PakharL_I_Kurs_lektsiy_po_sotsialnoy_filosofii_Ch_3-1

вития духовной сферы. Само общественное сознание, его элементы на определенном этапе развития функционируют в структуре духовной сферы, подчиняясь ее законам. В то же время и духовная сфера – это не просто социально-материальная оболочка общественного сознания, а весьма важный и активный фактор развития общественного сознания, сознания общества. В организационных формах духовной сферы многие элементы общественного сознания получают более полное развитие, способствуя тем самым максимальной реализации возможностей человеческого духа. В сложной взаимообусловленности развиваются, функционируют в обществе общественное сознание и духовная сфера как составные грани единой духовной жизни общества.

Структура повседневности как исходный фон анализа социальной жизни (Лекция 52).2

1.Введение понятия «повседневность».

2.Исторические формы структур повседневности.

1. Введение понятия «повседневность».

Проведенный выше анализ сфер жизни общества осуществлен, так сказать, на макроскопическом уровне и не доводится до анализа бытия конкретного человека. В этом состоит классический подход к исследованию общества, когда выделяются и изучаются социальные группы, классы, государство, формы общественного сознания, отношение природы и общества, виды человеческой деятельности и т. д. Начало ему было положено в античности, в частности, Платоном и Аристотелем. Классический анализ общества строится в значительной степени по естественнонаучному образцу, сосредотачивается на «общем» в социальной жизни, абстрагируясь от «частного» и «случайного». Подобная идеализация объекта изучения является непременным условием теоретического мышления, без которого невозможен не только философский, но и любой обобщенный анализ сложной и неоднородной по составу системы, какой, в частности, является и общество. Такой абстрактно-обобщенный, ориентированный на всеобщее подход к исследованию общества сохранялся как единственный вплоть до 40-х годов ХХ века. Однако, отдавая ему должное как продуктивному и необходимому, нужно отметить, что он все же не дает всей полноты картины социальной реальности и может быть дополнен исследованием конкретного бытия человека в мире.

Новый срез исследования общества предложила постклассическая наука, в частности историография, пути анализа которой оказались продуктивными и для социальной философии. В конце 30-х годов ХХ века,

22 Текст лекции подготовлен доц. И.В. Желтиковой.

141

французские исследователи, объединившиеся в «школу анналов», обратились к исследованию игнорировавшихся до того частностей. Они заметили, что реальный человек никогда не производил «продукта» и не употреблял «пищи». Он строил конкретные дома – замки и хижины, землянки и избы, в одних из которых, окна чуть пропускали свет, а в других были закрыты сложными стеклянными витражами. Эти дома освещались лучинами, жировыми плошками, факелами, свечами, лампами. Они отапливались каминами или печами, кострами, или теплом человеческих тел. И жизнь в том или ином доме, откладывала определенный отпечаток на мирочувствование его хозяина. Этот исторически конкретный человек ел определенную пищу, приготовленную из мяса или рыбы, овощей или злаков, соленую, приправленную или нет, ел её лежа или сидя, пользуясь столовыми приборами, или обходясь руками, которые омывал после еды или вытирал о волосы, бороды, одежду, собак. Он уже употреблял сладкий чай и кофе, или еще не догадывался об их тонизирующим действии. И все это напрямую влияло на его самочувствие, настроение, степень физической и умственной активности. Реальный человек носил определенную одежду, которая подчинялась влиянию моды, или доставалась ему по наследству. Она менялась в зависимости от сезона и уровня дохода, его социального статуса и пола. Под верхней одеждой конкретного человека присутствовало или отсутствовало нижнее белье. Эту одежду было принято стирать, или в силу ее сложности этого делать было нельзя. В зависимости от времени и места жизни сам человек придерживался кардинально различных правил личной гигиены, которые колебались от нескольких дневных омовений на Востоке, до практически полного пренебрежения ими на Западе. Очевидно, что все эти нюансы имели прямое влияние на здоровье конкретного человека, продолжительность его жизни, общую эпидемиологическую обстановку в обществе.

Представители «школы анналов», в первую очередь Ле Февр, Коллингвуд, Бродель заметили, что и этот конкретный, крайне причудливый и случайный, на первый взгляд мир, на поверку оказывается не случайным, хотя от этого и не менее причудливым. Возможность выявления закономерностей в явлениях, составляющих исходный фон человеческой жизни, означает возможность изучения этого мира - мира, окружающего человека определенного времени, мира, реального для реального человека. С легкой руки Фернана Броделя эта исходная реальность получила название «повседневности». Именно перед историческим исследованием в качестве первоочередной задачи было поставлено воссоздание во всей возможной точности каждодневного мира человека.

Однако эвристический потенциал «повседневности» как объекта изучения очень скоро был оценен не только историками, но и специалистами других гуманитарных областей – культурологами, антропологами, археологами, даже литературоведами. Но особую ценность «повседневность»

142

представляет для социальной философии. Этот исследовательский масштаб открывает возможность по иному подойти к рассмотрению проблемы взаимодействия человека и общества. Делает анализ взаимодействия этих систем более продуктивным, содержательным и конкретным.

Становление человека как субъекта общественного развития, как культурного и социального существа не ограничивается усвоением им абстрактных идей и знаний, накопленных в истории человечества. Этот процесс предполагает изменение телесной и душевной природы человека, изменение, делающее из человеческого индивида, представителя конкретного сословия, класса, общества, государства, культуры. Этот процесс протекает в самых «нижних» этажах общественной жизни, на уровне повседневности. Этот «нижний» продуктивный, то есть, создающий конечные смыслы, элемент, как исходный объект анализа социальной жизни, и получил название – повседневность.

Повседневность как мир первичных смыслов, окружает человека с момента его появления на свет, она задает размер его жизни, диктует традиции, ценности, образ мышления. Этот исходный фон человеческой жизни, складывается из предметов быта, стереотипов поведения, особенностей в восприятии времени, отношений с природой. Все эти компоненты, каждодневной жизни человека, образуют сложное переплетение, уникальную структуру. Эта структура повседневности, соткана из человеческих взаимодействий, каждое из которых в отдельности запланировано индивидами, но в совокупности образует такой порядок, который никем не планировался и не предусматривался.

Структуры повседневности задают метрику жизни, вносят систему координат, на основании которой осуществляются различения добра и зла, разума и безумия, истины и лжи. На их основании функционируют в обществе его различные элементы: право, мораль, власть. Особенность конкретной структуры повседневности усваивается индивидом интуитивно, как стратегия игры или топография пространства. Но изучение конкретного общества, его функционирования, анализ в рамках него отдельного человека, на эмпирическом уровне должны начинаться с исследования повседневности.

Любое общество стремится утвердить определенный порядок в природе и человеке, это достигается преобразованием естественной реальности и конструированием искусственной. Устанавливая, что является плохим и хорошим, разумным и неразумным, определяя, когда и как смеяться и плакать, любить и ненавидеть, работать и развлекаться, повседневность приспосабливает к своему масштабу человека, делая его соразмерным обществу.

Структура повседневности складывается в результате взаимного переплетения и напряжения природных, общественных, коммуникативных структур, образующих мир человеческого бытия. Изменение этих факто-

143

ров ведет к изменению форм повседневной жизни. Категории, позволяющие исследовать повседневность, - пространство и время. Социальное время представляет собой ритмы жизненного процесса социального субъекта, в мироощущении которых он находится. Социальное пространство

– это территориальная протяженность связей охватываемых социальным субъектом, в процессе своей жизнедеятельности. Именно состояние социального пространства и времени изучается в конкретных исторических формах повседневности.

Исторические формы структур повседневности.

Применительно к европейскому обществу выделяют несколько устойчивых структур повседневности, различающихся рядом основных параметров – отношением человека и природы, особенностью в восприятии времени, лично достижимыми горизонтами пространства, принципом организации и функционирования власти и т.д. Выделяют три качественно отличные друг от друга структуры повседневности – традиционного общества, классического общества и постклассического общества.

Структура повседневности традиционного общества была харак-

терна для Европы вплоть до XVI века. Эта структура объединяет жизнь Древней Греции и Рима, европейского средневековья и Византии.

В традиционном обществе человек укоренен в природный ландшафт, составляя с ним как бы единое целое. Такая гармония осуществляется не только путем адаптации общества к своему природному окружению, она в значительной мере результат его адаптирующей деятельности. Однако эта деятельность носит соразмерный природе характер. Человек скорее «доделывает» природу, чем покоряет и видоизменяет её. Все основные параметры жизни человека подчинены природным законам.

Климат диктует тип жилища, систему его отопления, материал и покрой одежды, род и виды хозяйственной деятельности, демографические установки, формы власти, средства её поддержания. Особенности ландшафта определяют не только типы хозяйственных отношений и государственных коммуникаций, но и средства передвижения, его предельную дальность, сезонность.

Для данного типа повседневности характерно доминирование природного времени, универсальными параметрами для отсчета которого выступают естественные показатели – смена суточных, лунных и годичных циклов. Годичные циклы регламентируют не только труд земледельца, но структурируют общественную жизнь в целом. Времена года знаменуют изменение рациона и количества пищи, продолжительность сна и бодрствования, время пребывания на открытом воздухе, возможность путешествий. Смена сезона означает смену образа жизни, одежды, повседневных занятий, наступление праздников или постов. Даже деторождение, в принципе не зависящее от сезонных циклов, в классической структуре повсе-

144

дневности в значительной степени коррелированно со временем года. Осенние свадьбы предполагают летних новорожденных, позволяющих матерям успеть принять участие в осенней страде.

Из приборов для измерения времени распространены солнечные, водяные и песочные часы, последние двое позволяют достаточно точно измерять относительно небольшие промежутки времени. Однако, восприятие времени в целом зависит скорее от биологических, чем психических установок.

Суточный цикл в сельской местности делится на утро, день, вечер, ночь, с возможными уточнениями в виде – полуночи и полдня, устанавливаемым по солнцу и звездам, утреннюю и вечернюю зорю. Для определения четких временных моментов, главным образом церковных служб, начала походов и т.д., служит звуковой сигнал – колокольный или набатный звон, звук рога или трубы. В городах существует представление о сутках и их частях – часах. Однако, подразделяя сутки на 24 часа, вплоть до XIII века, час представляют как одну двенадцатую дня, или ночи. Соответственно длина часа варьируется от 34 минут в дневном часе зимой, до 89 минут в нем же летом. В городах время суток отмеряется так же колокольным звоном, а так же звуками, возвещающими открытие и закрытие городских ворот, смену стражи, колотушкой ночного сторожа.

Первым прообразом современных часов, отсчитывающим равные промежутки времени и синхронизировавшимся по звездам, являются механические башенные часы, появившиеся в Западной Европе в конце XIII века. Одними из первых таких часов были Вестминстерские часы, установленные в 1288 году. Следующее сообщение от 1292 г. говорит о часах храма в Кентербери, далее есть сообщения о часах, построенных в 1300 г. во Флоренции, на 14 лет позднее – в Каннах, в 40-х годах XIV в. – в Модене. Первые московские куранты датируются 1404 годом.

Однако распространение этих первых хронометров не меняет общей картины в восприятии времени как периода, или времени как жизни – оно континуально. В традиционной структуре повседневности не существует различия на рабочее время и отдых. Античное понятие «досуг» относится скорее не к свободному от работы времени, а к образу жизни, не предполагающему обязательного физического труда. Жизнь человека в таком обществе монистична, если не сказать, монотонна, определяется единой идеей, общей темой, целью. В традиционной повседневности фактически отсутствует различение частной и общественной жизни, индивидуального и личностного статуса.

Можно сказать, что структура повседневности традиционного общества строится на принципе жестких оппозиций, но эти оппозиции не членят внутренней структуры жизни человека, они устанавливают её границы. Свое – чужое, опасное – безопасное, сакральное – обыденное: основным ориентиром в этой структуре выступает сам человек. (Вспомним «человек

145

– мера всех вещей, существующих, что они существуют, а не существующих, что они не существуют».) Человек как критерий, структурирующий общество, определяет границы своего мира, слитного и целостного, и мира иного, нечеловеческого, потаенного.

Пространство повседневности традиционного общества четко разделено. Первая демаркационная линия проходит между близким и дальним, знакомым и незнакомым, своим и недостижимо чужим. Семья, род, деревня…знакомо, близко, достоверно, безопасно. Все чужое, опасное, незнакомое открывается за границей «своего» пространства. Свой мир упорядочен и подчинен известным закономерностям. Чужой мир загадочен и непредсказуем. Широта такого «своего» пространства существенно варьируется в зависимости от местности, времени, традиций конкретной культуры. Для грека периода классической античности, свой мир - это, как правило, территория его полиса – несколько десятков квадратных километров, дальше начинается космос. Предельно широк мир римского гражданина, ойкумена которого в период «золотого века», охватывает собой большую часть Западной Европы, передней Азии и весь север Африки. Для средневекового человека его мир сосредотачивается в очень небольшом пространстве деревни с прилегающими полями, замка с опушками леса, города и пространства, обозримого с его стен.

Вторая демаркационная линия этой повседневности лежит между посюсторонним и потусторонним миром. Самые зримые границы потустороннего мира, представленные стенами храма, являются, в то же время и самыми универсальными границами разделяющими телесный и духовный миры. Однако мир традиционной повседневности содержит огромное количество не столь универсальных границ. Линией встречи двух миров может выступать зеркальная поверхность, запертая дверь, перекресток дорог, дупло дерева, морской или речной берег, очерченный на земле круг. Границей миров видятся сумерки, как переход дня в ночь, кладбищенская ограда и сама могила.

Третья граница, членящая мир традиционной повседневности, это граница между властью и подчиненными. Восприятие власти в рассматриваемой структуре, сродни року или фатуму, она изначальна и коренится в природе вещей. Власть локализуется территориально и персонально. Территория власти - это агора, площадь, ратуша, замок. Сама архитектура этих мест подчинена демонстрации власти – высокие толстые стены, внутреннее убранство, регламентация поведения посетителей. Персонификация власти – это правитель в лице короля, полководца, сеньора, представителя городского самоуправления. Образ жизни суверена как носителя власти четко кодифицирован. Для него в принципе нет приватной жизни, все подчинено ритуалу, демонстрирующему власть.

Но, в то же время, эта жесткая структура повседневности содержала механизмы деполяризации, позволяющими ей сохранять свою устойчи-

146

вость в течение достаточно долгого времени. Этот механизм «переворачивания», четче всего просматривается в различных карнавальных практиках, выражения необычного через обычное, невидимого через видимое, внешнего через внутреннее.

Структура повседневности общества Нового времени (классиче-

ского общества) начинает складываться в городах средневековья. Именно там, в центре торговли и ремесел, формируется новый принцип жизни, принцип всеобщих эквивалентов, исходной сравнимости и заменяемости самых различных параметров жизни. Но расцвет классической повседневности наступает с XVII веком, когда географические открытия, морские путешествия, развитие дорог и транспортных средств, возникновение мануфактурного производства и научная революция ведет к дистанцированию человека от непосредственного мира природы.

Для классического общества, с бэконовским лозунгом «знание сила», природа представляет собой кладовую ремесленника, материал для изучения и преобразования, объект воздействия. Никогда больше человечество не верило так во всепобеждающую силу науки, медицины, прогресса, как в XVII – XVIII веках. Регулярные парки Версаля с деревьями, кроны которых напоминали скульптурные композиции, английские газоны, как прообраз искусственных покрытий, германские набережные, уподобляющие реки искусственным каналам – символы господства человека над природным миром.

Не случайно XVIII век приносит европейским языкам термины «культура» и «цивилизация», сами эти понятия образовываются и начинают доминировать в жизни европейского человека в противовес «природе». С этого времени повседневная жизнь начинает ориентироваться на мир второй, искусственной, природы. Дома, их архитектура, интерьер, отопление, освещение, как бы бросают вызов природе. Возникает представление о нормативной температуре в жилых помещениях, которая искусственно повышается или понижается в зависимости от сезона. К примеру, и без того холодолюбивых англичан, Локк призывает поддерживать ночную температуру в детских комнатах, соответствующую 14 градусам по Цельсию. Для сравнения, в записках Болотова, мы читаем, что в это же время в России в пансионах для мальчиков ночная температура не должна была опускаться ниже 16 градусов. Воздух в комнатах начинают проветривать, освежать, увлажнять и, конечно же, подогревать, что, в конечном счете, ведет к противопоставлению микроклимата помещения уличному климату.

Особое место в классической повседневности занимает одежда. Она частично утрачивает свое прямое назначение - служить защитой человека от погодных условий, и косвенное – символизировать социальный статус хозяина. Зато начинает свидетельствовать о его «просвещенности», привычках и интересах. Господство моды, роскоши и «хорошего вкуса» на

147

долгое время делают внешний вид европейца не столько явлением, сколько сущностным показателем его личности.

Настоящим прорывом в удалении от природных ритмов становится быстро распространяющаяся практика искусственного освещения. Начиная с XVI века мы обнаруживаем стремительный прогресс в средствах освещения домашних и производственных помещений. Факела, камины и жировые свечи сменяются не в пример более яркими восковыми и стеариновыми. Стеклянные колбы масляных светильников значительно снижают пожароопасность, а зеркальные отражатели в лампах в несколько раз увеличивают их яркость. Все эти искусственные светильники отвоевывают для бодрствования и труда значительную часть темного времени суток. Понятия ночь и сон перестают быть синонимичными. Освещение городских улиц становится обычной практикой в Европе XVII века, что неминуемо ведет к возникновению нового ощущения времени.

Время классической повседневности - это время, упорядоченное и зафиксированное человеком, это время механических часов, которые с XV века перебрались со стен соборов и ратуш сначала на стены комнат, а затем и в карманы и на запястья людей. Время из традиционной для античности и средневековья «меры изменений», превращается в коэффициент эффективности: «время – деньги».

Складывается социально нормированное время, которое делится на «рабочее время» и «досуг», рабочие и праздничные дни. Достижение совершеннолетнего возраста человеком начинает все больше соотносится не с его биологическим взрослением, а возможностью и способностью принимать участие в трудовой деятельности.

Происходит зонирование повседневности, отличное от оппозиционного членения мира традиционным обществом. Территориальное членение повседневности подчиняется в первую очередь принципу дистанцированности от природы. Складывается практика противопоставления городских и сельских территорий как сфер «культуры» и «натуры». Природный мир теперь не столько страшит, сколько вызывает пренебрежение как недостаточно цивилизованный. Вторым принципом территориального зонирования выступает имущественный и производственный показатели. В городах четко выделяются районы (слободы в русском варианте) специализирующиеся на торговле, финансовых операциях, правовых действиях, административном управлении, районы, где живет беднота, районы проживания «элиты» и особо криминальные районы.

Если в традиционном обществе структуры носили характер внешнего ограничения жизни человека, то в классическом обществе структурируется сам этот мир. То, что лежит за его границами – мир природный, неизвестный, потусторонний – во внимание практически не берется. Для классических структур повседневной жизни характерно выделения сфер в соответствии с произвольными критериями, такими как: здравый смысл – в облас-

148

ти литературы, публицистики, публичной политики, естественный такт и вкус – в одежде, интерьере, манере общения, рациональное право и моральная справедливость – в сфере права и философии.

В социальном пространстве возникают особые зоны, в которых собирается публика. Формируется само понятие «публики», то есть, людей, объединенных не общим делом, а общими интересами, не «рабочим временем», а «досугом». В пространстве повседневной жизни такими зонами становятся: театры, музеи, клубы, салоны, кофейни. Развиваются средства массовой коммуникации: почта, газеты, романы. Эти зоны формирования новой общественности функционируют вокруг «частных» проблем – вопросов экономики, семейных отношений, вопросов воспитания, душевных переживаний.

Классическая повседневность представлена взаимно переплетенными группами с соответствующими «идеологами». В ткани повседневности этого типа выделяется фигура критика (политика, философа, писателя, моралиста), который представляет общий здравый смысл, естественное право, общепризнанные ценности и моделирует внешность, манеры, душевные переживания, влечения и желания публики.

Структура повседневности классического общества сложна и разнородна, она представлена разноуровневыми институтами с частично дублирующимися функциями. Тем не менее, повседневность классического общества еще гомогенна (однородна по составу).

Современные структуры повседневности (постклассичесго обще-

ства) складываются вместе с ростом мегаполисов. Постклассическая структура начинает господствовать в повседневности с XX века. Для нее характерно не просто дистанцирование человека от природной реальности, но и дистанцирование его от основных параметров собственного бытия. Процесс «отчуждения», «потери укорененности», отмечаемый философами с XIX века, приобретает абсолютное доминирование.

Образцом для передачи этой структуры повседневности служит крупный индустриальный город, напоминающий собой лабиринт. Его житель лишен горизонта и естественных ориентиров, он помещен в низкий контекст места. Ландшафт конструируется его же сознанием, которое лепит целостный образ из различных деталей. Город разгружает мысль и перегружает зрение, становится меньше мест индивидуального общения и больше витрин, рекламы, зрелищ.

Единого масштаба нет ни в пространстве, ни в морали, ни во власти. Современный город совмещает на одной территории множество разных городов. Они наслаиваются друг на друга как кадры нескольких фильмов, спроецированных по ошибке на один экран. Различные социальные группы, живя на одной территории, находясь физически на расстоянии вытянутой руки, существуют в параллельных непересекающихся мирах, каждый из которых функционирует по своим собственным законам. Случайный

149

«переход» из одного социального пространства в другое возможен, но чреват непредсказуемыми последствиями.

Такая структура жизни таит массу неожиданностей. Она только на первый взгляд зависит от человека. Постклассический мир, не подчиненный больше природе, не подчиняется и природному человеку. Это мир техники, созданный человеком, но существующий по своим собственным законам. В этом мире, по словам Хайдеггера «река встроена в плотину», а человек требуется машине, так же как и она требуется ему. Новые структуры повседневности лишают человека онтологической укорененности, уверенности, цельности понимания.

Можно сказать, что в современной повседневности время становится относительным, индивидуальным показателем. Практически исчезает социально норматированное время. Понятие «рабочий день» размывается и отходит в прошлое. Скоростные средства передвижения, глобальная информационная система, мобильная связь делает несущественным «рабочее место». Круглосуточно функционирующий мегаполис снимает разницу между работой и отдыхом. Даже биологические часы ритмизируются человеком в зависимости от желания, образа жизни, финансовых возможностей. Калорийность пищи, её экологическая чистота, интенсивность и форма отдыха, медицинские препараты по-разному регулируют природные ритмы человеческого организма.

Отсутствие моральных и ценностных ориентиров привносят сильный элемент игры и условности во все формы жизни. Они меняют местами понятия дозволенного и недозволенного, хорошего и плохого, детского и взрослого, мужского и женского. Человек теряется в потоке информации, переживаний, открывающихся возможностей. Рациональное начало престает руководить поведением человека и «сон разума рождает чудовищ».

Постклассическая структура повседневности опирается на новый порядок – внутреннюю структуру сознания, алогичную, стихийную, случайную, которая проецирует себя вовне, выхватывая тот или иной фрагмент реальности. Структура современной повседневности гетерогенна (неоднородна по составу), она сочетает в себе разные масштабы, её порядок устанавливается произвольно, обозначая большим масштабом индивидуально более значимые области. Этот порядок не диктуется из единого центра, а осуществляется на местах.

В постклассической повседневности нет общего центра и привилегированных мест власти и закона. Происходит изменение форм власти, она становится незаметной и вместе с тем «липкой», ибо входит в структуры повседневности, определяет не столько то, что должен думать, сколько то, должен желать, переживать и чувствовать человек. Происходит отделение власти от политиков, она сосредотачивается в радио, прессе, рекламе, моде…

150