Добавил:
Опубликованный материал нарушает ваши авторские права? Сообщите нам.
Вуз: Предмет: Файл:

Novje idei_1

.pdf
Скачиваний:
2
Добавлен:
19.11.2019
Размер:
900.22 Кб
Скачать

ряду с неолибералом М.Фридманом, советником Р.Рейгана. Представление о неолиберализме как «мейнстриме» современных экономических теорий возникло в связи с доминированием этого направления в посткоммунистических трансформациях. Здесь была онтологизирована модель экономического человека и возникла политэкономия в том смысле, что для реализации подобной идеи практически-политиче- ски неолибералы должны были стоять у власти. Капитализм в посткоммунистических странах распространил рынок или квазирынок на все сферы общества, что дало бы массу поводов критикам капитализма для его абсолютного неприятия. Тем не менее антилиберал Кейнс и Хайек, как сторонник либерализма, еще не дошедшие до онтологизации экономического человека, в качестве источников теоретической критики сегодняшнего капитализма в посткоммунистических странах уступают социальным теоретикам начала XX в., рассмотренным выше. Как уже было отмечено, к началу ХХ в. капитализм как явление стал реальностью европейской жизни. Но оказалось, что, возникнув и прижившись в теле европейской цивилизации, он стал активно ее видоизменять. Весь XIX в. был периодом ее «великой трансформации», пользуясь словами К.Поланьи. Стремительно менялся облик городов, национальные государства разрастались до размеров империи. Европейское общество пришло в движение. Энтузиазм по поводу прогресса всех сторон общественной жизни был присущ многим. Надо было что-то делать с теоретическими построениями К.Маркса. Нужна была теория общественного устройства. В этой ситуации социальная философия и социологическая наука, как уже было отмечено, приняла вызов, и в конце XIX в. усилиями М.Вебера, Ф.Тенниса, Г.Зиммеля, В.Зомбарта, М.Шелера и других ученых был предпринят критический анализ капитализма. Сходная задача, направленная на улучшение самого капитализма и общества в целом, стоит и сегодня. В ряду этих ученых особняком стоит фигура М.Шелера. Он, пожалуй, впервые предпринимает попытку этической критики капитализма своего времени с позиций христианской этики. Его работа «Ресентимент в структуре моралей» показывает, каким образом изменения этической системы европейцев, прежде основанной на ценностях христианской веры, под воздействием индустриальной цивилизации ведут к устранению самой жизни как некой высшей ценности в культуре. В своей работе он подробно обосновывает тезис о том, что развитие капитализма приводит к последовательному возвышению ценности полезного над ценностью жизни вообще. Постепенно происходит подмена «живого» настоящего искусственным и мертвым.

91

«Христианская аскеза сделала для себя идеалом достижение макси-

мального наслаждения приятным от минимума приятных и притом

по-настоящему полезных вещей. Должна была возрасти способность

извлекать высшее наслаждение даже из самых простых общедоступ-

ных вещей, природы и т.д. – и вследствие такого возрастания возник-

ли заповеди добровольной бедности, послушания, целомудреннос-

ти, созерцания мира и божественного; так что при минимальном ко-

личестве приятных и полезных вещей – “механизмов приятности” –

достигалась та же степень наслаждения, какой более слабая жизнь

может добиться только при их большем количестве»

107

. Истинная

 

христианская мораль принимает способность к большему наслажде-

нию минимумом приятных вещей, и это позиция людей сильных,

любящих жизнь, наоборот. Наоборот, минимальное наслаждение

большим количеством вещей – это позиция людей, пораженных ре-

сентиментом, завистью к тем, кто живет наполненной жизнью. Одна

из сентенций М.Шелера: «Изобилие приятных раздражителей в бук-

вальном смысле уничтожает функцию культуры наслаждения, и чем

более пестрым, веселым, шумным, возбуждающим становится окру-

жающий мир, тем более безрадостно выглядят люди. Очень веселые

вещи, на которые, не зная, что с ними делать, смотрят очень печаль-

ные люди – вот “смысл” “культуры” развлечений наших больших

городов»

108

. Эти слова, звучащие столь современно, совпадают с мне-

 

нием многочисленных критиков капитализма.

 

 

Концептуальная неудовлетворенность теорией на Западе содер-

жательно была обусловлена тем, что в 80-х гг. стало интенсивно из-

меняться само западное общество. Оно практически перестало быть

обществом труда, переросло фазу общества потребления и стало

стремительно трансформироваться в различные формы современ-

ного гедонизма. В этой ситуации все равновесные модели, а также

идеи частичного государственного регулирования экономики ока-

зались теми теоретическими предпосылками теории, которые огра-

ничивают или даже исключают возможность нового видения или же

новых содержательных предпосылок, из которых должен произрас-

ти формализм теории, отвечающий на вызовы современной ситуа-

ции. Современная ситуация на Западе характеризуется новой фа-

зой капитализма, и, тем не менее, потребительские интенции, раз-

вившие эту форму отношения к миру до символического уровня и

при этом пренебрегающие бедностью целых континентов, все бо-

лее подвергаются не столько экономической или социологической,

сколько этической критикой.

 

 

92

Но где же искать содержательные предпосылки новых экономических формализмов? Ответом может быть переосмысленный для современных условий подход, который уже однажды в истории науки привел А.Смита к построению теории. Назовем его «неосмитианский подход», суть которого в следующем:

экономическая наука должна быть «погружена» в социальный

иполитической контекст. Экономическая теория не выступает как отдельная наука об экономической реальности, а встраивается в общую междисциплинарную парадигму наук об обществе. Экономика снова становится политэкономией, обособляясь от других наук об обществе не по предмету, а по методам исследования;

необходимо использовать целый комплекс методов в экономике, в том числе дедуктивного, индуктивного, описательного, исторического и т.д.;

экономическая теория должна признавать сложные, многообразные факторы в развитии производства и общества, в формировании общественного богатства;

экономическая теория должна преодолеть онтологизацию «экономического человека», которая характерна для неолибералов типа Бьюкенена, М. Фридмана и прочих представителей Чикагской школы. Для них экономический человек перестает быть методологической абстракцией и становится реальным человеком вполне в соответствии с тем возвышением, которая экономика претерпевает в обществе по отношению к политическому, социальному, культурному и религиозному началу;

этическая критика призывает сегодня к высотам христианской морали, категорического императива. Но простая формула Смита о нравственных чувствах является основой этической позиции, без которой ее возвышение невозможно. Ее простейшее выражение: «Хотя бы мысленно разделить судьбу другого» – может быть выведено из

концепции американского ученого Дж.Роулза

109

, является той исход-

 

ной точкой, начиная с которой что-то может измениться;

– необходим пересмотр концепции «невидимой руки», всецело

приписываемой рынку. Как пишет В.Г.Федотова, «А.Смит воспринят

слишком буквально. Он говорил, что рынок работает, как если бы

действовала «невидимая рука». Но не только рынок, а также общест-

во и культура имеют механизмы, функционирующее так, словно в них

действует собственная «невидимая рука». Это рука воспроизводства

социальных связей и культурных образцов, которая не может быть

заменена «видимой рукой» ближайшего окружения»

110

.

 

93

Для А.Смита было очевидным, что экономическая теория должна быть погружена в контекст общественно-политический и что самое главное в нравственный этический контекст своей эпохи. Позднее К.Маркс формулируют свою политэкономическую теорию, предваряя ее разработанными им к тому времени положениями своей социальной теории. Эффективная и высоко конкурентная экономическая теория была возможна тогда, когда она была укоренена в жизненных социополитических и нравственных идеях. Сегодня экономические проблемы вновь поднялись от формализмов, обеспечивавших неизменность состояния общества, к необходимости в осмыслении капитализма на современной фазе его развития. Теория продолжает быть интеллектуально привлекательной до тех пор, пока сохраняют свою силу идеи (контекст), ее питающие. Представляется, что современная экономическая наука оторвалась от своих корней. Поэтому задача сегодня состоит в том, чтобы снова вернуться к подходу, однажды уже блестяще оправдавшемуся в истории научной мысли. И это – новая идея социальной философии.

Глава 3. Экономика и социальный порядок

 

 

Антивеберовский характер нового русского капитализма

111

по-

 

ставил множество вопросов как практического, так и теоретического

характера. Практический вопрос состоит в том, можно ли было про-

вести номинально провозглашенную реформу в России – новый ви-

ток модернизации – иначе, более успешно, или отсутствие одной из

признанных предпосылок генезиса капитализма западного типа –

протестантской этики – не позволяет надеяться на цивилизованное

«капиталистическое строительство» в России? На этот вопрос суще-

ствует довольно большой спектр ответов.

 

 

Неизвлеченные уроки первой буржуазной революции

 

 

Веберовская концепция становления капитализма из духа про-

тестантской этики не имеет себе равных. Более полувека она высту-

пает как ведущая объяснительная модель отличия западного капита-

лизма от незападного. Изучив иудаизм, буддизм, индуизм, конфуци-

анство, ислам, Вебер пришел к выводу, что ни одна из этих религий не

обеспечила (и принципиально не могла этого сделать) основ капитализ-

ма западного типа. Православие не стало специальным предметом его

94

анализа, однако из переписки с о. Сергием Булгаковым по поводу революции 1905 г. Вебер получил свидетельство того, что и эта религия не направлена на поддержание необходимых капитализму западного типа мотиваций людей (трудовую, а не мирскую аскезу), сложившихся на Западе112 . Вебер специально изучил русский язык, чтобы понять первую русскую революцию 1905 г., буржуазный характер которой ставил перед Россией задачи, сходные с сегодняшними: построение капитализма в стране.

Вебер преподнес немецкому читателю анализ и оценку состояния буржуазной демократии в России сразу после этой революции, уже в 1906 г. Его исследование проблем первой русской революции тогда же появилось и на немецком, и на русском языках и было вновь перепечатано в 1998 г. в России, оставляя местами ощущение того, что время стоит на месте113 . Сегодня в России, как и прежде, демократия рассматривается как продукт экономического развития, экономика (рынок) ставится во главу угла общественных преобразований. Вебер не согласен с этим российским представлением, утверждая, что «экономические успехи ведут к возрастанию “несвободы”». Он сомневается, что капитализм Америки и импортированный капитализм России совместимы с демократией. Легко видеть, что он ошибся относительно Америки, но в отношении России того периода и отчасти сегодняшней – скорее нет, показывая, как бюрократия осваивает все идеи (в том числе оппозиционные), переваривает их, присваивает все плоды для возвращения своего господства114 .

Основную причину поражения первой русской революции Вебер видит в том, что идеи «экономизма» господствовали в ней над идеалами свободы и духовного возрождения. Вебера удивляет, как мало русские либералы, в частности кадеты, учитывают влияние национальной среды: молчат о школах, не упоминают о церкви.

Причина неудач первой русской революции, по мнению Вебера, состоит не только в способности власти защитить себя и провести себя даже через революции, но и в соперничестве демократических движений, а также в том, что «…в конкретных и своеобразных исторических обстоятельствах возникло особое религиозное настроение, породившее идеальные ценностные представления, которые в комбинации с бесчисленными и тоже своеобразными политическими обстоятельствами, а также материальными предпосылками определили «этическое своеобразие» и «культурные ценности» современного человека. Сможет ли какое-либо материальное, а тем более нынешнее «позднекапиталистическое» развитие сохранить эту своеобразную историческую атмосферу или создать ее заново?.. Нет и тени наме-

95

ка… Есть ли признаки чего-либо подобного в идеологии и практике тех, кого, как им самим представляется, «материальные» тенденции ведут к победе? «Правильная» социал-демократия гонит вымуштрованную массу на своего рода духовный парад, суля ей рай на земле вместо потустороннего рая, куда пуританин мог попасть, только сослужив в этом мире службу делу «свободы»115 . Сегодняшний либерал повторил в этом своего «правильного» социал-демократического предшественника. Без правового государства, автономного индивида, «духовной революции» Россия, считает Вебер, не могла быть успешной в формировании цивилизованного капитализма.

Вебер показал, что удаленность протестантизма на харизматической стадии от земных дел обеспечила ему мирскую победу только потому, что она делала выбор свободным и не зависящим от сиюминутных интересов, формирующим твердые принципы религиозного императива. В русской революции 1905 г. мирские факторы доминировали над духовными, и в этом, согласно Веберу, главная причина ее поражения и неудачи в переходе России к капитализму демократического типа. На стадии рутинизации (признания большинством) харизматические идеи превращаются в моральные императивы больших масс населения, неразрывно связанные с их повседневностью и практической деятельностью, связанные с моралью людей, обладающих персональностью и внутренней дистанцией.

Надо заметить, что, если бы Вебер попытался сегодня выяснить роль православной церкви на формирование трудовых мотиваций и перехода к капитализму, он не узнал бы почти ничего нового – идея невозможности построения цивилизованного капитализма в России осталась бы доминирующей не только из-за отсутствия здесь протестантской этики, но из-за отсутствия духовной революции, которая делала бы капитализм привлекательным не экономически, а духовно – свободой, индивидуализмом, правовым государством. И вместе с тем этот ответ сегодня был бы не вполне правильным.

Новые времена

Если прошлый век можно было назвать веберовским, то нынешний не вполне или даже вообще не веберовским веком. Произошли серьезнейшие изменения, которые сохраняя значимость многих веберовских прозрений и оценок, не позволяют сегодня исходить из его теории капитализма и даже ставят вопрос о том, а верно ли было объяснять его прежде исходя только из Вебера.

96

К числу таких изменений мы относит следующие.

1. Глобализация, которая соединяет в общую экономическую систему капитализмы разного типа, как западный, так и незападный, а также некапиталистические страны. Сегодня в большей мере описанию мировой экономической системы отвечает концепция Зомбарта, где предпринимательский и мещанский дух включает все типы предпринимателей – разбойников, феодалов (региональных правителей. – Авт.), государственных чиновников, спекулянтов, торговцев, ремесленников и пр. Сегодня этот список много шире данного Зомбартом, но он не исключает реальные, пусть и малопривлекательные фигуры из практики капиталистического становления и формирования капиталистического духа. Последний мыслится как имеющий общую основу и все-таки различный в разных странах. В отличие от Вебера Зомбарт полагал, что «протестантизм означает прежде всего серьезную опасность во всех отношениях для капитализма и в особенности для капиталистического хозяйственного образа мыслей… Капитализм… происходит из мирского начала, он “от мира сего”, и поэтому он будет находить всегда тем больше приверженцев, чем более взгляд людей будет устремлен на радости этого земного мира. И поэтому же он всегда будет ненавидим и проклинаем людьми, для которых все земное имеет значение только как приготовление к жизни в новом мире. Всякое углубление религиозного чувства должно порождать безразличное отношение ко всем хозяйственным вещам, а безразличие к хозяйственному успеху означает ослабление и разложение капиталистического духа»116 . Особый нажим на отрицание роли протестантизма в формировании духа капитализма, возможно, сделан здесь из чувства противоречия по отношению к веберовской теории, ибо о католицизме Зомбарт говорит прямо противоположное только что процитированному: «Идея наживы наряду с экономическим рационализмом означает ведь, в сущности, не что иное, как применение жизненных правил, вообще предписывающихся религией к сфере хозяйственной жизни. Для того чтобы католицизм мог развиться, нужно было сначала переломить все кости в теле естественному, инстинктивному человеку, надо было сначала поставить специфически устроенный душевный механизм на место первоначальной, природной жизни, нужно было сначала как бы вывернуть всякую жизненную оценку и осознание жизни. Homo capitalisticus – вот то искусственное и искусное создание, которое произошло от этого выворота» благодаря рационализму, органически вошедшему в католицизм через учение Фомы Аквинского117 . Вот этот выворот сегодня, в условиях глобализации экономики, коснулся всех. Прибывающие

97

на Запад люди из других стран, в частности из России, демонстрируют более «гибкую» или, по крайней мере, другую экономическую рациональность. Приезжающие в Россию западные бизнесмены начинают ощущать выгоды эпохи грюндерства и отступать от тех правил протестантской этики или рациональности предпринимательства, которые они могли поддерживать в своих странах.

Капитализм становится все менее определенным феноменом, включающим разнообразные хозяйственные системы, ориентированные на прибыль.

2.Изменение трудовых мотиваций и характера труда на Западе. Сегодня аскетическая трудовая аскеза не является доминантой потребительских обществ Запада.

Выходит, прав Зомбарт, а не Вебер? Или, может быть, протестантская этика уже не работает? Или, как у Хантингтона, нашествие испаноязычных делает США Бразилией с совсем иной трудовой мотивацией? Или Вебер был прав лишь в отношении того капитализма, который соответствовал странам «буржуазной протестантской оси» Амстердам—Лондон—Бостон, как утверждает Мартин?118 .

3.Россия выбрала в последнее десятилетие старый путь догоняющей модернизации, однако ныне это происходит в условиях, когда модернизационный проект уже показал свою ограниченность119 (которая не была учтена). Догоняющая модель неомодернизационного российского подхода предполагала целостное изменение российского общества в направлении копирования общества западного образца. Таково было намерение, не вполне удачное, но в руках победившей жадности приведшее страну к демодернизации и архаизации.

В «Протестантской этике и духе капитализма» первоначально Вебером было высказано предположение о том, что не только фактор протестантизма, но и накопленные еще до начала реформации ресурсы некоторых стран, а также попытка части населения изменить статус с помощью предпринимательства явились факторами формирования капитализма120 . Но результатом исследования стали отказ от этих гипотез и нахождение ведущего эндогенного фактора развития западного капитализма именно в протестантизме. Позже Вебер все же признает в работе «Теории социальной и экономической организации», что становление западного капитализма не ограничивается влиянием протестантской этики, а включает и другие институциональные и политические факторы121 .

В какой-то мере это объясняет то, что Запад включает и католические страны, где эндогенный религиозный фактор не стимулировал перехода к капитализму. Здесь произошли под влиянием протес-

98

тантизма процессы отделения светской власти от духовенства, а так-

же собственные процессы рационализации, разделения труда, фор-

мирование автономного индивида. Э.Дюркгейм дает свою версию

модернизации, и не случайно Вебер и Дюркгейм игнорировали друг

друга: западная современность, западный капитализм формировались

двумя сходящимися путями, не только по линии возникновения духа

капитализма под влиянием протестантской этики, но и по линии се-

куляризации католических стран, институционализации в них новых

отношений, нового уровня солидарности, который Дюркгейм назы-

вал органическим.

 

 

Существенное значение для характеристики послевеберовских

трактовок капитализма и экономической жизни имеет дискуссия

«Христианство и демократия», в которой ряд известных исследова-

телей обсудили изменения позиций католицизма, протестантизма и

православной религии и религии в целом в отношении демократии и

частично экономики

122

. Здесь показано, что Католическая церковь

 

стала чемпионом в поддержании демократических государств, что

протестантизм помог формированию морального климата, грамот-

ности, преодолению коррупции и криминальной деятельности, под-

черкивается амбивалентность Православной церкви по отношению

к демократическому плюрализму, способная превратиться в выбор

демократического пути. Как отмечает П.Бергер, в христианской ре-

лигии равенством всех перед Богом заложены предпосылки универ-

сальных человеческих прав в антропологическом плане и отделения

церкви от государства в социологическом. Демократия, как и рынок,

ставит проблему перед религиозной традицией. Поэтому принятие

демократии (как и рынка) будет иметь некоторые ограничения, ибо

многие положения демократии нарушают незыблемость религиозных

принципов. «…Любая… религиозная традиция, претендующая на вер-

ховенство в выработке моральных принципов, будет способна при-

нять суверенитет народа только в определенных рамках», – отмечает

П.Бергер

123

. Вместе с

тем он показывает, что в протестантизме дви-

 

жение к демократии и гражданскому обществу началось через разви-

тие добровольных ассоциаций, тем более что и церковь сама пред-

стает как вид свободной ассоциации. В консервативном католициз-

ме и православном христианстве имеется собственное восприятие

этого процесса.

 

 

В официальных текстах Русской православной церкви можно

видеть некоторую особенность: церковь включается в националь-

ный дискурс по проблемам состояния российского бизнеса и жела-

тельности его образа. Церковь говорит здесь на более близком к по-

99

вседневности и публицистике языке, не повторяя привычное для

себя «будь хорошим» (в любых условиях), а указывает на необходи-

мость социальной и экономической политики, согласующейся с

общим благом.

 

 

 

 

Особенно велика роль церкви в помощи бедным, в кормлении

нуждающихся, помощи пенсионерам, создании приютов, деятельно-

сти в тюрьмах, реабилитации заключенных, создании новых храмов.

Даже весьма критичный к церкви светский социолог Н.Митрохин

подчеркивает огромную работу большинства церквей в этом направ-

лении сегодня

124

и не относит это к экономической деятельности са-

 

 

мой церкви, ее способам зарабатывания и получения денег и пр.

Надо отметить, что сегодняшняя религиозная доктрина Право-

славной церкви не дотягивает до тех высот концептуализации, кото-

рые были представлены в начале века в «Философии хозяйства» и

«Народном хозяйстве и религиозной личности» С.Булгакова

125

, где

 

он показывает творческую сущность труда и связь хозяйственной

деятельности не только с религиозными догматами, но и с повсед-

невной и практической жизнью людей. Почти как Вебер, только в

русском культурном и духовном контексте, он усматривал возраста-

ние человека в Боге через повседневную и хозяйственную жизнь.

«Нужно понять, – писал Булгаков, – что и хозяйственная деятель-

ность может быть общественным служением и исполнением нравст-

венного долга, и только при таком к ней отношении и при воспита-

нии общества в таком ее понимании создается наиболее благоприят-

ная духовная атмосфера как для развития производства, так и для

реформ в области распределения, для прогресса экономического и

социального»

126

.

 

 

 

 

 

 

 

 

Пугающее сходство первой русской революции 1905 года с бур-

жуазной революцией России 90-х – усилившийся экономизм, вера в

то, что социальный порядок творится невидимой рукой рынка. Эта

мысль далека от идей Адама Смита, который писал не только о богат-

стве народов, но и об их нравах. Она далека от модернизационных

теорий, вовлекающих в процесс изменения базовые параметры об-

щества. Она далека даже от теорий догоняющей модернизации, ко-

торые имеют естественные пределы, состоящие в невозможности

догнать западное общество, которое само находится в стадии изме-

нений (подтверждением этому является активный демодернизацион-

ный процесс в посткоммунистической России – деиндустриализация

без вхождения в информационное общество, натурализация хозяй-

ства, ориентация на низкотехнологичный бизнес, архаизация жиз-

ни). Она далека даже от такой теории, как транзитология, которая

100