Цензура и самоцензура

В эти же годы рецидив “внутренней цензуры” сталинского времени просыпается практически в каждом, кто выступает с трибуны, пишет или снимает фильмы. От комсомольских секретарей до секретарей ЦК, от аспирантов до академиков — все должны были контролировать себя не только на собраниях и заседаниях, но и просто среди коллег на работе — везде могли быть “стукачи”, которые немедленно сигнализировали “куда следует”. Без последствий нарушения правил не оставались, хотя и носили порой скрытый характер: человек искренне недоумевал почему его вдруг не пустили на конференцию в Швецию или уже несколько лет “не выдвигали на повышение”. Атмосфера идеологической выверенности, всеобщей подозрительности складывалась на всех уровнях. От речей на съездах, пленумах, партийных собраниях буквально “сводило скулы” с первых же фраз, изучение партийных документов и произведений Брежнева приобрело характер “обязательного конспектирования” всем взрослым населением страны. Людей буквально мутило от этих идеологических инъекций. Полным апофеозом такой пропаганды стало празднование в 1970 г. 100-летия со дня рождения Ленина, подготовка к которому охватила всю страну, включая детские сады.

Одновременно началось усиление изоляционизма, советский человек тщательно оберегался от “чуждого буржуазного влияния”. Крайне редко шли в прокате западные фильмы, да и то в основном старые. Единственной лазейкой оставался кинотеатр “Иллюзион”, куда билеты скупались заблаговременно, и Московский кинофестиваль, под график которого подстраивались летние отпуска. По мере того как дефицит распространялся буквально на все, партийные идеологи все больше боялись, что люди не что-то “такое” узнают, а просто увидят обычную западную жизнь, которая все резче контрастировала с отечественной повседневностью. Дело доходило до полного абсурда, когда с грандиозной переплатой и большим трудом “доставали” журналы мод, запредельной мечтой было обладание журналом “Бурда” с выкройками и описанием фасонов, а репортажи зарубежных корреспондентов значительная часть женщин страны смотрела внимательно, чтобы не пропустить ответа на главный вопрос: что же там все-таки сейчас носят?

Стареющих консерваторов все меньше и меньше что-то устраивало, на всякий случай запрещали и то, что просто не хотели или не могли понять. Появилось так называемое “полочное” кино — снятые, но запрещенные цензурой фильмы, некоторые из которых уничтожались, а значительная часть просто складывалась “на полку”. Но даже из тех лент, которые выходили довольно часто, вырезались целые куски или они не имели широкого проката. Возникало советское элитарное кино не только по глубине и высокой интеллектуальной планке режиссера, но и по избранности доступа на эти киносеансы. Центральной фигурой этого кинематографа в 1970—1980-е годы был выдающийся режиссер А.Тарковский, вынужденный после долгих лет противостояния эмигрировать и ушедший из жизни в пору расцвета творческих сил.

Вместе с тем спокойные, хотя и уравнительные материальные условия, позволяли развиваться детскому кино, где настоящим событием были фильмы Р.Быкова, А.Грамматикова, С.Соловьева. Подлинного расцвета достигла советская мультипликация, где идеи добра и человеколюбия воплощались на высочайшем художественном уровне. Развитие телевидения стало импульсом поистине эпохальных для того времени, хотя и разных по художественному уровню телесериалов, таких как “Тени исчезают в полдень”, “Строговы”, “Следствие ведут знатоки”. Подлинным шедевром стал фильм Т.Лиозновой “Семнадцать мгновений весны”, во время премьеры которого улицы всех городов пустели в буквальном смысле этого слова. В жанре телефильма была сделана картина Э.Рязанова “Ирония судьбы, или С легким паром”, воплотившая в новогодней сказке-мечте надежды целого поколения советских людей на неожиданные и чудесно-прекрасные перемены. Телефильмы принесли всенародную популярность А.Миронову, Л.Гурченко, М.Боярскому и другим “звездам” того времени, творчество которых тогда была обязательно связано с легкой музыкальной комедией или водевилем, как правило, классического содержания, где события разворачивались задолго до нашего времени. С наступлением эпохи телевизионной культуры связана новая страница в истории советского спорта. В 1970—80-е годы большинство людей “болело” за хоккеистов, с замиранием сердца следило за “тройными” прыжками фигуристов, переживая весь драматизм соперничества на льду.

Наиболее свободным от цензуры оставался театр, где драматургам и режиссерам удавалось оставаться “на острие” социального реализма иногда за счет одной только фразы, филигранного владения всем арсеналом средств театрального искусства, когда наиболее формальную и выхолощенную “современную тему” удавалось превратить в кипевшее подлинными страстями действо. Такими спектаклями стали “Премия” и “Равняется четырем Франциям”, в которых удалось показать то, что теперь в исторической литературе называется “кризис организации труда” и “партийное руководство регионами”. Парадоксом этого времени стала театральная лениниана М.Шатрова (“Шестое июля”, “Большевики”, “Синие кони на красной траве”, “Так победим!” и др.), когда звучавший со сцены реальный ленинский текст входил в такое явное противоречие с действительностью, что воспринимался зрителями как настоящая “крамола”. Особенную остроту приобретали ленинские фразы о “моральном облике коммуниста” — невозможности получать больше рабочих, брать взятки и пр. Вместе с тем, критические сатирические миниатюры А.Райкин, Г.Хазанов, Р.Карцев и В.Ильченко могли показывать в основном на периферии. В Москве же их концерты не проводились годами. В абсолютном магнитофонно-приватном “подполье” работал М.Жванецкий, каждое слово которого звучало тогда как сгусток “всех чувств сразу”, абсолютно точно попадало в самую суть раздумий каждого на тему: “ну, почему же так?”