17. Мастерство и.А.Гончарова-романиста. «Обломов»как тип «гончаровского» романа. Конфликт и система образов, Обломов и «обломовщина».Историко-философский смысл романа. Споры о романе в русской критике

В этом романе разрешается обширная общечеловеческая психологическая задача; эта задача разрешается в явлениях чисто русских, национальных, возможных только при нашем образе жизни, при тех исторических обстоятельствах, которые сформировали народный характер, при тех условиях, под влиянием которых развивалось и отчасти развивается до сих пор наше молодое поколение. В этом романе затронуты и жизненные, современные вопросы настолько, насколько эти вопросы имеют общечеловеческий интерес; в нем настолько выставлены и недостатки общества, но выставлены не с полемической целью, а для верности и полноты картины, для художественного изображения жизни, как она есть, и человека с его чувствами, мыслями и страстями. Полная объективность, спокойное, бесстрастное творчество, отсутствие узких временных целей, профанирующих искусство, отсутствие лирических порывов, нарушающих ясность и отчетливость эпического повествования, – вот отличительные признаки таланта автора, насколько он выразился в последнем его произведении. Мысль г. Гончарова, проведенная в его романе, принадлежит всем векам и народам, но имеет особое значение в наше время, для нашего русского общества. Автор задумал проследить мертвящее, губительное влияние, которое оказывают на человека умственная апатия, усыпление, овладевающее мало-помалу всеми силами души, охватывающее и сковывающее собою все лучшие, человеческие, разумные движения и чувства. Эта апатия составляет явление общечеловеческое, она выражается в самых разнообразных формах и порождается самыми разнообразными причинами; но везде в ней играет главную роль страшный вопрос: «зачем жить? к чему трудиться» – вопрос, на который человек часто не может найти себе удовлетворительного ответа. Этот неразрешенный вопрос, это неудовлетворенное сомнение истощают силы, губят деятельность; у человека опускаются руки, и он бросает труд, не видя ему цели. Один с негодованием и с желчью отбросит от себя работу, другой отложит ее в сторону тихо и лениво; один будет рваться из своего бездействия, негодовать на себя и на людей, искать чего-нибудь, чем можно было бы наполнить душевную пустоту; апатия его примет оттенок мрачного отчаяния, она будет перемежаться с лихорадочными порывами к беспорядочной деятельности и все-таки останется апатиею, потому что отнимет у него силы действовать, чувствовать и жить. У другого равнодушие к жизни выразиться в более мягкой бесцветной форме; животные инстинкты тихо, без борьбы, выплывут на поверхность души; замрут без боли высшие стремления; человек опустится в мягкое кресло и заснет, наслаждаясь своим бессмысленным покоем; начнется вместо жизни прозябание, и в душе человека образуется стоячая вода, до которой не коснется никакое волнение внешнего мира, которой не потревожит никакой внутренний переворот. В первом случае мы видим какую-то вынужденную апатию, – апатию и вместе с тем борьбу против нее, избыток сил, просившихся в дело и медленно гаснущих в бесплодных попытках; это байронизм, болезнь сильных людей. Во втором случае является апатия покорная, мирная, улыбающаяся, без стремления выйти из бездействия; это обломовщина, как назвал ее г. Гончаров. Огромная идея автора во всем ее величии своей простоты улеглась в соответствующую ей рамку. По этой идее построен весь план романа, построен так обдуман, что в нем нет ни одной случайности, ни одного вводного лица, ни одной лишней подробности; чрез все отдельные сцены проходит основная идея, и между тем во имя этой идеи автор не делает ни одного уклонения от действительности, не жертвует ни одной частностию во внешней отделке лиц, характеров и положений…

Илья Ильич Обломов, герой романа, олицетворяет в себе ту умственную апатию, которой Гончаров придал имя обломовщины. Слово обломовщина не умрет в нашей литературе: оно составлено так удачно, оно так осязательно характеризует один из существенных пороков нашей русской жизни, что, по всей вероятности, из литературы оно проникает в язык и войдет во всеобщее употребление. Посмотрим, в чем же состоит эта обломовщина. Илья Ильич стоит на рубеже двух взаимно противоположных направлений: он воспитан под влиянием обстановки старорусской жизни, привык к барству, к бездействию и к полному угождению своим физическим потребностям и даже прихотям; он провел детство под любящим, но неосмысленным надзором совершенно неразвитых родителей, наслаждавшихся в течение нескольких десятков лет полною умственной дремотой… Он изнежен и избалован, ослаблен физически и нравственно… Кормление на убой, сон вволю, поблажка всем желаниям и прихотям ребенка…, и тщательное удаление от всего, что может простудить, обжечь, ушибить или утомить его, – вот основные начала обломовского воспитания. Сонная, рутинная обстановка деревенской, захолустной жизни дополнила то, чего не успели сделать труды родителей и нянек…

Гнусная привычка получать удовлетворение своих желаний не от собственных привычек, а от других – развила в нем апатическую неподвижность и повергла в жалкое состояние нравственного рабства. Рабство это так переплетается с барством Обломова, так они взаимно проникают друг в друга и одно другим обуславливается, что, кажется, нет ни малейшей возможности провести между ними какую-нибудь границу. Это нравственное рабство Обломова составляет едва ли не самую любопытную сторону его личности… Он раб каждой женщины, каждого встречного…

В конфликте Обломова со Штольцем за социальными и нравственными проблемами просвечивает еще и другой, историко-философский смысл. Печально-смешной Обломов бросает в романе вызов современной цивилизации с ее идеей исторического прогресса. “И сама история,- говорит он,- только в тоску повергает: учишь, читаешь, что вот-де настала година бедствий, несчастлив человек; вот собирается с силами, работает, гомозится, страшно терпит и трудится, все готовит ясные дни. Вот настали они - тут бы хоть сама история отдохнула: нет, опять появились тучи, опять здание рухнуло, опять работать, гомозиться… Не остановятся ясные дни, бегут - и все течет жизнь, все течет, все ломка да ломка”.

Обломов готов выйти из суетного круга истории. Он мечтает о том, чтобы люди угомонились наконец и успокоились, бросили погоню за призрачным комфортом, перестали заниматься техническими играми, оставили большие города и вернулись к деревенскому миру, к простой, непритязательной жизни, слитой с ритмами окружающей природы. Здесь герой Гончарова в чем-то предвосхищает мысли позднего Л. Н. Толстого, отрицавшего технический прогресс, звавшего людей к опрощению и к отказу от излишеств цивилизации.

В «Обломове», как наиболее совершенном в художественном отношении произведении Гончарова, особенно ясно обнаруживаются главные особенности его творчества. К числу их принадлежит, прежде всего, объективность. Гончаров, по определению Белинского, «поэт-художник», который более других «приближается к идеалу чистого искусства». Личность автора почти вовсе скрывается за созданными им фигурами, которые как бы живут своей, самостоятельной жизнью. Эту же объективность творчества Гончарова отметил и Добролюбов как наиболее характерную черту его таланта. «Он ничем не увлекается исключительно, или увлекается всем одинаково». Следствием этого является в нем более спокойное и беспристрастное отношение к изображаемым предметам, большая отчетливость в очертании даже мелочных подробностей, и равная доля внимания ко всем частностям рассказа».

Только с помощью внимательного анализа можно открыть в романе присутствие некоторых субъективных черт, причем эти места, где сказываются взгляды и симпатии автора, принадлежат к числу слабейших в художественном отношении, потому что вместо живого образа в них нередко сквозит голая идея. Это чувствуется, например, в изображении Штольца, который и вышел поэтому, по признанию самого автора, бледным и неудачным.

Как писатель объективный, Гончаров является в своем творчестве чистым эпиком, произведения его отличаются эпическим характером и складом. В них почти нет лирического элемента, не совсем удаются ему также те сцены, которые требуют высокого драматизма. Зато в изображении повседневной жизни, обыкновенных явлений и характеров, где требуется по преимуществу талант эпического рассказчика, Гончаров достигает наибольшей высоты и совершенства. От этой особенности дарования Гончарова зависит и его склонность к жанру. Жанровые картины, то есть картины быта, обыденной жизни, более всего удаются Гончарову, и он подолгу и с любовью останавливается на них; как во всякой жанровой картине, у Гончарова особенное обилие мелочей, подробностей быта и нравов, характерных черт повседневной жизни, обстановки. К числу наиболее замечательных жанровых картин в произведениях Гончарова принадлежит знаменитый «Сон Обломова»; высоко художественное впечатление, которое он производит, в значительной степени зависит от того, что во всей картине чувствуется глубокая любовь автора к предмету его изображения. Гончаров, конечно, осуждает «обломовцев» за их лень и апатию, но в то же время он любит их, он чувствует свою кровную связь с ними, ему даже жаль этой тихой, безмятежной и беззаботной жизни, всей этой «поэзии прошлого», которую он сумел воплотить в своей картине и которая должна исчезнуть перед строгими требованиями нового исторического момента, наступление которого олицетворено в фигуре Штольца. Отношение Гончарова к изображаемым лицам и быту сказывается также в его юморе; юмор этот, составляющий одну из особенностей его дарования, отличается мягкостью и незлобием, ему совершенно чужд «грубый смех», против которого так ополчился Обломов, и в самой насмешке Гончарова слышится симпатия к предметам, ее вызвавшим.

Склонность к жанру, интерес к будничной жизни отражается также на самом выборе героев. Лучше всего ему удаются лица, представляющие обыкновенное, заурядное явление, лица типические по преимуществу. Таков, например, сам Обломов, Захар, Агафья Матвеевна. Там же, где Гончаров пытается изобразить лицо мене заурядное, реже встречающееся в жизни, стоящее выше окружающего общества, ему это удается в меньшей степени. Это пристрастие к изображению явлений типичных, быть может, зависело также от особенностей умственного склада Гончарова: по крайней мере, он сам говорил о «даре обобщения», как о наиболее характерной черте своего мышления, называл склонность к обобщению своей «второй натурой».

Эпический характер творчества Гончарова выражается также в широте изложения, причем не чуждается он даже повторений, чтобы яснее и полнее обрисовать свой предмет; на эту особенность Гончарова обратил внимание и Добролюбов, находивши, что «сильнейшая сторона таланта Гончарова заключается именно в его умении охватить полный образ предмета, отчеканить, изваять его».

Наконец, в полном соответствии с основным характером творчества Гончарова находится эпически-спокойный, ровный тон его повествования; он с одинаковым вниманием останавливается на описании мягкого халата Обломова, бакенбард Захара и тонких душевных движений Ольги. Но это спокойствие и кажущееся бесстрастие тона вовсе не есть следствие равнодушия Гончарова к изображаемым лицам: Гончаров умеет, не выходя из этого тона, производить, где это необходимо, глубоко трогательное впечатление: например, в описании беззаветной, самоотверженной и вместе с тем робкой и наивной любви Агафьи Матвеевны к Обломову, или же ее настроения после его смерти: здесь Гончаров поднимается до высокой поэзии, неотразимо действующей на душу читателя. Язык Гончарова отличается замечательной простотой и ясностью; он чужд всякого пафоса, искусственности, но в то же время отличается выразительностью и богатством; много метких определений, характерных выражений разбросано в «Обломове»; вообще Гончаров вполне заслуженно пользуется славой одного из лучших мастеров русской художественной речи, и многие отрывки из его произведений давно уже вошли в хрестоматии в качестве образцовых.