Основные изобразительные средства и образы произведения
«Слово» начинается своеобразной полемикой автора с легендарным певцом Баяном, как полагают, реальным человеком, княжеским сказителем, жившим в Киеве или Чернигове во второй половине XI века. Стиль Баяна, певшего славу князьям, кажется составителю повествования об Игоревом походе чересчур выспренним. В отличие о легендарного певца свое сочинение автор собирается строить по былинам, т. е., в трактовке Лихачева, по былям «сего времени».
Все это не значит, однако, что «Слово о полку Игореве» лишено ярких художественных образов. Напротив, исследователи имеют полное право утверждать, что развернутая метафора является одним из излюбленных приемов его составителя. Ярким примером подобной метафоры можно считать образ битвы-бури, который используется автором для описания главного сражения Игоря с половцами. И действительно, картина, начинающаяся как пейзажная зарисовка ненастного утра, внезапно оборачивается иносказательным изображением надвигающегося на русичей половецкого войска. Тучи хотят закрыть четыре солнца, т. е. угрожают жизни четырех князей, находящихся во главе русского войска. В дальнейшем повествовании описание боя и бури также оказываются неразрывно связаны.
Другая метафора, используемая для описания боя, в котором потерпели поражение Игорь и Всеволод, это сложный образ битвы-пира («Ту ся брата разлучиста на брезе быстрой Каялы; ту кроваваго вина не доста; ту пир докопчаша храбрии русичи: сваты попоиша, а сами полегоша за землю Русскую».). Само сопоставление имеет глубокие фольклорные корни. Возможно, повод для горькой иронии здесь автору «Слова о полку Игореве» дал не только предыдущий брак Владимира Игоревича с Кончаковной, но вообще многочисленные брачные союзы русских князей с половчанками, о которых уже упоминалось.
И наконец, говоря о батальных метафорах «Слова», следует выделить в нем целый ряд эпизодов, когда военные действия оказываются уподоблены различным полевым работам – севу, жатве, молотьбе и прочим. Именно с помощью этих образов описано сражение на Немиге, где принимал участие Всеслав Полоцкий («На Немизе снопы стелют головами, молотят чепи харалужными, на тоце живот кладут, веют душу от тела».). Политые кровью сражения, берега этой реки оказываются посеянными костьми «русских сыны».
Те же метафоры использованы и при описании деяний другого мятежного князя – Олега Гориславича, который, по утверждению автора, «стрелы по земли сеяше» и при котором русская жизнь «сеяшется и растяшеть усобицами».
Завершая лирическое отступление об Олеговых воинах, автор замечает, что в то время на русской земле редко покрикивали пахари, но часто граяли вороны. Таким образом, метафора битвы-жатвы, столь часто используемая в «Слове о полку Игореве», на самом деле оборачивается печальным противопоставлением, с помощью которого автор показывает: беспокойная деятельность зачинателей усобиц и Всеславичей, и Гореславичей не совместима с мирным трудом земледельцев, результаты которого в конечном счете составляли основу благосостояния самих же князей и были гарантией политической самостоятельности русской земли.
Что же до образов самих князей «Слова о полку Игореве», то те из них, что были современниками Игоря Новгород-Северского, предстают в несколько идеализированном свет. Более всего авторских похвал адресованы Всеволоду Курскому, который под пером составителя «Слова о полку Игореве» приобретает черты былинного богатыря. Хорошо заметный среди своих воинов по отблеску золотого шлема Яр Тур Всеволод бесстрашно бросается на врага, забыв в пылу сражения даже свычай и обычай своей жены, «Красные Глебовны». По сути, курскому князю здесь приписываются действия всей его дружины. Он прыщет стрелами, гремит по половецким шлемам мечами и расщепляет их саблями. В тексте употреблено именно множественное число, отчего на минуту может показаться, что курский князь многорук.
Сходной оценки удостаиваются в «Слове» воинские качества и княжеской дружины: «А мои ти куряни – сведоми кмети: под трубами повити, под шеломы възлелеяны, конець копия въскормлени».
Совершенно иной характеристики достоин в «Слове» князь Игорь Новгород-Северский. Удивительно, но главный, казалось бы, герой всего повествования, оказывается описан здесь недостаточно ярко. Кажется, что в воинской доблести он уступает своему брату Всеволоду, который оказывается здесь едва ли не инициатором всего княжеского похода. Игорь любит брата и даже разворачивает свое вышедшее из боя войско, чтобы помочь теснимому половцами Всеволоду. И здесь главный участник сражения оказывается почти не виден за своими «хоробрыми плъками».
Своим обращением к дружине перед началом похода: «Луце ж бы потяту быти, неже полонену быти», т. е. «лучше быть убитым, нежели плененным», − он оставляет довольно странную альтернативу для начала похода. Подобный призыв был бы гораздо уместнее в какой-то переломный момент боя, но вот «исполчить» такой фразой можно разве что безумца. Игорь этой фразой, пожалуй, напоминает самого бесшабашного храбреца «Повести временных лет» Святослава Игоревича. Однако в «Слове о полку Игореве» тут же возникает авторский комментарий, объясняющий, что княжеское желание продолжить поход даже вопреки дурному предзнаменованию было лишь следствием охватившей его ум страсти.
Куда чаще «Слово» изображает Игоря через характеристики и обращения к нему других лиц: брата Всеволода, безутешной Ярославны, грозного Святослава Киевского. Но они, именуя князя «светом светлым», «милым ладой» и обладателем храброго сердца, не выходят за рамки самых общих характеристик. А в повествовании о побеге из половецкого плена князь и вовсе превращается в подобие фольклорного оборотня.
Такая неопределенность, нейтральность образа главного героя является, по мнению некоторых исследователей, проявлением особого авторского замысла. Дело в том, что для неизвестного сочинителя «Слова о полку Игореве» личностная характеристика Игоря Новгород-Северского была не так уж и важна. Пытаясь возвыситься над отдельными княжескими усобицами, автор не пытается осудить или, напротив, оправдать этого князя. Неудачный поход Игоря для него лишь повод поразмышлять о судьбах всей русской земли.
Отдельного обозрения достойно изображение природы в «Слове о полку Игореве». Все повествование оказывается буквально насквозь проникнуто природными образами. Здесь и образные сравнения («О Бояне, соловию стараго времени!», «крычат телегы полунощы, рци лебеди роспужени»), и сложные метафорические образы о которых уже говорилось выше.
В «Слове» много точных наблюдений автора, очевидно, хорошо знакомого с походной жизнью в придонских степях: это и серебряные меловые берега Донца, и мутно текущие перед приближением половцев реки. Ведь переходящая вброд конница обязательно поднимает копытами песок со дна. Многие образы «Слова» имеют свои строго определенные параллели из животного мира. Так, русские князья почти всегда здесь соколы, тогда как половцы неизменно вороны, сороки или галки. В «Слове» можно найти немало поэтических рефлексов славянского язычества, среди которых наименование князей − «Даждьбожьи внуки» − и обращение Ярославны к стихиям. Однако главное заключается в том, что природа является полноправным действующим лицом слова, постоянным фоном, на котором разворачиваются описанные здесь события, причем фоном далеко не безучастным.
Поход Игоря, как мы помним, начинается с недоброго предзнаменования. Причем составитель «Слова» не просто подробно фиксирует подобно летописцам факт солнечного затмения: во время его Игорь видит прикрытыми тьмою только свои войска, как раз ту дружину, которая не вернется из злополучного похода. Далее, словно желая усилить произведенное впечатление, автор поместит в свое повествование целый список недобрых примет: помимо упомянутого уже затмения, здесь и гомон необычно проснувшихся среди ночи птиц, и звериный свист, и непонятное существо, див, своим криком явно предупреждающий врагов Руси язычников. В дальнейшем природа в «Слове» неизменно оплакивает неудачу русских князей, будь то пленение Игоря или гибель юного Ростислава Всеволодовича. Ярким солнечным светом отмечено в «Слове» возвращение Игоря на русскую землю.
Вот что писал о памятнике древнерусской литературы Дмитрий Сергеевич Лихачев: «Художественная форма “Слова о полку Игореве” тесно связана с его идейным содержанием, неотделима от него. Она народна в самом широком смысле этого выражения. Она близка народному творчеству, тесно связна с живой устной русской речью и русской действительностью. Образная устная русская речь XII века во многом определила собой поэтическую систему «Слова о полку Игореве». Автор «Слова» берет свои образы не только из фольклора, он извлекает их из деловой речи, из лексики военной и феодальной».
Нельзя думать, что между обыденной речью и речью поэтической лежала непреодолимая преграда − качественные различия обыденной речи и поэтической допускали уже переходы обыденной речи и не отменяли наличия художественной выразительности в речи обыденной, прозаической и деловой. По большей части эта художественная выразительность в обыденной речи служила подобным целям, была оттеснена на второй план, но она тем не менее ярко ощущалась и окрашивала язык XII века с большей или меньшей интенсивностью.
Автор «Слова о полку Игореве» существенно развивает поэтически образную систему деловой речи и существующую феодальную символику. И деловая выразительность превращается под его пером в выразительность поэтическую. Терминология получает новую эстетическую функцию. Он использует богатство русского языка для создания поэтического произведения, и это поэтическое произведение не вступает в противоречие с деловым и обыденным языком, а, наоборот, вырастает на его основе.
В. Фаворский.
«Слово о полку Игореве», иллюстрация
О
В этом использовании уже существующих богатств языка, в умении показать их поэтический блеск и значительность и состоит народность поэтической формы «Слова». «Слово» неразлучимо с культурой всего русского языка, с деловой речью, с образностью лексики военной, феодальной, охотничьей, трудовой, а через неё − и с русскою действительностью. Автор «Слова» прибегает к художественной символике, которая в русском языке XII века была тесно связана с символикой феодальных отношений, даже с этикетом феодального общества, с символикой военной, бытом и трудовым укладом русского народа. Привычные образы получают в «Слове о полку Игореве» новое звучание.
«Можно смело сказать, – заключает Дмитрий Сергеевич Лихачев, – что «Слово» приучало любить русскую обыденную речь, давало почувствовать красоту русского языка в целом и вместе с тем своей поэтической системе вырастало на почве русской действительности».