§ 24. Собственность на землю и феодальная иерархия

Чтобы убедиться в полном соответствии формы разделенной

собственности всему строю политических и земельных отно-

шений феодального общества, необходимо прежде всего напом-

-178-

нить приведенные выше высказывания классиков марксизма

о феодальной собственности как сословной собственности

об иерархической структуре феодальной земельной собствен-

ности и тесно связанной с ней системе вооруженных дружин,

о прикреплении крепостного к земле и о внеэкономическом

принуждении как необходимом условии феодальной формы

эксплоатации. (*309). Иерархическая структура феодального обще-

ства была обусловлена необходимостью закрепить и охранить.

монопольную собственность класса феодалов на землю и осу-

ществить  внеэкономическое  принуждение по отношению

к закрепленному за этой землей непосредственному произво-

дителю. Феодальная иерархия была одновременно и земельной

и политической-в первую очередь военной-иерархией.

Отвергая утверждение о том, что феодализм "был перенесен

в готовом виде из Германии", Маркс и Энгельс указывали, что

"его происхождение коренится в военной организации варвар-

ских войск во время самого завоевания, которая лишь после

завоевания, благодаря воздействию найденных в завоеванных

странах производительных сил, развилась в настоящий феода-

лизм". (*310). Именно в своей неразрывной связи земельная ("иерар-

хическая структура земельной собственности") и военная

иерархия ("система вооруженных дружин") обеспечивали "дво-

рянству власть над крепостными". (*311). Iu видели, какое значение

придавало феодальное право регулированию военной повин-

ности (ратной службы) феодала и в какой тесной зависимости

находился объем этой повинности от размера его земельных

владений. Мы видели также, что, отбывая эту повинность

в рядах королевского войска, каждый феодал, за исключением

непосредственно подчиненных самому королю, отвечал за ее

выполнение непосредственно перед своим сеньером и что

последний отвечал перед королем не только за свою личную

явку, но и за явку своих вассалов.

Военной иерархией не исчерпывалось, однако, все содержа-

ние политической иерархии феодального общества. В феодаль-

ном обществе вся система отношений собственности- не только

между феодалом и крепостным, но и внутри самого класса

феодалов-выступает как непосредственные отношения гос-

(**309) См. § 12 настоящей главы.

(**310) К. Маркс и Ф. Энгельс, Соч., т. IV, стр. 64.

(**311) К. Маркс и Ф. Энгельс, Соч., т. IV, стр. 14; см. также извест-

ные положения Маркса о непосредственном политическом характере соб-

ственности в феодальном обществе, о государственном бытии как "свойстве,

акциденции нeпocpeдcmвeннoй частной собственности, землевладения" в гер-

манских майоратах и "о высшей власти в военном деле и в суде" как об

<атрибуте> земельной собственности и феодальную эпоху (К. Маркс

и Ф. Энгельс. Соч., т. 1, стр. 389 и 636-б37; т. XVII, стр. 366).

-179-

подства и зависимости. (*312). В нем "все зависимы-крепостные

и феодалы, вассалы и сюзерены, миряне и попы. Личная

зависимость характеризует тут общественные отношения мате-

риального производства в такой же степени, как и иные,

воздвигнутые на этой основе сферы жизни". (*313). Но личная

зависимость вассала и сюзерена и представляет собой ту поли-

тическую иерархию, которая была непосредственно связана

с земельной иерархией и к которой должна быть отнесена

данная Марксом и Энгельсом в "Немецкой идеологии" характе-

ристика "действительной иерархии средневековья": "Иерархия

есть идеальная форма феодализма; феодализм-политическая

форма средневековых отношений производства и обмена". (*314).

Как известно, формы политической иерархии менялись

на протяжении многовековой истории феодального общества.

Политическая иерархия была очень сложной и разветвленной

в период феодальной раздробленности, значительно менее

разветвленной- в период централизованной феодальной монар-

хии, в которой число ступеней феодальной лестницы неуклонно

сокращалось по мере роста абсолютизма. Но и на том и на

другом этапе политическая иерархия феодализма была нераз-

рывно связана с земельной, (*315), политическая власть феодала-

(**312) К. Маркс и Ф. Энгельс, Соч., т. XIX, ч. 2, стр. 352. Высказанное

Марксом в указанной главе т. III "Капитала" положение о феодальной

собственности как "непосредственном отношении господства и порабо-

щения" формулировано им в применении к отношениям между феодалами

как собственниками земли и зависимыми от них непосредственными произ-

водителями. Это непосредственное отношение собственников условий про-

изводства к непосредственным производителям определяло собой весь

строй отношений собственности, в том числе и внутри господствующего

класса.

(**313) К. Маркс и Ф. Энгельс, Соч., т. XVII, стр. 87.

(**314) К. Маркс и Ф. Энгельс, Соч., т. IV, стр. 157. Мы заменяем

примененное редакторами русского перевода выражение: "отношения про-

изводства и общения"- выражением: "отношения производства и

обмена", как более адэкватным формуле оригинала: "Productions- und

Verkehrsverhaltnisse" (Marx/Engels. Gesamtausgabe, I Abt., V Bd. Die

deutsche Ideologie, S. 168).

(**315) Предусмотренный великокняжескими договорами XIV-XV вв. отъезд

русских бояр к другому князю с сохранением права на высший суд и чрез-

вычайную дань за носителем территориальной власти (см. примечание 293

к §23 настоящей главы) являлся, конечно, некоторым разрывом между

политический (военно-служебной) и земельной иерархией, но, во-первых,

он представлял собой своего рода компромисс в борьбе между лично-

служебным и территориальным началом, и во-вторых, компромисс времен-

ный (несмотря на свою более чем полуторавековую историю), неустойчивый

и внутреннепротиворечивый (ср. Н. П. Павлов-Сильванский, указ.

соч., 1910, co?. 399-400). В зависимости от соотношения реальных сил прак-

тика решала этот спор либo в пoльзу сильнейшего вассала, сводившего на нет

свою земельную зявисимость от носителя территориальной власти, либо

в пользу последнего, лишавшего отъехавшего боярина его вотчины, взамен

eioi?ie этот последний естественно получал вотчину в уделе своего нового

-180-

с его властью над землей. Именно в этом единстве полити-

ческой (включая военную) и земельной иерархии, при которой

каждый член класса феодалов принимал непосредственное

участие в военно-политической защите феодальной монополии

на землю и в осуществлении внеэкономического принуждения,

сказывалась существенная особенность феодального строя,

являвшегося "ассоциацией, направленной против порабощен-

ного, производящего класса". (*316).

Тесным переплетением политических и земельных отношений

было обусловлено и переплетение публично- и частно-правовых

элементов во всей системе феодального права. (*317). Там, где

собственник земли был одновременно и носителем политиче-

ской власти по отношению к населению, жившему на его

земле, где он облагал повинностями и сборами это население

и творил над ним суд и расправу, где он был для него и соб-

ственником и государем, там власть над землей и над людьми,

к ней прикрепленными или хотя бы на ней живущими, слива-

лась в единую власть вотчинника (помещика), в единый ком-

плекс правомочий) которые нельзя было бы отнести только

к сфере политических или только к сфере земельных отно-

шений, только к публичному или только к частному праву.

Власть над землей сливалась не только с властью над трудом

крепостного, но и над его личностью, власть над лицом, от-

давшим себя под покровительство и защиту светского или

духовного феодала (патронат, закладничество), превращалась

в господство над его землей, а отправление любой полити-

ческой функции становилось таким же источником (статьей)

дохода, как и дача земельного участка чиншевику или кре-

постному. Достаточно сослаться на иммунитет, в котором

князя. Подчеркнем также, что этот разрыв между политической и земель-

ной иерархией вообоще имеет малое отношение к проблеме разделенной

собственности, поскольку в своих отношениях и к тому и к другому князю

русский боярин XIV-XV вв. фактически являлся не подчиненным, а ал-

лодиальным собственником.

(**316) К. Маркс и Ф. Энгельс, Соч., т. IV, стр. 14.               

(**317) Частно- и публично-правовые элементы переплетались в феодальном

праве на всех этапах развития феодализма - как на раннем его этапе:

(ср. Viollet, ор. cit., р. 96; Н. С. Михайловская. Каролингский

иммунитет. Сб. "Средние века", вып. II, 1946, стр. 156-157 и 187-189),

так и в развитом феодализме (О. Gierke, ор. cit., II Bd., S. 356-357;

Pollock and Maitland, ор. cit., vol. I, p. 208. - Ср. В. О. Ключев-

ский. Курс, ч. I, стр. 446-447), и даже в позднем феодализме, когда ca

помещиком было признано право полной и по существу свободно отчуж-

даемой собственности (например, в России при Екатерине II), но когда он

продолжал попрежнему соединять в своих руках власть над землей с вла-

стью над крепостным населением (вотчинная юрисдикция или вотчинная-

полиция).

-181-

историки феодализма усматривают один из наиболее характер-

ных институтов феодализма. (*318).

Когда сюзерен, соединявший в своих руках политическую

власть над населением с властью над землей,-был ли им

французский король, (*319), московский великий князь, (*320), пожало-

ванный им местный князь (*321) или московский митрополит, (*322),-

(**318) Об иммунитете в Западной Европе и в России си.: Fustel de

Coulanges. Histoire des Institutions politiques de 1'anelenne France. Les

origines du systeme feodal; le Benefice et le Patronat pendant 1'epoque merovin-

gienne. 1890, pp. XII-XIII, 336 et s. (цит.: "Les Origines etc."); Les Transfor-

mations etc., pp. 661-66?; Esmein, ор. cit., pp. 151-158; Brunner-

Heymann, op. cit., S. 74-75; К. A. Heволин, указ. соч., ч. II (т. IV),

стр. 149-152; Д. M. Петрушевский. Очерки из экономической истории

средневековой Европы, 19J8, стр. 163-167 (цит.: "Очерки"; Д. С. Граме-

ницкий. К вопросу о происхождении и содержании франкского иммунитета.

Сборн. "Средние века", вып. II, 1946, стр. 142-143 и 149-153; Н. С. Михай-

ловская, цитируемая статья в том же сборнике, стр. 154 сл.; В. И. Сер-

геевич. Русские юридические древности. Т. 1, изд. 2-е, 1902, стр. 364-

368; Н. П. Павлов-Сильванский, указ. соч., 1910, стр. 263 сл.;

С. Б. Веселовский. К вопросу о происхождения вотчинного режима,

1926, стр. 23. 35-38, 43-48, 66-71 и 99-102 (цит.: "К вопросу и т. д.");

его же. Феодальное землевладение, т. I, стр. 110-145 и 391-412;

В. И. Сыромятников. Очерк истории суда в древней и новой России.

Сборн. "Судебная реформа", под ред. Н. В. Давыдова и Н. Н. Полянского,

т. 1, 1915, стр. 60-70; С. В. Юшков. Очерки, стр. 59, 158-l59 и 229-237;

История, т. I, стр. 79-32 в 225 и 232; Л. В. Черепнин. указ. соч., стр.

45, 52-53, 60-61. 63, 68-71 и 75; И. И. Смирнов. Судебник 1550 г.

(Ист. зап., т. XXIV, 1947, стр. 296-313); К. В. Базилевич в учебнике:

"История СССР" т. 1, изд. 2-е, 1947, стр. 176-178; см. oae?a общую сводку

содержания русских жалованных льготных грамот: В. Панков. Льготное

землевладение в Московском государстве до конце XVI в. и его политиче-

ское и экономическое значение. 1911, стр. 7 сл.-В. И. Сергеевич, призна-

вая, что "наши льготные владения и западные иммунитеты суть учрежде-

ния однородные", утверждал все же, что "иммунитеты не входят в си-

стему феодализма", что они-лишь "явления, предшествующие фео-

дализму, а не самый феодализм" (Древности русского права, т. III

1903, стр. 471-472).

(**319) См. формулы французских иммунитетных грамот (Diplonies): Fustel

de Coulangei. Les Origines etc., pp. 353, 366-367, 389-393; цит.

сборн. Н. П. Грацианского (стр. 40; перевод грамоты из Marculfi Formulae,

1, №14).

(**320) См. жалованные грамоты Василия II Ивану Петелину от 27 IX 1450

e Ивана III Ивашку Глядящему от 27 VII 1487 (А. А. Э., т. 1, №№ 46 и 120),

а также ряд жалованных льготных грамот XV-XVI вв. в А. Ю. Б., т. 1,

№ 31/I-II, V-VII, IX-X, XII-XIV и XVI-XVII и в "Описании Государ-

ственного Архива старых дел", составленном П. Ивановым, 1850, стр. 206-

209; см. там же жалованные тарханные грамоты московских царей XVI-

XVII вв. (стр. 234- 236 и 248-256).

(**321) См. четырехстатейную несудимую грамоту 1538 г. кв. Ф. M. Мсти-

славского, пожалованного в. кн. Василием III Юхотской волостью, сыну

боярскому Ивану Толчанову, которому кн. Мстиславский в свою очередь

пожаловал в поместье деревню и 10 починков (цит. у С. Б. Веселовского,

К вопросу и т, д., стр. 84).

(**322) См. жалованных грамоты митрополита Ионы 1450 г. (А. А. Э., т. 1,

№ 45), митрополита Филиппа 1474 г. (цит. "Описание Государственного

Архива старых дел", стр. 210-211) и митрополита Макария 1562 г. (А. Ю. Б.,

т. 1, №31 (XXIV).

-182-

выдавал иммунитетную грамоту своему вассалу, он призна-

вал за ним или вновь предоставлял ему ряд прав и привилегий,

совершенно не различая политических прав от земельных или

чисто-имущественных. В жалованных льготных грамотах XV-

XVI вв. в одном ряду упоминалось об освобождении подвласт-

ных грамотчику людей и от сборов и повинностей, носивших

в большей мере государственно-территориальный характер

("ненадобе им моя дань никоторая, . . . ни ям, (*323), ни подвода, ни

тамга..., ни иная которая пошлина", "ни двора моего, ни волосте-

левых дворов не ставят.. ., ни к сотскому) ни к дворскому не

тянут ни во что, ни иные никоторые пошлины"), (*324), и от повин-

ностей чисто вотчинного характера ("ни лугов моих не косят",

"ни езов моих Великого Князя, ни поледнего не бьют", "ни дров

не гонят" "и на медведь не ходят, и прудов моих не копают"), (*325),

и от таких повинностей, как постой и содержание княжеских

вассалов и слуг, (*326), повинностей, которые в условиях феодаль-

ного натурального хозяйства одинаково налагались и госуда-

рями на своих подданных, и сеньерами-на своих вассалов,

а падали всей своей тяжестью на подвластное им население.

Не менее ярким примером переплетения политических

и имущественных элементов являлся и судебный иммунитет.

Как тарханно-несудимые грамоты, так и особые несудимые

грамоты, передавая в руки землевладельцев-грамотчиков суд

над зависимым от них населением и запрещая княжеским

наместникам, волостелям и тиунам въезд в села и деревни

грамотчиков, тем самым не только резервировали за грамотчи-

ками все судебные доходы, но и избавляли подвластное им

население от натуральной повинности по постою и содержанию

княжеских судей. (*327). Особенно наглядно имущественный эффект

(**323) О ямской повинности см.: В. Н. Лешков. Русский народ и государ-

ство. Истории русского общественного права до XVIII в., 1858, стр. 316-326.

(**324) А. Ю. Б., т. 1, № 31/IV-V.

(**325) А. Ю. Б., т. I № 3l/V, IX, XV и XX; А. А. Э., т. 1, №№ 120 и 158.

(**326) А. Ю. Б., o. I, № 31/XIV, XVI, XVIII-XIX и XXII; А. А. Э., т. I,

№ 120. Ci. также жалованные грамоты князя А. И. Воротынского Успенской

Шаровкиной пустыни 1547 и 1561 гг., напечатанные в приложении к статье

акад. С. Б. Веселовского: "Последние уделы в северо-восточной Руси" (Ист.

зап.. т. XXII, 1947, стр. 127-131).

(**327) А. А. Э., т. 1. №№ 17-19, 21, 23, 34-39, 41, 44-47, 120. 122 и 153;

А. Ю. Б., т. I, № 31/I-II, IV- VII, IX-X, XII и XIV-XXIII. Императорской

Российской Академии член Тимофей Мальгин в своем кратком "Опыте

исторического исследования и описания старинных судебных мест Россий-

ского Государства и о качестве лиц и дел в оных" (СПб., 1803) еще не

уделял жалованным несудимым грамотам никакого внимания (он излагает

лишь общие правила ст. 30 Судебника 1550 г. о "сместном суде"-стр. 7).

Констанции Троцына, в подтверждение своего положения о том, что "вла-

дельцы населенных имений всегда были судьями между людьми, жившими

на их землях, в делах гражданских и нередко уголовных", мог сослаться

уже на ряд жалованных грамот, напечатанных в т. I А. А. Э. (История

судебных учреждений в России. СПб., 1851, стр. 40). Ф. Дмитриев в своей

обширной "Истории судебных инстанций и гражданского апелляционного

судопроизводства от Судебника до Учреждения о губерниях" (М., 1859)

неоднократно останавливался на жалованных грамотах и настойчиво под-

черкивал, что "жалованные грамоты духовным лицам давались по преиму-

ществу в качестве землевладельцев, ибо в этом случае суд над крестьянами,

уступался им как источник дохода" (стр. 90; ср. стр. 17, 100-101 и 118).

-183-

несудимых грамот проявлялся в "сместном" ("вопчем") суде,

который разбирал споры зависимых от грамотчика людей

с посторонними лицами и доходы от которого делились, как

правило, "наполы" между грамотчиком и другим участником

"сместного" суда: наместником, волостелем и их тиунами. (*328).

Здесь перед нами такой же пример раздела власти и интереса

(доходов) (*329) между сюзереном и вассалом, как и в тех случаях,

когда сюзерен, предоставляя податной или даже только судеб-

ный иммунитет своему вассалу, обязывал его взамен к уплате

определенных взносов в свою пользу. Так поступали иногда

и французские короли (*330) и русские князья. (*331).

(**328) А. А. Э, т. I, №№ 9,17; 19,44, 46 и 149; А. Ю. Б., o. I, № 31/I, XIV

XX и XXIII. Большинство жалованных льготных грамот монастырям преду-

сматривало, однако, и при "сместном" суде взыскание судебных пошлин

и штрафов в пользу того участника суда, которому был подвластен ответ-

чик - по правилу; "чей человек, того и прибыток" (A. А. Э., т. I, № 181

А.Ю.Б., o. I, № 31/II, V-VII, IХ-Х, XII XV-XIX, ХХI-ХХII; ср.

С. Б. Веселовский, К вопросу и т. д., стр. 48).

(**329) В "сместном" суде, как и в судебном иммунитете в целом, наглядно

проявлялось свойственное феодальному праву переплетение политических

и земельных отношений, публично- и частно-правовых начал. Протестуя

против попыток некоторых юристов сравнивать право суда со всяким другим

частным правом и даже не видеть "никакой разницы иногда между правом

суда и правом собственности, иногда между правом суде и правом поль-

зования", Н. Л. Дювернуа писал: "Если какой-нибудь вотчинник XV в.

ставил рядом в свой доход <татины деньги и хлеб земляной>, то ведь отсю-

да еще очень далеко до того, чтобы он считал себя в суде таким же хозяи-

ном, как на своей пашне" (указ. соч.) стр. 264). Мы думаем, однако, что

вотчинник XV в. считал "татины доходы" таким же доходом своего вотчин-

ного хозяйства, как и "хлеб земляной", что и в вотчинном суде и на вотчин-

ной пашне он чувствовал себя единым хозяином. Если вотчинная юрисдик-

ция и не являлась в главах феодального общества "частным правом"

вотчинника, то столь же мало им являлось и его право на землю, в котором

так же, как и в праве вотчинника на суд, частно-правовые элементы столь

тесно переплетались с публично-правовыми, что не было никаких оснований

их различать. Ср. также Б. И. Сыромятников, цит. статья в сборн.

"Судебная практика", т. 1: "Управление и суд превратились в доходные

статьи ("пути") вотчинного хозяйства. . . Феодальный, вотчинный прин-

цип" превратил судебную власть "в хозяйственную принадлежность поме-

стья-государства" (стр. 61 и 69).

(**330) Fustel de Coulanges. Les Origines etc., pp. 392-396.-

Н.П.Павлов-Сильванский, указ. соч., 1910, стр. 276-277.

(**331) А. А. Э., т. 1, №. 19, 28 и 120; А. Ю. Б., т. I, №№ 31/IV, ХIII

и XVIII

-184-

Мы могли бы умножить показ примеров, свидетельствующие

о тесном переплетении политических и земельных отношений

в феодальном обществе. Думается, однако, что нет необходи-

мости в дальнейшем доказательстве положения о том, что это

переплетение должно быть учтено и при анализе феодальной

земельной собственности, при анализе  взаимоотношений

сеньера и вассала по лену. Противники разделенной собствен-

ности игнорируют или недооценивают неразрывную связь

земельных отношений с политическими в своем стремлении

признать единственным собственником лена либо сеньера, либо

вассала. Когда Гейслер признает proprietas-в смысле соб-

ственности на лен-только за высшим сеньером и делит между

сеньором и вассалом только dominium-в смысле господства

(Herrschaft) над землей и людьми или даже только над людьми, (*332),

то в этом проявляется его общая тенденция отделить и оставить

вне рассмотрения "публично-правовое, политическое значение

ленной системы и ленного права" и ограничиться изучением

системы ленного права только в ее частно-правовом или даже

только в ее вещно-правовом разрезе. (*338). Подобная попытка

разорвать политические (личные) и земельные (вещные) эле-

менты ленной связи между сеньером и вассалом и ограничиться

анализом последних не могла быть последовательно проведена

самим автором уже потому, что, по его собственному при-

знанию, "при наличии тесной связи и взаимодействия между

личными и вещными элементами в ленном праве с прекраще-

нием одного из них должно было отпасть и другое"-прежде

всего при добровольном отказе вассала от лена в пользу

сеньера или при нарушении им вассальной верности по отно-

шению к сеньеру. (*334).                                      

Столь же неприемлема и обратная попытка Д. М. Петру-

шевского трактовать феодализм исключительно как "своеоб-

разную форму государственного устройства и управления,

которую следует строго отличать от того социального строя,

на который она опирается и который делает ее возможной

и при известных условиях необходимой". Связывая возникно-

вение феодализма с иммунитетом, Д. М. Петрушевский при-

зывал ни на минуту не забывать публично-правовой природы

феодальных отношений и строго отграничивать "феодальную

позицию и феодальную власть средневекового сеньера от его

социальной позиции и его частной власти как крупного земле-

владельца и патрона". (*335). Мы видели, однако, что средне-

(**332) Heusler. Institutionen, Bd. II, S. 48-49.

(**333) Ibidem, S. 153-154.

(**334) Ibidem, S. 166.

(**335) Д. М. Петрушевский. Очерки, стр. 164-165; см. его же

статью "Феодализм и современная историческая наука" в Сборнике этюдов

-185-

вековый иммунитет являл собой наиболее яркий пример тесного

переплетения политических и земельных отношений, власти

над населением и власти над землею. Неудивительно, что сам

Д. М. Петрушевский, предлагая "вполне отчетливо представлять

себе" границу, отделяющую феодальную (т. е. политическую, -

А. В.) власть вотчинника от его частной власти, в то же время

признавал, что они находились "в тесном соприкосновении",

нередко переплетались и сливались друг с другом, равно как

признавал и "неспособность тогдашнего юридического мышле-

ния к строгому разграничению частного права и права публич-

ного". (*336). Но ведь эта "неспособность" к строгому разграниче-

нию частного и публичного права коренилась именно в тесном

переплетении политических и земельных отношений, в том, что

и феодальные земельные отношения, в отличие от земельных

отношений буржуазного общества, строились как отношения

господства и зависимости и что земельная иерархия была

таким же необходимым звеном в закреплении всей системы

внеэкономического принуждения, как и иерархия политическая.

Последняя была отражением или, вернее, выражением первой.

Слова Маркса и Энгельса об иерархии Как "идеальной форме

феодализма" и о феодализме как "политической форме средне-

вековых отношений производства и обращения" (*337) могут быть

применены и к соотношению политической иерархии с земель-

ной. Нельзя признавать наличие одной и игнорировать, либо

недооценивать значение другой. (*338). Вот почему мы утверждаем,

из всеобщей истории в честь пятидесятилетия научной жизни Н. И. Каре-

ева, 1923, стр. 114. Тот же отрыв публично-правовых (политических) отноше-

ний феодального общества от частно-правовых (земельных) отношений

характерен и для основной работы Д. М. Петрушевского "Восстание Уота

Тайлера. Очерки из истории разложения феодального строя в Англии"

(изд. 4-е. 1937, стр. 161-162 и 166-167).

(**336) Д. М. Петрушевский. Очерки, стр. 165-166. То же признание

тесного переплетения политических и земельных отношений содержалось

по существу и в утверждении Д. М. Петрушевского, что феодализм в Англии

"конструировав все земельное право страны, как право феодальное, рас-

сматривал каждого землевладельца, как феодального держателя земли,

верховный собственником которой являлся сам король" (цит. статья,

в "Сборнике этюдов и т д."., стр. 118). Ср. признание связи между поли-

тическими и земельными отношениями при анализе положения англий-

ского крестьянства (Д. М. Петрушевский. Восстание Уота Тайлера,

стр. 173)

(**337) К. Маркс и Ф. Энгельс. Соч., т. IV, стр. 157 (см. выше, стр.

179).

(**338) Подобный разрыв политической и земельной иерархии противоре-

чил бы всей истории феодального общества, в котором борьба за власть

и борьба за землю были неразрывно связаны между собой. Достаточно

напомнить всю историю междукняжеской борьбы в период феодальной

раздробленности и драматическую историю борьбы дворян-помещиков

и Ивана Грозного с крупными вотчинниками (см. литературу, указанную

в примечании 132 к § 18 настоящей главы). Ср. также возражения И. И.

-186-

что отрицание института разделенной собственности противо-

речит не только существу реальных взаимоотношений сеньера

и вассала и самому понятию права собственности, но и всему

строю политических и земельных отношений феодального

общества.

Это не значит, что всякая земельная иерархия при фео-

дализме в то же время необходимо была связана с раздробле-

нием права собственности между сеньером и вассалом. Мы

неоднократно подчеркивали, что об этом не приходится говорить

ни по отношению к срочному и пожизненному бенефицию

раннего феодализма, ни по отношению к земельной собствен-

ности вассала позднего феодализма. (*339). Но там, где между

сеньером и вассалом, как это имело место после превращения

бенефеция в наследственный лен-феод, происходил дей-

ствительный раздел власти и дохода (интереса), там этот раздел,

в условиях феодального общества, представлял именно раз-

деленную собственность-в полном соответствии

с общим строем политической и земельной иерархии этого

общества. Вот почему мы думаем, что, вопреки мнению гер-

манских романистов XIX в. и их единомышленников, созданная

глоссаторами и постглоссаторами теория разделенной собствен-

ности была менее всего "академической теорией" (Schultheorie),

хотя она и вышла из стен средневековых университетов. Она

правильно отражала реальные отношения феодального

общества и то, в чем обвиняли ее творцов романисты XIX в.

во главе с Тибо: искажение подлинного смысла римских

источников, (*340)-было ответом на требования жизни, а не на

требования отвлеченной школьной теории. Когда постглос-

саторов обвиняют в схоластическом расчленении единого права

собственности на dominium directum и dominium utile, а каждого

из этих прав-на дальнейшие dominia, то забывают не только

о духе и методах средневековой науки, но и о том, что именно

при помощи этих схоластических дефиниций постглоссаторы

приспособляли незыблемую в их глазах (ratio scriptal) систему

римского права к потребностям феодального общества.

Поэтому мы не можем согласиться и с попыткой причислить

концепцию разделенной собственности к числу буржуазных

концепций, (*341), хотя бы ее-вслед за глоссаторами и постглосса-

Яковкина по адресу историков, утверждавших, что московские князья не

землю собирали, а собирали власть; непонятно, как можно было собирать

власть без земли" (Учение товарища Сталина об образовании многонацио-

нального государства [Уч. зап. 1 Ленингр. юридич. инст., вып. II, 1940,

стр. 31]).

(**339) См. §§ 12 и 18 настоящей главы.

(**340) См. § 16 настоящей главы.

(**341) См. цитируемые тезисы Л. И. Дембо (стр. 29).

-187-

торами-и воспринял ряд буржуазных ученых. (*342). Она была

именно феодальной теорией, - теорией, созданной феодаль-

ными юристами, отвечавшей реальным отношениям и потреб-

ностям феодального общества, получившей широкое признание

со стороны феодальной судебной и деловой практики, фео-

дального обычая и закона, кончая последними кодексами конца

XVIII в. и начала XIX в. (*343). Именно потому, что она была фео-

дальной, она и вызвала против себя столь дружный поход

со стороны Тибо и других немецких юристов, (*344), явившихся

идеологами буржуазной собственности в Германии начала

XIX в., в которой феодальная собственность занимала еще ряд

сильнейших позиций и в которой все вопросы борьбы буржуаз-

ных и феодальных начал стояли значительно острее, чем

в странах уже победившей буржуазии. Этим объясняется, как

нам кажется, тот факт, что в Германии, с ее феодально-

полицейскими пережитками, проблема разделенной собствен-

ности на протяжении почти всего XIX в. являлась предметом

оживленной дискуссии, тогда как во Франции господствующее

мнение без колебаний принимало концепцию разделенной соб-

ственности. Юридическая доктрина победившей буржуазии,

с ее "классическим кодексом" буржуазного общества, полностью

расставшегося с институтом  разделенной собственности

в законодательстве и в жизни, могла спокойно отдать научную

дань этому институту, когда он оказался для нее лишь исто-

рическим воспоминанием. (*345).

(**342) См. § 17 настоящей главы.

(**343) См. § 15 настоящей главы.

(**345) См.  § 16 настоящей главы.

(**345) См. сравнительную характеристику исторических условий, в которых

находились французские и немецкие юристы XIX в., у Энгельса, писавшего

о Германии даже в 1888 г., как о стране, в которой до сих пор еще не

завершился "процесс разложения остатков средневековья", как об экономи-

чески отсталом обществе, в котором "феодальный юнкер и цеховой мастер

бродят, как призраки в поисках нового тела для нового воплощения"

(К. Маркс и Ф. Энгельс, Соч., т. XVI, ч. 1, стр. 503-504).