934 г., Артем Веселый развивает мысль, что идейность не только не нужна, но и вредна художнику, ибо он способен жизнь постигать интуитивно.

181  См. подробный обзор исторической беллетристики первой половины 30-х гг. в кн.: Андреев Ю. Русский советский исторический роман. М.; Л.: АН СССР, 1962.

117

А. Веселый говорит об ограниченности людей «одношерстных по мировоззрению», потому что истина у них «однолика», а вот «для настоя­ щего художника – безразлично, умудренного опытом или начинающего – тысяча глаз и тысяча уст и все они славят, выражаясь высоким стилем,­ самую глубинную правду и самую совершенную красоту»182.

Очевидно, все многообразие и богатство жизни, ее «правда» и «красота» открываются художнику только тогда, когда он не связан «одношерстным», иначе говоря, общим для всех советских писателей мировоззрением.

С другой стороны, и некоторые писатели, не причастные ни к каким идеалистическим теориям, упрощенно смотрели на художественное творчество и склонны были считать, что им незачем хлопотать об усвоении марксистских идей, потому что правильное понимание жизни гарантирует им их пролетарское происхождение. Известна ироническая реплика Горького в адрес таких писателей: «По линии идеологической славные литераторы наши сугубо беззаботны и даже более того: некоторые хвастают слабостью идейного вооружения своего. Так, например, в какой-то газетке я нашел нижеследующее заявление автора “Цусимы” Новикова-Прибоя: “У меня этого не бывает, чтобы вычеркивать из написанного что-нибудь, хоть строчку… Это вычеркивают те, которые стараются напустить как можно больше идеологии

икоторым приходится сказать: Ты с этой, с позволения сказать, идеологией только срамишь советскую власть. А у меня идеология в крови

иволосах”. О составе крови этого писателя, – продолжает Горький, – мне, разумеется, ничего не известно, но волос на голове его, мне помнится, не очень много, а судя по приведенным его словам – совсем нет волос»183. Горький, как видим, не терпевший зазнайства и самоуспокоенности, своим острым словом не обошел и известного писателя.

Вопрос о роли мировоззрения в творчестве, в наше время не вызывающий никаких сомнений, в 30 е гг. годы был предметом страстных споров. Образовалось даже «течение», обосновавшееся в журнале «Литературный критик» (во главе с Г. Лукачем),­ представители которого утверждали, что писатели могут создавать выдающиеся произведения независимо от своих политических и философских взглядов и даже вопреки реакционному мировоззрению.

А.Толстой был в эти годы далек от такого рода воззрений, которые по существу смыкались с идеалистическими теориями. Советская действительность учила его другому. Он видел, как идеи, заключенные в

182  Веселый А. Потоков рождение // Литературная газета. 1934. №  173. С. 2. 183  Горький М. Собр. соч.: В 30 т. Т. 27. С. 151.

118

программе Коммунистическом партии, становятся могучей реальной силой, меняющей лицо страны. На формирование взглядов Толстого, на направление его деятельности громадное влияние оказало известное Постановление ЦК ВКП(б) от 23 апреля 1932 г. А. Толстой писал об этом: «Переломным моментом моей работы несомненно является историческое решение ЦК партии о перестройке литературных организаций. Это решение позволило мне взяться с новыми силами за литературную работу именно в той области, которая больше всего меня интересует. Решение ЦК партии дает нам, писателям, возможность полностью развернуть свои творческие силы» [13: 572–573].

Толстому были глубоко чужды представления о художественном творчестве как процессе, не освещенном ясным сознанием. Он не разделял мнения, что писатель мыслит только образами. Только первобыт­ ный художник, человек палеолитического века, представлял себе мир исключительно в образах. Современный писатель не может жить без идей. «Я не могу открыть глаза на мир прежде, чем все мое сознание не будет охвачено идеей этого мира, – тогда мир предстает передо мной осмысленным и целеустремленным. Я, советский писатель, я охвачен идеей переустройства старого и строительства нового мира. Вот с чем я открываю глаза. Я вижу образы мира, понимаю их значение, их взаимную­ связь, их отношение ко мне и мое отношение к ним» [13: 356].

Новое видение мира, освещенное марксистской идеей, помогло писателю­ определить и его исторические интересы, найти правильное понимание исторических событий и установить их «взаимную связь».

*  *  *

Мысли А. Толстого о социальной роли художественно-историче- ских произведений, о социалистической идейности как основе правдивого и глубокого воспроизведения событий способствовали утвер­ ждению­ того понимания историзма в литературе, которое так настойчиво проводил Горький.

А. Толстой имел право причислять себя к «первому поколению художников», овладевавших марксистско-ленинской теорией, методом социалистического реализма; именно это давало ему возможность теоретически­ и практически решать многие трудные и сложные задачи в пределах исторического жанра. Работая над «Петром I» и другими историческими произведениями, Толстой не мог оставить без ответа ряд насущнейших для исторического романиста вопросов: как нужно изображать выдающуюся историческую личность, какое место должно быть отведено в романе людям из народа, каким должен быть язык

119