Глава 2. Политико-правовая сущность литературных и публицистических работ Цаликова Ахмада.

§1 Политико-правовая сущность романа «Брат на брата».

Важнейшим произведением Цаликова является роман «Брат на брата». Он не только художественный памятник, в нем раскрывается и вся общественно-политическая картина Осетии в описываемом периоде. В какой-то мере это был автопортрет Цаликова, потому что очень много событий вокруг главного героя полностью совпадают с политико-правовым путем самого Ахмада Цаликова.

С самого начала романа, описывая возврат героя в Осетию, Цаликов выражает свой протест к военно-фронтовой обстановке. Это была своего рода литературная форма выражения недовольства войной. Причем становится понятным, что Цаликов был против любой войны.

Описываемый в романе сюжет касается военного времени. По тексту непосредственно, на первый взгляд, не понятно, о какой войне идет речь. Сначала упоминается о конфликте осетинов и ингушей, а затем между осетинами-христианами и осетинами-мусульманами.

А в действительности, речь идет о гражданской войне. А гражданская война есть именно смешение всех видов конфликтов – межконфессиональных и межнациональных.

В гражданской войне воюют не только брат с братом, но и сторонние участники, которые по тем или иным основаниям присоединяются к враждующим сторонам. Вот как это описывает Цаликов на примере своего героя:

«Ходят слухи, что осетины-христиане собираются совместно с казаками вырезать осетин-мусульман, а осетины-мусульмане уже зовут на помощь ингушей и кабардинцев²⁶».

Исходя из этого, многие политико-правовые моменты в романе следует понимать именно в этом аспекте.

Ахмад Темболатович хорошо описал и настроения простого населения, которое также было недовольно. Вот отрывок из диалога:

— Ради Аллаха, расскажите, что у вас тут делается, — спрашиваю я. — Что за войну вы тут затеяли? Клянусь Аллахом, я ничего не понимаю.

— Бог проклял нас, — отвечает Асаге, — и кровь поливает наши нивы. Осетины и ингуши бьются в смертельной схватке.

— Что они не поделили? — продолжаю я допытываться.

— Кто может на это ответить, — Асаге разводит руками, —

затмение разума...²⁷

Но местные идеологи войны ссылались на жизненную необходимость. В романе приводится цитата одного из старейшин: «Он говорит о том, что стыдно заниматься праздными разговорами, когда нужно дело делать. Неужели недостаточно гибели одного Тепсыкоюрта. Неужели мало того позора, который падает сейчас на головы осетин в виде пепла от сгоревших домов Тепсыкоюрта, что они хотят допустить еще новый позор — гибель селения Татьянинского, против которого враги сейчас сосредоточивают все свои силы. Подвозят пушки. Собираются атаковать. Пение ингушей, которым те себя возбуждают, доносится до нашего слуха, а мы тут в тылу разглагольствуем и выслушиваем пустые хабары. Всякий, кто считает себя мужчиной, у кого на голове папаха, а не платок женщины, в ком течет кровь осетина, не прощающего обиду врагу, а отплачивающего ему вдвое, должен поспешить на поле брани. Там идет дело о чести народа. Поспешите в Татьянинское. — Его, старика, послали кликнуть клич по всему Иристону. — Не медлите больше. Не положите срама на головы свои и на головы последующих поколений осетин. Не унизьте имени осетина...»²⁸

Как пожизненный критик войны, Цаликов очень хорошо описал влияние многолетней войны на нравственность своего народа: «Полупьяная молодежь, потеряв всякие сдерживающие начала, не замечает убеленных сединами старцев, пугливо прижавшихся к забору²⁹».

Здесь, на наш взгляд, надо бы сделать очередную заметку про современное состояние. Сегодня нравственный облик родного народа находится в не идеальном состоянии. Нам, как потомкам Цаликова, выступающим даже просто против алкоголизма молодежи, следовало бы предпринимать конкретные меры по нравственному оздоровлению общества.

Но в то же время Цаликов показывает, что герои с очень большой радостью возвращаются на родину. Эта радость облекается даже в некий холодный взгляд в матушку-Россию. «Страшная Россия позади... Подымаются немые вопросы... Томят сердце воспоминания...³⁰»

Такая же трактовка имеется и в письме героя романа к своей любимой девушке: «...Но дело в том, что пришел однажды день, и я почувствовал, Валя, что мундир, который я носил с такой гордостью, давит мне грудь. Мне захотелось длиннополой черкески, стянутой в талии узким ремнем, неслышной поступи ноги, обутой в мягкий сафьян, мохнатой папахи на бритой голове. Мне захотелось смыть с себя белила и румяна — грим русской школы и русской среды — быть снова вольным сыном гор — простым и непосредственным. Далекий Кавказ — родина! Маленький народ, затерянный на земной планете. Где вы?...³¹»

В самом разгаре подготовки к защите раскрывается важная до сих пор проблема: самоидентичность осетинских мусульман и отношение к ним. Вот очередной диалог:

— Кто вы, гости, и откуда прибыли?

Я отвечаю, что я Алибек из селения Шишкау, что я только что с поезда и поспешил в Татьянинское, как осетин желая в эту тяжелую минуту быть чем-нибудь полезным родному народу.

— Зачем прибыли?..

— Тоже братья!..

— Знаем, какие это братья! — загудели со всех сторон в ответ.

— Нам таких братьев не нужно...

— Счастливой дороги!..

— Га-га-га... — загоготала какая-то пьяная рожа в толпе, и тотчас кто-то взбешенной фистулой бросил нам в лицо:

— Мы ингушам скорей поверим, чем вам, осетинам-мусульманам… ³²

То есть, даже в том случае, когда мусульмане-осетины стоят с другими своими земляками перед лицом общего врага, к ним относятся с подозрением.

Это, как было сказано выше, остается актуальным и поныне. Сколько бы руководство современных мусульман не пытается заявить о себе, как о защитниках исконных традиций осетин, их постоянно называют террористами и экстремистами.

А главной политико-религиозной идеей романа является непонимание религиозной конфликтологии. Цаликов как политик общероссийского уровня понимал, что только взаимопонимание различных наций и различных конфессий может быть гарантией мира и стабильности. И даже в своих художественных произведениях он пытается выступить против межнациональной розни и конфликтов.

Осетия же поделена на христианскую и мусульманскую. Более того, по картине Цаликова, были в Осетии и люди, которые своей религией признавали лишь свои осетинские традиции. Это продолжается и сегодня, когда в Осетии появляются целые группы, заявляющие о необходимости реанимации древних языческих верований.

Здесь надо сделать несколько замечаний, касающихся в том числе и политико-правового портрета Цаликова. В рассматриваемом романе, а также в иных произведениях, Цаликов А.Т. приходит к мнению, что большинство осетин так и не стали мусульманами или христианами, а являются приверженцами религии отцов и веры в Уастырджи.

С точки зрения ортодоксального Ислама такая позиция Цаликова А.Т. может оцениваться как предел на грани вероотступничества, так как Цаликов по буквальному тексту признает многобожие признанным вероубеждением своего народа. Однако предполагается, что наверняка он констатировал это больше с сожалением, нежели с гордостью.

Невозможно представить, что Ахмад Цаликов, будучи в высших эшелонах мусульманского сообщества, мог не понимать что поклонение языческим божествам является смертным грехом в Исламе.

Но дальше больше. В письме своего героя Алибека Цаликов пишет: «Мой маленький народ разбился на две враждебные группы, находящиеся между собой чуть ли не в состоянии открытой войны. Все эти события — мне еще не понятны, но одно для меня ясно, что им необходимо положить конец. Брат восстал на брата. Какой позор! Какое умопомрачение! Мусульмане и христиане... Мы ведь, осетины, и не мусульмане и не христиане, мы скорей уастырджисты или даже язычники, с культом заповедных рощ, вековых деревьев, духов, которыми мы наполняем поля и леса, воды и горы, дома и пещеры. Наша молитва — чинок араки или чаша пива в одной руке, круглый пирог с сыром в другой. Да, это так! А то вдруг стали мусульманами и христианами! Не понимаю ни мусульманства, ни христианства! Вы не можете себе представить, как это меня огорчает. Как будто кто разрывает мое собственное сердце на две части. Да оно так и есть. Потому что мое сердце: это я и вы. Я мусульманин, а вы христианка — дети одного маленького народа. Мы — это символ единства. А это единство — наше спасение. О, как дорог мне наш союз!...» ³³

Или вот пример напутствия председателя съезда по его окончанию: Председатель кончает речь призывом благословения Уастырджи.

То есть, признается что осетины - не мусульмане и не христиане, а уастырджисты. Здесь по поводу слов Цаликова можно сделать несколько гипотез. Может, это лишь слова лирического героя романа, которые не поддерживаются самим Цаликовым. Может Цаликов пишет это для успокоения обстановки гражданской братоубийственной войны. Может Цаликов не знал, что вера в языческий мифический персонаж Уастырджи является смертным грехом. Может быть, в тот период еще мусульманское сообщество в России и Осетии еще не отпочковалась от языческих воззрений.

Но если исторически будет доказано, что Цаликов поддерживал языческую веру, то вопрос о мусульманском вероисповедании Цаликова становится сомнительным.

А может у героя романа свои интересы в изменении религиозной самоидентичности осетин? Ведь он сам мусульманин, но ему нравится девушка из семьи православного священника. И поэтому он говорил о том, что якобы осетины и не христиане и не мусульмане, а уастырджисты. Однако межконфессиональные браки никогда не являлись проблемой, и необходимости отражать необъективную религиозную действительность в Осетии из-за любви к девушке не было.

Почему мы обращаем столь пристальное внимание религиозному портрету Ахмада Цаликова в романе «Брат на брата»?. Дело в том, что религия очень влияла на политическую деятельность Цаликова А.Т. и его правовые воззрения. А трансформация религиозных убеждений имеет прямое влияние на политико-правовой потрет Цаликова.

Некоторые исследователи, в частности, Чеджемов С.Р. отмечают, что к концу своей жизни Цаликов уже отказался от идей исламского социализма. Это, в частности, было очень заметно в 1927 году на заседании рабочей группы Народной партии вольных горцев Кавказа³⁴.

Да, конечно, Цаликов мог изменить некоторые свои взгляды относительно политического будущего мусульманского сообщества, но это никак не означает, что он поменял свои религиозные убеждения от исламских на языческие.

Более того в своем знаменитом романе «Брат на брата» он гордился своими исламскими убеждениями: «Я родился в исламе, но ни в корпусе, ни потом, офицером, я никогда не задумывался над своей религией. Теперь она мне кажется полной особого величия, до сих пор мною незамечаемого... В корпусе я любил ходить в церковь в ночь на Пасху. Свечи, пение, ладан. Светлые платья. Торжественные, умиленные лица мужчин и женщин. Особенно мне нравилось пение: — «Христос воскресе из мертвых. Смертью смерть поправ и сущим во гробех живот даровав». Мне казалось, что действительно благодать сходит на землю, и начинается новая братская жизнь. «Христос воскресе!» — и жуткий трепет охватывает мое сердце «нехристя», почему — и сам не знаю.

Но самая торжественная христианская молитва в храме с ослепительно сверкающим золотым убранством, с пением херувимским, кажется мне сейчас кощунственной и жалкой, в сравнении с бесхитростной молитвой мусульманина в поле, под открытым небом.

Я поворачиваю голову в ту сторону, где все мрачней и мрачней становятся громады лесистых гор, и блестят, как сгустки расплавленного серебра, вершины отдельных снежных гигантов, и оттуда, из-за этих гор, перед моим духовным взором вырастают фигуры борцов Кавказа: вот неведомый родом молниеносный Шейх-Мансур, вон пламенный оратор и воин Кази-Мулла, решительный, жестокий Гамзат, мудрый и грозный имам Шамиль.»³⁵

На наш взгляд, Ахмад Цаликов, как человек, имеющий достаточно хорошие знания в исламском обществе, все-таки не мог признавать истинность так называемой «осетинской религии», так как это грозило ему вероотступничеством и, как следствием, его уходом со сцены управления мусульманами. А ввиду того, что мусульманские организации были важнейшей платформой для политической деятельности Цаликова, то это бы означало и конец его политической деятельности вообще.

Однако истинную связь Цаликова с языческими верованиями необходимо оставить на суд Всевышного и истории. Но надо помнить один факт: если действительно Цаликов придерживался языческих убеждений, то еще раз скажем, вопрос о его вероисповедании и религиозной принадлежности становится сомнительным.

Очень красиво в романе описывается съезд, названный героями «осетинско-мусульманский съезд». Название и сущность съезда показывают то, что уже в те времена мусульмане Осетии были настолько самоорганизованы, что могли проводить свои съезды.

Герой даже гордится, что едет не просто на осетинский, но на осетинско-мусульманский съезд, он представитель не только осетин, но представитель именно осетин-мусульман.

Весь строй съезда направлен против братоубийственной войны. Это хорошо видно на поведении гостя из Владикавказа Магомета, который призывает принять на съезде решение о прекращении насилия в осетинском обществе.

Важно подметить, что, по мнению Ахмада Цаликова, инициаторами прекращения насилия выступает именно мусульманская часть. Это полностью соответствует всей политической деятельности Цаликова, который хотел доказать, что политический потенциал мусульман может улучшить общегосударственное состояние.

Дискуссии были очень жаркие. Были и противники гражданского мира среди осетин, которые заявили, что мусульмане-осетины могут жить лишь с мусульманами. Это уже не имеет сегодня актуальности, так как современные мусульмане понимают, что они часть всего осетинского общества и им суждено жить бок о бок с представителями других конфессий.

Другие винили во всем один единственный эпизод и один единственный род. Это представители рода тепсыкоюртов убили ингушского священнослужителя, изнасиловали ингушскую старушку. То есть, род тепсыкоюртов виноват в разжигании войны, также как Гаврила Принцип, убивший эрцгерцога Франца Фердинанда, виноват в разжигании Первой мировой войны.

Кульминационным моментом было прибытие на описываемый съезд христианско-осетинской делегации. Как пишет автор: после некоторых препирательств на тему о том, стоит ли выслушивать «этих гяуров», съезд решает вопрос в положительном смысле, и делегацию вводят в помещение школы.

С этого периода съезд становится не только мусульманским, но становится общеосетинским.

Новый толчок жарких обсуждений в сюжете начинается глубоко ночью, когда надо было определить, поедут ли осетины-мусульмане на осетино-христианский съезд. Опять разные мнения, опять споры, но в итоге принимается решение об участии в параллельном христианском съезде. Ведь осетинские христиане даже прервали свои съезд до приезда мусульман.

В этих обсуждениях можно также выделить политико-правовую характеристику осетинского народа: способность к дискуссиям и восхитительным речам. Нашим некоторым парламентариям было бы полезным поучиться по этому роману искусству риторики.

Но окончательный ответ оставался за «городским» Магометом. Он одобрил поездку, но поставил условие, чтобы делегаты мусульманского съезда были организованы. Главным девизом обоих съездов должно было стать национальное «я», которое не должно теряться. А главным требованием мусульман он назвал то, чтобы в Осетинском национальном совете одна треть принадлежала мусульманам.

Все согласились с этими позициями.

Еще одним политико-экономическим требованием мусульманского съезда является расформирование осетинского казачества. По мнению мусульман, христиане-осетины должны разорвать свои союз с казаками и создать единый осетинский христиано-мусульманский союз. Истинной сущностью данного требования являлось желание решить аграрный вопрос.

Православный съезд происходил в Дукантыкау. По мнению героя, на месте христианского съезда было много того, что могло обидеть мусульман. Это даже не только и не столько наличие на улицах свиней, но даже то, что делегаты христианского съезда даже не встали с мест в знак приветствия. И здесь мы видим, как обращается внимание на то, что даже приветствие может иметь важное политико-правовое значение, а иногда и решающее значение при разборе таких сложных дел. Такое поведение принимающей христианской стороны не сообразуется даже с общими для всех осетин обычаями.

Христиане тоже нашли причину обиды. Когда «городской» Магомет назвал керменистов молодежью, у которой еще молоко не обсохло на губах, керменистская молодежь стали кричать «Не оскорблять... Не оскорблять».

А ведь укор Магомет делает керменистам только из-за того, что у них нет необходимого опыта в жизни и в политике. Он сам очень интересно описал причину такого укора: «Нет, я не хочу вас оскорбить. Но ведь вы думаете, что тяп да ляп, и социализм готов. Вот и тут у нас в родном краю, в наших горах, ущельях, трущобах они думают насаждать социализм. Какая чепуха! Я же думаю, что дай Бог, если мы установим у себя принцип простого демократизма, если мы только вступим в полосу культурной человеческой жизни».

Затем Магомета обвинили в панисламизме и в том, что он якобы является турецким агентом. Но уважаемый гость тоже ответил очень ясно: «Нет, я не турецкий агент, — продолжает он страстно, — а агент трудовых масс просыпающегося мира ислама. Огромный трехсотмиллионный мир. Он начинает только теперь бурлить, шуметь...»³⁶

Вся проблема, по словам Магомета, заключается в том, что некоторые керменисты хотели убрать всю христианскую и мусульманскую составляющие осетинского народа. Но это, по его словам, невозможно, так как с этими конфессиями связан исторический код нашего народа.

А из зала было выдвинуто предложение, что причиной раздора является социально-экономический фактор. Однако с этим тоже Магомет не согласился. По его мнению, нет никаких экономических проблем, которые могли развалить единый осетинский народ и к тому же натравить на ингушей.

По мнению Магомета, раздор между мусульманами-осетинами и христианами-осетинами стал возможным только из-за того, что они не смогли демократическим путем разрешить свои дискуссионные моменты.

Кульминацией серии провокаций были возгласы о том, что мусульмане Осетии - провокаторы и изменники. После таких обвинений некоторые мусульманские делегаты хотели покинуть зал. Однако их хотел успокоить Магомет: «Мусульмане пришли на съезд, — продолжает Магомет, — не для ссоры, а для мира, для того, чтобы общими усилиями найти выход из тяжелого положения. Возлагать на кого-то третьего то, что нужно сделать самому, не приходится. Нет сейчас никакой надежды на русскую демократию, а в крае хаос слепых стихийных сил, грозящих погубить маленькие горские народы в братоубийственной войне»³⁷.

Затем он переходит к декларации, вынесенной на мусульманском съезде.

Самой резкой критики заслуживала идея объединения с ингушами. «Кермен» и его сторонники постоянно хотели напомнить о трагедии тепсыкоюртовцов. Это лишний раз показывает, что некоторые делегаты вообще не собирались приходить к общему знаменателю.

На съезде выясняется, что осетины поделены не только по конфессиям, но и по политическим фракциям. «Как это в народе, у которого никогда не было никаких политических партий и политической борьбы — образуется прежде всего партия, преследующая самые крайние политические и социальные задачи»³⁸.

Особенно герой удивляется объединению «Кермен». Даже на всероссийском уровне они заявляли о себе, как о рабочей партии, а потом становится ясным, что в составе данной партии вообще нет ни одного рабочего человека. Поэтому герой и назвал их просто спекулянтами. А всему причина то, что керменисты якобы получили хорошие деньги.

Описанная ситуация точь-в-точь повторяется. После декабрьских выборов в Государственную Думу активную политическую оппозицию обвинили в том, что она финансируется Государственным Департаментом США.

«Городской» Магомет и на объединительным съезде был самой популярной фигурой. В своей речи он не только докладывал об итогах мусульманского съезда, но сделал больший политический обзор.

По его мнению, не стоит так быстро восхищаться революционными событиями в России. Он высказал опасения, что новая Россия также продолжит политику уничтожения: «Но напрасно вы потянетесь к ней. Вы не найдете ответных объятий. Шквал революции разбил всероссийскую темницу, он разрушил проклятой памяти царизм и выпустил русский народ на свободу. И вот на просторе одной шестой материка бушует теперь русская стихия. Развернись, плечо, разойдись, рука. Попытка придать этой стихии культурную форму в виде всероссийского учредительного собрания кончилась плачевно».

Между этим съездами автор описывает диалог героя с генералом, где речь зашла о возможном турецком вмешательстве. Сам генерал был за такой исход дела. А герой, с одной стороны, заявил о своем нейтралитете, а с другой, высказал очень интересную точку зрения. Да, конечно, турецкое государство может вмешаться в конфликт, но кто затем будет разбирать эти межнациональные и братоубийственные проблемы?

Была встреча и со студентом Мурза-беком, который и восхищался началом революции, но в то же время высказывал опасение, что местные чиновники сделают все наоборот. Почти такое политическое и правовое сознание у абсолютного большинства населения имеется и сегодня: народ поддерживает идеи, поднимаемые в высших эшелонах власти, но убежден, что они будут заторможены местными чиновниками.

Конкретнее Мурза-бек во всем винил дигорца Киминова, который будучи Владикавказским комиссаром, амнистировал всех воров и к тому же встал в оппозицию к Центральному Комитету Союза объединенных горцев в защиту советской власти. Позже герой удивится, что тот же Киминов стал председателем на объединенном съезде. Более того Киминов очень часто менял свои политические убеждения. Сначала он был меньшевиком, а после революции стал большевиком.

Очень интересно описана ситуация вокруг осетина, у которого советские органы отняли скот и который смог остановить работу совдепа. В результате даже возник разлад между целыми органами народного самоуправления.

У героя складывается двоякое впечатление. По его мнению, или причин раздора вообще нет, или они настолько сложные и уже запущенные, что их даже Магомет не сможет решить.

Очень красиво было показано застолье, которое должно было иметь примирительный характер. Тосты на застолье были и христианские, и мусульманские и даже, к сожалению, языческие.

По обзору и съезда, и застолья видно, что съезд все-таки стал объединительным. Немалую роль в этом сыграл «городской» Магомет. Хотя для главного героя съезд нечего приятного не принес. Это видно и в том, что придя к своим домочадцам, он попросил их ни о чем не спрашивать. Более того, окончательное решение должно было появиться на следующий день, и мусульмане еще не знали итог. И еще, герой не мог даже общаться со своей возлюбленной, так как его ум весь был погружен в думы о своем народе.

Главным политико-правовым аспектом всего романа «Брат на брата» является портрет «городского» Магомета. И здесь можно предположить несколько вариантов.

«Городской» Магомет может быть литературной формой желания народа быть единым. Успех Магомета является олицетворением исполнения воли разделенного народа.

С другой стороны, в роли Магомета мог выступать сам Цаликов. Ведь он уже на мусульманском поприще призывал к единению мусульманских политических сил в Учредительном Собрании. И здесь он также хотел использовать эту объединительную силу, но уже во благо своего маленького и в то же время разделенного народа.

Красивый литературный и политико-правовой прием описывает момент отчета перед мусульманским населением. Старший Кудаберд предоставляет право голоса молодому юноше, который, как и Магомет, призывал свой многострадальный народ к единству. Конкретно юнец предложил еще раз собраться, но на сей раз собраться должна молодежь без конфессиональных различий и окончательно решить все спорные вопросы.

Такая инициатива молодежи только вдохновила старейшин. И здесь мы также должны отметить важный политико-правовой момент в мышлении Цаликова. Можно с большой долей ответственности заявить, что именно молодежь, по мнению Цаликова, должна быть в авангарде решения даже самых важных проблем.

В ту же ночь старейшины рода шишкауцев приняли обращение ко всему осетинскому народу, в котором было указано, что они прекращают все военно-оборонительные мероприятия и переходят к мирному труду.

Мы уже говорили о роли Ислама в жизни Цаликова и о народном «я». Так вот, по мнению Цаликова, исповедание им и его соплеменниками Ислама никак не противоречит осознанию своей принадлежности к осетинскому народу. И, действительно, лишь в последнее время из уст псевдопатриотов Осетии слышны возгласы о том, что осетины не могут быть мусульманами.

Отношение героя к происходящему внутри народа усугубилось, когда его возлюбленная писала ему, что в стычке в Тепсыкоюрте случайно были убиты её брат и дядя.

Даже в лирических отступлениях у Цаликова можно найти политико-правовую суть. Так, когда Бимболат и Дзамболат ждали сватов к сестре, они рассуждали о свободе и будущем страны. Они были согласны, что свобода дана, но в то же время они боялись, что все это временно:

— Как будем жить? Царя нет, власти нет, порядка нет, — меланхолически замечает Бимболат, не подымая головы. — Что ты думаешь? Скажи нам, что у тебя на сердце?..

— Ведь вы получили свободу, чего же вам еще нужно. Ведь с вас сняли ярмо, ярмо рабства, — говорю я, улыбаясь.

— Да, это верно, — отвечает Бимболат, продолжая смотреть в землю, — ярмо-то с нашей шеи сняли, правда, но мы боимся, как бы не надели на нас снова, но только наизнанку. Кожа-то у нас на шее, где было старое ярмо, мятая, привычная, а вот как наденут не так, как надо, то и станет больно, вот чего мы боимся.

— Да уж, думаю, что без ярма не обойтись, — замечаю я.

— Конечно, наденут на нас ярмо шиворот-навыворот, и будет у нас царь не русский, а еврей, — подтверждает Дзамболат. — Вот увидите, что так будет.

— Не все ли вам равно, какой царь будет, русский или еврей, лишь бы был царь?

— Что ты? Что ты? — запротестовали оба старика. — Как ты можешь это говорить?

Скептическое отношение героя к перемирию оказалось правильным. Уже вскоре, во время сенокосных работ на шишкауцев было совершено нападение. Молодежь стала мобилизоваться. По логике, мобилизация должна была быть не военной, а идеологической, но все получилась наоборот. При этом задействованы были не только непосредственно противоборствующие стороны, но и их союзники. Хотя осетины-мусульмане заявили, что привлекли ингушей и балкарцев не как помощники против своих братьев осетин-христиан, а как «судей» в этом надоевшем конфликте. На сей раз причиной конфликта стало очередное убийство и желание потомков убитого отомстить по правилам кровной мести. Поэтому род как бы не был виноват.

И все же мысли и мечты о спокойном будущем: «Инал-Хаджи говорит, что не крови, а любви братской они жаждут, не звона шашек и свиста пуль, а песен старины. И тот свист пуль, который встревожил нас, и из-за чего мы прибыли сюда, это дело рук не даргбыдырцев и ширхкулцев, а лишь маленькой кучки людей обоих аулов, недостойных имени осетина».

По сути дела, род героя хочет мира и, как говорится в романе, в этом желании он не перед чем не остановится. Любые союзники для достижения этой цели ценны для героя и его рода.

Но этого не желают другие роды. Поэтому и происходит фактическое столкновение рода героя с тепсыкоюртовцами, которые не настроены на мир. Однако тепсыкоюртовцы согласились на народной суд с участием кабардинцев и ингушей.

Именно эта встреча с тепсыкоюртовцами и стала концом гражданского противостояния. Местом сбора опять объявлена мечеть. Вооруженная охрана с обеих сторон была снята, все ожидали народного суда.

«Суд» назначен на утро, а всю ночь шли внутриродовые консультации.

Стоит между тем обратить внимание на легитимность «суда». Хотя два народа, призванных в качестве судей, были мусульманами, у осетинско-христанской стороны не возникли никакие претензии. Скорее всего, это связано с тем, что осетинский народ настолько устал от внутренних распрей, что доверил свою судьбу братским кавказским народам.

Также интересны процедурные моменты. По роману никаких прений и предоставления доказательств не происходило, говорится лишь о том, что суд совещался в отдельной комнате.

При подготовке решения «миротворческого» характера были различные мнения. От ультра-фанатических до националистических. По мнению старейшин, народ найдет общий язык, но мирная жизнь не может быть гарантирована, пока во главе Осетии стоят коммунисты.

Здесь, конечно, выражается реальная позиция самого Ахмада Темболатовича, который уже на момент сочинения романа был в разладе с коммунистической партией, он литературным образом очередной раз укорит коммунистов. Но нельзя сказать, что эти идеи вообще не разделяли в народе. Те, которые выступали за старые подходы в государственном управлении, конечно, были против власти коммунистической власти Советов. Но были и люди с прямо противоположными идеями. Но это и есть главный признак гражданской войны.

Под председательством третейского судьи ингушской национальности было принято следующее решение общенародного характера:

«В тяжелые дни позора, когда в Осетии брат пошел на брата, и кровью братской готовы омыться родные нивы, собравшиеся старейшие сыны гор именем всемогущего Аллаха повелевают:

1. Немедленно прекратить войну, освободить все пути для безопасного движения пеших и конных путников.

2. Организовать смешанную комиссию из 16 старейших и 10 младших, из числа наиболее достойно носящих имя младшего в горской семье. На обязанность этой комиссии возложить проведение в жизнь всех последующих пунктов настоящего постановления суда.

3. За каждого убитого взыскать с каждой стороны, согласно шариата, по пять тысяч рублей, оседланную лошадь, винтовку, шашку и кинжал.

4. Произвести самый тщательный обыск в Ширхкуле, а также и в других аулах, заподозренных в участии разграбления имущества тепсыкоюртовцев, и все найденное сложить в ширхкулской школе и по окончании сбора вернуть по принадлежности.

5. С каждого дома, где будет найдено что-либо из достояния разоренного Тепсыкоюрта, взыскать штраф 10 000 рублей. Деньги эти передать тепсыкоюртовскому комитету в его распоряжение.

6. Все требования комиссии, как работающей от имени общегорского суда старейших, должны быть беспрекословно исполняемы всеми.

7. Всякий, будь то отдельное лицо или целый аул, не пожелающий подчиниться требованиям настоящего постановления суда старейших, будет объявлен врагом горских народов и понесет строжайшую кару вплоть до смертной казни и разрушения.

8. Настоящее постановление должно быть приведено в исполнение к двенадцати часам 10 июля, к каковому времени у кургана «Келемет», что на границе земель шишкауцев и даргбыдырцев, собраться вновь для установления окончательного мира».

Эти слова были не просто вербацией воздуха, но стали реальным выходом из сложившейся в Осетии ситуации. При этом весь народ принял данный документ как руководство к действию. И это несмотря на то, что регулирование осуществляется частично Шариатом. Это не вызвало даже смущения у христиан, потому что все хотели мира.

Последний пункт и его реализация были хорошо описаны в романе. Автор до конца боялся, что собрание на «Келемете» перечеркнет все достижения народа. Особенно не понимает герой, когда от тепсыкоюртовской стороны приехали лишь старейшины без молодежи. «Скверный симптом...» - говорит герой.

Герой не только теряет мечту о дальнейшем перемирии и спокойствии на осетинской земле, но и приходит к выводу о необходимости появления общего врага, который объединит не только осетин между собой, но даже с ингушами и кабардинцами.

Опасения отчасти оправдались, когда судьи предоставили право на выступление представителям государственной власти. Это лишь подтверждает истинную суть гражданской войны.

Суд констатировал факт заключения старейшинами вечного мирного договора и призвал молодежь навеки сохранять его.

Народ, включая и старейшин, и молодежь, в восторге поддержали решение и разъехались по Осетии. Ради справедливости следует подчеркнуть, что с содержательной точки зрения собрание на Келемете было менее эффективным и связи с этим надо признать обоснованность новых скептических взглядов героя: «Мы провожаем гостей до границы и отправляемся домой. Грустно. Тяжелый камень давит сердце. Мне кажется, что надежды на прочный мир в родном народе разбиты. Так давно жданный съезд у «Келемета» не дал тех результатов, на которые хотелось рассчитывать. Сколько было приложено труда, стараний и сил, и ужель все это оказалось бесплодным?..»

Кровь лилась и после вынесения мудрого решения. Так, сам человеколюбивый герой Алибек вынужден был убить человека в погоне за людьми, укравшими и изуродовавшими его сестру, которая через несколько часов умирает. А через ночь умирает его мать – от разрыва сердца. Однако и в те страшные минуты, в голове героя проскакивают мысли о будущем своего народа.

Род убийцы стал для героя кровниками. Через несколько месяцев они записались в «спекулятивную» партию «Кермен», и гнев героя усиливается, теперь уже по политическим соображениям.

Можно было предположит, что фактическое убийство сестры и, как следствие, смерть матери героя, могли стать основанием для начала нового витка конфликта. Но даже тогда желание героя отомстить кровникам внутренне ограничивается желанием мира и процветания Осетии. В самые трагические минуты герой говорил: «Понять свой народ, а остальное все приложится».

Последний параграф романа имеет в большинстве своем философский характер. На сколько фракций может поделиться народ осетинский? Возможен ли хоть какой-то выход из этой ситуации? Такие извечные вопросы стоят перед автором. Скептическое настроение к делу во многом оправдано, так как многие из них не решены и по сей день!

Он даже переоценивает многие свои воззрения. Например, в отношении похищения своей сестры он списывает на понятийные нравственные установки своего народа: «Бедняк-осетин из благородного сословия не хочет выдать дочь свою за человека богатого, но неродовитого — худинаг. Человек неродовитый хочет непременно жениться на девушке из благородного сословия. И готов во имя этого разориться, уплачивая непомерный калым. Щекочет свое тщеславие».

Именно о худинаге герой романа Алибек писал уважаемому Магомету, который согласился с такими проблемами общества. Но ведь ни Магомет, ни его революция не может изменить эту сущность народа. Но все же он присоединился к Магомету, желая больше пользы принести своему народу.

Все вышесказанное о романе «Брат на брата» имело описательное значение, но без такого подхода невозможно было выявить конкретные политико-правовые воззрения, изложенные автором в этом произведении, на которых мы сейчас подробнее остановимся:

1. Описание всех признаков гражданской войны как противостояние «всех против всех». У Цаликова в романе гражданская война имеет двухуровневый характер. На одном уровне война идет между осетинскими христианами и мусульманами, на другом уровне между советской властью и населением. Если смотреть реальную историю, то война между конфессиями в Осетии - это скорее экзотика, которая стала возможной лишь благодаря гражданской войне, так как в реале межконфессиональных конфликтов в Осетии никогда не было. Роман «Брат на брата» является литературной формой неприятия внутренней вражды единого осетинского народа.

2. Противостояние между властью и обществом, описанное в романе, на самом деле, является противостоянием между старой монархической и новой советской властью. Но так как сам автор был противником и советской власти и монархии, он назвал весь народ противникам власти, хотя в реальности среди народа, конечно же, были сторонники новой власти. Временами по тексту складывается впечатление, что Цаликов, будучи против и тех, и других, выступал за то, чтобы кавказским народам, в частности, осетинскому народу, давали право самостоятельно решать свои вопросов. Но при этом он никоим образом не призывал к сепаратизму.

3. В романе показан высокий уровень политической организованности различных социальных групп. Созыв и проведение христианских и мусульманских съездов позволяет говорить о зрелости осетинского гражданского общества.

4. В романе показаны очень многие древние обычаи Осетии, в том числе имеющие и политико-правовую сущность. Это, в частности, институт клятвы, проблемы кровной мести и т.д. Бесспорно, роман может использоваться для подготовки пособия по политико-правовым институтам Осетии.

5. Красной нитью по всему роману проходит, как общеполитическая нестабильность влияет на личные проблемы простых представителей народа.

Роман «Брат на брата», без сомнения, является памятником истории, культуры, литературы, политики, права. Роман связан с двумя очень важными для Цаликова вещами: Осетией и Исламом.