Сюжет «Слова о полку Игореве»

Сюжет произведения можно обрисовать следующим образом. После небольшого вступления о стиле будущего произведения и полемики с легендарным певцом Баяном, автор начинает повествование, хронологические рамки которого с самого начала обозначены им довольно широко − «от старого Владимира». Исследователи видят в этом персонаже Владимира I Крестителя или же Владимира Мономаха, «до нынешнего Игоря иже и наведе свои храбрые полки на землю половецкую». Далее в тексте «Слова» последовательно описано передвижение новгород-северского князя, его обращение к войску при виде солнечного затмения, встреча Игоря и Всеволода, ведущего дружину курян, начало похода и спешные передвижения половцев по степи навстречу русскому войску. После первого столкновения с авангардом «поганых», закончившегося победой русичей, княжеская дружина ночует в степи, чтобы на следующий день встретиться с основными половецкими силами. Перед читателями разворачивается масштабная, звучная и цветная картина сражения. Выстроившись в линию от горизонта до горизонта, в степи бьются два войска, раздаются крики половцев, виднеются красные щиты княжеской дружины.

И вот в самый напряженный момент повествования, описывая героическое участие в битве с половцами курского князя Всеволода, автор неожиданно обращает свой взор от современных ему событий в глубины русской истории. Начинается первое в «Слове» лирическое отступление.

П

«Слово о полку Игореве». Солнечное затмение

овествователь выделяет в истории Руси несколько периодов: это и века Трояна, в котором исследователи склонны видеть общее обозначение времени язычества; лета Ярославля, т. е. время расцвета Руси в правление Ярослава Мудрого. Но более всего внимание привлекают «плъци Олговы», т. е. войны Олега Святославовича (в тексте он назван «Гориславичем») – деда Игоря и Всеволода, которых, в свою очередь, «Слово о полку Игореве» неоднократно именует «Олеговым гнездом» или «Ольговичами». Для средневекового автора естественно было характеризовать внуков по деяниям деда, и поэтому именно здесь «Слово» вспоминает, что Олег (бывший, заметим, в разные годы и князем Тмутараканским, и князем Черниговским, побывавший в ссылке в Византии, по крайней мере трижды приводивший на Русь отряды союзных ему половцев, а 1096 году убивший сына Владимира Мономаха − муромского князя Изяслава) «мечемъ крамолу коваше» и что тогда «въ княжихъ крамолахъ веци человекомъ скратишась». Самовольный же поход Ольговичей сравнивают здесь с междоусобным столкновением 1078 года на Нежатиной ниве, потери в котором понесли обе стороны. Погибли и сражавшийся за черниговские интересы Борис Вячеславич, и киевский князь Изяслав, тела которого сын его Святополк «полелея» с поля сражения «ко святей Софии».

Из своих воспоминаний автор вернется еще к описанию Игорева сражения, но ненадолго. Поражение русских князей наводит его на печальные размышления теперь уже о современном состоянии русской земли, наставшей «невеселой године».

Это второе лирическое отступление в «Слове». В нем повествователь вспомнит и о княжеских усобицах, когда «начяша князи про малое “се великое” млъвити» и «рекоста брат брату: "Се мое, а то мое же"», и про участившиеся набеги поганых, и о плаче русских жен по убитым мужьям, и о том, наконец, что самовольный поход Ольговичей свел на нет все усилия киевского князя Святослава, который «притрепал» поганых своими сильными полками.

Здесь необходимо оговориться, что великий князь киевский Святослав Всеволодович на самом деле приходился главным участникам похода 1185 года двоюродным братом, да и столь могущественным и грозным правителем, каким рисует его «Слово», он не был никогда.

Святослав, как мы помним, занял киевский престол в 1181 году, лишь благодаря политическому компромиссу. Однако автору «Слова о полку Игореве» очень хотелось видеть в киевском князе, кто бы он ни был, сильного и мудрого правителя, а потому Святослав назван у него «отцом» своих вассалов Ольговичей, а само действие переносится далее из донских степей в Киев.

В киевском дворце на горах Святославу снится «мутен сон», содержащий многочисленные элементы славянского погребального обряда. Князя будто бы покрывают черным покрывалом, осыпают жемчугом из колчанов, с крыши его терема снят конек. Попросив у бояр истолкования сна, Святослав узнает от них о поражении Игоря и вторжении половцев («по Русской земли прострошася половцы, аки пардуже гнездо», т. е., в переводе Творогова, «по русской земле рассыпались половцы, точно выводок гепардов»). Таким образом, самовольный поход Игоря мыслится автором как угроза всей великокняжеской власти на Руси.

За описанием сна следует «Золотое слово» Святослава, в котором киевский князь обращается к правителям разных земель раздробленной страны. В этом обращении Святослава к разным князьям, каждому из которых он напоминает и о его военных подвигах, и славе его предков, много исторических подробностей, которые выдают в авторе «Слова о полку Игореве» современника, хорошо знакомого с событиями и обстановкой XII века.

Однако, с другой стороны, исследователи отмечают, что некоторые княжеские подвиги оказываются здесь несколько преувеличенными, по сравнению с тем, что донесли до нас исторические документы. Вероятно, автор рисует князей такими, какими бы он хотел их видеть, а возможно, такими, какими они выглядели в хвалебной народной молве. Так, например, черниговскому князю Ярославу «Золотое слово» напоминает о храбрости его дружинников, которые могут ходить на врага без щитов с одними засапожными ножами и «кликомъ плъки побеждаютъ». Повелителю набирающего вес Владимиро-Суздальского княжества Всеволоду Большое Гнездо говорится о его удачных походах против волжских булгар («Ты бо можеши Волгу веслы раскропити»). А сидящему на «златокованном престоле» и «рядящему суду до Дуная» Ярославу Осмомыслу − о торговой и военной мощи Галицкого княжества, лежащего на важном речном пути между киевскими землями и придунайскими вассалами Византии.

Упомянуты в «Золотом слове» также князья смоленские, волынские и полоцкие, причем последние − беспокойные «Всеславовы внуки» − занимают особое внимание киевского князя, да и самого автора «Слова о полку Игореве», посвятившего им особый отрывок в рамках «Золотого слова». Чтобы по возможности более глубоко понять его смысл, следует сделать особое отступление о полоцких князьях.

Лаврентьевская летопись сохранила для нас историю о том, как, насильно взятая в жены Владимиром I, полоцкая княжна Рогнеда через несколько лет после того пыталась убить своего мужа из ревности. Непокорная княгиня была в итоге помилована Владимиром только ради малолетнего сына Изяслава, который совместно с матерью был отправлен в Полоцк. «Оттоли», заключает летопись, «меч взимають Рогволовы же внуци противо Ярославлем внъкам». Действительно, в дальнейшем полоцкие Изяславичи словно бы старались умалить роль в собственной родословной. Они даже стали именовать себя по имени отца Рогнеды Рогволодовичами и их отношения с киевскими Ярославичами, потомками Ярослав Мудрого, к слову, также бывшего сыном Владимира от Рогнеды, оставались неизменно напряженными.

О сепаратистских настроениях полоцких князей, претендовавших на статус самостоятельного сильного княжества, говорит хотя бы тот факт, что уже в первой половине XI века, всего на несколько лет позднее, чем в Киеве, в Полоцке возводится собственный Софийский собор, дошедший до наших дней в сильно перестроенном виде. Полоцкие князья совершают регулярные набеги на другие русские земли, то и дело приводя с собой отряды иноземных союзников и наемников – поляков или язычников-литовцев. Возможно, именно этих поганых имеет в виду автор «Слова о полку Игореве», когда служившая границе с половецкими степями река Сула и стоявший на ней город Переяславль Русский вдруг оборачивается в его повествовании Двиной отделявшей с запада русские земли от литовских.

С

В. Фаворский. «Слово о полку Игореве», иллюстрация

воего апогея Киево-Полоцкий конфликт достигает при правнуке Владимира I Всеславе Брячеславиче – вещем Всеславе, судьбе которого также уделено немало место в «Золотом слове». Здесь упомянуты и многочисленные стремительные походы полоцкого князя, и то, как в 1067 году он совершил опустошительный набег на новгородские земли, о броске княжеского войска от Дудуток, одного из монастырей в окрестностях Новгорода, к реке Немиге, о состоявшейся там битве Всеслава с войсками троих Ярославичей, и о том, как, находясь затем в киевском плену, князь вспоминал колокольные звоны родного Полоцка.

Не забывает «Золотое слово» и самый невероятный период в жизни беспокойного князя, которому все-таки представился случай коснуться копьем киевского престола. Великокняжеские чаяния Всеслава иносказательно изображены здесь как жребий, который он выбрал любимой невесте. А вот дальнейший текст «Слова о полку Игореве» исследователям удалось понять только с помощью «Повести временных лет».

Как сообщает летопись 1068 года, в Киеве поднялось восстание. Возмущенные киевляне просили у своего правителя Изяслава «оружье и кони», чтобы сразиться с подошедшими к городу половцами. Князь восставших горожан «не послуша», тогда они освободили из «поруба» пленного Всеслава и провозгласили его киевским князем. В свете этого летописного сообщения становится понятна и туманная фраза «Золотого слова» о том, что Всеслав достиг Киевского престола, оперевшись хитростью на коней, т. е., видимо, тех самых коней, которых Изяслав не дал киевлянам, а Всеслав им хотя бы пообещал.

Не забывает «Слово» и о том, как семь месяцев спустя вернувшиеся Ярославичи подошли с войсками к Белгороду, а вышедший было против них новоявленный киевский князь внезапно сбежал от своей дружины под покровом ночной темноты.

Подробное повествование «Слова о полку Игореве» о Всеславе Полоцком имеет, по всей видимости, ту же природу, что и отмеченное ранее лирическое отступление об Олеге Гориславиче. Повествуя о судьбе деда современных ему полоцких князей, автор обращается в первую очередь к ним самим. Замечательно и то, что в отличие от Лаврентьевской летописи «Слово о полку Игореве» подчеркнуто именует полоцких правителей не Рогволожьями, а Всеславовыми внуками, словно желая тем самым подчеркнуть их кровное родство с киевской династией.

В конце XII века, когда создавался памятник, история непокорных Всеславичей могла приобрести новую актуальность, так как воспетый в нем великий князь Святослав Киевский был женат на правнучке великого полоцкого кудесника. По крайней мере, вспоминая о беспокойной судьбе их великого предка, в своем «Золотом слове», Святослав призывает полоцких князей примириться с киевскими, ведь от их усобицы выигрывают только приходящие на русскую землю половцы.

Суровое, публицистичное обращения Святослава к князьям сменяется одним из наиболее проникновенных эпизодов «Слова о полку Игореве» − плачем Ярославны. «На Дунаи Ярославнын глас ся слышит, зегзицею незнаема рано кычеть». Существуют разные версии по поводу перевода древнерусского слова «зегзица». Если большинство современных исследователей правы, и древний автор уподобил безутешную новгород-северскую княгиню чайке, то перед нами первая чайка в истории древнерусской литературы, чудесным образом возникшая более чем за семь веков до чеховской. Однако, казалось бы, при все интимной проникновенности описываемая здесь сцена не лишена следов древнего, еще языческого ритуала. Княгиня не просто плачет о плененном муже. Она публично причитает на городских воротах Путивля, обращаясь к ветру, Днепру, в «Слове» упомянуто и старое языческое имя этой реки – Славутич, и солнцу. Такой перечень адресатов также отнюдь не случаен. Перед нами старые языческие божества славян и Ярославна обращается к ним с просьбой вернуть Игоря домой.

И наконец, дальнейшее повествование «Слова» стремительно разворачивается вокруг беспокойного пленника. С помощью половца Авлура князь благополучно бежит из половецкого плена. Правда, попутно повествователь вспомнит еще о плаче матери по юному князю Ростиславу Всеволодовичу, брату Владимира Мономаха, утонувшему некогда после неудачного сражения с половцами в реке Студне, через которую переправлялся Игорь по дороге домой, и о некоем разговоре ханов Гзы и Кончака, будто бы обсуждавших между собой, как им опутать соколенка красной девицей. Здесь речь, очевидно, идет о женитьбе Владимира Игоревича на внучке хана Кончака. И вот уже вернувшийся на Русь Игорь идет по Борячему спуску к киевскому храму Богородицы Пирогощей. В этом в

Н. Рерих. Терем Ярославны

ымышленном визите Игоря в Киев (по версии летописи, вернувшийся из плена Новгород-Северский князь отправился сразу в свою вотчину) также видится стремление автора объединить удельных русских правителей вокруг великокняжеского престола.

Завершается «Слово о полку Игореве» пением славы князьям и дружине.