Примечания

1. Эразм Роттердамский. Похвальное слово Глупости. М.; Л., 1932. С. 119.

2. Эразм Роттердамский. Философские произведения. М., 1986. С. 263.

3. Castellion S. De l'art de douter et de croir, d'ignorer et de savoir. Geneve, 1953. P. 78. * Ibid. P. 77. 5 Ibid. P. 8. ⁸ Ibid. P. 73.

⁷ Цит. no: Busson H. Le rationalisme dans la litterature frangaise de la Renaissance. P., 1957. P. 8. ⁸ Ibid. 9 Ibid.

1°Монтень M. Опыты. M.; Л., 1954. Кн. 1. С. 203. «Там же. М.; Л., 1958. Кн. 2. С. 244. *²Там же. С. 268. 13 Там же. С. 244. 14 Там же. С. 246. 15 Там же. С. 297. 16 Там же. С. 244. 1?Там же.

М.; Л., 1960. Кн. 3. С. 185. ™ Там же. Кн. 2. С. 206. «Там же. С. 213-214.

20. Gide A. Les pages immortelles de Montaigne, choisies et expliquees par Andre Gide. P., 1948. P. 29.

21. Монтень M. Указ. соч. Кн. 2. С. 401. 22 Там же. С. 401-402. 23 Там же. С. 253. 24 Там же. Кн. 3. С. 321. 25 Там же. С. 269. 26 Там же. С. 355.

27 Sanchez Fr. II n'est science de rien (Quod nihil scitur). Edition critique latine-fran^aise. P., 1984. 28 ibid. P. 28. 29 ibid. P. 58. 30 Ibid. P. 68. 31 ibid. P. 60 . 32 ibid. P. 54. зз ibid. P. 161. 34 ibid. P. 164 . 35 ibid. P. 62. 36 ibid. P. 108. 37 ibid. P. 152 . 38 ibid. P. 156. 39 Ibid. P. 120. 4° Ibid. P. 166.

41. Асмус В. Ф. Декарт. М., 1956. С. 89. ^у

42. Gassendi P. Loguka z dodatkiem Wstepy do Zarysu Filozofii. Warszawa, 1964. P. 62. Далее: Loguka...

43. Гассенди П. Сочинения: В 2 т. М., 1968. Т- 2. С. 531.

44. Gassendi P. Loguka... Р. 71.

45. Гассенди П. Сочинения. Т. 2. С. 86. 46 Там же. С. 336. 47 Там же. С. 60. 48 Там же. С. 198.

    49. Бернал Д. Наука и общество. М., 1966. С. 256.

    50. Pascal В. Oeuvres completes. P., 1963. P. 526.51 Ibid. P. 527. 52 Ibid. P. 536. 53 ibid. P. 597.

        54. Декарт P. Избранные произведения. M., 1959. С. 496.

        55. Pascal В. Op. cit. P. 230. 56 ibid. P. 231. 57 ibid. P. 349. 58 Ibid. P. 231. 59 Ibid. P. 230. eo ibid. P. 232. 61 ibid. P. 617. 62 ibid. 63 ibid. P. 527 . 64 ibid. 65 ibid. P. 515. 66 ibid. P. 503.

67 Бейль П. Исторический и критический словарь: В 2 т. М., 1968. Т. 1. С. 351. 68 Там же. С. 352. 69 Там же. С. 304. 70 Там же. С. 286. 71 Там же. С. 274. 72 Там же. С. 270. 73 Там же. С. 208­209 . 74 Там же. С. 341. 75 Там же. С. 202. 76 Там же. С. 203 . 77 Там же. С. 11. 78 Там же. С. 9

.РАЗДЕЛ II

Великие философы XVII — первой половины XVIII вв.

ВВЕДЕНИЕ

1. ФИЛОСОФИЯ XVII-XVIII вв.: СПЕЦИФИКА, СОЦИОКУЛЬТУРНЫЙ КОНТЕКСТ

Трудно переоценить значение философии XVII-XVIII столетий в истории общества, его культуры, в истории философии. В эти ве­ка человечество шагнуло в новую эру своей истории, отмеченную мощным цивилизационным скачком. За два столетия по существу изменились экономические, политические, общекультурные формы бытия человечества. В экономике то был период мануфактурного производства, связанный с новой системой разделения промышлен­ного труда, с начавшимся применением машин. В политической сфере складывались новые представления о правах и свободах че­ловека, о правовом государстве и началась борьба за претворение в жизнь идей свободы и права. В сфере культуры на первый план стало выдвигаться научное знание. В естествознании и математике были сделаны выдающиеся открытия. Философия была на перед­нем крае всех этих изменений. Она предвещала, стимулировала и обобщала их.

XVII в. нередко называют "веком науки". И это справедливо. Научные знания о мире ценились весьма высоко, что подтвержда­ется содержанием и даже формой философии. Философия, участ­вуя в развитии научного познания и нередко опережая его, стреми­лась стать "великим восстановлением наук", если воспользоваться названием сочинений Ф. Бэкона, "рассуждением о методе", если применить здесь название одного из сочинений Декарта. Филосо­фы, подобно Р. Декарту, Б. Паскалю, Г. Лейбницу, порой и сами были первооткрывателями в математике и естествознании. Вместе с тем они не пытались сделать из философии, фактически перестав­шей быть служанкой богословия, служанку наук о природе. На­против, философии они отводили особое, ничем другим не запол­няемое место: философия должна была выполнять традиционную для нее (со времен Платона и Аристотеля) роль наиболее широкого уче­ния, синтезирующего обобщенные знания о мире природы, о человеке как части природы и его особой "природе", сущности, об обществе, о человеческом духе и — обязательно — о Боге как первосущности, первопричине и перводвижителе всего существующего. Иначе говоря, процессы философствования мыслились как "метафизи­ческие размышления", если опять-таки воспользоваться названием сочинения Декарта. Философов XVII в. поэтому справедливо на­зывают "метафизиками". К этому, однако, надо добавить, что их метафизика не была простым продолжением традицонной метафи­зики, но стала новаторской ее переработкой. Новаторство — отличительная черта философии нового времени по сравне­нию с традиционалистской схоластикой. Первые философы нового времени, правда, были учениками неосхоластоВ. Однако они со всей страстью ума и души стремились пересмотреть, прове­рить на истинность и прочность унаследованные знания. Критика "идолов" у Ф. Бэкона и метод сомнения Р. Декарта в этом смысле не просто интеллектуальные изобретения, а знамения эпох: пере­сматривалось старое знание, для нового знания отыскивались проч­ные рациональные основания.

Поиск рационально обосновываемых и доказуемых истин философии, сравнимых с истинами науки, — другая черта философии нового времени. Трудность, однако, состояла в том, что философские истины, как обнаружилось впоследствии, не могут иметь аксиоматического характера и не могут доказываться принятыми в математике способами. Однако Декарт или Спиноза всерьез на это надеялись, пытаясь не просто придать своим сочи­нениям форму научного трактата (что также контрастировало с художественно-диалогической формой философских произведений недавнего прошлого), но и стремясь вести все рассуждения с помо­щью "геометрического", аксиоматически-дедуктивного метода. Впоследствии это увлечение прошло,» но стремление ориентиро­вать философию на точные науки оставалось господствую­щим на протяжении всего нового времени. Еще в XIX и особенно в XX веке стало распространяться мнение, что класси­ческая философия нового времени преувеличивала значение науч­ного, рационального, логического начал в человеческой жизни и соответственно в философском мышлении. И действительно, в мас­се своей философия XVII - первой половины XIX вв., т. е. именно нового времени (в западной терминологии ее называют "философи­ей модерна"), была рационалистической. Здесь слово "рациона­лизм" употребляется в широком смысле, объединяющем и "эм­пиризм", возводящий все знания к опыту, чувственному Познанию, и "рационализм" в более узком смысле, отыскивающий основа­ния и опыта, и внеопытного знания в рациональных началах. Рационализм в широком смысле — это уверенность в способности разума, особенно разума просвещенного, руководимого пра­вильным методом, разгадать загадки природы, познать окру­жающий мир и самого человека, с помощью здравого смысла решать практические жизненные задачи и в конечном счете пере­устраивать общество на разумных началах. И непременно с помо­щью разума постигать Бога. Философы XVII-XVIII вв. вместе с тем интересовались не только рациональным познанием, но и по­знанием с помощью чувств — к нему особенно внимательны, его достоверность доказывают сторонники эмпиризма Гассенди, Локк, французские просветители. Но и рационалисты — Декарт, Спино­за, Лейбниц — также уделяли немалое внимание чувственному опыту (к которому, однако, относились критически), воле и "стра­стям души", аффектам, которые, с их точки зрения, подлежат и поддаются контролю со стороны разума. Словом, XVII и XVIII вв. справедливо считать столетиями рационализма. Но философам этого времени неверно было бы приписывать, что иногда делается, самоуверенный рационализм, ибо и эмпирики, и рационалисты объективно рассматривали недостатки и ограничен­ности человеческого разума, писали трактаты о необходимости и путях его совершенствования.

Следует также принять во внимание образ разума, соответст­вующий рационализму XVII-XVIII вв. Это вовсе не был некий аб­солютный, всемогущий разум, вместилище абстрактных логических идей. К такому пониманию разума философы придут позже. Фи­лософы XVII в. тоже вспоминали о всемогущем разуме, однако его они приписывали только Богу. Что касается человеческого разума, то в их изображении это всегда разум сомневающийся, ищу­щий, способный к заблуждениям и иллюзиям. И все же он способен к ясному, достоверному познанию. Главное, что разум вписан в реальную человеческую жизнь, является ее орудием. И орудием весьма эффективным. Надо лишь заботиться о нем, уси­ливать его с помощью простых и ясных правил метода, о котором с позиций эмпиризма рассуждал Ф. Бэкон, а с позиций рационализ­ма — Декарт. Метод — оружие не одной только науки. Когда Де­карт писал о правилах метода (см. о них в разделе о Декарте), он не случайно вспоминал труд обойщиков, ткачей. А можно было бы говорить и о строителях, создателях машин — словом обо всех, в чью деятельность новая эпоха вносила все большие эффективность, порядок, организацию.

XVII в. иногда называют "веком Декарта". Это оправданно не только в том смысле, что полемика вокруг его идей и произведе­ний была в центре духовной жизни Европы второй половины сто­летия. Правы исследователи, указывающие на связь декартовских идей метода, рационального порядка, организации и того стиля ар­хитектуры, быта, жизнеустроения, который именуется "барокко". Дворцы и сады, дома горожан, улицы и площади, учения о теат­ральном искусстве и музыке — все в XVII и XVIII вв. переклика­лось с философией Декарта и других рационалистов

.От своей эпохи философы XVII в. почерпнули и передали ей философски обоснованными идеи свободы и достоинства лично­сти. Способом их философского обоснования стала концепция при­родного начала в человеке и человеческой "природы", т. е. сущно­сти человека. Философы этих двух столетий считали человека существом,- обладающим природными и духовными, достойными удовлетворения потребностями. Разум, свободу, изначальное "природное" равенство с другими людьми, право обладать частной собственностью они также включали в человеческую природу. Сво­бодный индивид с его огромными возможностями рационального действия и познания — подобное философское понимание как нельзя более отвечало эпохе, нуждавшейся в таком человеке и вы­зывавшей к жизни его инициативу, энергию. Особенно наглядно это было в передовой стране XVII-XVIII вв. Голландии, где ро­дился и жил Спиноза и где часть своей жизни провел Декарт. Пу­тешественников поражали порядок и рациональность в труде, чис­тота, благоустроенность домов и улиц, грамотность граждан, их ос­ведомленность в науках и искусствах. (Такой страной свободных и образованных людей увидел Голландию будущий российский царь Петр I.)

О XVIII в. следует сказать особо. Во многом связанный с пред­шествующим столетием, этот век с точки зрения социально-полити­ческой и культурной жизни выделяется своими специфическими особенностями. Их иногда объединяют термином "век Просвеще­ния". Что же характерно для века Просвещения — века Ньютона и А. Смита, Лавуазье и Руссо, Лессинга и Канта, Ломоносова и Радищева?

В социально-экономическом и политическом отношениях то было противоречивое столетие. Страны и государства развивались неравномерно. Вперед вышла Англия, ставшая относительно разви­той промышленной страной, в XVII в. пережившей бурные револю­ционные потрясения, а в XVIII в. сохранявшей баланс сил и неко­торую социальную стабильность. Ареной наиболее радикальных социальных изменений стала Франция, где в конце века, как из­вестно, произошла Великая французская революция (1789—1793). Ее причиной была неразрешенность многих коренных социальных проблем — и прежде всего существование крепостного права. XVIII в. поставил крепостное право под вопрос, хотя непосредст­венная его отмена в ряде стран Европы происходила в следующем столетии. XVIII в., с одной стороны, стал веком абсолютизма, т. е. небывалого усиления королевской власти в ряде стран Европы (особенно во Франции во время правления Людовика XVI, 1774­1792). С другой стороны, это было столетие, когда особенно ясно обнаружилась непрочность монархической власти, ее зависимость от народной воли и народного недовольства. Это понимали и сами монархи, почему XVIII в. также был столетием "просвещенного аб­солютизма" — с идеей просвещенного государя заигрывали и коро­нованные властители, и их подданные. К концу столетия налицо был кризис абсолютизма. В философии он отразился в усилении внимания к проблемам прав и свобод индивида, к проблемам за­конности. «О духе законов», если воспользоваться названием сочи­нения Монтескье, размышляли многие. Популярными стали темы народного суверенитета, общественного договора. «Рассуждения о причинах неравенства между людьми» — это заголовок одного из главных сочинений Руссо и вместе с тем профилирующая тема философских и политических дискуссий.

Существует несомненное (исследователями четко обнаруженное) родство между принятой 26 августа 1789 г., на взлете французской революции, «Декларацией прав человека и гражданина» и центральными идеями предреволюционной философии французско­го Просвещения. Первая статья Декларации — «Люди рождаются и остаются свободными и равными в правах», — как и провозгла­шенные в других статьях правА и свободы личности, слова, совес­ти, безопасности, сопротивления угнетению (все это "естественные, священные и неотчужденные права человека", как сказано в Дек­ларации) выглядят своего рода цитатами из философских сочине­ний. Главные ценности освободительной борьбы — Свобода, Равен­ство, Братство — получили обоснование в философских, правовых сочинениях, в произведениях литературы и искусства. Примеча­тельно, что многие философы Просвещения — это и выдающиеся писатели, драматурги, создатели философски насыщенных литера­турных произведений.

К ценностям Свободы, Равенства и Братства следовало бы доба­вить и Разум, культ которого начинается именно в XVIII в. В этом отношении философия Просвещения — и наследница рационализ­ма XVII в., и предшественница рационализма XIX в. Ориентация на науку и преклонение перед ее выдающимися достижениями по­лучили действенное воплощение в начавшемся после 1750 г. и за­вершившемся в 1765 г. издании «Энциклопедии, или Толкового словаря наук, искусств и ремесел» Д'Аламбера и Дидро. Это было грандиозное обобщение накопленного к XVIII в. хозяйственно-эко­номического, политического, но прежде всего культурного, интел­лектуального опыта человечества — разумеется, "просмотренного" сквозь призму просветительских воззрений. Можно сказать, что в «Энциклопедии» предметно воплотился человеческий разум. Очень важно иметь в виду цель, во имя которой создавалась «Энциклопе­дия». Ее авторы полагали, что залог глубоких социальных пере­мен — просвещение народа, соединенное с волей просвещенных же просветителей. «Энциклопедия» и должна была, по мысли ее соз­дателей, способствовать тому и другому. Предполагалось, конечно, что правители и народ смогут прийти к согласию, мирно разрешить накопившиеся социальные проблемы. Но история распорядилась иначе. Разразилась Французская революция, сумевшая, с одной стороны, продвинуть вперед дело народной свободы и последовав­ших в наполеоновское время коренных преобразований хозяйствен­ной, политической, государственно-правовой жизни, радикальную "культурную революцию". С другой стороны, революция стала кровавым событием, сопряженным с насилием, репрессиями, преследо­ванием людей за их происхождение и убеждения. Революционный террор, таким образом, резко контрастировал с заявленными рево­люцией ценностями Свободы, Равенства, Братства, Разума. Несво­бода, неравенство, ненависть и недоверие друг к другу, неразумие оказались спутниками революции. Это заставило мыслящих людей в разных странах земли, вначале воспринимавших лозунги и собы­тия революции с сочувствием и даже воодушевлением, глубоко пе­реосмыслить ее совокупный опыт, а вместе с тем — достижения и заблуждения философии Просвещения. Среди них были те, кому суждено было стать философской славой Германии — Кант, Фих­те, Шеллинг, Гегель.

В философии Германии XVIII в. это и век Канта. И все же есть немало оснований рассматривать его критическую философию — критическую и по отношению к Просвещению — особо, не забы­вая, как много значили для Канта просветители, особенно Руссо. Но это другая страница истории, а мы начинаем анализ филосо­фии нового времени с переходных форм — неосхоластики и немец­кой мистики, чтобы затем вплотную заняться великими философ­скими учениями Европы XVII в.