Раздел 5 институты гражданского общества в россии

Гражданское общество, представляя собой автономную от государства сферу самоорганизации граждан, «совокупность или систему самоорганизующихся медиаторных групп», «способных планировать и осуществлять коллективные акции по защите и достижению своих интересов»¹, включает в себя два типа институтов: политические партии и группы интересов. Отличие данных институтов заключается в том, что если политические партии образуются вокруг широких социальных интересов с целью их реализации посредством выдвижения своих кандидатов на выборах и возложения на себя ответственности за деятельность правительства, то группы интересов формируются вокруг партикулярных интересов с целью их реализации либо путем самостоятельных действий группы, либо посредством обращения к органам государственной власти.

В этой связи анализ институтов гражданского общества в России предполагает рассмотрение развития и современного состояния политических партий и групп интересов, а также общей эволюции принципов взаимодействия данных институтов и государства в процессах выработки публичной политики.

5.1. Политические партии в России

В своем развитии современные политические партии в России прошли через три основных этапа: 1) становление политического плюрализма в Советском Союзе и соответственно России до развала СССР в декабре 1991 г. (1986—1991); 2) формирование

¹ Шмиттер Ф. Размышления о гражданском обществе и консолидации демократии // Полис. 1996. № 5. С. 16.

187

политических партий в процессе электоральной борьбы (1992—1999); .3) превращение политических партий в политико-административных агентов государства (с 2003 г.).

Становление политического плюрализма в Советском Союзе началось с провозглашения политики перестройки в середине 1980-х гг., которая позволила возникнуть ряду групп, сыгравших впоследствии существенную роль в формировании политических партий. На этом этапе можно выделить четыре основных тенденции.

Во-первых, диссидентские группы не сыграли той роли, которую подобные группы имели в Центральной и Восточной Европе периода третьей волны демократизации. На формирование политического плюрализма в СССР большее влияние оказали так называемые «неформальные группы», активная деятельность которых пришлась на вторую половину 80-х гг. В 1986 г. в Москве и Ленинграде возникли первые неформальные клубы, еще провозглашавшие социалистические лозунги, но уже противостоявшие официальной коммунистической идеологии. Объединение ряда клубов в 1988 г. в региональные народные фронты, а через год — в Народный фронт РСФСР, создало условия для активной оппозиционной деятельности на выборах в Советы в 1989 и 1990 гг. По новому Закону о выборах объединения избирателей, основу которых часто составляли эти клубы, получили право выдвигать в избирательных округах своих кандидатов, соперничавших с кандидатами «блока коммунистов и беспартийных».

Во-вторых, консолидация демократических сил происходила в рамках Съезда народных депутатов СССР, избранного в 1989 г. Здесь сформировалась влиятельная и активная межрегиональная депутатская группа, лидерами которой стали Андрей Сахаров, Борис Ельцин, Юрий Афанасьев и др.

В-третьих, в конце 1980-х возникли первые политические организации, которые называли себя партиями, — Христианско-демо-кратический союз, Союз конституционных демократов, Конфедерация анархо-синдикалистов (1989), Демократическая партия России, Социал-демократическая партия РФ (1990) и др. Возможность легализации этих организаций как партий возникла после отмены ст. 6 Конституции СССР в марте 1990 г. Первой воспользовалась этим Либерально-демократическая партия России.

188

В-четвертых, процессы дифференциации происходили и в правившей тогда Коммунистической партии Советского Союза. В 1990 г. здесь сформировалось объединение под названием Демократическая платформа в КПСС, деятельность которой привела к созданию, в частности, к концу года Республиканской партии РФ.

В 1990-е годы происходило формирование российской партийной системы. Этому способствовали конституционные изменения 1993 г. и периодические выборы в российский парламент — Государственную Думу (1993, 1995, 1999 гг.). В это время росло количество зарегистрированных партий, хотя не все из них активно участвовали в выборах, и только небольшое их число было представлено в парламенте (см. табл. 1). Выборы в Государственную Думу этого периода были характерны острыми политическими конфронтациями, попытками сформировать крупную проправительственную партию, ослабить позиции левых сил (прежде всего КПРФ) и т. д. Специфика российской федеральной электоральной системы (смешанный и несвязанный характер, с 5% электоральным барьером для пропорциональной части) устраивала в целом все партии. Она способствовала вхождению в парламент основных политических сил и позволяла им использовать мажоритарное голосование для маневра.

Таблица 1

Количество политических партий в Российской Федерации

	Выборы в ГД 1993	Выборы в ГД 1995	Выборы в ГД 1999	Выборы в ГД 2003
Зарегистрированы Минюстом		более 150	139	144
Участвовали официально в избирательной кампании	16	15	27	23
Преодолели 5-процентный электоральный «порог»	8	4	6	4

Наибольшую стабильность в этот период сохраняли Коммунистическая партия РФ — слева и Либерально-демократическая партия — справа, хотя динамика поданных за них голосов различна. Она была благоприятной для КПРФ (увеличение с 12,4% в

189

1993 г. — до 24,29% в 1999 г.) и неблагоприятной для ЛДПР (соответственно 22,92 и 5,98%). Что касается центра и умеренных правых, то от выборов к выборам здесь происходили определенные трансформации (см. табл. 2). Прежде всего, изменялась конфигурация «партии власти». Вначале занимавшая положение в правом спектре («Демократический выбор России» в 1993 г.) «партия власти» перемещалась к центру («Наш дом — Россия» в 1995 г.), а в 1999 г. она была представлена двумя блоками — «Единство» и «Отечество — Вся Россия». В правом спектре сформировалась новая партия — Союз правых сил.

Таблица 2 Результаты выборов в Государственную Думу по партийным спискам*

	1993	1995	1999	2003
Левые:
КПРФ	12,4	22,3	24,29	12,61
Аграрная партия	7,99
«Родина»				9,02
Центр:
Демократическая партия России	5,52
Женщины России	8,13
«Наш дом — Россия»		10,1
Межрегиональное движение «Единство»			23,32
«Отечество — Вся Россия»			13,33
«Единая Россия»				37,57
Правые:
«Демократический Выбор России»	15,51
Партия российского единства и согласия	6,73
«Яблоко»	7,86	6,9	5,93
Союз правых сил			8,52
Либерально-демократическая партия (Блок Жириновского в 1999 г.)	22,92	11,2	5,98	11,45

*Источник: Данные Центральной избирательной комиссии.

190

Выборы 2003 г. существенно изменили партийно-политический спектр России. Роль доминирующей партии стала выполнять «Единая Россия», набравшая 37,57% голосов избирателей (по партийным спискам) и сформировавшая фракцию большинства в Государственной Думе. Правым либеральным партиям — СПС и «Яблоку» — не удалось пройти 5-процентный барьер, и они оказались представленными в парламенте только депутатами, избранными по мажоритарной системе в одномандатных округах. На левом фланге появилась влиятельная организация «Родина», отобравшая у КПРФ часть патриотически настроенного электората. За счет ряда ярких социальных и «державных» лозунгов поправила свои дела ЛДПР. Но в целом можно говорить о том, что тенденция огосударствления партий, которая наблюдалась в конце 90-х гг., приобрела доминирующее значение в начале нынешнего столетия.

Превращение партий в политико-административных агентов государства — характерная черта нынешнего этапа отечественного партийного строительства. Как отмечает немецкий исследователь Э. Шнайдер, «было бы неправильно автоматически делать вывод о недемократичности Государственной Думы только на основании того факта, что две трети парламента поддерживают правительство. Периодически и на Западе правительства могут опираться на устойчивое большинство в парламенте. Тем не менее, с учетом того, что к президентскому лагерю следует отнести — вопреки их риторике — фракции "Родины" и ЛДПР, в оппозиции остается лишь КПРФ, имеющая 11,56% голосов. Если при этом принять во внимание, что "Единая Россия"... захватила должности председателей всех 29 комитетов (нередко также и первых заместителей председателя), оставив все остальные фракции без единого председательского кресла, то можно действительно задаться вопросом, является ли еще Госдума местом политического противоборства»¹. Хотя этот процесс неравномерен и в разной степени касается всех партий, тем не менее ряд существенных характеристик отрыва партий от исходных интересов формирующегося гражданского общества заставляет говорить о том, что пар-

Шнайдер Э. Россия после выборов // Вестник аналитики. 2004. № 2. С. 10.

191

тийно-политическое общество в России все ближе смыкается с государством.

Действия политических партий в современной России часто не только ставят в тупик рядовых избирателей, но и побуждают исследователей к творчеству. Замечено, что партии действуют нетрадиционно; они «заигрывают» с избирателем, стремятся воспользоваться государственной поддержкой, скорее, направляют поведение избирателя, чем вызывают у него осознание «истинных» интересов. До сих пор партии появлялись и исчезали, учитывая электоральную конъюнктуру; они не стремились к увеличению своего состава, формировались как «лидерские партии». Партии были чрезмерно заинтересованы в использовании средств массовой информации как основного канала влияния на население, склонны были к театрализации своей деятельности.

Подобные процессы в западных странах в свое время оценивались как «кризис» традиционных массовых политических партий, но впоследствии возникли теории, вписывающие новый тип партий в общую типологию в качестве «картельных» партий'. В подобных партиях лидеры считают себя государственными деятелями, а не просто представителями политических интересов. Все они практически вхожи во власть, будь то представительные или исполнительные структуры государства. Связь с государством является для них определяющим показателем их значимости и источником их активности. Характерно, что такие либеральные партии, как СПС и «Яблоко», не получившие необходимой доли голосов на выборах 2003 г., сразу же были поставлены на грань кризиса и в настоящее время находятся в состоянии поиска своего нового политического облика. Партийные лидеры составляют в целом резерв, из которого государство черпает своих политических и не политических чиновников.

В целом в России сегодня действуют более 80 политических партий. Наиболее крупные из них отмечены в табл. 3. В настоящее время по результатам различных социологических исследований политическим партиям доверяет 12—15% населения (некоторые даже свидетельствуют о 6% доверия к политическим парти-

См.: СморгуновЛ. В. Современная сравнительная политология. М., 2002.

192

ям¹). Разочарование, которое присутствует в массовом сознании относительно российских политических партий, является симптомом не столько «недоразвитости» партийного строительства в России, сколько вполне определенной и устойчивой тенденции переосмысления связей политических партий и гражданского общества. Общественность начинает понимать свою обособленность от политического общества. Сведение политики к выборам и ко всему, что с ними связано, является результатом ориентации на демократию, в основе которой лежит не гражданское общество, а общество партийно-государственное.

Таблица 3 Численность основных зарегистрированных партий в России*

Название	Численность, тыс. чел.	Лидер	Дата регистрации
«Единая Россия»	840	Грызлов Б. В.	18.12.2001
Коммунистическая партия РФ	186	Зюганов Г. А.	06.03.2002
Народная партия РФ	120	Гудков Г. В.	30.10.2001
Российская партия жизни	90	Миронов С. М.	09.09.2002
Российская демократическая партия «Яблоко»	85	Явлинский Г. А.	25.04.2002
Аграрная партия России	60	Лапшин М. И.	31.05.2002
Либерально-демократическая партия России	38	Жириновский В. В.	04.04.2002
«Родина»	37	Бабаков А.	23.12.2002
Политическая партия «Союз правых сил»	35	Федеральный политический совет	12.03.2002
Российская партия пенсионеров	18	Гартунг В. К.	15.05.2002
Российская политическая партия мира и единства	16	Умалатова С. 3.	25.12.2001

¹ Павлова Т. В. Партийно-политические практики в России в контексте формирующегося политического порядка // Форум-2003. Социум и власть. М., 2003. С. 122.

Партия социальной справедливости	15	Кишенин В. Н.	22.10.2002
РКРП — Российская партия коммунистов	14	Крючков А. В., Тюлькин В. А.	26.08.2002
Демократическая партия России	13	Прусак М. М.	30.11.2001
«Либеральная Россия»	12	Золотухин Б. А., Похмелкин В. В.	22.10.2002
Социал-демократическая партия России	12	Горбачев М. С, Титов К. А.	22.05.2002
Политическая партия «Развитие предпринимательства»	11	Грачев И. Д.	26.02.2002
Народно-патриотическая партия России	11	Родионов И. Н.	09.09.2002

^Источник: Данные Министерства юстиции РФ.

5.2. Группы интересов в России

В своем развитии группы интересов в современной России, так же как и партии, прошли через три основных этапа: 1) возникновение и функционирование групп интересов в СССР (середина 50-х — начало 90-х); 2) признание групп интересов в качестве легитимных субъектов политики и возникновение открытой межгрупповой конкурентной борьбы (начало 90-х — 1999 г.); 3) ограничение группового плюрализма и превращение наиболее значительных групп интересов в политико-административных и социальных агентов государства (с 2000 г.).

Возникновение в СССР групп интересов относится к середине 50-х — середине 60-х годов и связано с либерализацией тоталитарного механизма управления, в результате которого внутри властно-управленческого аппарата, вокруг различных его элементов (ведомств, отраслей, регионов, предприятий и т. д.) начали формироваться многочисленные партикулярные группы интересов.

Г. Скиллинг одним из первых обратил внимание на роль групп интересов в СССР. Полагая крайне важным «изучение про-

7 3ак. 3514

194

цессов артикуляции и агрегации интересов в условиях, когда советская политика уже не была направлена на революционное преобразование общества, однако автономная политическая мобилизация, свобода слова и свобода организации отсутствовали», он утверждал, что «индустриализация породила в Советском Союзе разнообразные организованные и не организованные интересы, взаимодействие которых на политической арене необходимо принимать во внимание при объяснении политической борьбы и ее исходов»¹.

Другой зарубежный исследователь Дж. Хог подчеркивал, что в центре советского политического процесса лежал «бюрократический конфликт», участниками которого выступали специфические группы интересов — «комплексы», состоявшие из «специализированного партийного, государственного, общественного и научного персонала, работавшего в пределах соответствующих областей политики». К этим «комплексам» он причислял ведущие министерства и ведомства, полагая, что те в большинстве случаев действовали совместно с их «естественными союзниками» — подразделениями аппарата ЦК, контролировавшими их работу. Хог признавал, что «окончательная власть была сконцентрирована в высших органах Коммунистической партии». Тем не менее, он считал, что партийные лидеры не действовали «волюнтаристски», а в целом вынуждены были следовать советам специализированных комплексов в соответствующих их профилю областях политики. Ограничивая себя «посредничеством в конфликтах», которые возникали между данными комплексами, они практически делегировали комплексам полномочия в выработке политических решений, оставляя за высшими органами партии лишь роль «заключительных арбитров»².

В целом, можно сказать, что в СССР группы интересов оказывали существенное воздействие на процессы выработки государственной политики и формировались вокруг ведомственных и региональных административно-бюрократических структур.

¹ Цит. по: Бреслауэр Дж. В защиту советологии // Современная сравнительная политология: хрестоматия. М., 1997. С. 267.

² См.: Hough J., Fainsod M. How the Soviet Union is Governed. Cambridge, 1979. p. 435, 444-446, 524, 526, 549.

195

Среди наиболее влиятельных групп интересов в СССР исследователи выделяют как ряд отраслевых комплексов (военно-промышленный, строительный, горно-металлургический, топливно-энергетический, химический, аграрный, машиностроительный), так и несколько наиболее значимых региональных партийно-государственных групп (московская, ленинградская, свердловская, украинская)¹.

Признание групп интересов в качестве легитимных субъектов политики и возникновение открытой межгрупповой конкурентной борьбы происходит в начале 90-х годов и связано с политической (демократизация политической системы) и экономической (введение рыночных институтов) трансформацией российского общества.

Наиболее заметными в этот период становятся группы интересов, связанные с так называемыми «олигархами», интегрированными финансово-промышленными группами, крупнейшими банками и различными частями бюрократического аппарата². Социально-экономической основой для появления указанных групп интересов послужили особенности экономической реформы в современной России. В первую очередь, — это номенклатурный характер отечественной приватизации, которая не только не размыла систему номенклатурно-бюрократического «рынка власти», но и закрепила взаимоотношения государства и вновь возникшего бизнеса на основе принципов бюрократического рынка с неразделенностью экономической и политической вла-

¹ См.:Лепехин В. Лоббизм. М., 1995. С. 3—24; Лоббизм в России: Этапы большо го пути. М., 1995. С. 10-14.

² См.: Гаман-Голутвина О. В. Бюрократия или олигархия? // Куда идет Россия?.. Власть, общество, личность. М.,2000. С. 162—172; Кива А. В. Российская олигар хия: общее и особенное // Общественные науки и современность. 2000. № 2. С. 18—28; Лепехин В. А. От административно-политической диктатуры к финан совой олигархии // Общественные науки и современность. 1999. № 1. С. 66—82; Механик А. Г. Финансовая олигархия или бюрократия? Мифы и реалии россий ской политической власти//Общественные науки и современность. 1999. № 1. С. 39—43; ПаврозА. В. Проблема влияния институтов гражданского общества на процессы выработки и принятия политических решений в современной Рос сии // Практическая философия и гражданское общество в России / Под ред. проф. В. Г. Марахова. СПб., 2004. С. 139-147.

196

сти, и перманентной конверсией власти в собственность и собственности во власть¹. Данная система, будучи модифицированным вариантом советского административного рынка, привела к формированию привилегированных групп интересов, обладающих доминирующим влиянием на принятие важнейших политических решений. Такие группы возникли на основе экономической олигархии, сконцентрировавшей в своих руках весомую долю национального богатства, и наиболее организованных частей бюрократического аппарата, «приватизировавших» значительный административный ресурс государства².

Доминирующее положение указанных групп интересов объяснялось как характерной для того периода десубъективизацией российского государства (ослаблением государственного аппарата, неспособностью государства устанавливать обязательные для всех юридические нормы поведения и осуществлять эффективные санкции, против тех, кто данные нормы нарушает и т. д.), так и слабым развитием массовых, не связанных с олигархическими и бюрократическими структурами, групп интересов.

Анализируя в этой связи степень общественно-политической активности россиян и уровень развития институтов гражданского общества в России 90-х годов, можно сказать, что, несмотря на сопоставимые с общеевропейскими показатели интереса к политике, количество россиян, участвовавших в общественно-политической деятельности было крайне мало: постоянные или временные поручения выборных органов, партий, общественно-политических движений выполняли лишь 0,9% опрошенных; в самодеятельных формах общественно-политической активности были задействованы 6,0%; подавляющее же большинство граждан (93,1%) не участвовали ни в каких формах управления делами государства, общества, трудового или учебного коллектива. Причем только 8,3% опрошенных видели хотя бы малую толику полезности общественной работы; считали ее бесполезной — 22,4%; не

¹ См.: ПаврозА. В. Генезис российской экономической олигархии (начало — се редина 90-х годов)//Современные аспекты экономики. 2004. №3(54). С. 197— 202.

² См.: Кордонский С. Рынки власти: Административные рынки СССР и России. М., 2000; Найшуль В. Высшая и последняя стадия социализма // Погружение в трясину: (Анатомия застоя). М., 1991. С. 31 — 62.

197

задумывались или вообще полагали эту сферу человеческой деятельности, не заслуживающей внимания — 69,3% '.

Исходя из вышеприведенных данных, не вызывают удивления и низкие показатели развития третьего сектора в России 90-х годов: разные авторы приводят различные и весьма приблизительные цифры — от 30 000 до 100 000, в то время как согласно официальной статистике, в стране на 1 января 2000 г. было 275 тыс. негосударственных и немуниципальных некоммерческих организаций, из них 70 тыс. вели активную реальную деятельность, в которой участвовало около 2,5 млн человек, включая штатных сотрудников и добровольцев².

Обилие партий, профсоюзов, предпринимательских и тому подобных организаций в России 90-х годов так же не может считаться истинным индикатором состояния институтов гражданского общества в тот период. Большинство из них не обладало чертами подлинно гражданских ассоциаций и было отчуждено от основной массы граждан и формально представляемых ими (профсоюзы, предпринимательские организации) социальных групп, не доверяющих им и не видящих в них защитников своих интересов (в конце 1990-х гг. до 90% наемных работников выражали недоверие профсоюзам, до трех четвертей избирателей — партиям)³.

Таким образом, слабость институтов гражданского общества, низкая социально-политическая активность россиян, отсутствие гражданской компетентности, неготовность большей части населения к продуктивному освоению демократических институтов и эффективным коллективным действиям с целью отстаивания своих интересов с неизбежностью способствовали доминированию наиболее организованных, привилегированных групп интересов, представляющих верхние страты российского общества в

¹ Российское общество и радикальные реформы: Мониторинг социальных и по литических индикаторов. М., 2001. С. 153, 156.

² Якимов В. Создание работающих механизмов социального взаимодействия — шанс для возрождения России // Профессионалы и сотрудничество. М., 2000. Вып. 4. С. 155-156.

³ См.: Гордон Л. А., Клопов Э. В. Потери и обретения в России девяностых. В 2 т. М.12000; Дилигенский Г. Г. Существует ли в России гражданское общество? // По говорим о гражданском обществе. М., 2001.

198

системе социально-политического взаимодействия. Трудно не согласиться с выводом Р. Саквы о том, что в России того периода «сложная система элит подменила собой развитие гражданского общества»¹.

Превращение наиболее значительных групп интересов в политико-административных и социальных агентов государства берет начало в 2000 г. и связано с реформами президента В. В. Путина. Современный этап развития групп интересов в России определяется тремя основными тенденциями.

Во-первых, становятся заметными укрепление российской государственности и ограничение возможностей функционирования и влияния бюрократических (в том числе и региональных) групп интересов. Данная тенденция нашла отражение в целом ряде политико-административных преобразований (консолидация центральных политико-государственных институтов, реформа федеративных отношений, административной реформа и т. п.) и ознаменовала собой отказ от прежнего типа лидерства, основанного на слабоструктурированном, внеинституциональном характере политического господства. Президент признавался в качестве центра принятия политических решений лишь благодаря своеобразной роли арбитра в перманентном конфликте различных властных группировок. Конфликт генерировался постоянным противопоставлением различных политических институтов и отдельных политиков (исполнительной и законодательной властей, правительства и администрации президента, премьера и вице-премьеров и т. д.). В такой форме воплощался принцип «сдер-жек и противовесов».

В. В. Путиным была принята новая модель политико-административного правления, в центре которой находился уже не столько «управляемый конфликт» различных частей государственного аппарата, сколько система иерархического подчинения основных политико-административных институтов президентской власти. Таким образом, указанная тенденция привела к интеграции на корпоративистских началах подавляющего

¹ Саква Р. Режимная система и гражданское общество в России // Полис. 1997. N° 1. С. 79.

199

большинства бюрократических групп интересов в единую властно-управленческую вертикаль во главе с президентом страны.

Во-вторых, влияние групп интересов крупного российского бизнеса на государственную политику претерпело ограничения и изменения. Данная тенденция проявилась в формулировании новых, неформальных правил взаимодействия бизнеса и государства, в соответствии с которыми большой бизнес должен 1) быть лоялен по отношению к государству; 2) финансировать экономические, социальные и политические начинания власти; 3) принять на себя социальную ответственность за отрасли и регионы, где он является доминантой, и не должен 4) поддерживать очаги конфликтов внутри России¹. Таким образом, в результате принятия данных правил произошло не только сокращение политического влияния групп интересов крупного бизнеса, но и фактическое включение данных групп на основе корпоративистских механизмов в действующую политико-административную вертикаль власти.

В-третьих, власть пытается включить в управленческую вертикаль массовые, не элитные группы интересов. Данная тенденция выразилась в создании сверху целого ряда институтов социально-политического взаимодействия (гражданские форумы, общественная палата и пр.), цель которых состоит в инкорпорации наиболее влиятельных общественных организаций для их использования в качестве посредников (агентов) государства в диалоге с обществом. Таким образом, предполагается, что все наиболее значительные массовые группы интересов будут интегрированы в сформированную в России политико-административную вертикаль власти.

В целом, ограничение группового плюрализма и встраивание на корпоративистских принципах наиболее влиятельных групп интересов в существующую систему правления в качестве политико-административных и социальных агентов государства со-

¹ Мухин А. А. Новые правила игры для большого бизнеса, продиктованные логикой правления В. В. Путина. — М., 2002. — С. 4.

200

ставляет основное содержание современного этапа в развитии групп интересов.

5.3. Особенности отношений государства и гражданского общества

Рассматривая эволюцию взаимоотношений государства и институтов гражданского общества в современной России интересно проследить изменение принципов выработки политических решений в связи с трансформацией модели социально-политического взаимодействия.

В позднем СССР на фоне однопартийной диктатуры выработка политических решений осуществлялась на основе согласования («торга») между представителями организованных интересов и центральной партийно-государственной властью в рамках подсистемы бюрократического корпоративизма, где, во-первых, «сами организованные интересы были частью государственных (бюрократических) структур», во-вторых, «предметом торга были не просто интересы той или иной группы, организации или комплекса, но и интересы, бюрократически ориентированные», в-третьих, «бюрократическими были и правила игры, по которым велся торг, достигалось согласие и осуществлялись согласованные решения»¹.

В России 90-х годов на фоне «неограниченной» демократии, десубъективизации государства и слабого развития институтов гражданского общества выработка политических решений осуществлялась в рамках взаимодействия между основными политическими институтами (президент, парламент, правительство) и привилегированными группами интересов, контролировавшими основные административные, финансовые, медийные и прочие ресурсы. Принятие политических решений становилось результатом не столько широкого общественного консенсуса (как в плю-

¹ Перегудов С. П. Корпорации, общество, государство: Эволюция отношений. М., 2003. С. 37—38; см. также: Перегудов С. П., Лапина Н. Ю., Семененко И. С. Группы интересов и российское государство. М., 1999. С. 44—53, 60—69; Перегудов С. П. Организованные интересы и государство: Смена парадигм // Полис. 1994. № 2.

201

ралистической демократии), сколько равнодействующей влияний в системе конкурентных и/или партнерских взаимоотношений наиболее значимых административно-экономических групп интересов.

В современной России (начиная с 2000 г.) в условиях ограничения политического плюрализма и консолидации всей полноты реальной власти в руках Президента страны выработка политических решений осуществляется в рамках «ближнего круга» наиболее влиятельных государственных сановников. К данному процессу привлекаются представители ограниченного числа привилегированных групп интересов, встроенных на корпорати-вистских основах во властно-управленческую вертикаль с главой государства на ее вершине¹.

Таким образом, современный политический режим России предполагает отход от плюралистической и возвращение к корпо-ративистской модели взаимодействия государства и институтов гражданского общества.

И хотя принципы социально-политического взаимодействия за последние пять лет существенно трансформировались, качественное состояние институтов гражданского общества не претерпело значительных изменений. На настоящий момент уровень развития указанных институтов в России все еще остается крайне низким по сравнению с ведущими демократическими странами мира.

Данное обстоятельство определяется такими фундаментальными факторами, присущими российскому обществу, как низкий уровень социального доверия и отсутствие эффективных навыков социальной самоорганизации².

Основной формой участия россиян в жизни государства и общества продолжает быть участие в выборах в органы власти различного уровня (55%). Среди других форм гражданской активности можно выделить: 1) коллективное благоустройство подъездов, домов, детских площадок, окружающих территорий (15%);

¹ См.: Павроз А. В Л) Проблема влияния институтов гражданского общества... — С. 139—147; 2) Группы интересов и политический процесс в современной России // Россия в мировом политическом процессе. — СПб., 2005. — С. 140—144.

² См.: Власть и народ в России: Обновление повседневных практик и варианты универсализации институционального порядка. — М., 2003. — С. 13—18.

202

2) сбор средств, вещей для людей, попавших в тяжелое положение (теракт, стихийное бедствие, лечение) (9%); 3) участие в проведении избирательной кампании (сбор подписей, агитация, работа на избирательном участке — правда, это часто оплачиваемая активность) (8%) (см. табл. 4)¹.

Таблица 4 Лично Вам приходилось за последний год участвовать в общественной и политической жизни?

Участие в выборах в органы власти различного уровня	55
Участие в проведении избирательной кампании (сбор подписей, агитация, работа на избирательном участке)	8
Участие в митингах, демонстрациях, пикетах по поводу событий в жизни страны, региона, Вашего населенного пункта	5
Участие в забастовках	2
Участие в деятельности общественных организаций (правозащитных, благотворительных, экологических и т.д.)	2
Участие в деятельности профсоюзных организаций	4
Участие в деятельности политических партий	2
Подписание обращений, петиций по поводу событий в жизни страны, региона, Вашего населенного пункта	4
Коллективное благоустройство подъездов, домов, детских площадок, окружающих территорий	15
Участие в работе домкомов, кооперативов, местном общественном самоуправлении	2
Сбор средств, вещей для людей, попавших в тяжелое положение (теракт, стихийное бедствие, лечение, операция)	9
Участие в деятельности религиозных организаций	2
Другое	1
Нет, ни в чем подобном участвовать не приходилось	32
Затрудняюсь ответить	1

Касаясь вопроса о политическом участии россиян, следует сказать, что несмотря на сопоставимый уровень интереса к поли-

¹ ВЦИОМ. Пресс-выпуск № 120. Как разбудить гражданское общество? 29 сентября 2004 г. // http://www.wciom.ru/?pt=42&article=928

203

тике по сравнению со среднеевропейскими показателями (в России — 54%; в ЕС — 67%), достаточно информированным в вопросах текущей политики себя считает только каждый третий россиянин — 33% (в ЕС — 58%). Причем понимание того, что нужно делать, чтобы их мнение о важных государственных проблемах было услышано, проявляют лишь 16% респондентов (в ЕС— 34%). Две трети опрошенных (69%) полагают, что такие люди, как они, не имеют возможности оказывать влияние на действия правительства (см. табл. 5 и 6)'.

Таблица 5 В какой степени Вы согласны или не согласны со следующими суждениями? (один ответ по каждому суждению)

	Полностью согласен	Скорее согласен	Скорее не согласен	Полностью не согласен	Затрудняюсь ответить
Мне интересно, что происходит в политике и текущих государственных делах	17	37	28	13	4
Я достаточно хорошо представляю, что сейчас происходит в политике и текущих государственных делах	9	24	43	18	7
Такие люди, как я, не имеют возможности оказывать влияние на действия правительства	40	29	17	9	5
Люди должны больше участвовать в политической жизни и текущих государственных делах	29	40	13	6	11
Я знаю, как решить политические и текущие проблемы государства	4	8	39	39	10

¹ ВЦИОМ. В чьих руках судьба страны? Россияне о своем участии в политике. Пресс-выпуск №316.17 октября 2005 г. // http://www.wciom.ru/?pt=42&article= 1850.

204

Я понимаю, что делать, чтобы мой голос бьш услышан, когда речь идет о важных государственных проблемах	7	9	36	36	12
Когда я что-то планирую, я уверен, что смогу воплотить это в жизнь	26	40	23	5	6
Я чувствую, что не могу оказывать влияние на то, что происходит со мной	13	30	37	10	9

Таблица 6 В какой степени Вы согласны или не согласны со следующими суждениями? (ответ: полностью или скорее согласен)

	Россия	Европейский союз
Люди должны больше участвовать в политической жизни и текущих государственных делах	69	75
Мне интересно то, что происходит в политике и текущих государственных делах	54	67
Я достаточно хорошо представляю, что сейчас происходит в политике и текущих государственных делах	33	58
Я понимаю, что делать, чтобы мой голос был услышан, когда речь идет о важных государственных проблемах	16	34

Следует подчеркнуть крайне низкий уровень институционализированных форм социально-политического участия россиян — деятельности в политических партиях, профсоюзах, общественных и религиозных организациях, органах местного самоуправления. Так, только 2% граждан России состоят на настоящий момент в какой-либо политической организации или партии; 17% состояли ранее, а 80% не состояли никогда. При этом лишь у 9% россиян есть желание стать участником какой-либо

Институты гражданского общества в России 205

политической организации или партии, а у 86% подобное желание отсутствует¹.

Среди причин общественной и политической пассивности россиян доминируют две — занятость людей своими насущными проблемами (44%) и уверенность в том, что их общественная деятельность не будет результативной, не сможет решить их проблем (43%). При этом чуть более четверти опрошенных (27%) винят в низком уровне участия разобщенность россиян, отсутствие взаимопомощи и сопричастности. Кроме того, 8% опрошенных прямо заявляют, что в стране отсутствует инфраструктура, необходимая для гражданского участия, т. е., нет общественных организаций и партий, которым можно было бы доверять и в работе которых хотелось бы принимать участие. В целом уровень доверия к общественным организациям невысок, а их влияние на жизнь страны оценивается россиянами как крайне незначительное (72%) (см. табл. 7)².

Таблица 7 Как Вам кажется, почему многие люди не хотят принимать участия в общественной и политической жизни страны

Люди заняты решением своих насущных проблем, у них нет возможности этим заниматься	44
Люди разобщены, никому не доверяют, потеряно чувство локтя и сопричастности друг другу	27
Люди уверены, что их участие все равно ничего изменить не сможет	43
Нет общественных организаций и политических партий, которым можно было бы доверять и в работе которых хотелось бы участвовать	8
Считают, что политикой должны заниматься не они, а власть	7
Люди доверяют Президенту и считают, что он сам решит все проблемы в стране	4
Политика — «грязное дело» и приличным людям там делать нечего	6
Затрудняюсь ответить	5

¹ ФОМ. Участие в политических организациях. 02.06.2005. // пир:// bd.fom.ra/ report/cat/societas/civil_society/policy_interest/tb052210

² ВЦИОМ. Пресс-выпуск №120...

206

В этой связи определенный оптимизм внушают лишь сопоставимые с европейскими показатели, отражающие мнение о том, что люди должны больше участвовать в политической жизни и текущих государственных делах (в России — 69%; в ЕС — 75%) (см. табл. 5 и 6).

В заключение можно констатировать, что уровень развития институтов гражданского общества в современной России является явно недостаточным. Причем интересно отметить, что данная оценка в целом совпадает с саморефлексией российского общества. Отвечая на вопрос: «Каков уровень развития институтов гражданского общества в России в настоящее время?», 32% опрошенных признали его низким, средним его посчитали 12%, высоким — 23%, а 8% респондентов сочли, что подобные институты в России вообще отсутствуют¹.

Не имеет однозначного ответа вопрос, каким образом может сказаться ограничение политического плюрализма, характерное для современного политического режима, на развитии институтов гражданского общества в России. С одной стороны, пресечение чрезмерного влияния привилегированных элитарных групп интересов создает некоторый простор для самоорганизации не элитных групп общества, что делает систему социально-политического взаимодействия более сбалансированной. С другой — все более закрытый, властноцентрический характер данной системы не способствует деятельному включению различных социально-политических сил в процессы выработки государственной политики и сокращает возможности эффективного социально-политического взаимодействия.

Оценивая перспективы развития институтов гражданского общества, следует отметить, что определенные основания для оптимизма все же есть, так как сохранение базовых демократических институтов в сочетании с устойчивым социально-экономическим развитием российского социума с неизбежностью приведет к постепенному, но неуклонному развитию и институтов гражданского общества в России.

¹ Абакумов С. А. Гражданское общество в России (от Древней Руси до наших дней). М., 2005. С. 129.

207

Значимость развития институтов гражданского общества для любого транзитивного социума (в том числе и российского) заключается в том, что их разветвленная сеть, представленная всевозможными ассоциациями граждан, предназначенными «для совместного достижения целей, отвечающих их общим желаниям», «способствующими эффективности и стабильности демократической власти»¹, создает необходимые предпосылки для функционирования подлинной системы политического плюрализма. Здесь «государственные институты являются выразителями баланса интересов различных групп, пронизывающих общество сверху донизу» (А. Бентли), и «ни одна из групп не в состоянии полностью подчинить своим интересам государственную политику» (Д. Трумэн)². Система политического плюрализма препятствует перерождению демократии в демокрадуру (democradura), т. е. такую систему правления, которая позиционируется как демократическая, а функционирует в значительной степени как авторитарно-диктаторская, блокируя участие определенных общественно-политических групп в политике и допуская лишь ограниченную политическую конкуренцию на элитном уровне.

Именно с развитием институтов гражданского общества следует связывать окончание процесса консолидации демократической системы правления в России. Воспитывая у населения такие важнейшие общественные качества как партиципационная способность и партиципационная готовность, интерес к преумножению не только личного, частного, но и общественного достояния, ориентация на общественное благо, чувство солидарности и сопричастности и т. п., которые традиционно определяются как гражданская компетентность³, данные институты будут способствовать освоению широкими массами населения демократических институтов политического участия, результатом чего и станет за-

¹ Патнэм Р. Чтобы демократия сработала. Гражданские традиции в современ ной Италии. М., 1996. G. 114.

² Цит. по: Ъакун Л. А. Группы в политике (К истории развития американских теорий)//Полис. 1999. №1. С. 164-165.

³ См.: Даль Р. Проблемы гражданской компетентности // http: //www.russ.ru/ antoloe/predelv/1/ dem2-3.htm: Мюнклер X. Гражданская компетентность // http://academy-go.ru/Site/GrObsh/Publications/Munklerl.shtml

208

вершение затянувшегося перехода от этапа «установления демократического правительства» к стадии «эффективного функционирования демократического режима».

5.4. Реалии современной отечественной социальности

Общество, в котором мы живем, самые разные специалисты единодушно называют «переходным». Разногласия относительно того, к чему именно мы стремимся, а, главное, способны перейти, весьма существенны. Несомненно же то, что наше общество резко меняется, и этот процесс трансформации, как обычно в истории, сопряжен с заметными негативными последствиями для огромного количества людей.

Социологи фиксируют кошмар устойчивой тенденции сокращения и минимизации так называемого «среднего класса» — т. е. людей, достаточно адаптированных к социальной реальности, основных производителей валового национального продукта. Если до середины 90-х годов к «зародышу» (Т. И. Заславская) среднего класса принадлежало до четверти населения, то к настоящему времени он сократился, по крайней мере, вдвое. Становой хребет общества, главный фактор его стабильности и индикатор благополучия, увы, сегодня фактически сломан, изъят или, как говорят социологи, «размыт». В странах с гражданским обществом средний слой составляет до 80%, у нас же он теперь и вовсе оказался в жалкой стадии угнетенного эмбриона. Доходы высшего класса «элиты» все разительнее отличаются от доходов представителей «базового» класса и «нижнего». Собственно, ныне не вполне корректно уже и само именование «базового» класса, названного так потому, что пять лет назад в него еще входило две трети населения. Многие из них с той поры перешли в «нижний», где люди полагают себя жертвами реформ и уже не барахтаются в безнадежных попытках адаптироваться к изменившейся реальности. «Нижний» класс по мощности почти разросся до «базового».

Экономисты свидетельствуют, что и без того низкая величина валового национального продукта на душу населения продолжает падать, что в условиях роста в различии доходов «элиты» и осталь-

209

ной части общества означает ускоряющийся процесс материального оскудения 90% населения. Цены на значительное число товаров в России близки к мировым, тогда как заработная плата на два порядка ниже цены такого же труда в западных странах. Безрадостную картину массового обнищания дополняет растущая безработица и слабость социальных программ.

Политологический анализ констатирует недостаточную работу законодательной ветви власти, несформированность правового пространства, испещренного вопиющими пробелами и противоречиями. Исполнительные власти работают не по какой-либо обнародованной, сколь-нибудь последовательной и ясной программе реформ, а «лавируют по ситуации», «сводят концы с концами» и «латают дыры». Разреженное пространство правового вакуума оказывается и существеннейшей помехой в делах государственных, и развязывает руки в преследовании личных интересов. Судебная ветвь власти в этих условиях многочисленных «белых пятен» правового поля, лавины и хаоса подзаконных актов, а также унизительного финансирования, вопреки декларациям, еще вообще не является самостоятельной и фактически сохраняет зависимость от исполнительной власти. Она пока способна бороться лишь с «мелкой сошкой», но крупные «акулы» и преступления чаще остаются безнаказанными. «Четвертая власть», призванная выражать разнообразные позиции и оттенки общественного мнения и критически следить за тем, как государство выполняет свои функции, на деле, как правило, лишь «выполняет госзаказ». СМИ откровенно развернуты в оксюмороне так называемого «закрытого информационного пространства», хотя суть информационного пространства — именно в его открытости. Его ограничение, «закрытие» означает как раз накопление дезинформационных и ма-нипуляционных тенденций.

Психологи и философы наблюдают рост неудовлетворенности жизнью, массовость невротических состояний. Путь к высшей потребности личности в самоосуществлении в значительной мере блокирован изначальной преградой. Уже витальные потребности, составляющие основание всей пирамиды потребностей человека, очень многие люди, увы, не могут удовлетворить. Попранное достоинство личности контрастирует со сверхвысоким

210

уровнем доходов немногочисленной части населения, что усиливает экзистенциальную фрустрацию. Будущее не сулит ничего хорошего, в его экзистенциальную полноту сегодня верят очень немногие. Бытие в настоящем все более находит опорами минувшее, ищет живительные корни в прошлом, но надежды на непустоту будущего только смутны и слабы. Энергия созидания иссякает, энтузиазм вызывает сочувствие, насмешку или злобу.

В целом состояние общества справедливо определяется как «больное». Молодое государство, призванное обществом выполнять функции защиты и управления, с ними не справляется, прямым показателем чего является катастрофический, сравнимый с голодомором 30-х годов или сталинскими репрессиями, демографический провал. Институты гражданского общества не развиты, они не могут реально влиять ни на государство, ни на социально-политическую ситуацию в целом. В настоящих условиях реальными «акторами» (инициаторами, движущими силами) оказываются поэтому вовсе не политические партии или общественные движения, а специфические социальные группы, обычно называемые исследователями «клиентелами».

Клиентелы — это политико-финансовые группы, обладающие реальной властью в принятии общественно важных решений. Их сила в том, что они заняли ключевые позиции в процессах производства, распределения, перемещения и обмена общественного продукта. Они организованы одновременно и как персональные «команды» лидеров (боссов), и как финансово-экономические структуры. Личная преданность патрону, строгая дисциплина, ответственность и компетентность конституируют такие команды как весьма жесткие и функционально эффективные. Плюрализм здесь допустим лишь в границах послушания, корпоративной вменяемости.

Главной целью клиентел является личное обогащение. Конечно, они могут быть заинтересованы в развитии производства, в создании условий для инвестирования и даже иногда в повышении жизненного уровня населения, — но лишь как в средствах для достижения главной цели. Смыслы их деятельности не совпадают ни с национально-государственными ценностями, ни с ценностями гражданского общества. Представительская власть в той ее

211

части, которая худо-бедно все же представляет палитру общественного мнения и посредством законов способна изменить «правила игры», для них — помеха, «клубы сердитых потребителей», которую нужно устранить силой или подкупом. Исполнительская власть для них вожделенна как способ удержать и расширить свой бизнес. Сращение с силовыми структурами желанно как способ бытия вне закона, как гарантия безнаказанности.

Между собой клиентелы стремятся заключить негласный «пакт элит», фактически представляющий собой тщательно скрытые от общественности соглашения о разделе сфер влияния и о признании там монопольных прав распоряжения и контроля ресурсов. В той мере, в которой такой неформальной квазикорпоративности удается достичь этого сговора элит, нынешняя социально-политическая ситуация остается стабильной. Разногласия клиентел — фактор нестабильности, причина перемен.

Обыденное сознание, которое с долей снисходительности обычно (и справедливо) характеризуется исследователями как предубежденное и консервативное, манипулируемое и малокомпетентное, тем не менее, по отношению к важнейшим социальным обстоятельствам обнаруживает весьма мудрую зоркость. По отношению к современным акторам социальности — клиентелам это сказывается в том, как люди определяют факторы нынешнего действительного социального статуса. Разнообразные результаты социологических исследований свидетельствуют, что первоочередными критериями статусной иерархии ныне стали причастность к перераспределению собственности и к контролю бизнеса и ресурсов. Даже уровень собственности и потребления, прежде всего очевидный и завидный, не обманывает обывателя («нас не проведешь!») и считается только следствием этих подлинных критериев. Социокультурный потенциал — уровень образования и квалификации остался, как и прежде, «в почете», но его «цена» в статусной иерархии теперь соответствует пониманию зависимости «интеллигентов» от «новых русских». Социальный статус определяется, таким образом, факторами, фактически совпадающими с сутью реального конституирования клиентел, и вполне учитывает их сегодняшнюю роль как актора социальности.

212

В отличие от советского периода, когда социальные ожидания имели главным суггестивным истоком идеологические основания и веру в незыблемость государственного порядка, нынешние ожидания практически лишены этих прочных прежних опор. Обманутые ожидания теперь трансформировались в надежды на «твердую руку», способную «навести справедливый порядок», а скомпрометированные идеалы уступили место прагматическим требованиям. Вопрос о том, как «жить завтра», чтобы не остаться «вечно вчерашним», у кого будущее пусто, изначально ставится в резко эмоциональном тоне, выражающим имплицитное негативное восприятие факта замкнутости элитарных клиентел для «простых смертных».

Выражаются же социальные ожидания и оценки не пустого будущего в той или иной мере безотчетных или осознанных моделях развития страны. Вопреки декоративной множественности политических партий в нашей стране, количество этих моделей, распространенных в политической ментальное™ населения, более чем скупо. Фактически со времен «перестройки» и до настоящего времени их только три.

Самой распространенной ныне является патерналистско-эга-литарная модель. Перспективы социального развития в ней видятся в восстановлении государственного регулирования большей части экономики и, как следствие, в предполагаемом значительном росте бюджетных средств, выделяемых на социальные программы. Только так можно «прекратить беспредел» и «прищемить хвосты жирным котам» клиентел. Согласно этой модели именно государство должно вновь, как в советские времена, взять на себя обязательства и обеспечить поддержку всех слоев населения. «При коммунистах было лучше» — таков ее код, который с бесхитростной прямотой фиксирует вовсе не симпатию к коммунистам, а прискорбный факт катастрофического падения жизненного уровня населения за последние десятилетия.

Альтернативная патерналистской — модель либеральная. Ее суть — в приоритетах прав личности и свободного предпринимательства, призванных обеспечить материальное и ментальное достоинство личности при минимальной, персонифицированной и адресной социальной поддержке государства. В своем ради-

213

кальном варианте она была преждевременно применена на практике (Е. Гайдар, А. Чубайс и др.) в усеченном виде рецепта «шоковой терапии». Ожидаемого легковерными оздоровления экономики не произошло, да и не могло случиться, ибо массовое, мелкое и среднее предпринимательство было на корню подорвано приватизацией «для немногих избранных», а позже задушено несообразными налогами и финансовыми спекуляциями элиты. Рождающаяся олигархия ни с кем не пожелала делиться. Она тщательно изъяла у населения былые накопления дефолтом Сбербанка и галопирующей инфляцией, затем новые — через «финансовые пирамиды», а также оставила государство нищим, лишив его монополий, без которых не живет ни одна страна в мире (на табак, спирт, сырье и энергоносители). «Эти демократы разворовали страну» — такова реакция многих на ситуацию, которая реально сложилась искаженной практикой применения радикально-либеральной модели. На самом деле и сама модель, и демократия, вполне успешно оптимизирующие социальное развитие во многих странах мира, оказались «без вины виноватыми», скомпрометированными в общественном мнении.

Данные две модели составляют полюса пространства социальных ожиданий. Между ними расположена ныне весьма узкая зона модели социал-демократической. От государства здесь ожидают прямого регулирования только некоторых ключевых для безопасности и благополучия страны секторов экономики (а не большей ее части, как в патерналистской модели и не либерального режима свободной экономики). Социальная поддержка населения не должна быть патерналистски тотальной, но и не персонально-минимальной. Государство должно защитить всех наиболее нуждающихся. Перспективы развития страны по этой модели имели огромную популярность в конце 80-х годов. Привлекательность советского патернализма сильно поблекла с крахом экономики «застоя», с очевидной беззастенчивостью привилегий партийно-хозяйственной номенклатуры. Потенциальная электоральная база для социал-демократических преобразований тогда стремительно росла и составляла до трех четвертей населения. Но правящая элита предпочла иной путь развития и успешно переродилась в клиентельную олигархию, лавируя между декора-

214

циями либеральной демократии и сакральных принципов, которыми «не могу поступиться». И все же социал-демократическая модель еще сохраняет свою привлекательность. Почти окончательно размытой в плане социальных ожиданий оказалась центристская, социал-демократическая позиция. За ее счет пополнилась и сегодня абсолютно доминирует электоральная база патернализма.

Патерналистские и все другие общественные устремления в нынешней ситуации, когда акторами политики являются клиен-телы, могут быть, однако, или вовсе заблокированы (как это случилось с социал-демократическими десять—пятнадцать лет назад), или окажутся существеннейшим образом трансформированными. Как справедливо считают некоторые исследователи, возможные социальные тренды, прежде всего, зависят оттого, какие конфигурации примут клиентелы.

Само строение клиентел довольно стандартно. Они состоят, во-первых, из представителей политической госадминистрации, во-вторых, из государственно-чиновничьей буржуазии и, в-третьих, из представителей хозяйственного менеджмента, как государственного, так и частного. Только объединившиеся в целостности клиентел хозяйственники, бюрократы и политические администраторы способны в настоящих условиях организовать рентабельное предприятие. Иначе, без участия в деле нужных людей из чиновников и администраторов, любой бизнес катастрофически эффективно угнетается государственной машиной контролирующих органов — не только налоговой инспекцией, санэпидемстанцией или пожарниками, но, главное, контролем над сырьем и монополиями, над процессами приватизации, над экспортом и движением капиталов. Более десяти лет назад эту ситуацию предвидел Збигнев Бзежинский, отметивший исключительное отличие периода первоначального накопления и дележа в постсоветском пространстве и то, что этот период не временное, а постоянное явление.

В зависимости от того, кто именно в клиентеле контролирует финансы, кто хозяин (а кто лишь участвует в деле), она является или «госадминистративной», или «госчиновничьей», хозяйственной «клиентелой госбуржуазии» или клиентелой «свободного

215

предпринимательства». Устроены они практически одинаково, разница между видами клиентел (как и способ их именования) — только в том, представитель какой из составляющих клиентелы удерживает в ней власть и контролирует финансы. Но суть дела состоит в том, какие именно виды доминируют.

Согласно здравому смыслу и мнению политологов, возможны лишь немногие варианты конфигураций клиентел. В случае, когда доминирующими оказываются госадминистративные и гос-буржуазные, нас ждет режим автократии. Создание условий, позволяющих включиться «на равных» в эту группу доминирования также частнохозяйственным клиентелам свободных предпринимателей сможет способствовать максимальному росту среднего класса, развитию демократических социальных тенденций. Доминирование конфигурации, составленной госадминистрацией и бюрократической буржуазией, оставляет нам незавидный тренд «фасадной» демократии и олигархической экономики мафиозного типа. Наконец, федеративным тенденциям сможет способствовать конфигурация госадминистративных и региональных клиентел. Будущее страны и социальности, прежде всего, оказывается, таким образом, в прямой и сильнейшей зависимости от той или иной конфигурации клиентел.

Однако эти реальные и действенные акторы сегодняшней социально-экономической жизни глубоко конспиративны. Собственно, принципиальная непубличность их персонального состава и деятельности является необходимым условием самого существования клиентел. Чиновник или политический администратор сохраняют полезность для поддержки клиентельного бизнеса именно до тех пор, пока эта поддержка остается скрытой или хотя бы замаскированной государственными интересами. По результатам приватизационных процессов сложились сотни мульти-миллионных состояний. Но кто их персональные владельцы? Кроме единичных случаев представители клиентел сохраняют инкогнито. Главная детерминанта общественной жизни просто «не по зубам» ни журналистам, ни исследователям. Одни из них куплены, другие — заняты второстепенными проблемами, а конспиративность и неясность основного фактора развития социальности остается незыблемой. Закрытое информационное про-

216

странство, контроль над средствами массовой информации и ма-нипуляционные технологии укоренены в самой природе власти клиентельного типа. В условиях хронического недостатка информации возможны лишь оценочные гипотезы, умозрительные догадки исследователей о реальной конфигурации клиентел. Вероятнее всего, реальность такова, что на ближайшую перспективу мы ограничены небогатым выбором между автократией и олигархией.

Автократия предпочтительнее, ибо она имеет, в отличие от олигархии, некоторый шанс на создание благоприятного для экономики инвестиционного климата. Иначе будет продолжаться губительный для страны отток капиталов за ее рубежи. В противоположность распространенному обыденному мнению, поддерживаемому журналистами, суммы вывозимого капитала вовсе не составляют непроницаемой тайны. Так называемое «уравнение платежного баланса» очень просто. Его способен решить третьеклассник, знающий правила сложения и вычитания. Три необходимые для его решения цифры макроэкономических показателей публикуются в «Финансовых известиях», и через минуту можно сказать, сколько денег из страны перекачено за ее рубежи. Ясны экономистам и причины происходящего оттока капиталов в условиях устоявшегося монополизма олигархий. Это — и чрезмерный инвестиционный риск при попытке расширения монопольной зоны бизнеса, и отсутствие превышающих этот риск своей заманчивостью инвестиционных проектов, и чрезмерные ставки налогообложения, и слабость инфраструктур извлечения прибыли в легальном секторе экономики.

Путь к welfare state, как именуют за рубежом общество благосостояния и социальной справедливости, в социал-демократической программе изначально и прямо справедливо противопоставляется капиталистической и коммунистической олигархиям. Конечно, автократия — это вовсе не welfare state и способна обернуться ужасом тирании, но она хотя бы оставляет надежду на решение острейшей сегодняшней проблемы инвестирования экономики как внутренними, так и внешними ресурсами. Олигархический же тренд в этом отношении безнадежен и беспощаден.

217

Путь к стержневой для здорового общества когерентности труда и дохода, к восстановлению среднего класса в условиях нынешнего клиентелизма, таким образом, сложен и тернист. Скорее всего, лишь автократия способна обуздать, минимизировать бюрократические клиентелы, превращающие демократию в пустую декорацию, за которой скрыты олигархические монополии, разоренная страна и обнищавшее население. Только по мере силового ограничения чиновничьей буржуазии и создания инвестиционного климата к клиентельной элите сможет постепенно присоединиться свободный предприниматель, получит реальную возможность становления средний и мелкий бизнес. Тогда и сможет возродиться средний класс, возрастет уровень жизни, восстановится ныне исчезнувшая зависимость между трудом и доходом. Тогда и сможет выздоравливающее общество конституировать современную государственность и определять грядущую социальность. Но и самыми сильными и правильными словами клиентелы не сделаешь прозрачными, не выведешь их «на чистую воду», а тем более не лишишь реального могущества. Наш нелегкий путь к гражданскому обществу лежит через трансформацию клиентельной конфигурации и еще потребует от нас немало усилий, мужества, компромиссов и терпеливой настойчивости. Проблема гражданского общества усугубляется еще и тем, что его зачастую идентифицируют с обществом потребления.