Novje idei_1

субъектом истории и обнаруживая новые творческие возможности. Такова, например, эпоха великих буржуазных революций, давшая толчок актуализации универсальности человека не только в индивидуаль- но-творческом плане, но и в виде обобществления человеческой деятельности в целом. Сегодня нечто подобное можно наблюдать в процессе совершающейся на наших глазах научно-технической революции. Но об этом подробный разговор пойдет ниже.

Категория универсальной деятельности в свете современной социально-философской проблематики

Подводя итоги вышесказанному, следует подчеркнуть, что универсализация деятельности человека оказывается, по сути своей, ее гуманизацией. В конечных определениях они совпадают, но в реальной истории развитие этих характеристик представляет собой диа- лектически-противоречивый процесс, в ходе которого возможны их серьезные «расхождения». Это прекрасно показано и в «Капитале», и в подготовительных к нему рукописях разных лет. Анализируя формы, предшествующие капиталистическому производству, а также первоначальное накопление капитала, совпадающее с отделением непосредственного производителя от средств производства, основатель марксизма указывает на противоположные тенденции в историческом движении гуманности и универсальности. Сращенный с общиной, цехом и т.д., человек в известной мере универсален, ибо он сделал гигантский шаг от своей биологической предыстории к человечности как социальной определенности, к свободе от природной зависимости. Но характер его включенности в общество, средства и формы реализации свободы тормозят актуализацию других признаков универсальной деятельности. В частности, как уже было сказано, традиционная регламентация жизни, низкий уровень производительных сил, затрудняющий обмен и связь между производственными ячейками, культовая замкнутость и пр. не только сдерживают развитие творчества индивидов, их сознания и самосознания, но и препятствуют реализации подлинной гуманности в отношениях между ними: рабство, крепостничество, кастовый строй отказывают в статусе людей целым общественным группам, благодаря труду которых они существуют. С разложением этих форм производства расширяются созидательные возможности, творческая активность отдельных людей и всего общества. Рушатся авторитеты и привилегии, множатся и услож-

51

няются общественные связи, раздвигаются пределы ойкумены, совершенствуются познание и технические средства овладения средой. А главное, социальные качества, детерминирующие достаточно высокий уровень проявления универсализации деятельности, получают свою всеобщую, как любит говорить Маркс, форму выражения. Зависимость производителей друг от друга вырастает настолько же, насколько «индивидуализируется» их деятельность, т.к. оборотной стороной «свободы» производителя от средств производства становится необходимость продавать рабочую силу, а превращение всех продуктов труда в товар делает общественную связь определяющим моментом производства, обмена и потребления. Однако присущее такому способу производства отчуждение производителей друг от друга порождает, если можно так выразиться, превращенную форму универсализации деятельности, противостоящую процессу гуманизации общественных отношений. Сращение общественного производства в условиях социального разделения труда с обязательной в указанном случае товарной его формой приводит к тому, что универсальная деятельность по созданию продуктов материальной и духовной культуры актуализируется, как это ни парадоксально звучит, в «ущербной» форме. В самом деле, сознание масс, лишенное творческого характера в условиях, к примеру, конвейерного производства (или иных форм тиражирования), может легко оказаться объектом манипуляций профессиональных менеджеров от экономической или политической рекламы, китчевого искусства и даже религии и сходных с ней видов идеологии, которые, в свою очередь, фактически выступают лишь проводниками некой совокупной воли анонимного субъекта (у немцев это обозначается как «ман») так называемой «массовой» культуры. Так что персонифицированная социальная (историческая, культурная) творческая инициатива, насколько она здесь вообще возможна, осуществляется часто лишь вопреки общечеловеческим интересам. В таких условиях критерием ориентации даже творческого сознания и деятельности отдельных людей выступает, как правило, ограниченный, сиюминутный утилитаризм и эгоистическое потребительство. Иными словами, основные, существенные признаки универсальной деятельности как таковой, извращаясь, сводятся до минимума. В этом пункте наиболее ярко обнаруживается эвристический смысл Марксова анализа универсальности человеческой деятельности не только для его собственной эпохи, которая так до конца и не оценила его значимость, но и для настоящего времени. Дело в том, что непосредственной целью социально-философского исследования

52

этой проблематики была в данном случае попытка еще в середине XIX в. теоретически наметить исторические тенденции и перспективы развития наличной общественной практики, причем не столько желаемые или политически выгодные в глазах нетерпеливых наследников марксистской идеологемы во всем мире и прежде всего в России, сколько объективно присущие реальности, ибо они необходимо вытекали из наблюдавшихся уже тогда социально-экономических общекультурных процессов. Гениальным открытием Маркса в этой связи была фиксация в современном ему общественно-историчес- ком бытии явления, названного им «превращенными» формами сознания и деятельности субъекта, представленного и отдельными личностями, и целыми социальными слоями и группами людей. В наибольшей же степени это относилось к сознанию и деятельности масс как таковых. Повседневные действия, а иногда и судьбоносный выбор исторической альтернативы в рамках таких «превращенных» форм основываются неизбежно на так называемой «объективной кажимости», или «объективной видимости» процессов и явлений, которые возникают в условиях отчуждения человека от самого себя, т.е. от своих гуманистических, а значит, универсальных, творческих проявлений. Иллюстрацию таких «превращенных» форм можно найти и в подготовительных рукописях к «Капиталу», и в самом «Капитале», где они подробно описаны в главе «Товарный фетишизм». Особенность таких форм сознания и деятельности заключается в том, что, хотя здесь реальные общественные отношения и процессы представлены неадекватно, осознание этой неадекватности ничего не может изменить в практике людей. Ибо источником такой неадекватности является не сам субъект познания (с его возможными заблуждениями и ошибками), а объективные закономерности его деятельности, «отчуждающие» его от самого себя, от творчества, от продукта труда и т.д. В частности, в современном Марксу капиталистическом обществе сила денег, по его собственному признанию, предстает в сознании людей как реальное и независимое от них могущество металла (или бумаги), в которых они воплощены. Однако всякий человек, живущий в этом обществе, прекрасно понимает, что сама по себе бумажка или полоска металла ничего не значат (и это очень ярко подтверждается во времена финансовых кризисов, инфляции и дефолтов). На самом деле источником общественного богатства, а следовательно, силы и влияния является сам человек, его способность к творчеству. Но объективные законы, которым он подчиняется в своей деятельности производства и общения сегодня, таковы, что вещи (и деньги как знаки,

53

54

творчества в рамках индивидуальной жизни художника, лишь подготовили почву для будущих философско-материалистических обобщений Маркса, соединивших оба ракурса методологических усилий романтиков и сумевшего двинуться дальше в анализе творчества как существенного признака человеческого существования как такового.

В связи с этим следует отметить и предпринятые немецким классическим идеализмом (прежде всего, гегелевской концепцией саморазвития абсолютного духа) попытки историко-культурного самоосознания, которые, безусловно, послужили необходимым методологическим фундаментом выработки диалектико-материалистического подхода к пониманию истории культуры в целом, как качественно особого саморазвивающегося процесса социальной эволюции. Во времена Гегеля сама объективная реальность развития общественного производства не вполне созрела в своих всеобщих определенностях. И это исключало возможность вышеуказанной постановки проблемы в адекватной форме. Так что открытие К.Марксом общественной сути человеческой практики вообще и творчества в частности в их сопряженности с уникальными характеристиками человеческой деятельности как универсальной, сверхбиологической активности не лежало на поверхности достигнутого в середине XIX в. философского понимания явлений. Оно требовало гениальных усилий мыслителя, позволивших в значительной мере предугадывать будущее течение истории, опираясь на те, уже заметно обозначившиеся признаки его вызревания, которые были тогда доступны объективному взгляду.

Второе замечание, которое необходимо высказать в связи с оценкой эвристической роли Марксовой категории универсальной деятельности человека, состоит в том, что в то время, как многие стороны марксистского учения (и, в первую очередь, его революционнополитические выводы) в настоящее время стали практически анахронизмами62 , именно ориентация на универсальный характер человеческой деятельности как свободной, открытой будущему и творческой активности субъекта общественного развития помогают сегодня понять и изучить объективные закономерности не только современной научно-технической революции, но и других процессов культуротворчества, которые мы воспринимаем в их глобальномодернизационных параметрах. В этой связи уместно было бы вспомнить о том, что некоторые современные философы и социологи63 , заявляя о «конце общества труда», по сути дела, лишь актуализируют проблематику К.Маркса, поскольку именно он впервые заявил о будущих возможностях общества покончить с отчужденным трудом в рамках современной ему капиталистической экономики и перейти к

55

универсальной деятельности человека-творца, господствующего над процессом производства. Новое прочтение Маркса сегодня значимо в связи с необходимостью понимания новой ситуации постиндустриального общества на Западе. Информационные постиндустриальные технологии приводят к выводу о конце «общества труда» (Ю.Хабермас) и др. В свете сказанного можно отметить, что черты универсальной деятельности сохраняются и в условиях новой технологической революции. Кроме того, Маркс предсказывал технологическое применение фундаментальных наук. И, хотя он обращался к труду доиндустриального и индустриального общества, можно выдвинуть гипотезу, что есть концепция универсальной деятельности и труда в качестве одной из составляющих этой деятельности не исчезает сегодня на Западе, как не исчезает капитализм и не появляются постэкономические отношения. Растущая сложность универсальной деятельности – более адекватная констатация.

В произведениях Маркса это будущее непременно связывается с коммунизмом, понятым им как «ассоциация свободных производителей», где обе стороны социальной связи образует «свободная индивидуальность, основанная на универсальном развитии индивидов и на превращении их коллективной общественной производительности в общественное достояние»64 . При этом отношения людей не будут больше опосредоваться формой отношений между товарами, а примут свой «естественный» вид действительно человеческих отношений – и в то же время это «возвращение человека к самому себе» как человеку общественному, т.е. «человечному» будет возвращение, которое характеризуется как «полное, происходящее сознательным образом и с сохранением всего богатства предшествующего развития»65 .

Как же создать такие объективные исторические обстоятельства, чтобы дать простор реализации на практике универсальных возможностей человеческой деятельности? Как обеспечить ее собственно гуманистическое, т.е. творческое, не отчужденное содержание в массовом масштабе? В XIX в. и даже в первой половине XX столетия ответ на этот вопрос не мог быть простым, однозначным и, тем более, очевидным. И гениальность Маркса в данном случае состояла не в том, что он предложил конкретный экономико-политический способ решения этой задачи (через установление общественной собственности на средства производства), который догматизировали его идеологические наследники и тем только навредили истории прогрессивного развития человечества, пытаясь насильно осуществить задуманное, по крайней мере, на одной шестой части земного шара. Научная прозорливость К.Маркса определялась его открытиями мето-

56

дологического характера, а именно, указаниями на те реальные объек- тивно-исторические процессы, суть которых в то время еще не сформировалась окончательно, а выступала лишь более или менее сопутствующим общественному производству ситуационным признаком.

Речь идет прежде всего о роли науки в производстве и общении конца XIX – начала XX в. Революционным подходом к их анализу было Марксово указание на то, что наука становится «непосредственной производительной силой», т.е. предвидение, а точнее сказать, предвосхищение основоположником марксизма грядущей научнотехнической революции, плодами которой мы пользуемся сегодня как чем-то само собой разумеющимся. Не вдаваясь в пространную характеристику этого современного явления, которую можно найти во многих трудах отечественных и зарубежных авторов, важно все же подчеркнуть то главное, что угадал, интуитивно понял К.Маркс, обращаясь к анализу современной ему истории общественного производства, в качестве объективного «противоядия» всеобщему отчуждению, дегуманизации всей общественной жизни, производства, культуры в целом.

Выводя все препятствия к реализации универсального характера человеческой деятельности, определяющего такие ее признаки, как творчество и гуманность, из факта общественного разделения труда, Маркс опирался в своих научных исследованиях не столько на констатацию такой связи, сколько на первые проявления ослабления этих препятствий, вызванные, по его мнению, вполне уже обозначившимися, но еще не окончательно сформировавшимися в то время объективными, закономерными тенденциями развития общественного производства. Эти тенденции он видел в процессе машинизации умственного труда, которая, в конечном счете, способна была превратить материальное производство в автоматизированный, цельный процесс, так что человеку как участнику этого процесса останется выполнять только контрольную и созидательную, а значит, творческую функцию.

Сегодня мы являемся свидетелями такого, правда, частичного и постепенного превращения, вызванного научно-технической революцией не только в сфере непосредственного материального производства, но и во многих других отраслях культуры – в средствах связи (в том числе на транспорте) и массовой информации, в способах общения, обучения и т.д. Конечно, НТР еще далеко не окончена, и вообще возникает сомнение, что у нее возможен конец (по крайней мере, в пределах существования современной истории человечества), потому что преодоление общественного разделения труда – во-

57

РАЗДЕЛ II. ЭВОЛЮЦИЯ КАПИТАЛИЗМА: ОБЩЕСТВЕННОЕ БОГАТСТВО, ЭКОНОМИКА, ВНЕЭКОНОМИЧЕСКИЙ КАПИТАЛ И СОЦИАЛЬНЫЙ ПОРЯДОК

Этот раздел – наибольший по объему – дает конкретный ответ на усложнение и разнообразие общества. В нем дан пересмотр концепции А.Смита в плане соотношения методологического и онтологического представлений об экономическом человеке, показаны перспективы неосмитианства для экономики и развития капитализма в России. Рассматриваются тенденции организации и дезорганизации. Соотнося понятия общественного богатства Маркс и Смита с современными обуженными представлениями, авторы показывают, что социальный порядок не может твориться только экономикой. Они используют такие современные характеристики общественного богатства, как социальный, человеческий, культурный и символический капиталы, обобщенно характеризующие «внеэкономический капитал».

Глава 1. К вопросу о том, что такое общественное богатство

Вынесенный в заглавие вопрос не нов, можно даже сказать стар. Ответ на него занимал философов и экономистов с давних пор. Первые попытки придать ему концептуальную форму и вписать в систему определенных знаний связан с тем этапом развития западной общественной мысли, который вошел в ее историю под названием классической буржуазной политической экономии. Не углубляясь в анализ столь давней его постановки и предложенных классиками того времени решений, отмечу лишь, что сегодня проблема, как ни странно, «упирается» в те же (почти те же) вопросы, над которыми размышляли сначала А.Смит, потом Д.Рикардо, а позже К.Маркс, а имен-

59

но – «о природе и причинах богатства народов67 . Какое общество считать богатым и каковы источники приумножения общественного богатства? Новое осмысление проблемы невозможно без обращения к духовному наследию прошлого. Поэтому в рассмотрении поставленной проблемы будем опираться не только на ее интерпретацию современным социально-философским знанием, но и на те из старых решений, которые могут стать «точками ее роста» сегодня.

Понятие общественного богатства в структуре социально-философских знаний

Самое общее и первое определение богатства полагает дефиницию: общественное богатство есть предпосылка (основание) и результат общественного производства. Определение это столь общее, что, скорее всего, не встретит особых возражений ни у экономистов, ни у философов, ни у социологов. Если кто и не согласится с ним, то это обыватель, тот, которому нет дела до вопроса, что является условием функционирования той, во многом для него безликой (или персонифицированной в работодателе) машины, в которой он функционирует в качестве производителя общественных благ. Но вопрос об отношении «среднестатистического» производителя к общественному богатству – это отдельный разговор. Пока же, оговорю моменты, которыми попытаюсь обосновать правомерность приведенного определения. Во-первых, речь идет именно об общественном богатстве, т.е. о накопленных благах (средствах существования, ценностях культуры, достижениях науки и техники, общественной инфраструктуре, социальных услугах, объеме свободных денежных средств для инвестиций в развитие хозяйства стран), которые включены в систему производства и обмена (натурального, или денежного – неважно) и таким образом по способу своего функционирования с необходимостью приобретают общественный характер. А это означает, что законы производства богатства и законы его существования (потребления) по сути едины. Они отражают цели и принципы целостного процесса жизнедеятельности социума во всем многообразии проявлений. Целесообразно разделить понятия – «общественное богатство» и «богатство общества». Первое из них выражает общественную природу богатства. Второе фиксирует его субъекта. Ведь богатство может принадлежать отдельному человеку, социальной группе, классу, обществу в целом, оставаясь во всех случаях общественным богатством, если, повторим, оно включено в общественную практику через деятельность человека.

60